Опубликовано в журнале Континент, номер 131, 2007
Мы продолжаем знакомить читателей с актуальными публицистическими выступлениями, находя их на сей раз уже почти исключительно в Рунете. В этом обзоре предлагаются наиболее интересные публикации с сайтов apn.ru, gazeta.ru, grani.ru, ej.ru, kasparov.ru, lenta.ru, nazlobu.ru, polit.ru, prognosis.ru, russ.ru и др.
Итоги и перспективы
В СМИ подводят итоги 2006 года. Петр Пархоменко, Алексей Гапеев (сайт Lenta.ru, 29 декабря) в статье “Завтра будет лучше, чем вчера” полагают, что 2006 год выдался для россиян тяжелым: суровая зима, пожары и нехватка алкоголя. Впрочем, плохим год тоже назвать сложно: в России не случилось ни одного стихийного бедствия, вооруженного мятежа или финансового кризиса. Далее авторы называют и характеризуют главные события года в России. Это запрет на ввоз в Россию грузинских и молдавских вин с 27 марта; алкогольный кризис с июля в результате скандала с Единой государственной автоматизированной информационной системой (ЕГАИС); эпидемия алкогольных отравлений осенью (правда, мнения об ее реальности разошлись, А. Илларионов объявил ее фальшаком); осенью кризис в отношениях России и Грузии, блокада Грузии и антигрузинская кампания в России с благословения самого президента; в сентябре массовые беспорядки в карельском городе Кондопога и прошедший 4 ноября в Москве Русский марш; спорадические ксенофобские выходки праворадикальных экстремистов (акции в Петербурге и Воронеже, нападение Копцева на прихожан синагоги, взрыв на Черкизовском рынке Москвы); завершение в декабре парламентского расследования захвата школы в Беслане бессодержательным докладом сенатора Торшина; назначение Рамзана Кадырова премьер-министром Чечни в марте; гибель в июле “российского “террориста номер один” Шамиля Басаева” и убийство в Москве командира чеченского спецотряда ФСБ “Горец” Байсарова; летняя рокировка между Устиновым и Чайкой, поменявшимися постами генпрокурора и министра юстиции; аресты в фонде обязательного медицинского страхования по обвинению во взятках; убийство осенью четырех банкиров, включая первого зампреда Банка России Андрея Козлова, а также обозревателя “Новой газеты” Анны Политковской (7 октября); дело солдата Андрея Сычева; обрушение крыши Басманного рынка в Москве (погибли более 60 человек); аресты “колдуна по фамилии Грабовой, обещавшего за умеренную плату воскресить погибших в Беслане детей”, и “битцевского маньяка”, который, по версии следствия, убил около полусотни человек; приговор по делу “оборотней в погонах”; летние авиакатастрофы в Иркутске и под Донецком. А главным событием 2006 года большинство россиян считают, согласно социологическим опросам, “обещание властей платить серьезные деньги за рождение второго и более ребенка в семье”.
Борис Вишневский на сайте Каспаров.Ru (“Уходящий год”: 27 декабря) дает свой список событий года. Это приглашение террористов из “Хамас” в Россию, прозвучавшее из уст президента Путина; атмосфера саммита “большой восьмерки” в Петербурге (“показуха, город, практически переведенный на военное положение, превентивные аресты активистов оппозиции, аресты участников гражданских акций… политический бред о “суверенной демократии” и “особом пути России”, опять же не встречающий должного отпора со стороны цивилизованных стран”); “параноидальная “антигрузинская кампания”; 7 октября “российский президент получил подарок к своему дню рождения: убили Анну Политковскую”, — причем следствию было велено искать ее убийц (а затем и убийц Литвиненко) “среди врагов президента, стремящихся таким путем бросить тень на его светлое имя”. А под конец года — новые обвинения Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву. Вишневский заканчивает так: “Увы: мелкая мстительность, высокая злопамятность, средний ум и развитый комплекс неполноценности, в сочетании с постом высшего должностного лица страны, часто дают ужасающие результаты”.
Анализ итогов года, проделанный Андреем Илларионовым в московском Александр-хаусе, излагается на Lenta.ru (27 декабря) в статье “Год ликвидации” А. Амзиным. России удалось выполнить большинство пунктов программы развития, но почти все государственные институты в ней уничтожены корпорациями. Темпы прироста ВВП на фоне растущих цен на нефть приближаются к 7 процентам. Впервые за 15 лет темпы инфляции впишутся в прогнозы правительства (ок. 9 процентов). По объему золотовалютных резервов Россия занимает третье или четвертое место в мире. Реальная зарплата увеличилась на 11,5 процента. На огромную величину выросли и темпы реального потребления — 9,4 процента. Это является рекордом за всю историю существования страны. ВВП по сравнению с августом 1998 года вырос на 75,9 процента, объем инвестиций — на 142,9 процента. Таким образом, главным итогом года является техническое завершение 17-летнего экономического кризиса. Экономика практически вышла на точку, с которой кризис начался, и ВВП на душу населения достиг или в ближайшие месяцы достигнет уровня 1989 года. Впрочем, средний индекс промышленного производства в путинской России составляет 62,5 процента от уровня 1989 года. Произведенный ВВП на 0,3 процента отстает, а вот частное потребление — на 167 процентов превышает показатели 1989 года. Объем инвестиций в нынешнем ВВП составляет всего 35 процентов от уровня 1989 года. Мировым событием года Илларионов назвал феноменальный экономический рост в Китае и других странах (Азербайджан). За шесть лет России удалось сократить внешний долг с 77 до 6 процентов ВВП, перейти к полной конвертируемости рубля и завершить последнюю стадию двусторонних переговоров о вступлении в ВТО… “Шутка года”: фальсификация информации о росте смертности от алкогольных отравлений для установлении государственной монополии на оборот алкоголя. На момент активного обсуждения этой темы в СМИ число алкогольных отравлений в стране снижалось рекордными темпами. При этом спад начался еще в 2002 году и с тех пор не прекращался. Главной аферой 2006 года бывший советник президента назвал первичное размещение акций “Роснефти”, напомнив, что в результате были проданы акции предприятия, включающего в себя актив “ЮКОСа” “Юганскнефтегаз”. По мнению Илларионова, это продажа краденого. Основным пунктом аферы является то, что “Роснефть”, будучи госкомпанией, размещала полученные от IPO средства не на счетах российского правительства, а на собственных… В 2006 году происходило дальнейшее уничтожение политических прав и свобод граждан. В частности, речь идет о поправках в законодательство, отменивших лимит явки на выборах и возродивших институт гауптвахты, о законе, наделяющем президента правом использовать спецслужбы для борьбы с террористами за пределами России, и о законе об экстремизме. Аналога последнему нет в международном законодательстве. Антирешением года Илларионов назвал милитаризацию государственной политики по всем направлениям экономической, общественной и политической жизни. Произошел новый виток национализации производственных и медийных активов. Отмечена и легитимизация этнической нетерпимости в виде отвратительной антигрузинской кампании. Выросли показатели по всем видам тяжких преступлений. Начались газовые и “боржомные” войны. Главный результат года — ликвидация независимых институтов государства и разгром государства корпоративистами. По индексу коррупции Россия занимает 119-127-е место среди 160 стран мира, а сам Илларионов отсчитал ей 156-е место. Главной антиидеей Илларионов назвал передачу государственной власти “наследнику” как триумф идеологии “суверенной демократии”. Илларионов связывает большие надежды с появлением институтов “спонтанной” демократии — граждане начинают бороться за свои права и свободы. Эта борьба приобретает разные формы — от защиты жильцов в Бутово до Союза солдатских матерей и круглого стола “Другая Россия”. Расцвет отечественной общественно-политической мысли в блогах компенсирует провалы традиционных СМИ. Самой большой тайной года стало неостановимое стремление зарубежного бизнеса инвестировать в Россию, несмотря на “Сахалин-2” и другие скандалы. Бизнес вкладывается не в политические институты и гражданские права, а в прибыль, его интересуют и очень рискованные рынки. Со времени летнего саммита в Петербурге произошел коренной перелом в отношении лидеров стран “семи” к нынешним властям в России. До саммита многие лидеры “семерки” относились к ним как к временно заблуждающимся и стремились помочь советом или поддержкой. К середине 2006 года им стало ясно: это не заблуждение. Это не ошибка. Это не случайность. Эта девиация носит глубокий характер, и различия коренятся в менталитете и ценностях. Теперь спорить с российскими властями “Большая семерка” не будет. Она не будет учить Россию и не станет ничего ей советовать. Она вообще не будет ею заниматься и относиться к ней будет, как к другим странам, которые не учат, например, как к Ирану или Китаю.
На сайте “Газета.Ru” Михаил Фишман в статье “Хвосты и мораль” (27 декабря) полагает симптоматичным, что год кончается расформированием парламентской комиссии по Беслану и подготовкой новых обвинений Ходорковскому. “Это называется отработать хвосты”. Российская цивилизация мутировала, даже самые тяжелые вопросы стали у нас пустыми. “Мы живем теперь в эпоху торжествующего расчета и 11-процентного роста доходов в год… Наша свобода — это когда нас не трогают”. Мы уже привыкли, “что все не то, чем кажется. Так организован диалог. Национальные проекты — это на самом деле не проекты, а специальный способ рекламировать одного из путинских преемников. Запрет балтийской кильки — это не запрет кильки, а стратегический шаг в обороне наших суверенных рубежей”. “Попробуйте сами мысленно взвесить вред властям от работы журналиста и ущерб, который нанесет им его убийство, и вы согласитесь с президентом. Недавно один высокопоставленный чиновник сказал, что лучше — поскольку прибыльней — шантажировать соседей газом, чем ядерными ракетами. Лучше? Конечно, лучше. Россия рассорилась со всем миром, но кто теперь скажет, что с Россией не считаются? А куда им деться?” “Российское общество воспитало свою главную ценность, основной навык устойчивости — быть морально выше любой проблемы. Проблемы — они ничто, пшик, их нет. Никак не рассасывается только одна из них. 2006 год доказал: Владимир Путин не знает, что будет через год, когда выйдет срок, и вся эта красивая жизнь рухнет 2 марта 2008 года”.
Дмитрий Бутрин в статье “Пропавший год озадаченной страны” (Газета.Ru, 18 декабря) приходит к мысли, что почти всего, чего ожидали в России в конце 2005 года, на деле в 2006 году не случилось. Самым главным “не случившимся” стал саммит “большой восьмерки” в Санкт-Петербурге: главное политическое событие года не состоялось триумфально и показательно. И прежде всего, не состоялась “энергетическая безопасность”. Исходная разница в подходах оказалась столь велика, что сторонам даже не удалось договориться о терминах. В 2006 году выяснилось, какой ценой сохранялась все последние годы стабильность в макроэкономике: Пенсионный фонд и Фонд социального страхования уже анонсировали стабильный дефицит бюджетов в 2007 и 2008 году; правительство добилось небывалого: финансовые показатели местных бюджетов ухудшались в наилучшей макроэкономической ситуации с 2000 года. Выяснилось: стабильность, достигнутая по технологии “пусть я ничего не выиграю, зато вон тот меня не объегорит”, совершенно бесполезна. “После нескольких лет отчаянных битв за контроль над федеральными телеканалами и еще нескольких лет торжественного управления этим важнейшим электоральным инструментом выяснилось, что тот от отсутствия борьбы заржавел и затупился до такой степени, что титанические усилия по пропаганде достижений первого вице-премьера Дмитрия Медведева… приводят лишь к росту популярности телесериалов. А стремление как можно быстрее поставить под контроль правительства оборот алкоголя в стране вызывает лишь пропажу спиртного. Перебирая симптоматичные факты, Бутрин приходит к выводу: год застоя и позиционных войн показал, что стабильность — ценность, но не высшая ценность. Уже к концу 2006 года риторика “стабильности” стала надоедать всем игрокам, и поляризация пока мнений, а не образа действий, скорее всего, станет особенностью 2007 года, года парламентских выборов. “На фоне почти полного отсутствия событий последствия дел Литвиненко и Политковской, выхода на политическую арену политсанитара Геннадия Онищенко и политэколога Олега Митволя, потери почти всех союзников в СНГ, резкого роста расходов бюджета, торжества “Рособоронэкспорта” в ряде отраслей промышленности не могут не дать о себе знать”. По Бутрину, 2006 год станет “последним годом спокойных размышлений и власти, и населения о том, что делать дальше: в 2007 году придется уже не размышлять, а делать”.
Другой жанр: Фёдор Лукьянов прогнозирует “Внутриполитические угрозы для внешней политики” (Газета.Ru, 28 декабря). Новый год, считает он, обещает стать для российской внешней политики тяжелым. Этому будут способствовать два рядоположенных фактора: набирающая ход избирательная кампания и изменение отношения к России со стороны ведущих мировых сил, которые со все большей настороженностью воспринимают рост российских амбиций. “Ставка беспрецедентно велика: такого материального богатства, контроль над которым находится в руках политического руководства, в истории России не было, пожалуй, никогда. Так что играть стоит ва-банк, слишком уж велик куш и, соответственно, риск все потерять. Заложниками в этой борьбе станут все аспекты российской политики, и международные дела не исключение. Стремления игроков могут быть самыми разными. От соблазна привлечь внешний фактор для поддержки какой-то из группировок и ее кандидата до, напротив, попытки создать атмосферу изоляции, чтобы в этих условиях подтолкнуть президента к принятию “смелого” решения, не оглядываясь на реакцию извне”.
Либеральная публицистка Евгения Альбац придерживается примерно того же мнения (“Жизнь в условиях неопределенности”: сетевой ресурс “Ежедневный журнал” [ЕЖ], 29 декабря): “…год будет такой, что бледнеть поочередно будут все, ибо ожидание неприятностей… со стороны властей, правоохранительных органов, работодателей, рынка станет повсеместным и всеобъемлющим”. Год пройдет в условиях полной неопределенности и тотального взаимного недоверия элит.
