Стихи
Опубликовано в журнале Континент, номер 132, 2007
* * *
За окном пролетает ворона,
Разрезая безлунную ночь.
Что-то где-то стучит монотонно,
Шорох листьев уносится прочь.
Воздух в комнате душный и клейкий,
Залепляет глаза изолентой:
Овцы прыгают через скамейку
И ахейцы плывут за Еленой.
Вырываюсь из этого плена,
И упорной курчавою змейкой
Овцы прыгают через Елену
И ахейцы плывут за скамейкой.
И отчетливо слышно: лениво
У соседей работает слив.
Слава Богу, что вы еще живы.
Слава Богу, что я еще жив.
* * *
Стоишь над пропастью и видишь
твой город храмы и мосты
спешат водители куда-то
желают вовремя успеть
И пассажиры лезут в транспорт
друг другу ноги отдавив
а ты стоишь и наблюдаешь
и думаешь как дальше жить
Тем временем маршрутки ездят
алкаш спешит с вином домой
увы он счастия не ищет
и не от счастия бежит
Гуляет женщина с собакой
и пишут школьники диктант
Мешает эта мелочевка
За нею смысл жизни скрыт
А бездна эта под тобою
всего лишь крыша гаража
в траве бычках пивных бутылках
и даже если упадешь
Не разобьешься а всего лишь
сломаешь ногу в трех местах
два месяца и будто новый
ты будешь бегать и плясать
* * *
А.К.
Понял вдруг — и изумился сразу,
Приподнял при этой мысли брови:
Если б я в Балашихе родился,
Жил бы я в Балашихе с любовью.
Я люблю твой подмосковный привкус,
Твой асфальт, бетон и кирпичи,
Ватный воздух, звуки электричек —
Я бы жил здесь припева-ючи.
Перестал бы пить, купил собаку,
И ходил бы каждый выходной
В магазины — тот, что подешевле,
И второй, который дорогой.
Я зимой катался бы на лыжах,
По лесам наматывал круги,
Знал бы расписание маршруток,
Научился бы писать стихи.
Но родился я в других широтах,
Разделила МКАД с тобою нас,
Оттого я злой и агрессивный,
И полгода не платил за газ.
* * *
Речи праздничного президента
Слушает мой пьяненький народ.
Начиная с этого момента
Буду ненавидеть Новый год.
Он приходит бутафорским гадом,
В нем куранты блеют, как баран,
Расцветает детскою отрадой,
Поводом нажраться вдрибадан.
Ждут его и весело, и тупо,
В магазинах толчея и ад,
Елки новогодние, как трупы,
На базарах мрачно возлежат.
У метро, в ларьке, с лицом помятым,
Судя по наколкам, из тюрьмы,
Старый хачик соблюдает свято
Ритуал приготовленья шаурмы —
Тот же самый. Те же мандарины,
Оливье, подкисшее пюре,
Телевизор, гости, запах винный —
Я умру, должно быть, в январе,
На рассвете, в собственной квартире,
И тогда уже совсем всерьез
Мне подарит жизнь в загробном мире
Белый и крылатый Дед Мороз.
* * *
Некрасов не видел, и Пушкин не видел,
А я вот увидел, по Пушкинской идя,
Идя по Тверской к отделенью Росбанка,
Едят два бомжа из кастрюльки солянку,
Идут и едят — и идущие рядом
Обходят старательно эту плеяду:
Солянка, кастрюлька, бомжи — не элита —
Едят и идут, и молчат деловито.
Ведь это серьезно, взаправду я видел,
Солянку отнюдь не для рифмы похитил:
Есть множество рифм к “отделенью Росбанка”,
Допустим, “Полянка”, допустим, “баранка”.
А это солянка — в кастрюльке — и с ложкой,
Бредово, абсурдно и жутко немножко,
Платонов не видел, а я наблюдаю,
Как эту солянку они поедают.
Я вижу, как девушка в платьице бальном
Торгует собою — и это нормально,
Как парень кричит в телефон: “Я не слышу!”,
Как дышат машины и капает с крыши,
Как девочки-панки — и это нормально! —
Поют под гитару противно и сально,
Земфиру, зефиру, Глафиру, эфиру,
Про секс, про любовь, про траву, про вампиров,
Но эти бомжи с их солянкой в кастрюле
Страшней наркоты и серебряной пули —
Спокойной походкой, довольною миной
Они разрушают нормальность картины.
И я, без перчаток, без денег, без дома
Стою, отражаясь в витрине знакомой,
Гляжу на себя, и не так уж печально
Гляжу на других — это тоже нормально.
* * *
Лето кончилось —
так как арбузы.
Между листьев листва не видна,
И шипящие отзвуки блюза
Из раскрытого слышу окна.
Воздух так неприлично прозрачен,
Что, куда бы ни падал мой взор,
Расплывается дымом табачным
Флегматичный пустой ля-мажор,
Где труба завывает, как плакса,
Где спокойно, как в утреннем сне,
И лохматая рыжая такса
Улыбается дружески мне.
* * *
Это конец. Поезд медленно мчится.
Сплю и не сплю, вспоминая другое.
Хуже того — это было в провинции,
Хуже того — это было со мною.
Время шаталось, как пьяная женщина,
Падали листья — тогда была осень.
Помню гостиницу, в сколах и трещинах,
В небе сибирском невнятную просинь.
Были: фонтаны (аллюзия к Кушнеру),
Яблоки в парке, река словно море,
Мыло и бритва, буфетчица скучная
(Хуже того — это было со мною).
Были: шатание влево ли — вправо ли,
Пиво с утра, а на завтрак — каша,
Множество чаек, которые плавали,
И воробьев, мои рифмы клевавших.
Стоит уехать из этого города,
Поездом скорым, в вагоне плацкартном,
Сумку сжимая, икая от голода —
Хуже того — не вернуться обратно —
Чайки потонут и небо развалится,
Все воробьи растворятся в асфальте,
Даже буфетчица с мужем расстанется
И с чемоданом уедет в Тольятти.