Сайт Росбалт.RU 8 ноября представил взгляд на будущее страны Андрея Буровского — автора книг “Россия, которая могла быть”, “Крах империи”, “Русская Атлантида” и др. В статье “Будущее России: многофакторный прогноз” он берется сделать долгосрочный прогноз — до 2030 года, предсказывая войну США с мусульманским миром (“Россия вполне может избежать участия в этой войне… А ход такой войны вне пределов России — выгоден так же, как климатическая катастрофа: хуже всем, но нам — в наименьшей степени”) и бессилие Запада причинить какой-то вред России (“мы всегда можем переориентировать поставки на Восток” нефти и газа, оттуда же ввозя товары): “…перспективы России мало зависят от глобальной ситуации в мире. Зависимость от внутренних факторов — намного выше”. Здесь Буровский обозначает проблемные узлы. Главную опасность он видит в “цивилизационном романтизме”, заставляющем принимать объективно невыгодные стране политические решения; он может привести РФ к вступлению в Мировую войну на стороне США без учета своих собственных интересов. Другие опасности — “имперский синдром” и “оборонное сознание”. Еще вопрос — как тратить нефтедоллары: на развитие высокотехнологичной экономики или на подачки и карательные войска. И наконец, нужно осознать: “Распад РФ неизбежен в той же степени, что и восход Солнца или вращение Земли. Вопрос, в каких формах и с какой скоростью он будет проходить”, будет ли жестко подавляться сепаратизм. В итоге — две вероятные модели. Первая: “превращение РФ в страну, одновременно ведущую войны с несколькими внешними врагами и несколько гражданских войн. Счет беженцев с Юга и Урала идет на миллионы, Россия превращается в примитивное полицейское государство”. Другая: “Российская Федерация — сложно организованное государство, уровень развития производства и уровень жизни в котором сравним с аналогичными показателями в Польше. Пояс тюркских автономий и другие республики — лояльны центральному правительству”. “При сохранении современных условий в ближайшее годы реализация первой модели вероятна на 80-90%”.
“Полит.ру” публикует резюме “Открытого семинара” с докладом Алексея Пескова (“Как закончится безыдейная эпоха”: 10 ноября). Анализируется риторика власти и ее пределы. “…с чего начинается нынешнее правление? Что больше всего поразило и “завело” общество? Конечно, слова “мочить в сортире” — этот факт вполне подтвержден социологами. Строго говоря, это и есть тот дискурс, который был нам предложен в самом начале. Он короток и ясен. На разные лады он подтверждается в разных последующих ситуациях. Зачем долго объяснять ситуацию с Грузией, когда достаточно нескольких слов, адекватных той самой первой фразе? Этот дискурс подтверждает эмансипацию власти от общества: пусть общество занимается своими делами, а власть — своими. Если общество будет выступать против конкретных персон, то будет делаться так, как было объявлено в начале правления. Однако в подобной рамке власть не должна иметь личного самопроявления. А сейчас она его имеет. Потому что в отсутствие принятой государственной риторики то, что мы называем властью, оказывается с той или иной степенью справедливости обобщения собранием частных лиц”. Основная риторика государства и президента нарочито неидеологична, “прагматична”, а спрос на идеологию в обществе есть. “Есть три вопроса…: национальный, религиозный и имущественный. Тот, кто научится с ними работать, будет иметь претензию на власть”. Научиться работать означает в нашей ситуации научиться упрощать. “Брезгливость и боязнь нового усиления власти и новой идеологии у образованного класса очевидна. Но эта брезгливость приводит к тому, что национализм и прочие табуированные темы (собственность, религии и пр.) отданы в руки неприятных маргиналов и циников. Власть в России случится вместе с идеологией, простыми ценностями, с нормой, навязываемой через образование (или посредством прямого насилия). Вопрос в том, будет ли это — наша страна”.
Страна, общество
Либеральный колумнист Наталия Геворкян в статье “Другая страна” (“Lenta.Ru”, 25 октября) отмечает, что большая телеконференция Владимира Путина совпала с трехлетием со дня ареста Михаила Ходорковского. Но не было задано или озвучено ни одного вопроса относительно самого известного сидельца в стране. “Хотя эти два человека — нынешний президент и нынешний зэк — связаны раз и навсегда, тем самым днем 25 октября 2003 года, когда с согласия президента страна преступила черту, за которой оказалось возможно все”. Три года назад “общество было протестировано на самые низменные и самые мерзкие инстинкты — зависть, ненависть к чужому благополучию, шовинизм”. Подавляющая часть общества прошла тест на “отлично”. С посадкой Ходорковского было завершено формирование послушного большинства в стране и власть в целом последовательно покончила с двумя главными “группами риска” — независимой прессой и независимым бизнесом. “Начиная со сказки про “Байкал Финанс Групп” и кончая сказкой про то, что Грузия готовится к войне, — все это стало возможным только потому, что общество лишилось действенных рычагов контроля за властью”. Власть получила право на безнаказанные ошибки. “Власть все больше становится заложником низменных инстинктов, ею же разбуженных, народ все больше становится заложником низменных инстинктов самой власти. Отсутствие интеллектуальной дискуссии в стране, абсолютная пошлость, превалирующая в наиболее массовых СМИ, полная непереносимость любого инакомыслия, уничтожение институтов гражданского общества, отсутствие естественной политической жизни в стране, воскресший страх, рост насилия — это все кадры из фильма про мою страну”.
Сетевой журнал “Новая Политика” публикует 27 октября статью Сергея Черняховского “Под коркой стабилизации”. Тщательно рассматривая социологические данные, он находит, что ситуация в обществе “вовсе не столь спокойна, как может показаться, а формальная лояльность общества власти носит во многом условный характер”: “раз за разом власть с изумлением наталкивалась на резкое неприятие обществом ее начинаний”. При всей демонстрируемой в последнее время властью ориентации на проблемы, волнующие общество, она оставляет за собой право в ключевых вопросах действовать вопреки желаниям населения. И общество отвечает власти практически тотальным недоверием. “Стабильность держится реально на одном факторе — личном доверии Владимиру Путину. Причем заоблачный рейтинг президента, во-первых, не является доверием к власти. На деле это скорее доверие к его личности и придание ей общественным сознанием как раз функции ограничителя, оппонента власти как таковой. Во-вторых, настроения и ожидания “рядового путиниста” как раз прямо расходятся с курсом, осуществляемым властью. Власть, в общем-то, — достаточно правая. Ожидания “рядового путиниста” — в целом более чем левые. Кроме того, и доверие Путину не абсолютно”. Один из опросов первой половины года показал, что в случае, если бы в президентских выборах наряду с ним принял участие Александр Лукашенко, победу, с заметным преимуществом, одержал бы президент Белоруссии. Глубинные предпочтения людей, согласно опросам, связаны, утверждает Черняховский, с восстановлением СССР и социалистической системы, ликвидацией частной собственности на крупные предприятия. Рано или поздно, полагает он, найдется политическая сила, которая осуществит эти чаяния. Она “окажется тем более радикальной, чем дольше существующие политические силы России будут игнорировать настроения общества”.
Коммунист Петр Милосердов в “Зарисовках с гражданского протеста” (сайт “Каспаров.Ru”, 27 сентября) анализирует итоги борьбы жителей московского района Очаково-Матвеевское с застройщиками и аналогичные ситуации строительных конфликтов. Подавляющее большинство участников акций протеста уже поняли: действовать предусмотренным законом путем (суд, жалобы) — бессмысленно. “Вы хотите пожаловаться на беспредел? А некуда жаловаться-то… Про письма к “Юрь-михалычу” и говорить не приходится — этот жанр (письма мэру) уже практически вымер ввиду его полной бесполезности для пишущих”. Нет надежд и на суд. Ни одного раза из почти полусотни случаев, которые автор наблюдал в развитии (а кое-где и принимал непосредственное участие), на сцене не появились представители местного самоуправления, будь то депутаты муниципального Собрания или хотя бы чиновник муниципалитета. Милосердов показывает наиболее типичные способы действия силовых органов по отношению к протестующим. “Милиционеры действуют нагло, нахраписто. Мат, угрозы, рукоприкладство (но — по мелочи, даже на “легкие телесные”, пожалуй, не потянет) — вот арсенал российского МВД… ОМОН. Этим людям наплевать на все. Беспрекословно выполняют любые приказы. “Прошли Чечню, пройдут и Москву”. Отлично экипированы, действуют по заранее разработанным методикам. Апеллировать к их совести или сочувствию — бессмысленно. Для них бить людей — профессия, причем, для большинства, — любимая… ЧОПы. “Бойцы” частных охранных предприятий действуют в высшей степени жестоко, с блатным гонором. Впрочем, столкнувшись с организованным и агрессивным сопротивлением граждан, — отступают, пытаясь призвать на помощь милицию… ФСБ. Как правило, в подобных конфликтах не участвует (по крайней мере, явно). Были случаи, когда сотрудники ФСБ принимали участие в гражданском протесте с единственной целью — отсечь от протестующих политических активистов как наиболее подготовленную и опытную силу, способную организовать людей. Внутренние Войска. Случаи участия в гражданских конфликтах крайне редки (Кондопога). Плохо обучены. Слабо организованы (если только речь не идет о подразделениях по охране зеков), годны лишь для оцеплений”. “…В условиях, когда власть отказывается разговаривать с людьми, зачастую — отказывается демонстративно, методы протестующих будут постоянно радикализовываться, постепенно переходя к силовому противостоянию как единственно эффективной форме. А единственная сила, которая способна подавлять активный протест граждан, — ОМОН. Вот только омоновцев на всех не хватит”.
Александр Тарасов в статье “Меняющиеся скинхеды. Опыт наблюдения за субкультурой” (“Дружба Народов”, №11) продолжает размышлять над темой, о которой писал в том же журнале еще в 2000 году (№2). За эти годы скинхеды стали модной темой, частью большой политико-пропагандистской игры. Запугивание общества “скинхедской опасностью” успешно использовалось властью для принятия “антиэкстремистских” законов, расширения полномочий спецслужб и существенного ограничения гражданских прав — при том, что против самих скинхедов эти законы направлены не были. Если в 90-е годы XX века и даже на рубеже веков подавляющее большинство скинхедов рассматривало себя как правую оппозицию власти, разделяя известные мифологемы: Россия под властью Ельцина “оккупирована сионистским правительством”, “захвачена еврейским капиталом”, “колонизируется неграми, азиатами и вообще неславянским элементом” и т.п., — то в настоящее время большинство скинхедов в целом лояльно к власти, идентифицируя власть вообще с фигурой президента Путина. Лишь наиболее политизированные и идеологически подкованные группы, прямо связанные с крайне правыми, фашистскими партиями, поддерживают, как правило, лишь отдельные элементы политики Путина, а в целом продолжают рассматривать себя как правую оппозицию существующей власти… В России Путина имеются объективные причины — экономические, социальные, политические, идеологические, культурные — для появления и возобновления движения наци-скинхедов. Не решены породившие движение скинхедов экономические и социальные проблемы. Нарастает пропаганда милитаризации и клерикализации общества, — и эта пропаганда исходит из Кремля или близких к Кремлю сфер. Она сочетается с “антитеррористической” антимусульманской пропагандистской кампанией. При этом в стране не ведется целенаправленная антифашистская пропаганда, лишь раз в год — на 9 Мая — властные структуры разражаются ритуальными заклинаниями. В качестве идеологического ориентира, при сохранении неолиберальной экономической политики, власть все откровеннее выбирает дореволюционную Россию, то есть примером служат монархическо-православно-великодержавно-антиреволюционные (говоря другими словами, черносотенные) образцы. Режим Путина — это типичный бонапартистский режим. Все известные в мировой истории бонапартистские режимы были режимами правого авторитаризма различной степени жесткости. При всех них неизбежно возникали благоприятные условия для успешного существования и развития организаций, движений и/или массовых настроений правоконсервативного и/или праворадикального, националистического, милитаристского, имперского, ксенофобского характера. Непонятно, почему Россия должна быть исключением из этого правила.
Петр Ореховский в статье “Либеральная империя глазами сибиряка” (Алтай и Москва)” (“Бабр.ру”, “ПОЛИТ.РУ”, 20 октября) пишет об упадке в сибирской провинции (ссылаясь на своего друга Валерия Мищенко, автора книги “Депрессивный Алтай”). Деградирует промышленность, нет инвестиций. В депрессивном, скатывающемся в отсталость Алтайском крае количество самоубийств составляет 101 на 100 тысяч человек (в среднем по России 36,1, в развитых странах мира — в среднем 15 на 100 тысяч человек). Туризм едва ли спасает Алтай. “В 2004 г. в отрасли туризма на Алтае было занято аж 305 человек (а в крае живёт ПОКА ЕЩЁ более 2,5 млн. человек)”. “В общем-то, Сибирь — колония. Предназначенная для выкачивания ресурсов. И выкачиваются они вроде бы в метрополию, презрительно называемую сибиряками “Москвища”. Туда же выкачиваются и сами сибиряки, будучи ресурсом трудовым и демографическим”. Ореховский мрачно пророчествует: “Долго это не продлится: при таких темпах, видимо, потребуется лет 10-15. Пока несколько лет назад по приезде в Сибирь, точнее, в Омск, по физиономии публично схлопотал только один почётный москвич — последний президент СССР. Теперь уже я бы очень не советовал героям романа “Духless”, а тем более — героям произведений О. Робски где-нибудь в ночных барах сибирских городов признаваться, что они — из Москвы. Навешают, чисто конкретно, и совершенно не за что. И никакая корпоративная карточка не поможет… на очереди — москвичи, а потом и до питерских дойдёт. Причём бить будут как раз в соответствии с паспортом, а не с физиономией, предварительно справившись о прописке”.
О социальном государстве размышляет Кирилл Мартынов (“Цифровой социализм”: “Новая Политика”, 27 октября). То, что социальное государство в России сегодня существует только на уровне декларации в Основном законе — вполне очевидно. Достойная жизнь человека существует у нас пока разве что в пределах МКАДа “Бюрократическая политическая система, сформировавшаяся сегодня в России, глубоко консервативна и самодостаточна по своей природе. Существующие субъекты политических отношений заинтересованы лишь в поддержании status quo. Любая инициатива снизу в нынешних условиях обречена, а социальный диалог постепенно сходит на нет (даже на фоне далеко не идеальных 90-х годов). Обратная связь “от народа к власти” фактически отсутствует, остановились и социальные лифты. И даже самая правильная инициатива сверху, кажется, будет немедленно похоронена в бюрократических коридорах. Поэтому для того, чтобы в России можно было всерьез говорить о социальном государстве, должны быть соблюдены и определенные политические условия. Публичная политика должна быть реанимирована за счет создания сильной социал-демократической оппозиции, способной последовательно отстаивать модель социального государства, которая записана в Конституции”.
Режим, власть
Владимир Прибыловский в сетевом “Русском Журнале” 13 октября публикует статью “Суверенная олигархия терсермундистского типа”, сразу разъясняя: “Терсермундистский — принадлежащий к третьему миру, от tercer mundo — третий мир (исп.)”. Он считает, что после распада дряхлой советской империи Россия оказалась по своим цивилизационным параметрам в Латинской Америке. “Двадцать первый век Россия встретила примерно в состоянии Колумбии середины двадцатого века и у развилки двух дорог, одна из которых вела в нынешнюю сравнительно благополучную и имеющую шанс на рывок Мексику, а другая — в Парагвай времен Стресснера, а оттуда и в Африку. От африканского “третьего мира” Россия конца 90-х гг. отличалась не только уровнем промышленного производства, но и приличным набором политических и экономических свобод — хотя и необеспеченных укоренённостью демократических институтов и стабильностью… В третье тысячелетие Россия вошла с несколько ожившим производством, благоприятной внешнеэкономической конъюнктурой (растущие цены на энергоносители) и новым президентом, с которым большинство населения связывало свои надежды на перемены к лучшему. Ныне уже близок конец второго президентского срока Путина, сам президент продолжает пользоваться поддержкой большинства, но эта поддержка базируется уже не на надеждах на будущее, а на опасениях возврата прошлых бед”. Россия Путина пытается изобразить из себя то, чем она не является, — великую державу, “энергетическую сверхдержаву” и даже демократию. Что касается “энергетической сверхдержавы”, то такие политико-экономические явления существуют — и тоже все в “третьем мире”: Венесуэла, Саудовская Аравия, Эмираты, Нигерия. Россия встала в этот ряд, не сумев, однако, перенять у арабских шейхов обычай делиться доходами с подданными и строить дороги, а у политического класса Венесуэлы — слаборазвитые, но работающие демократические институты, например, более или менее честные выборы. Олигархический строй с элементами авторитаризма — наиболее частая политическая система в странах “третьего мира”. Вопреки новомодному словоупотреблению, олигархи — это не просто миллионеры, а миллионеры, имеющие монопольное право на государственные магистратуры. Олигархи — это всегда те, кто равноудаляет от власти, а не те, кого равноудаляют. В полной мере олигархия состоялась в России уже в наше время — при “коллективном Путине”. В качестве осознанных или неосознанных образцов при оформлении нынешнего политико-экономического устройства были избраны региональные модели: бюрократический капитализм Юрия Лужкова в Москве и “управляемая демократия” Муртазы Рахимова в Башкирии. “Путин два эти источника и соединил, и устаканил”. Термин “управляемая демократия” (guided democracy) тоже восходит к “третьему миру” и прошлому веку: так назвал свой политический идеал лево-националистический президент Индонезии Сукарно. Антагонист и преемник Сукарно — Сухарто — термин guided democracy в положительном смысле не использовал. Но именно Сухарто отшлифовал в Индонезии методы Сукарно до совершенства. Суть “управляемой демократии” состоит в том, что внешне демократические институты сохраняются, но играют декоративную роль. Законченность, совершенный вид “управляемая демократия” приобретает, когда выборы проводятся регулярно и в соответствии с конституцией, но являются полностью управляемыми. В России совершенствование происходило поэтапно и, видимо, завершилось в 2005-2006 гг., когда “башкирская избирательная технология” г-на Рахимова, состоящая в том, что нежелательные субъекты политики до выборов не допускаются, распространилась повсеместно. Отныне выборы только формально закрепляют, легитимизируют (в глазах внешнего мира прежде всего) уже существующую “власть немногих” (олигархию). Но существует явная связь между степенью “управляемости” и развитием. Страны, которые стремятся вырваться из “третьего мира” в первый, смягчают управление демократией и отказываются от него (Мексика, Турция). И наоборот (Белоруссия, Россия, Казахстан). Не приняв термина “управляемая демократия”, наша бюрократическая олигархия выдвинула лозунг “суверенной демократии”. Вообще-то суверен — это монарх, антоним к слову “подданный”. Так что “суверенную демократию” можно истолковать и как “демократию, управляемую сувереном”. Или управляемую коллективным сувереном — суверенной олигархией, что будет вполне соответствовать реальностям Российской Федерации. Терсермундистская олигархия суверенна по отношению к подданным, но далеко не всегда суверенна по отношению к внешнему миру. Очень часто она выбирает компрадорскую идеологию и практику — полное следование в фарватере более сильной державы, например, США. Или Китая.
Максим Блант (“Разворот”: ЕЖ, 17 октября) рассуждает о нашей зависимости от цен на нефть, которые начали падать. Проблема в том, что высокие цены сформировали мировидение и власти, и населения. Либерализм раннего Путина, по крайней мере, в сфере экономики, был вынужденным и диктовался теми объективными обстоятельствами, которые сложились на рубеже веков. Еще в 1999 году, когда Владимира Владимировича назначили премьером-преемником, Россия пребывала в состоянии дефолта, золотовалютные резервы были практически на нуле, а цена на нефть опускалась ниже 10 долларов. И пусть к моменту избрания Путина президентом нефть стоила уже дороже 20 долларов за баррель, никакой гарантии, что она не упадет снова до 10-ти, ни у кого не было. Отсюда и сбалансированные бюджеты, и жесткая финансовая политика, и попытки работать над улучшением инвестиционного климата, и налоговая реформа. Основой экономической политики в то время были поэтапное снижение непроцентных расходов и приватизация всего, что только можно приватизировать, поскольку тезис о том, что государство не может быть ни эффективным собственником, ни эффективным инвестором, никем не подвергался сомнению. На этой волне была подготовлена одна из самых прогрессивных пенсионных реформ; министр-идеолог Герман Греф провозгласил курс на дебюрократизацию экономики, что должно было улучшить деловой климат, побороть коррупцию и, опять же, существенно сократить госаппарат и расходы на него. Сегодня ситуация почти во всем противоположная. Разговоры о снижении фискальной нагрузки на экономику сменились дискуссией о мере социальной ответственности бизнеса, причем побеждают в этой дискуссии все больше те, кто считает, что любой меры будет мало. Реформы в социальной сфере вылились в многомиллиардные нацпроекты и год от года все более щедрые индексации пенсий и зарплат бюджетников. Административная реформа привела к росту числа чиновников и еще большему росту расходов на содержание госаппарата. Модернизацию и диверсификацию экономики государство решило взять в свои руки, что вылилось в ренационализацию целого ряда предприятий в разных отраслях. Никем, еще совсем недавно, не подвергавшийся сомнению тезис о том, как плохо быть сырьевым придатком, плавно трансформировался в концепцию энергетической сверхдержавы. Ставка на частных, в том числе и иностранных, инвесторов сменилась на выдавливание их из существующих или планирующихся проектов. Вся внешняя, экономическая, социальная, промышленная, энергетическая политика государства строится сегодня не просто на высоких, а на постоянно растущих ценах на нефть. После длительного воздержания государство набрало сразу столько долгосрочных обязательств, ввязалось сразу в такое количество “стратегических” и “приоритетных” проектов, ежегодно требующих многомиллиардных вложений, что денег на реализацию всего задуманного может не хватить, даже если нефть подорожает до 100 долларов за баррель. Отказаться от своих обязательств, равно как и снизить имперский пафос, нынешние власти уже не могут: впереди два предвыборных года. Далее Блант дает прогноз, что будет, если цены на нефть будут падать дальше. Ничего хорошего, конечно, не будет. Ни для кого.
Либеральный колумнист Андрей Колесников (не путать с А. Колесниковым из кремлевского пула) в статье “В поисках русского Пиночета” (“Газета.Ru”, 12 декабря) ищет причин, “почему у наших не получается так, как у Пиночета, ныне покойного? Почему эрегирование “вертикали власти”, установление “диктатуры закона” с последующим “наведением порядка” и “достижением стабильности” не сопровождаются экономическим чудом, а если чудо и происходит, то исключительно в границах рублево-успенского укрепрайона? Почему “твердая рука”, пришедшая на смену невидимой руке рынка, никак не может искоренить коррупцию, наказать виновных, приласкать обездоленных и накормить семью хлебами нацпроектов всех страждущих?” Ответ: у Пиночета, как и у графа Уварова, была своя волшебная триада: собственность — церковь — армия. Но если с военнослужащими и священнослужителями у нас в стране все существенно проще, то с третьим (или первым) членом пиночетовской триады — собственностью, в России полный швах. И потому никакого Пиночета в нашей стране быть не может. Альенде — демократический ли, авторитарный — может, а Пиночет — нет. Важна не жесткость насаждения экономических порядков, важны качество и содержание этих порядков. Секрет рецидива чилийского чуда — последовательность в проведении реформ, в доведении до конца преобразований. Пиночетовщина — не в “наведении порядка” железной рукой, а в системе мероприятий, которые были заложены в программу Грефа 2000 года и не были реализованы. Не в радении о “суверенитете”, а в реформах — по пиньеровскому, а не зурабовскому образцу. “Если и был в российской политической истории последних 15 лет Пиночет, то им оказался… Ельцин Борис Николаевич. Он дал реформам политическую крышу. Он, если кто забыл, “расстрелял парламент” ради реализации идеалов буржуазной революции, идеологическим стержнем которой была именно собственность, священная и неприкосновенная. Но ему не хватило то ли последовательности Пиночета, то ли времени, то ли сил… Он, в отличие от Пиночета, не был диктатором. Зато, как и Пиночет, был исторической личностью”.
Несколько иначе смотрит на параллель с Пиночетом Михаил Фишман (“Ден Сяо Пиночет”: “Газета.Ru”, 30 октября). Симпатии населения уходящий президент намерен удерживать националистической программой. У Путина не осталось цивилизованных оппонентов, и табу в разговоре с нацией сохранились только в сфере экономики. И есть несистемная оппозиция: можно понять желание уходящего президента перехватить и поставить под контроль опасные лозунги. Результат будет обратный. Говорят, Кремль выпустил джинна из бутылки. Так и есть: относительно умеренный лидер Владимир Путин борется с экстремистами, реализуя их политическую программу. Это все равно, что кормить льва с руки. Например, в прошлом году Кремль санкционировал ультраправый марш 4 ноября. Марш прошел. Теперь Кремль не знает, разрешать или запрещать. Как быть, неясно. Разрешит — и победы нынешней шовинистской мобилизации сразу уйдут к другим. Запретит — у людей будет справедливое возмущение, и победы снова уйдут к другим. Это тупик. В мире что-то подобное происходит сегодня в войне с исламом, в так называемом конфликте цивилизаций: тоже нет побеждающей тактики — все проигрышные. Путин видит себя российским Дэн Сяо Пином. Перспективы этого проекта пока сомнительны: конфликт с преемником неизбежен, а принятая на вооружение тактика мюнхенских соглашений с радикальными оппонентами делает очень неустойчивой всю политическую конструкцию.
Популярный жанр — интервью с экспертом. В рамках его А. Илларионов, к примеру, говорит собкору ЕЖ (14 ноября) о вероятном кризисе: “Чем дальше, тем больше нынешняя российская ситуация напоминает то, что уже наблюдается не первое десятилетие в таких странах, как Египет или Саудовская Аравия. В этих странах власть, весьма вестернизированная в культурном отношении и достаточно хорошо интегрированная в западные политические и деловые структуры, внутри своей собственной страны проводит политику экономического интервенционизма, уничтожает демократические институты и подавляет политические свободы. Политической элите Запада и западному общественному мнению такой подход подается как единственно возможный, страна якобы еще не дозрела до настоящих демократических ценностей. Сама же власть подает себя “единственным европейцем” в восточной стране, вынужденным играть роль прослойки между “просвещенным Западом” и “диким народом”. Политическое напряжение в этих странах растет, кризисы там неизбежны. В результате к власти могут прийти консервативные политические силы, — как, например, в Иране в 1978-79 гг. Аятоллы заменили шахскую власть — сильно вестернизированную, но глубоко коррумпированную. Нечто подобное произошло в результате гражданской войны в Китае в 1949 году, когда гоминьдановское правительство — прозападное, но весьма неэффективное и коррумпированное — сменили коммунисты”.
“Консервативный социалист” Дмитрий Ольшанский в статье “Логика кремлевских” (сайт АПН, 13 октября) отмечает, что у нас есть три портрета власти, три типичных модели разговора о ней, получивших хождение в СМИ в последние годы, — и две из них уже можно считать неудачными. “Первая — это собственно манера кремлевского начальства заказывать оды о себе, карикатурная и недоделанная пропаганда, категорически не дотягивающая до советского уровня. Наиболее точный образец ее — недавняя статья Третьякова в “Московских новостях” под названием “Франклин Делано Путин”, посвященная величайшему творцу нацпроектов и основателю нового русского общества. Смех, да и только — ну какой из Путина Рузвельт, когда он и на Стресснера с Салазаром не тянет”. “…для того, чтобы много лет успешно приписывать начальству нечто исторически грандиозное, необходимо хоть что-то из воображаемого набора явить на практике. А вот с этим у агитаторов большие трудности — и социальное государство с “доступным жильем” у них почему-то никак не строится, и космические корабли упорно отказываются бороздить Большой Театр. Не боится Путина Госдепартамент, не растет у него “демократический” и “конкурентоспособный” кокос. Суверенитет — и тот, неровен час, отберут”.
Не менее ущербна, полагает Ольшанский, и противоположная метода рассуждения о власти, основанная на предположении об ее зловещей и кровавой природе. В рамках этой стилистики принято поминать КГБ СССР, Малюту Скуратова, а также “извечное русское рабство”, — куда без него. Между тем тоталитарная деспотия все никак не приступает к ожидаемым расправам. И уж тем более не спешат рушиться в пропасть отношения родного сатрапа с США. Но и есть и третий метод описания власти, стараниями Станислава Белковского и Владимира Голышева все более популярный в последние годы. “Согласно этой концепции, Кремль — это просто жадная мафия, криминальная группировка, заинтересованная в одном: набрать побольше наличности и безналичности, затем перевести ее на Запад и, в нужный момент, отбыть на берега теплых морей, в ласковые шезлонги. В этой логике типичный наш начальник — попросту мелкий бандит, наделенный исключительно финансовой мотивацией. Бандит, способный, конечно, на многие злодейства, но только в рамках извлечения прибыли, и никогда — для государственной пользы. Надо сказать, что кардинальных возражений против такой трактовки как-то не находится, ибо власть наша за 6 лет правления ни разу так и не показала нам примеров самостоятельного поведения, не явила образцов державного могущества, дурного или созидательного. Все только отступала, уходила, капитулировала, предавала, торговала и приторговывала. Трусоватые коммивояжеры, да и то не самые успешные. И все-таки образ безбрежного кремлевского гангстеризма представляется несколько неполным… Было бы некоторым преувеличением думать, что российская власть на 100% состоит из одних Берлускони, по которым рано или поздно заплачут суды всех европейских столиц”. “Проблема с ними заключается в предельно мещанских, обывательских, но ни секунды не государственных, не политических горизонтах их менталитета. Кремль — прежде всего царство компромисса, апофеоз цепляния за невыгодное, опостылевшее статус-кво”. “И уж только в процессе бесконечных отступлений и “соглашений” как-то сами собой появляются у аккуратного человечка круглые суммы, откуда-то выплывает и нарядная вилла на Лазурном берегу… Ведь если все равно “ничего не поделаешь”, то уж лучше провожать страну в забвение, не забыв о себе, нежели наоборот, не так ли? Простая логика упадка. Все когда-нибудь кончится, в том числе Россия, и помешать этому невозможно, — так сделаем же так, чтобы сами мы закончились несколько позднее”. Но “мстительна и опасна Россия, и логика приторговывающего мещанина к ней не подходит”, — все-таки предостерегает Ольшанский напоследок.
Аналитики рассуждают о выявившемся осенью националистическом уклоне в идеологии Кремля и о последствиях этой риторики. “Октябрьские тезисы” Владимира Путина восприняты многими как поворот к националистической политике. Тревогу вызывает состояние общества, оказавшегося весьма восприимчивым к новому курсу.
Георгий Бовт (“Бей… спасай Россию!”: “Газета.Ru”, 9 октября) огорочен тем, что сбылся его прогноз. Он писал, что все разговоры на тему национальной идеи и суверенной демократии рано или поздно кончатся тем, что там, наверху, решат, что лучшей идеологии, чем национал-патриотизм (или патриотический национализм, — кому как нравится), к выборам 2007–2008 все равно не сыскать. Потому как именно запрос на национальный патриотизм и патриотический национализм — это, пожалуй, единственное, что на сегодняшний день цепляет массового обывателя, у которого в голове сплошная кондопога. И вот этот сон сбылся! Грузины стали более чем удобной “тренировочной мишенью” для того, чтобы потренироваться в сплочении нации. Во-первых, они не мусульмане, за них не вступится Организация Исламская конференция, где мы хоть и не член (пока), но наблюдатель. Во-вторых, они не станут надевать на себя пояса шахидов и взрывать себя посреди русских городов в местах массового скопления сплотившейся нации. “Хотя как знать. Армяне тоже не мусульмане, однако ж на протяжении доброй части ХХ века преследовали терактами турок по всей Европе, мстя за геноцид 1915 года”. В-третьих, грузинская диаспора далеко не самая крупная в России. К примеру, она раза в четыре меньше азербайджанской, при этом ее бизнес сосредоточен в тех сферах, которые всегда приятно переделить. “Нация же словно ждала, пока ей кто-нибудь скажет “ату!”. Административный восторг тех же ментов и прочих полицейских, преследующих грузинский бизнес сугубо по национальному признаку, в духе “этнической чистки”, есть не что иное, как отражение именно массовых настроений. Милиция у нас, как известно, с 1917 года народная, плоть от плоти, кость от кости”. Именно национал-патриотизм был единственной и практически универсальной идеологической базой строительства и развития всех постсоветских государств, начиная с республик Прибалтики и кончая соседней Украиной. Единственное исключение до сих пор составляла Россия. И вот теперь, видно, настал ее черед строительства “национального государства”. К чему приведет новый русский патриотизм? Может ли новый русский патриотизм вывести из цивилизационного кризиса, в котором оказалось нынче русское государство, погрязшее в коррупции, жестокости и черствости по отношению к собственным гражданам и граждан по отношению друг к другу? Изучив аргументы за и против, Бовт приходит к выводу, что, если процесс “национализации” идеологии пойдет столь же стремительными темпами, угарная волна национализма сметет в итоге нынешнюю элиту. Разбуженная кличем “бей инородцев!” толпа ищет уже совсем других лидеров — трибунов, вождей, способных идти в толпу, на улицы и площади. Она ищет своих Ле Пенов, своих Муссолини, своих Гитлеров. И она их, что примечательно, всегда находит.
Дмитрий Ольшанский в статье “Пиар на пороховой бочке” (АПН, 9 октября) критикует публичное заявление президента, который, посетовав на “беспредел”, творящийся на рынках, отметив его этническую компоненту, вспомнив о недавних беспорядках и антикавказских погромах, поручил правительству заняться делами торговцев и мигрантов. Министров обязали создать квоты для иностранцев, занятых в сфере торговли, ужесточить визовый режим и вообще “принять меры” к тому, чтобы этнические преступные группировки и нелегальные мигранты не брали верх над честным отечественным производителем. Таким образом, рыночный вопрос, в комплекте с антигрузинской истерией, заботами Путина вышел на первое место в списке государственных нужд. На проблему эту есть две распространенные точки зрения, причем обе — крайне вредные. С одного фланга на рынки смотрят “истинно русские люди”, только и мечтающие дорваться до инородцев и их собственности. Ненависть к “проклятым кавказцам” давно уже вытеснила в их бесноватых головах прежние антипатии к евреям, масонам, американцам, “демократам”, etc. В виде заявления Путина они получили самый главный для себя подарок за все последние годы, хотя, конечно, “квоты” и “контроль” — это для них запредельно, невозможно мягкое решение кавказского вопроса. С другой стороны, либералы, главным мотивом учения которых является тезис о том, что “невидимая рука рынка сама все расставит по местам”. Ясно, что путинские дирижистские новации должны шокировать благочестивых догматиков “абсолютно свободной торговли”. Между тем, президент и в самом деле поступил опрометчиво и сказал нечто катастрофически плохое. Рыночный, национальный вопрос — это та область, где действовать необходимо, а вот говорить об этом — ни в коем случае нельзя. Именно этническая тема является ныне единственной стопроцентной бомбой, заложенной под существующее государство. И бомба эта способна взорваться ровно так же, как и аналогичные “снаряды” в перестроечные годы. Для действующей власти подобная игра в “националистическую фразу” обернется полным поражением. Слова обязаны повлечь за собой дела. “Горячая” тема очень быстро привлечет толпу, которая захочет идти дальше, смелее, быстрее, — что ей и предложит какой-нибудь Курьянович. В результате, вместо вполне цивилизованных “ограничений” мы получим межэтническую схватку самого дурного толка, с неизбежным распадом России на самостийные анклавы и “международными миротворцами” в финале. Путину категорически противопоказано “перехватывать” ультраправую риторику. Ибо движение ПНИ уже объявило на радостях акцию по поимке грузинских нелегалов, да и вообще отныне будет двигаться к полноправному статусу семимильными шагами. Путин своим выступлением за несколько минут превратил их из маргиналов в официальных политиков, с речами, теперь уже уместными для начальства разных уровней… С беспределом можно и нужно бороться. “Но только антимафиозная активность — одно, а создание в обществе атмосферы “национальной озабоченности” — нечто совсем иное. Оригинальные ведь люди: сидят на пороховой бочке и всерьез думают, что им удастся удачно “попиариться”, запалив фитиль”.
Дмитрий Бутрин (“И черный октябрь впереди”: “Газета.Ru”, 9 октября) констатирует: впервые с момента создания Российской Федерации президент страны считает присутствие в стране иностранцев угрозой национальной безопасности. На преодоление этой угрозы брошены министры. Поворот власти к националистической и расистской риторике нельзя скрыть в сюжете о рынках. Рассказы о “кавказских перекупщиках”, не дающих русским крестьянам торговать овощами, о “засилье черных” в розничной торговле, о “супермаркетах, отказывающихся торговать российским товаром в угоду транснациональным корпорациям”, в России всегда были главным достоянием русских националистов, бывших и остающихся расистами. Предстоит игнорировать множество фактов, чтобы выполнить наказ президента. Например, большую трудовую мобильность трудовых мигрантов, сверхнизкие заработки в розничной торговле. С рынков придется выгонять не столько “обнаглевших рэкетиров”, представленных в основном сотрудниками МВД, сколько нищих людей из всех концов бывшего СССР — в пользу русских нищих людей. Это жестокий выбор, который нельзя сделать, не сделав выбора в пользу национализма и расизма. “Накануне принятия Нюрнбергских законов в налоговых, финансовых, экономических ведомствах Германии также не сомневались в том, что проверки законности финансовых операций евреев и иностранцев проводятся из властного каприза Гитлера, который пройдет, а Германия пребудет. Дальнейшую историю учат в школах”. По Бутрину, “возможность создания в России в XXI веке современного аналога третьего рейха очевидна уже сейчас”. Бутрин призывает и министров, и простых граждан опомниться. “Если вы считаете происходящее ошибкой власти — не стесняйтесь говорить, что вы против. Возможно, вы будете услышаны, и ставка на национализм, расизм, военное государство не будет сделана. Если вы считаете происходящее закономерностью — не бойтесь действовать. Если же вы поддерживаете происходящее, рассчитывая или на морковку, или на великое будущее русского государства, я не буду вас убеждать. Просто представьте себя гражданином Германии в 1945 году”.
Алексей Миллер в статье “Что мы узнали о себе и о своей стране за последнюю неделю” (“ПОЛИТ.РУ”, 9 октября) пытается понять, что происходило последнюю неделю в России в рамках антигрузинской кампании. “Сигнал со стороны верховной власти был достаточно расплывчатым, но его оказалось достаточно, чтобы работники органов внутренних дел и другие мелкие начальники на местах бросились вперед со всем своим карательным энтузиазмом”. Миллер делает два вывода. Во-первых, в обществе и в госаппарате все еще остается огромный потенциал насилия. Потенциал ксенофобии и насилия есть, конечно, в любом обществе, но у нас эта ситуация усугубляется еще довольно живым историческим и институциональным наследством. Как только бюрократический аппарат получил сигнал сверху, — или ему показалось, что такой сигнал был подан, — карательные инстинкты проявились моментально. Кроме потенциала насилия следует отметить и большой потенциал холуйства в бюрократических структурах. Так, из ряда вузов стали изгонять студентов с грузинским гражданством. Далее Миллер задается вопросом: сможет ли российское общество продемонстрировать организованную защитную реакцию на уровне небольших сообществ и коллективов? Например, смогут ли русские студенты и преподаватели эффективно воспротивиться исключению студентов-грузин, солидарно внутри своего вуза противостоять насилию и холуйству ретивых ректоров? Смогут ли сообщества, трудовые коллективы, организации оказать не только символическую, но и практическую помощь пострадавшим коллегам, реально защитить от увольнений и репрессий? Или наши способности к организованному протесту против бездействия или бесправных действий властей могут принимать только те формы, которые мы видели в Кондопоге? “Главный вопрос сейчас все же в том, сможет ли российское общество организовать сопротивление вырвавшемуся на простор бесправию, насилию и холуйству”.
О последствиях антигрузинской кампании для общества размышляет и Александр Архангельский (“Порномасштабная война”: сайт “РИА Новости”, 5 октября). Он называет 4 последствия. 1. Поменялся расклад сил в так называемых элитах. Те, кто ставил на одного преемника, подвинулись; те, кто ставил на другого, оживились. 2. Сила была продемонстрирована Грузии, а применена будет в России. Не военная. Политическая. 3. “Дана отмашка на полномасштабный передел легального и криминального рынков по всей стране. Жалеть грузинскую мафию как-то глупо, пусть она сама себя пожалеет. Но, во-первых, зачистка поля идет тотальная, мафию от немафии отличать никто не собирается; мирных грузинских торговцев просто разорят, или обложат двойной данью. А, во-вторых, если бы на место зачищенной мафии тут же явилась небесно-чистая, прозрачная, добросовестная рыночная система! Но ведь ничего подобного не будет, верно? Будет новый передел устоявшихся сфер влияния”. 4. “Страна и так напряжена. Она искренне верит, что все идет хорошо, что народ и партия едины; при этом вокруг себя видит непорядок. И подсознательно ищет олицетворенного виновника собственных бед. Это происходит и безо всякой Грузии; но массовая политическая, милицейская, военная истерика по поводу грузинских дел действует на тлеющее раздражение, как спиртовой раствор на разогретые угли. Уже полыхнуло в Кондопоге — задолго до всяких эвакуаций. Теперь степень риска возросла в разы. Нам все время твердят об оранжевом уровне опасности, а его давно пора повышать до коричневого”. Архангельский разделяет мнение, что “в России формируется запрос на другого вождя. Более крутого. Более отвязного. Уже рогозинские ролики, за которые “Родина” была снята с московских выборов, не кажутся чем-то из ряда вон выходящим… А такого вождя нынешняя элита предложить не сможет. Потому что слишком цивилизована. Образована. Осторожна. И богата”.
Примерно так же смотрит на ситуацию Андрей Колесников (“Бюрократический национализм и его конкуренты”: “Газета.Ru”, 10 октября): можно “заниматься ксенофобской политикой в дорогих костюмах от Эрменеджильдо Зенья и давить инородческую гадину вестоновскими ботиночками по цене в три МРОТа, но рано или поздно избиратель почувствует подвох — как-то это все негармонично и неорганично. А вот внятный националист из гущи народной жизни, не обезображенный атрибутами и аксессуарами государевой службы, попахивающий не мужским “Барберри”, а козлом, может оказаться в глазах разогретого теперь уже официальной и утвержденной сверху националистической риторикой гораздо более привлекательной фигурой, чем бюрократ-националист, иной раз сам не верящий в то, что он говорит. Власть сама виновата: граница дозволенного националистического дискурса продвинулась далеко вперед — теперь вслух и даже в официальных СМИ можно говорить открыто такое, что еще год назад считалось неприличным. Теперь с экранов бьют грузин и спасают Россию такие персонажи, которым нормальный человек в здравом уме, твердой памяти и получивший морально мотивированное воспитание, и руки-то подать не может. Национализм “в законе” разрушил крайне важные социальные табу, из которых состоят этика и политическая культура. А когда Бога нет и все дозволено — это прямой путь к погрому. Остается только и в самом деле понять, кто его возглавит”.
На сайте “РИА Новости” Светлана Бабаева (“Кто достоин быть эскимосом”, 10 октября) тревожится в связи с опасными заявлениями власти. Базовое заявление — “коренные жители”. “Кто буквально за сутки отнесен к коренным жителям, а кто к “понаехавшим”, объяснено не было. Должен ли был человек проживать в России по состоянию на 1992-й, 2000 год или последние 150 лет? Может ли быть отнесен к “коренным” хоть один обладатель фамилии с окончанием на “швили”, “дзе” или “ава”, будь он хоть прямой потомок Багратионов или Чавчавадзе? Если один в семье “швили”, а другой — Иванов, считать ли обоих коренными или, наоборот, обоих “понаехавшими”?” “В тех немногих российских правовых актах, где такое понятие встречается, к ним…) отнесены лишь малочисленные народы Севера, которым гарантируются определенные преференции в приватизации и развитии народных промыслов. Если следовать этой логике, то в России коренными жителями следует объявить ненцев, саамов да эскимосов; если следовать логике исторической, — вятичей, русичей и чухонцев. Остальные все — так или иначе “понаехавшие”…” Термин, единожды произнесенный, был мгновенно растиражирован. Началась кампания. “И пошел план по валу. Платоновский “котлован” роется вновь. Грузин выловить всех. Кого не трогали до сегодняшнего дня, при этом всё про них зная, тронуть и задержать. К “коренным” отнести блондинов, в крайнем случае, шатенов…” ““Согласное гуденье насекомых” продолжается”.
Путин
Православный державник Аркадий Малер в статье “Историософская миссия Владимира Путина” (“Русский Журнал”, 31 октября) начинает с того, что избрание нового президента в 2008 году означает угрозу нестабильности и тем самым в корне противоречит тому, чего вопреки всем возможным обстоятельствам смог добиться президент Путин, — постепенно вызревающему чувству постоянства власти, а, следовательно, и той самой долгожданной стабильности”. “Если Путин “преодолевает” конституцию и остается на третий срок, то это может подтвердить стабильность власти, но опровергает стабильность права. И наоборот, если Путин уходит, то это подтверждает стабильность права, но может опровергнуть стабильность власти, ибо нет никаких гарантий, что его преемник будет “лучше”. Следовательно, одним из этих начал придется пожертвовать, и если мы хотим подлинной стабильности, то, конечно, надо жертвовать правом, потому что вся относительная стабильность последних семи лет держится именно на власти и вопреки праву”. “Если формальный закон противоречит задачам спасения реальной страны, то его можно и нужно менять”. “Путин должен осознать, что он себе уже не принадлежит, что он — символ, миф, живой экспонат русской истории”. Он “уже остался в истории России как фигура со знаком плюс, как лидер нации, преодолевший очередную Смуту”. “Кардинальное отличие “исторического духа” путинской эпохи от эпохи ельцинской заключается в повсеместной легитимации нелиберального идеологического контекста”. В 2000-е годы “правая” идея впервые после 1917 года получила возможность выступать от собственного имени, а не прикрываться либеральной риторикой (как это было при советской власти) или левацкой демагогией (как это было при либералах). В 2010-х Путину придется совершить свой главный выбор: либо он готов быть адекватным глобализирующемуся миру, либо он готов быть адекватным России с ее уникальностью. “Можно сказать, что дело не в том, кто выберет Путина, а в том, кого выберет сам Путин. И это касается не только его лично, но и его возможного преемника, которого народ, кем бы он ни был, будет воспринимать, естественно, как продолжение Путина и на фоне Путина. Иначе нужна другая стратегия и другой президент. Однако надежда на то, что Путин сделает правильный выбор, у нас есть”, а правильный выбор, по Малеру, есть выбор в пользу самобытности.
В том же “Русском Журнале” Павел Костылев (“Его день рождения”: 6 октября) произносит роскошную здравицу президенту по случаю его 54-летия. “В данный момент он работает Президентом России, успешно и, я бы даже сказал, изящно отбиваясь от попыток сделать из него “символ”, “идола”, “чудовище” и “воплощение русской идеи”. Президент Путин, слава Богу, абсолютно не архетипичен — он не герой голливудского блокбастера, может быть, даже вообще не герой”. Он работает, и результаты налицо. “У нас постепенно растет зарплата. Так же постепенно снижается инфляция”. “СМИ бомбардируют нас разного рода кондопогами с той же наводящей тоску периодичностью, с которой поп-звезды женятся, разводятся, напиваются и раздеваются”. Но мы-то знаем: “у нас, вопреки убийственным в своих пертурбациях девяностым, появился не просто шанс, но и реальная возможность: не только выживать, но и, собственно, жить. Главный подарок Путина — это тихая незаметная повседневность быта. Попросту, есть теперь время на мелкую чепуху, а не на “спасение России”, которым лет десять назад поименованную Россию чуть было уже не угробили насмерть. Что ж, теперь можно. Открыть свой маленький бизнес. Рожать детей; в компетентных кругах скамеечных бабушек и бизнес-women говорят, что уже можно, — а это, поверьте, дорогого стоит. Класть деньги не в банку, а в банк. Купить, наконец, квартиру, построить дачу, найти достойную работу и достойную зарплату. Если серьезно, то поднимем до предела метафизический градус — мы, дамы и господа, все еще живы. Все еще нарисована на карте страна Россия. В нас не летят атомные бомбы, нас не подвергают блокаде. Нас побаиваются — скорее по привычке, чем по истине. Нас, как ни странно, любят — как любят все странное и, по большому счету, принципиально непостижимое. У нас всегда зима, у нас всегда очень холодно, а на зимних московских улицах бродят пьяные медведи в ушанках и, подыгрывая себе на расстроенном баяне, поют протяжные, непонятные песни”. “И теперь у нас есть завтра”. “Всю жизнь он был простым советским разведчиком, да и теперь ему, если честно, не позавидуешь — надо держать марку, хранить лицо, которое знают все люди России и большинство населения нашей небольшой планеты. Его зовут Владимир Путин. Владимир Владимирович! В конце-то концов — с днем рожденья!”
А вот Станислав Белковский 6 октября в статье “С днем рождения, господин президент” на “Lenta.ru” иначе подводит итоги семи лет путинского правления. “Основных итогов — два: В России окончательно сформирована клептократия — политический режим, при котором основные государственные решения мотивированы, в первую очередь, непосредственной материальной заинтересованностью узкой группы лиц, эти решения принимающих… В 2000-2006 г. качественно изменился геополитический статус России. Из региональной державы — источника легитимности постсоветских режимов… Россия превратилась просто в самый большой обломок Советского Союза, лишенный каких бы то ни было особых прав и функций во вчерашней Империи”. Далее Белковский перечисляет и “основные достижения Владимира Путина на президентском посту”. Их 9. “1. Оправдание свободы… Сегодня, когда путинская вертикаль уже во многом выполнила свою мертвящую роль, стало очевидно, что свобода — необходимое условие возрождения и творческого развития нации… Путин своим “вертикализмом” оправдал российскую свободу. 2. Зачистка политического пространства… Путин справедливо обнаружил, что многие так называемые оппозиционные структуры по сути хотят вовсе не власти, а денег… действующий президент “зачистил” политическое поле от большого числа симулякров, изображавших вроде-бы-идеологическую-оппозицию… Благодаря коррупционному пакту, который путинский Кремль заключил со многими представителями вчерашнесегодняшних элит, на политическом пространстве России образовалось много свободного места, куда может прийти новое поколение настоящих, идеологически и ценностно мотивированных политиков… 3. Реабилитация свободного слова. Резко сократив количество неподцензурных СМИ, Владимир Путин качественно повысил ценность и значимость свободного слова в современной России. 4. Движение к теленезавимости. Выхолостив политическое вещание на общенациональном ТВ и подменив его ароматной смесью Петросяна с криминальными сериалами, путинский Кремль существенно уменьшил как уровень народного интереса, так и степень доверия к телевидению. А значит, принципиально ограничил возможности использования ТВ для манипулирования сознанием россиян. 5. Выплата внешнего долга. Радикально уменьшив государственный внешний долг России, Владимир Путин исключил дальнейшее использование этого долга в качестве системообразующего фактора российской внутренней политики… 6. Государственные запасы. Почти нет сомнений, что значительная часть изощренных финансовых резервов, скопленных путинской Россией благодаря ударным ценам на нефть, в предстоящие 19 месяцев будет хитро предоставлена дружественным Кремлю ФПГ в качестве инвестиционно-кредитных ресурсов. Однако несколько десятков миллиардов долларов все же останутся. И после Путина они могут быть использованы для реализации модернизационных программ общенационального значения (не путать с рекламными “нацпроектами” имени Д. А. Медведева)… 7. Союз с Германией… 8. Поиск столиц. Путин серьезно повысил статус Санкт-Петербурга… теоретическая постановка задачи — распределение столичных функций между несколькими имперскими городами-символами — дорогого стоит. 9. Конец игры… Путин принял-таки решение начать борьбу с обуявшей российский народ лудоманией и изгнать игорные заведения из крупнейших российских городов. Получится или нет — пока неизвестно.., но само намерение заслуживает всяческих похвал”. Белковский заключает: Путин оставляет своим последователям неплохое политическое наследство. То, что он успел совершить на главном государственном посту, а наипаче то, чего совершить не захотел, довольно четко определяет программу приоритетных действий следующей власти. “Здесь — и восстановление выборности глав регионов, и освобождение из тюрем “тематических” заключенных (от Ходорковского до Буданова), и начало реализации больших инфраструктурных проектов, и возвращение независимого статуса Академии Наук, и роспуск СНГ с заменой его на новую форму организации части постимперского пространства. Остается лишь надеяться, что в России уже где-то есть новая элита, способная занять опустошенное Путиным государственное место”.
В статье “Большая неделя” на сайте ЕЖ (17 октября) Белковский пишет: “Неделя с 9 по 15 октября 2006 года почти наверняка найдет себе несколько строк в учебнике теперешней русской истории. Отчасти потому, что на той многозначной неделе достигла своего ударного логического завершения антигрузинская кампания Кремля”. Но главное событие произошло “во время новейших германских похождений президента РФ Владимира Путина. Повстречавшись в Дрездене-Мюнхене с бундесканцлершей Ангелой Меркель, Путин неожиданно выяснил, что вся его затея с “энергетической империей” (в переводе с неокремлевского на русский, сырьевой колонией индустриально и постиндустриально развитых стран) оказалась блефом. “Страна святых чудес”, странная старая Европа, решительно не понимающая своего сырьевого счастья, отказалась подсесть на штокманскую газовую иглу. Верховному гонителю грузин ясно дали понять, что никакой он не император, исходящий ветреной гармонией светил, а просто-напросто торговец газообразным товаром, с которым покупатели этого товара будут поступать по всей строгости законов рыночного места и времени. А потому Германия объединится не с Путиным ради дистрибуции его внутреннего пахучего топлива, а совсем наоборот — с Францией, чтобы вместе давить на продавца и заставлять его идти на уступки. Самое страшное — эти варварские европейцы будут открыто и мощно искать совсем других продавцов и транзитеров газо-нефти и уже нашли их — по всему напуганному путинскими бандитскими эскападами периметру постимперской РФ”. Итак, рухнул разработанный Путиным и Ко бизнес-план ЗАО “Россия”, предполагавший трансформацию страны в евразийскую Нигерию посредством коррупционного сговора с немцами и “решительного отсечения лазерной бритвой им. Оккама всех преизлишних русских сущностей (науки, техники, войны, любви, революции, искусства, ума, чести и совести)”. А значит, полагает Белковский, как всякий уважающий себя топ-менеджер, Путин должен уходить. Желательно досрочно, чтобы освободить свято место для нового менеджмента с качественно иным бизнес-планом. Правящая элита нашего полубезымянного Государства Ру точно знала, как она будет легитимировать себя на Западе. Теперь нужна новая доктрина легитимации. И единственное, что остается у этой правящей корпорации, чтобы не отправиться из марта 2008 года прямиком в альпийский придворный следственный изолятор, — это провести честные и откровенные президентские выборы.
Либерал Александр Храмчихин в статье ““Справедливая Россия”: момент истины для Президента” (сайт “PROGNOSIS.RU”, 8 ноября) полагает, что “беда нашего президента, которая может перерасти в трагедию страны, состоит в том, что он попал во власть по чужой воле, не желая этого и будучи к этому не готовым, не имея никакого цельного мировоззрения. В итоге он не только не может добиться каких бы то ни было реальных успехов для страны (привести примеры таковых затруднительно), но и создать прочную властную конструкцию (хотя внешне кажется, что прочнее некуда). Он не может быть президентом-демократом, поскольку по своему жизненному опыту считает демократию вещью крайне вредной. Но и настоящим диктатором типа Лукашенко или Ниязова тоже стать не может. Путин понахватался “демократической заразы” в 90-е и, не имея цельной системы взглядов на жизнь, не смог ее ни полностью воспринять, ни полностью отторгнуть. Но гораздо важнее то, что он просто не имеет властного инстинкта (как те же Лукашенко, Ниязов, а также Сталин, Ельцин и многие другие). Именно это не позволяет ему стать “полноценным” диктатором и более четко понять правила функционирования власти”. Видимо, понимая в глубине души, что заслуживает своего нынешнего поста нисколько не больше, чем многочисленные питерские “соратники”, Путин готов прислушиваться к их просьбам. “Не исключено, что на президента сильно подействовал и крах его внешнеполитической стратегии, воплощенной в концепцию “энергетической безопасности”. Он понял, что заигрывания с Западом провалились, а строительство “Супергазпрома” оказывается бесполезным. Если не удастся посадить на нефтегазовую иглу Европу, то создание супермонополии не только не принесет выгоды, но может оказаться крайне вредным. Поскольку “Газпром” “в долгах, как в шелках”, многие эксперты считают, что Россия, замахнувшись на обеспечение всемирной “энергетической безопасности”, не способна обеспечить таковую даже для себя самой. Китай альтернативой Европе не является, он давно привык вести себя с Россией в стиле диктатора и готов покупать газ у нее не дороже 40 долларов за тыс. куб. м, т. е. гораздо ниже себестоимости. Куда же Путину уходить теперь, не ясно. Вместо того чтобы стать мировым (или, хотя бы, евразийским) “нефтегазовым королем”, он должен будет превратиться просто во “второго Чубайса”, только с гораздо худшими управленческими способностями. Путин все это начал понимать. Президент “заметался” и начал ломать все стройные сценарии передачи власти, созданные в недрах его администрации. По-видимому, умер и вариант досрочных выборов с Путиным во главе списка “Единой России”. Теперь главная задача Путина — доказать, что он не “хромая утка”, пытаясь изобрести новый вариант спасения. Чем яростнее он будет это доказывать, тем яснее для элиты будет, что он именно — “хромая утка” и надо спасаться самим. В итоге, после 7 лет “стабилизации”, “консолидации общества” и строительства “властной вертикали”, мы можем въехать в хаос, худший, чем в конце 80-х — начале 90-х”.
Наталия Геворкян в колонке “Выглядит нехорошо” (“Газета.Ru”, 19 октября) замечает: “Путин выглядит очень плохо. Когда твоя огромная страна замахивается на крохотную Грузию, когда тебя просят одним росчерком одобрить нарушение территориальной целостности другой страны, когда ты сортируешь людей по национальностям, когда националисты готовятся выйти на улицы с лозунгами “ДПНИ — надежная опора президента” и “Президентские идеи — в жизнь!”, когда с подозрительной регулярностью происходят громкие заказные убийства, вопреки президентским клятвам навести порядок, когда ты обречен до конца жизни в собственный день рождения вспоминать женщину, которую ты не любил и с чьей смертью невольно оказываешься связан навсегда… Когда вот все это вместе в одно и то же короткое время, то Лукашенко отдыхает. Фон, на котором происходит сегодня правление Владимира Путина, чудовищный. Он или этого не понимает, или понимает и одобряет, или понимает, но сделать уже ничего не может”. В Европе за последние месяцы фатально испорчен и имидж президента, и имидж страны, которую он лепил последние шесть лет. Геворкян уверена в том, что идет большая игра с большими жертвами во имя сохранения и продолжения сегодняшнего кремлевского статус-кво. Никак иначе “этот нарастающий снежный ком глупости, ошибок и мерзости” она объяснить не может.
Проблема 2008
Критик режима Станислав Белковский в статье “Братство товарища Волка” (АПН, “NaZlobu.Ru”, 17 ноября) фиксирует: по мере приближения беспощадного в своей исторической неизбежности дня ухода Владимира Путина от президентской власти война между взаимно возлюбленными членами социального братства под названием “путинская элита” становится всё отчетливей и непримиримей. Далее он анализирует один из проектов будущего — империю “Медведев”. “В основании его (проекта) лежит реформаторская концепция наименьшего зла из возможных (“совсем маленького зла”, СМЗ). Идеологи медведевщины (а главным из таковых считается все тот же незаменимый Волошин) намерены консолидировать элиты вокруг тезиса о возвращении в “золотой век” постсоветской России, а именно в 2000-2002 годы, когда нефтяные цены уже напропалую росли, рассветная стабильность уже била изо всех щелей, однако кровавые сечиночекистские будни с показательной поркой ЮКОСа еще и не думали начинаться. И политических свобод было ровно столько, сколько нужно почтенной VIP-публике для привычного кайфа — ни граммом меньше и ни центом больше”. “В общем, главный лозунг СМЗ-проекта: берем в будущее всё хорошее от Путина, оставляем в проклятом прошлом-настоящем всё плохое”. “На ценностном уровне СМЗ-консенсус теоретически может быть достигнут. Система, при которой можно спокойно “пилить” нечаянно-радостные сырьевые доходы, складывать их на Западе и не задумываться, что такое будет с Россией всего через несколько лет, нынешнюю владетельную элиту, в общем, устраивает. Да и тандем настольного ягненка Медведева со старым добрым волком Волошиным смотрится и пахнет вполне себе ничего”. “Другое дело, что на уровне практических интересов консенсус по поводу СМЗ-Медведева никак не достижим. Потому что для четырех-пяти богатых и влиятельных групп Александр Волошин как фактический правитель России и Роман Абрамович (в обрамлении Алишера Усманова / Сулеймана Керимова) как её титульный спонсор означают быструю и притом довольно болезненную политико-экономическую смерть. И эти группы обязаны сделать всё возможное, чтобы благотворный Медведев никогда не воссел на кремлёвское тронное место”. Белковский пишет, что у “самого креативного кремлевца” Владислава Суркова в 2006 году было много технологических неудач, но у него есть важное дело в рамках проекта “Медведев” — “Пятая империя”. Из патриотического еженедельника “Завтра”, добровольно согласившегося стать главным рупором “Пятой империи”, можно узнать, что якобы есть на свете некая разветвленная и крепкая Партия третьего срока (ПТС) Владимира Путина. Члены ПТС хотят уговорить Путина плюнуть на Конституцию и обязательства перед евроатлантической цивилизацией, взять да и пойти на третий срок, чтобы выполнить некую священную имперскую миссию. По Белковскому, “на самом же деле никакой ПТС не существует. То есть всякоразные люди — от Игоря Сечина до Рамзана Кадырова — были бы, несомненно, удовлетворены, если б Путин остался еще на срок-другой. Но никакой общей и единой аппаратно-экономической партии, способной овеществить третий срок, у них нет, да и всеобщий раздрай в среде “третьесрочников” слишком велик. Виртуальная Партия третьего срока с ее программой “Пятой империи” нужна лишь для того, чтобы Суркову стращать ею прогрессивный Запад”… Завершает Белковский тем соображением, что соратникам первого (1999-2000) кадрового призыва, сумевшим слишком правильно капитализировать свою околопутинскость, президент уже не вполне доверяет. И пытается прибегнуть к помощи исполнителей другого поколения и формата. Это высочайшее недоверие, которое в предстоящие полтора года может лишь усугубляться, но никак не снижаться, станет еще одним серьезным фактором номенклатурного раскола, войны волков против волков. “Нынешняя властная элита идёт на выход. Ей, наверное, хотелось бы отчасти (и от большой части) остаться. Но легализация приватизированных русских денег за границей — куда важнее. В этом — жизнь, остальное — необязательные доп. потребности. И, толкаясь свинцово-цинковыми локтями у двери с зеленой надписью Exit, они не смогут не опрокинуть со стола ту самую стабильность, которой так гордится их задерганный предводитель. Массивный вывоз капитала, вооруженное заметание следов, осеннее уничтожение безусловных противников — всё это сделает процесс смены и передачи власти куда более сложным и сердитым, чем принято рассуждать по Первому каналу телевидения. Члены братства товарища волка не могут не искусать друг друга до кровавого бешенства. Главное, чтобы в этой нечеловеческой борьбе за мир не совсем рухнула наша Россия”.
Он же в статье “Путин устал от власти” (10 ноября на сайте “Polit-nn.ru”) мотивирует свою убежденность в уходе Путина в 2008 году как усталостью, так и практическим, коммерческим умом своего героя. Он “понимает, что ситуация не улучшается, что количество очагов напряженности и социальных точек взрыва нарастает. Ему очень не хотелось бы, чтобы взрыв произошел при нем, президенте Путине. Уже поэтому он обязан уйти. Путин как бизнесмен, состояние которого к 2008 году, по моим оценкам, будет составлять от 7 до 10 миллиардов долларов, прекрасно понимает, что не стать коррумпированным диктатором, которого не воспринимает ни одна цивилизованная страна, возможно, только если он уйдет от власти вовремя”.
Из тех же посылок исходит и Александр Храмчихин на “PROGNOSIS.RU” (“Президент устал — элита в растерянности”, 22 ноября). “Президент устал, запутавшись в реальных и выдуманных проблемах. Он раздавлен должностью, коей совершенно не соответствует. Как несложно заметить, он уже сегодня проводит в Сочи больше времени, чем в Москве, что чрезвычайно странно при его относительной молодости и подчёркнутой спортивности”. “Газпромовская затея явно провалилась, адекватной политической должности в России нет. Главное же, что Владимир Владимирович не хочет больше занимать должностей. Он хочет отдохнуть, сохранив благосостояние. Именно это — главная его цель, и именно поэтому ему психологически сложно выбирать преемника. Тем более что потенциальные преемники ещё меньше соответствуют должности президента”. Окружение президента нервничает. Чем больше президент затягивает с решением, тем больше у бюрократов соблазна начать какую-нибудь свою игру, игнорируя мнение главы государства. Не исключён самый “ужасный” вариант — Путин не назовёт никого или сразу нескольких. Если преемников окажется более одного (или, что эквивалентно, ни одного), борьба внутри правящей группировки примет саморазрушительный характер, что заметно уже сегодня. Далее Храмчихин показывает бедность политического ресурса режима. “Лишь ЛДПР имеет шансы на успех. Эта партия и её лидер… могут показаться избирателям самыми “живыми” и, как это ни смешно, самыми идейными”. Надвигается кризис.
Никита Николаев на “PROGNOSIS.RU” (“Провал “операции наследник””: 30 октября) отмечает, что накал противостояния группировок при кремлевском дворе слишком уж велик, чтобы обошлось миром. Схлестнулись сторонники сохранения различными способами нынешнего первого лица у власти и те, кто продолжает рассчитывать на проведение в жизнь “операции наследник”. К тому же элиты эти полностью оторваны от общества, масс. В условиях фрагментации постсоветского пространства, усиления конфронтационных тенденций в системе международных отношений и вынужденной политики постоянного лавирования, проводимой российским руководством, следует ожидать активизации внутриполитических действий, направленных на введение полного контроля над общественно-политическими процессами в стране. Но такой сценарий в сложившихся условиях не может быть реализован в принципе. Появление новой фигуры, объединяющей даже сравнительно незначительный в масштабах страны сектор электората, способно нанести серьезный удар по “операции наследник”. Огромное значение для нынешнего первого лица РФ будет иметь общественное мнение Европы и США. Политический класс евро-атлантического сообщества заинтересован в стабильной России, руководство которой не станет пытаться откровенными “особыми методами” действовать как на международном пространстве, так и внутри страны. Николаев ждет какой-то новой кандидатуры наследника.
И тот же Храмчихин отвечает на его ожидания в статье “Преемник “путинской весны”” (“PROGNOSIS.RU”, 7 декабря). Он полагает, что консенсусом для российской элиты станет условное возвращение в 2002 год, когда экономика уже росла, а крупный бизнес еще не прессовали слишком сильно. Фигурой такого компромисса в глазах элиты вряд ли сможет стать даже самый подходящий для этого “наследник” Путина. Зато столь требуемая роль вполне по силам отставленному и опальному премьеру “путинской весны” Михаилу Касьянову. Бюрократия может обрушить сама себя в борьбе за “путинское наследство”. Кто-то может урвать дополнительный кусок, но многие лишатся всего. Более того, всего могут лишиться все, если в результате грызни внутри правящей группировки к власти придут внесистемные силы (вероятнее всего — с нацистским уклоном). Это может произойти не прямо в 2008 г.: на выборах кто-нибудь из преемников победит, но вся “элита” в ходе внутренней борьбы на уничтожение будет полностью дискредитирована. К тому же явка на президентских выборах может оказаться очень низкой, из-за чего нового президента изначально никто не будет воспринимать всерьёз. Он станет “хромой уткой” с первого дня президентства с хорошими шансами не досидеть даже до конца первого срока. При этом не надо питать иллюзий, что нынешней “элите” удастся скрыться на Западе. Запад совершенно справедливо увидит в них не “политических беженцев”, а банальных воров, а может быть, в свете последних событий, и преступников против человечности. Тут и до Гаагского Трибунала недалеко. Вариант спасения у правящей бюрократии всего один — сделать ставку на Касьянова. Этот вариант просматривался еще два года назад, а теперь он становится очевидным и, похоже, безальтернативным. У Касьянова как наследника Путина масса достоинств и практически никаких недостатков. Он компетентен и миролюбив. Профессиональный бюрократ. Никто или почти никто не пострадает. И Запад будет несказанно счастлив, если президентом станет Касьянов. При президенте Касьянове Запад вообще отвяжется от России, дав ей возможность заняться собой: у самих США и ЕС сейчас слишком много других проблем. Касьянов выступает как классический правый, либеральный патриот. С таким имиджем пришел на свой пост и Путин, на деле, оказавшись, увы, антилибералом и патриотом другой страны — СССР, которая России объективно враждебна. Далее Храмчихин пеняет кремлевской администрации, которая не понимает своей выгоды и усиленно превращает Касьянова во врага. “В условиях разброда внутри правящей группировки шансы Касьянова на победу будут очень велики. И от этого практически всем будет хорошо (лишь некоторые либертарианцы ритуально возрыдают об “украденной революции”, хотя и они в доходах не потеряют). Впрочем, к сожалению, в России люди очень часто понимают свою выгоду лишь тогда, когда получить ее становится невозможно”. Таким меланхолическим замечанием кончается статья.
Тревожней настроен Андрей Пионтковский (“Всем, всем, всем!”: “Грани.Ру”, 26 ноября). Он полагает: “Есть только две логические возможности: очень разных людей — Политковскую, Литвиненко, Байсарова — демонстративно убили в центре Москвы и в центре Лондона по приказу (с ведома) президента страны, или их ликвидировали отвязавшиеся структуры внутри спецслужб, ведущие смертельную схватку за власть в Кремле… В первом случае фашизм уже победил, cорокинский “День опричника” наступил, а нас всех, для кого подобный режим этически неприемлем и эстетически омерзителен, убьют с разной степенью жестокости, что бы мы сегодня ни делали и ни говорили. Поэтому давайте исходить из второй возможности, которая означает, что чекистский фашизм рвется к власти и единственным оставшимся для него препятствием является позиция президента страны, не желающего ломать Конституцию и оставаться в Кремле на неограниченный срок в качестве марионетки этих сил”. Есть шанс спасти нашу cтрану. “Для этого нужна широчайшая коалиция политически активных граждан в защиту действующей Конституции, в защиту законно избранного и пользующегося доверием большинства населения президента. Но нужна и политическая воля и готовность самого президента опереться на эту коалицию и на народное доверие, чтобы обуздать те силы, с которыми он уже, очевидно, не способен справиться в рамках созданной им и услужливыми политтехнологами административной вертикали”. Какими должны быть цели этой широкой коалиции? “Максимально открытое расследование всех политических убийств последних лет, начиная с отравления Юрия Щекочихина, и суровое наказание виновных”. “Похабное слово “наследник” должно навсегда быть исключено из российского политического словаря. Сегодня уже очевидно, что продолжение операции “Наследник” приведет нас только к растущей горе трупов и полной дестабилизации политической ситуации в стране”. Лучшей гарантией личного, политического и исторического будущего Путина стала бы передача им 8 мая 2008 года власти не вымученному в придворных интригах “наследнику”, а новому президенту России, избранному на открытых, честных и прозрачных выборах. Любые другие варианты могут обернуться для него в конце концов незавидной ролью товарища Кирова при коллективном товарище Сталине чекистской диктатуры.
Солидарна с Пионтковским в оценке ситуации Наталия Геворкян (“Пропрезидентский заговор”: “Газета.Ru”, 29 ноября). Отношение к России в западном мире кардинально меняется. Россия попала в негативное поле. Негативные события следовали одно за другим практически без передышки. Накапливаемый негатив трансформируется в нежелание Запада и дальше закрывать глаза на то, что, собственно, и вчера вызывало опасения. Просто этот негатив разрушает политические и дипломатические барьеры, стремительно выталкивает Россию и ее президента в маргинальную зону, где как-то уже обустроилась Белоруссия. Наблюдатели уже настроены на дальнейшие плохие новости, связанные с Россией. Они опасаются, что будут еще жертвы, что это все не случайно. “Я считаю, что турбулентность закончится тогда, когда Владимир Путин объявит, что остается на третий срок. Именно на это работает весь негатив, потому что он подсказывает президенту, который и хотел бы, возможно, сохранить приличия, что иного выхода у него нет. У него нет выхода, потому что перед ним уже закрывают двери, потому что с ним уже не хотят договариваться, потому что его все равно мучают вопросами по поводу смертей и убийств, потому что у него скоро не останется ни одного “друга” среди лидеров, а новые с ним никогда и не дружили. Источник турбулентности стоит искать среди тех, кому не выгоден уход Путина с поста президента. А он не выгоден тем, кто конвертировал власть в бизнес и для кого смена лидера и правил игры чревата серьезными финансовыми потерями…) Обиженный и раздраженный, Владимир Путин вполне может пойти на третий срок, и страна его поддержит… Я бы сказала, что происходит своеобразный заговор, цель которого в создании условий, исключающих уход Путина от президентской власти”.
Оппозиция
На персональном сайте экономиста-оппозиционера лево-националистического толка Михаила Делягина публикуется его выступление на одном из собраний оппозиционеров “Из России отчаявшейся будет Россия благословенная” (9 декабря). Делягин утверждает: нам объявили войну “лица кремлевской национальности”. “Они превратили российское государство в чудовищную бездушную машину по переработке живых людей в свои личные миллиарды”. Столкнувшись с ростом народного негодования своей людоедской политикой, действуя по принципу “разделяй и властвуй”, они перешли от разжигания социальной вражды к разжиганию вражды национальной. Далее Делягин сосредотачивается на борьбе режима с национальным движением русских. Суть дела видится ему так: “правящая бюрократия пытается низвести нас до положения национального меньшинства в стране, управляемой кремлядью, принадлежащей на правах собственности “лицам кремлевской национальности” и населенной неприхотливыми, покорными и на все согласными людьми из депрессивных регионов Средней Азии и Кавказа”. Но “Россия — не “Курск”, она не утонет”. Делягин декларирует необходимость объединения в едином патриотическом движении и либералов, и коммунистов, а также идею грядущей нации, основанной не на крови, а на “культуре, добросовестности и службе своей стране, а не своему карману”. “Если мы победим — в России будут русские молдаване, русские кавказцы и даже русские китайцы, хотя и попозже. И, общаясь с ними, мы не будем чувствовать культурного различия”.
4 ноября в Москве должен был состояться т. н. Русский марш, шествие националистов, но ввиду запрета на его проведение дело кончилось митингом. Об этом событии немало было сказано в контексте пробуждения националистических настроений в обществе и тактики власти и оппозиции.
Весьма критично о марше отзывается Андрей Татаринов на сайте “Молодая Гвардия ЕДИНОЙ РОССИИ” в обратившей на себя внимание статье “НЕРУССКИЙ марш” (1 ноября). ““Гиперсионист” Авром Шмулевич — прямой подчиненный скрывающегося в Израиле от российского правосудия Невзлина. Лидер “Движения ПНИ” Саша Поткин. Родом из Еврейского Автономного округа. Родители — правоверные иудеи. С детства мечтает об эмиграции в Израиль. Либеральная истеричка Альбац. “Другоросс” Стас Белковский. Верный служака Ходорковского. Вот список персон, которые сегодня пытаются организовать в центре столицы бойню под названием “Русский марш”. Открыто призывают к неповиновению действующей власти и милиции…” “Грубо эксплуатируя русскую идею, национальную гордость россиян, они хотят крови. И запасаются краской, чтобы оперативно окрасить ее в оранжевый цвет. Вчера для своего “псевдорусского” бунта они малевали лозунги “Хайль Гитлер”, сегодня — скупают по церковным лавкам Даниловского монастыря православные иконы и хоругви”. Татаринов видит в этом только эпатаж, дикую жажду провокации, самопиара. “Их цель — оседлать популярную тему, аккумулировать народный протест и, подброшенными его волной, в верхней точке полета попытаться укусить власть. Кишка, конечно, тонка. Зато спонсоры платят по чемодану баксов за каждую из “5 секунд славы””. “Фашистская идеология этого “марша” всем прекрасна понятна и дополнительного доказательства не требует”. В охвостье фашистов идут и либералы, а точнее, вся эта гнилая оппозиционная каша. “Лимонов, который переориентировался на западных спонсоров и продал политический лот под названием “НБП” за рубеж. Гарри Каспаров, вернувшийся в Россию, в которой раньше никогда не жил, с надеждой отхватить себе кусочек власти”. “Жажда беспорядков, создания неблагоприятного фона в стране, внутреннее гниение — это четко сформулированная задача сегодняшней оппозиции в России со всеми их Яшиными, Альбацами, Белыхами, Поткиными, Лимоновыми и прочей гадостью. А зачем нужны беспорядки? Чтобы расстроить экономическую систему страны. Кому это выгодно? Явно не нашим же гражданам. Зачем нужно пытаться свергнуть власть? Чтобы поставить марионеток западных кукловодов. А кому это выгодно? Явно не русским людям”, — венчает свои рассуждения Татаринов.
А поэт Дмитрий Быков в статье “Страшнее кошки” (“ПОЛИТ.РУ”, 8 ноября) использует Марш как повод для разоблачения режима, он считает: именно “идеологи нынешней России, защитники стабильности, запоздалые и боязливые запретители правого марша.., — впрямую ответственны за рост того самого национализма, с которым теперь вроде как борются. И ответственны вовсе не потому, что прикармливали, пестовали, до определенного момента разрешали все эти организации и даже дружески натравливали их на остатки российской демократии. Даже не потому ответственны, что Дмитрий Рогозин — политик абсолютно прозрачный, ясный, бессодержательный от рождения — надут именно ими, с единственной целью откусить требуемые проценты у коммунистов. А ответственны нынешние идеологи за русский нацизм прежде всего потому, что превратили русскую идеологию в вытоптанный, пыльный пустырь, на котором не растет ничего культурного и осмысленного. Где нет культурной растительности — там бурьян возникает сам собой”. “Национализм в России расцвел не потому, что его пестовали и холили, а потому, что не осталось ничего другого. Репей и сурепку не надо поощрять к росту — вам это скажет любой дачник. Достаточно выполоть и вытоптать клубнику со смородиной. А потом можно бороться с репьем сколько угодно — его не убудет, он от этого только шире разбрасывает семена. Борьба с национализмом вообще невозможна — она неизбежно превращается в его пропаганду. Возможно только вытеснение сорной травы чем-нибудь этаким окультуренным”. Далее Быков упрекает интеллектуальную элиту страны в отрыве от народа, в склонности прятаться под крыло у власти от народного гнева (который сама власть и спровоцировала). “…нам опять предлагается выбирать между ехидной и порождением ехидны. Да и что это за дихотомия, в самом деле: либо ты за идейного погромщика, либо за безыдейного душителя?” “Власть обязана лепить пугало, дабы привлекать к себе сердца от противного, — и мыслящая часть страны будет пугаться этого пугала; власть будет растить Азефов — а обыватели будут бояться террористов. И спрашивать, почему у нас ТАКАЯ власть и ТАКАЯ оппозиция, — бессмысленно: в трупе заводятся только черви, прекрасные бабочки в нем не образуются. Трупу надо, чтобы он был вечно живым. И не зря символом русской государственности долгое время был вечно живой труп. Поддержание этого макабра в его вечно-мертвом, но активном и кровососущем состоянии — главная задача русской власти и ее любимого орудия под названием “оппозиция””.
Рассмотреть в низовом “русском фашизме” миф, искусно лелеемый властью, предлагает и ее яростный оппонент, демократ Владимир Голышев (“Не бойтесь!”: “NaZlobu.Ru”, 25 сентября). Другие жупелы власти — “сепаратизм” и “гражданская война”. Напоминая о призыве М. Пожарского “отделяться” (см. обзор в №130), он заявляет, что полностью на стороне “сепаратистов” (т. е. за местную инициативу) и “поджигателей” (т. е. за смену власти). Голышев рассматривает перспективы смены власти. Он обращает внимание на “Малые Обломы”: Кондопога, обманутые дольщики-вкладчики… Эти микрокризисы есть острая реакция на нерешенные социальные проблемы и симптом приближающегося обвала. “Стоит человеку стать жертвой Малого Облома, и весь агитпроповский мусор из его головы вылетает сам собой. Без всякой агитации и разъяснительной работы. Причем, не только у него самого. В той же Кондопоге мозг прочистился у весьма значительного числа горожан, для которых жертвы чеченской резни — не родственники, не знакомые, а всего лишь земляки. Более того, отозвались соседние Петрозаводск, Олонец и совсем не соседние Санкт-Петербург и Тольятти. Круги на “народной воде” расходятся далеко. И чем более дикий и трагический Малый Облом случается в поле зрения людей, тем круги отчетливей и шире”. Ни тотальный контроль над информационным полем, ни полицейские меры сдерживания Кремлю не помогут: люди научились прорывать информационную блокаду и накапливают опыт протестной самоорганизации в условиях коммерческо-полицейской деспотии. “А тем временем, как грозовое облако, на нас надвигается Большой Облом” — падение цен на нефть. “Накроет ли нас в ближайшее время Большой Облом, или Малые Обломы “перейдут из количества в качество” — в любом случае “инерционный сценарий” не будет реализован. Сознание людей изменится. И изменится резко. Даже если власть благополучно проскочит выборный цикл, это будет пиррова победа: “новая старая власть” в глазах людей, которым навязали роль безгласных статистов, не будет обладать даже тем зыбким авторитетом, который у нее есть сегодня”. В момент кризиса власть будет браться снизу, силой, явочным порядком, как постоянно действующий народный сход, как “власть народного доверия”. А потом люди будут просто ставить “вертикаль” перед фактом: вот наша власть, которой мы доверяем! Можете забирать своих взяточников в погонах и без, — нам они без надобности. И это, конечно, будет не фашизм, а просто желание людей жить нормально, самим определять параметры своей жизни. “Право жить и защищать себя от преступных посягательств (любого рода) — это естественное право человека, не нуждающееся ни в оправдании, ни в санкции”. “Собственно, содействие всему этому главное направление деятельности реальной оппозиции. При этом спусковым крючком для народного протеста может стать что угодно — любой Малый Облом (любое нарушение законных прав граждан, любая трагедия, происшедшая по вине власти), который способен вывести людей из подчинения, подтолкнуть их к тому, чтобы попытаться взять свою судьбу в свои руки. Каждая такая ситуация — реальный шанс для оппозиции доказать свою нужность людям, реальный шанс повлиять на будущее страны. Власть не просят — ее берут. Если при этом мятежный регион поднимает знамя отделения — это нормальный инструмент политической борьбы за право (законное право!) не быть “терпилой”, в условиях, когда Центр ему ничего другого предложить не может и не хочет. Только и всего. В этих условиях право называться “Россией” автоматически переходит к “мятежникам”. Вот сколько будет пятен или точек на карте, где люди отказались подчиняться кремлевским баскакам и стали сами хозяевами своей судьбы, столько фрагментов России и имеется в наличии. Все остальное — “территория, временно оккупированная кремлевско-газпромовской ОПГ”… Нет ни малейших сомнений в том, что самоуправляемые русские земли неизбежно объединятся на конфедеративных или федеративных (второе вероятнее) началах в единое пространство”. Далее Голышев, впрочем, уточняет свою версию: “Разумеется, картина “России тысячи флагов”, срастающейся на новых, справедливых основаниях, — как из самоуправляемых штатов в свое время срослись США… — красивая утопия. А что будет происходить в реальности, если хотя бы в нескольких регионах громко прозвучит призыв “Отделяйтесь!”? Да ничего особенного. Просто “вертикаль” развалится. Путин убежит в благословенную Германию в женском платье. Дерипаска уедет в Нигерию — управлять заблаговременно прикупленным алюминиевым заводом. Вексельберг с яйцами — в ЮАР, поближе к вложенному в тамошние рудники миллиарду. А Россия получит шанс отстроиться заново. По-человечески”. Голышев сожалеет, что деморализованная армия не способна взять власть у “руководителей-бизнесменов” и передать ее народу (как в Тайланде). Едва ли вероятен и венгерский вариант бескровной революции. “Массовый ненасильственный протест. Власть смиряется с неизбежным, собирает чемоданы и уходит. Великолепно! В России, понятное дело, все будет несколько иначе. Наверняка нынешняя власть попытается подавить первые всполохи карательными операциями, которые будут проводиться “с максимальной жестокостью”. Собственно, именно на этот случай у Путина и припасен целый выводок “Героев России” из солнечной Чечни… У нас будет кроваво и страшно. Но… длиться все это будет недолго — ровно до того момента, когда путинская гвардия, укомплектованная чеченскими боевиками, начнет нести ощутимые потери от вооруженного населения, решительно отказавшегося от позорной роли “коллективного терпилы””. Заканчивает Голышев призывно: “Мы ж с вами плохо живем. При погашенном солнце. Сами себе не рады. Чуть что шевельнется в кустах — накидываем сачок. “Лишь бы не было войны!” А почему, собственно? Не слушайте вы дураков, набитых грязной ватой. Ломайте придуманные ими шлагбаумы и шпингалеты. Не бойтесь!”
Неизбежность смены власти Голышев акцентирует в статье “Февральский пакет” (Каспаров.Ру, NaZlobu.Ru, 14 ноября). “В принципе, протестная активность сегодня — вещь совершенно естественная. Глупо наказывать себя воздержанием, когда кремлевская рыхлая жопа так настойчиво просит пинка. Пинать ее можно и нужно. Важно не делать этот незамысловатый элемент главным номером своей обязательной программы. Все равно крушение путинщины случится в момент, который мы не в силах не только существенно приблизить, но и элементарно предсказать. А потому наши светильники должны быть всегда снабжены горючим маслом. Когда неизбежное случится, мы, как Мольтке в первый день войны, прикажем адъютанту распечатать заранее заготовленный пакет с инструкциями и без помех досмотрим причитающиеся нам сны. Что должно быть в пакете? Ни мало ни много, четкая последовательность действий, результатом которых должна стать иная политическая система, исключающая повторение путинщины”.
Программная статья Станислава Белковского “Национал-оранжизм как стратегия русского возрождения” (АПН, 2 ноября) определяет перспективы оппозиции. Начинает он с того, что сам термин “национал-оранжизм” придумали “быстроглазые мальчики, обивающие пороги околопрезидентской бюрократии в поисках моментальной славы”. Но “если разобраться, то национал-оранжизм как он есть, в его первозданном значении-понимании, — единственно возможная стратегия смены власти в России и трансформации нашей страны. Стратегия, которая может и должна быть воплощена в 2007–2008 годах”. По аналогии с Украиной “национальное возрождение + справедливость + свобода — на этой триаде и должна быть, и будет построена программа объединенной российской оппозиции в 2008 году”. При этом “стратегия русского национал-оранжизма — это смена власти без революции, с обеспечением символьной преемственности между следующим поколением правителей и нынешним местоблюстителем кремлевского престола Владимиром Путиным”. Выписывая длинный счет режиму, Белковский утверждает: русский национализм — ядро национал-оранжизма. В отличие от многих, он считает, что всплеск русского национализма — не кремлевская провокация, а вполне естественная защитная реакция русского-российского организма на затянувшуюся, почти двадцатилетнюю эпоху национального унижения. “В первой половине текущего десятилетия казалось, что с периодом национального унижения покончит Владимир Путин. Этого не случилось. Унижения лишь усугубились, а ожидания и надежды разбились о скверный анекдот “Пятой империи”, символы которой — Рамзан Кадыров и Ксения Собчак на гламурной кокаиновой вечеринке. Русский национализм возрастает объективно, и потому он неостановим. Вопрос лишь в том, станет ли этот национализм созидательной силой или разрушительной”. Белковский призывает не бояться ДПНИ, это “сила европейского выбора”. “Ведь идеи и лозунги борьбы против нелегальной иммиграции становятся все популярнее, больше того, — всё неизбежнее в Европе. В том числе — в контексте цивилизационного кризиса “страны святых чудес””. “ДПНИ, безусловно, претерпит еще массу трансформаций и едва ли сохранится в нынешнем виде. Но националистические силы в процессе транзита власти в 2007–2008 годах сыграют большую роль — в этом сомневаться не приходится”.
Более критично настроен по отношению к радикальному оппозиционному национализму Юрий Коргунюк (“Сон политического разума”: “Газета.Ru”, 13 декабря). Сегодня мы “переживаем фазу расслабления, когда люди, готовые отвечать за себя, оказались в положении чуть ли не изгоев, зато в героях ходят те, кто внушает обществу: “Мы ни в чём не виноваты, это всё другие — либералы, олигархи, евреи, чёрные, Штаты…” Расплата рано или поздно последует, и платить будет не каждый за себя, а все вместе за каждого”. “…расслабление опасно: погружаясь в личную жизнь, общество частью распадается, частью уходит в своего рода подполье. Что собой представляет “человек из подполья”, рассказал Достоевский, а какие в подполье водятся твари — генерал Григоренко”. Отваживая общество от участия в политической жизни, подменяя последнюю примитивной пропагандой, власть вытесняет значительную часть политики в это самое подполье, где впоследствии и вырастают монстры с весьма неприятными манерами. Когда политика в подполье, вольготнее всех себя чувствуют радикальные националисты. Ведь в основе их идеологии не что иное, как потакание низменным страстям, поощрение подленького желания обвинить в своих бедах другого. И удивительно ли, что самым популярным из националистических объединений в последнее время сделалось Движение против нелегальной иммиграции. В сущности, ДПНИ безразлично, какой перед ним иммигрант, легальный или нелегальный, и иммигрант ли вообще. Главное — он другой, и его можно сделать козлом отпущения. Загнав политику в подполье и расшевелив националистический гадюшник, власть, похоже, сама не знает, что теперь делать.
Наконец, Кирилл Фролов в статье “Эрзац-национализм как либеральная провокация” на сайте “Сегодня.ру” (30 октября) утверждает, что Русский марш “создает впечатление именно либеральной провокации, целью которой является замазать весь русский национальный дискурс коричневым цветом, маргинализовать его и закрыть эту тему в публичной политике”. Русский марш будет использован “для дискредитации чрезвычайно важного для русского самосознания праздника 4 ноября”. Далее Фролов дает набросок альтернативной провокаторам “программы политического имперского мессианского русского национализма, национализма духа и почвы”. Это воссоединение разделенного народа, воссоединение расчлененной Исторической России. Ликвидация т. н. “национальных республик” в составе России. Создание Российско-Белорусского Союзного государства. Поддержка борьбы русских земель Донбасса, Новороссии и Крыма против “оранжевой” власти на Украине, признание “непризнанных” республик и, прежде всего, русского Приднестровья, введение в школах предмета “Основы православной культуры” на федеральном уровне, как важнейшей составляющей идеологии абсолютного суверенитета России, открытие федерального православного телеканала. К этому автор присоединяет и следующие требования: “Возвращения исторического облика московского Кремля и Красной площади. Удаления одиозной мумии палача России. Восстановления Чудова и Вознесенского монастырей Кремля и других московских святынь. Возвращения Церкви православных храмов по всей стране”. “Нам нужен класс национально и православно мыслящих бизнесменов, таких как преп. Серафим Вырицкий, который до монашества был крупным пушным торговцем, кормившим весь бедный Петербург. Русские монастыри были центрами и умной молитвы, и национальной мысли, и технологической модернизации — первая русская ГЭС появилась на Соловках. Поэтому ставка на ученое монашество, которое будет подлинно национальной интеллигенцией, в противовес пораженческой “образованщине” и дегенеративным черепомерам, оправдана, это надежда Церкви и нации”. “…мы государственники, а не конформисты. Мы не намерены терпеть либерально-пораженческое и антицерковное лобби во власти”. На счет этого лобби Фролов записывает козни против “нашего союзника” Лукашенко. “Мы не намерены терпеть борца с православной традицией Фурсенко, и еще много чего и кого не готовы, и не будем терпеть. Но при этом мы понимаем, что русские без Церкви и государства не организуются. Понимаем и то, что между Третьим Римом и Третьим Рейхом нет и не может быть ничего общего. Это онтологический, религиозный и политический факт”.
Империя как проблема
Националист Александр Белов в статье “Имперский марш” (сайты АПН, “NaZlobu.Ru”, 13 ноября) утверждает, что давний и жестокий спор имперцев и националистов — искусствен: “сами основания спора я считаю надуманными, а конфликт как таковой — искусственно навязанным и препятствующим достижению нашей главной общей цели, а именно — полной политической победы патриотических сил в России”. “Российской Империи не существует”. Последний имперский проект на этой части суши прекратил свое существование 15 лет назад. Российская Федерация — это не империя, а обломок (пусть и гигантский) рухнувшей сверхдержавы под названием СССР. РФ — классический пример транзитной, переходной государственности, страны, которая уже рассталась со своим прошлым, но еще не определилась с будущим и даже настоящим. Защищать империю, которой нет, невозможно. Империю можно лишь строить, созидать заново — как из древних обломков, так и из новых камней. Да, у России — имперская судьба. “Русские не являются и никогда не будут мелкобуржуазным народом, чьи амбиции ограничены стабильным приростом скудного материального благосостояния, медленным улучшением частного “квартирного мирка”. Русское сознание неизбежно, фатально тяготеет к предельному и запредельному, а значит, русские обречены на экспансию, на расширение границ русского мира. И потому любая государственность, которую русские будут строить, так или иначе окажется Империей. Путь имперского возрождения детерминирован русской историей, нашей национальной психологией и потому безальтернативен”. Но кто явится субъектом имперского возрождения? Методом исключения автор приходит к “нехитрому выводу: субъектом имперского возрождения может быть только русский народ. Русские”. “Но, чтобы возложить на себя бремя новой имперской миссии, русские должны сначала стать самими собой. “Вспомнить” себя. Вернуть самоощущение нации, единой неразрывной общности людей, связанных не просто территорией, языком и культурой, но — общей судьбой и готовностью за эту судьбу бороться всеми доступными способами и средствами. Необходимой предпосылкой восстановления Империи является русское национальное возрождение. И возможно это возрождение только на путях русского национализма. Невозможно “перепрыгнуть” из лишенного четких государственных форм безвременья в Империю, не пройдя сначала путь русской национальной самоидентификации, не осознав и не признав, что у нашей будущей общей Империи может быть только один народ-учредитель, и народ этот — русский. Что нисколько не угрожает другим коренным народам России, чьи права и интересы, политические и культурные, будут надежно защищены законодательно закрепленным статусом национальных меньшинств”.
Михаил Диунов в статье “Имперский опыт для новой России” на сайте “Новая Политика” (31 октября) сетует на отсутствие внятной национальной политики в современной России. Как же “сохранить целостность и мощь нашего государства”? Автор призывает учиться у Российской империи, которая не могла справиться только с поляками и евреями. А остальные сидели смирно, потому что на их традиции никто не посягал, “национальные окраины страны жили так, как их устраивало, и просто не имели никаких основ для недовольства”. Вдохновляясь этим ветхозаветным образцом, Диунов дает простодушные советы в духе времен очаковских: вместо стимулирования трудовой миграции улучшать условия и оплату труда, привлекая на работу местных жителей, а число трудовых мигрантов всячески сокращать; создать условия, позволяющие национальным регионам обеспечивать работой свое население; вообще миграцию с национальных окраин надо всячески ограничивать (например, цензом оседлости, который будет ограничивать приезжих в возможности участия в выборах, созданию бизнеса); давать возможность выхода агрессивным инстинктам малоцивилизованных народов через армию (создание национальных частей из воинственных жителей Кавказа, но только с исключительно русским командованием всех уровней, в формате, подобном формату Иностранного Легиона).
Нацбол Эдуард Лимонов (“Долой Византию!”: “Грани.Ру”, 22 ноября) интерпретирует нынешний режим как византийский по духу. “Как все лгут по сговору, вся эта византийская сволота, делая вид, что не лгут! Старики лгут привычно, молодежь вот только не сразу лжи обучается. Самые честные у нас подростки. Все остальные — сволочь! Надо же, как наши византийцы живо приспособили выборы под себя, как жулики, открывшие казино! Под столом, где рулетка, нужный электронный магнит приспособили, датчик, счетчик — и выигрывают всегда. Сделали демократии ослиные уши. Византийцы все профанируют, все у них будет опорочено, изгажено, оскорблено. Дешевле на самом деле было бы не жульничать, дать волю естественному ходу вещей. Но как же без этого: без лжи не будет стоять Византия. Ведь если устроить свободные выборы, в ту же Госдуму попадут свободные люди, среди прочих те же нацболы будут избраны — какие же речи зазвучат в российском парламенте тогда!” Далее Лимонов дает примеры византийства и провозглашает: России нужно, “чтобы рухнула Византия. Чтобы общая ложь, круговой порукой связывающая страну, наконец издохла”.
Либерал Семен Новопрудский в статье “Пролетарский империализм” (“Газета.Ru”, 13 октября) констатирует: “Запрос на империю в народе очень силен. Населению страны, веками развивавшейся исключительно за счет присоединения новых земель, территории до сих пор не хватает, особенно после распада СССР”. Но… “С одной стороны, большинство населения в той или иной форме согласны с идеей “Россия для русских”. То есть многонациональность страны на бытовом уровне их, мягко говоря, напрягает. С другой, это же самое большинство (в том и беда, что “это же самое”) готово присоединить территории с абсолютным или относительным преобладанием представителей тех народов, от которых наши бытовые империалисты хотели бы Россию избавить”. “Это раздвоение национального самосознания является неоспоримым доказательством отсутствия в России исторической нации, российского народа как такового”. То, что живет в головах большинства россиян, — это код заведомого аутсайдерства страны, фундаментальный мировоззренческий барьер на пути нормального развития России. “Если учесть, что в экономическом поле у народа точно такое же раздвоение сознания (ненависть к частной собственности у других при несомненном желании обладать ею), мы получаем законченную картину национальной трагедии. Отсюда у нас такой президент и такой парламент, такие дороги и такой бизнес, а главное — такая неизменно низкая цена отдельной человеческой жизни”. “Ведь что такое “пролетарский империализм”? Это восприятие других народов как поставщиков территорий, а самих людей, на них живущих, — как мусора, подручного материала, иногда как нежелательного конкурента в борьбе за место под солнцем, которого можно победить не умом и талантом, а силой, “по национальному признаку”, уповая на откровенно фашистскую риторику и фашистские методы воздействия”.
Похоже формулирует проблему главный редактор журнала “Россия в глобальной политике” Фёдор Лукьянов (“Мелкодержавный шовинизм”: “Газета.Ru”, 26 октября). Он, однако, рассуждает скорей о политике властей. “Антигрузинский поход Москвы убедительно продемонстрировал, что имперских перспектив у России нет. Политика, нацеленная на возвращение или укрепление влияния, требует использования обширного набора инструментов, причем применение кнута и пряника должно быть тщательно сбалансировано. Метрополия не может ввязываться в полноценную, серьезную перепалку с бывшей колонией, ставя себя тем самым на один с ней уровень. Она по определению выступает с позиций заведомо более умного, искушенного и великодушного (во всяком случае внешне) старшего брата. Великая держава не имеет права рассматривать несопоставимо более слабую страну как реального противника и подчинять свою политику задаче его наказать. Наконец, империя заинтересована в сохранении и расширении своего присутствия — политического, экономического, культурного, психологического. Со всех этих точек зрения Россия проводит антиимперскую линию”. Далее Лукьянов показывает, что грузинский режим только окреп в результате российского наката. К тому же Россия, ратуя за признание Абхазии и Южной Осетии, не знает, что с ними делать дальше. “Во время традиционного ежегоднего общения с народом Владимир Путин, отвечая на вопрос выходца из Абхазии, сказал, что Россия не заинтересована в ее присоединении, поскольку и без того является самой большой страной в мире. С учетом усиливающегося неприятия кавказцев в российском обществе, а избыток инородных элементов практически официально признан серьезной проблемой, такое присоединение действительно выглядело бы странно”. В целом поведение России — “это не политика империи — бывшей или будущей. Это скорее поведение национального государства, находящегося в подростковом возрасте и страдающего разнообразными фобиями. Пытаясь самоутвердиться, прежде всего в собственных глазах, оно идет по пути наименьшего сопротивления”.
Инцидент с Грузией вызвал и попытку оценить его в контексте имперской политики. Станислав Белковский увидел здесь (а также в перипетиях отношений с Белоруссией) неготовность России к принятой на себя имперской роли (трактуемой как волевой натиск) и написал памфлет “ИМПЕРИЯ № 6, или крестовый поход лакеев” (ЕЖ, 2 октября). “Похоже, российское имперское возрождение по-путински достигло своего апогея”. Это выразилось в том, что об нас вытерли ноги Саакашвили и Лукашенко. Они оба “про сегодняшнюю Россию с её банно-прачечным имперским пиаром тоже кое-что понимают. Больше того: они понимают главное. Что сегодня у власти в России находятся никакие не политики, одержимые идеей национального будущего, а обыкновенные приблатненные бизнесмены, вступившие к тому же в стадию ускоренной легализации всего праведно нажитого на Западе”. А идеологические холуи возбудились и кричат о наших победах. “Почему они так поступают? Из страха? Скорее нет — не так уж и страшна современная российская клептократия. Не Сталин, чай, да и не Брежнев даже. За деньги? Да, но не только. Им действительно очень нравится быть лакеями при Владимире Владимировиче Путине. Ведь Путин — примерно такой же, как они. Точное воплощение наивысших ценностей 1990-х годов. Средних жуликоватых способностей шустрый человек, просто оказавшийся в нужное время в нужном месте. И на этом фарте построивший частную доктрину морали и добродетели”. “Для них Путин — настоящий царь-освободитель. Он освободил их от главной элитной обязанности — отвечать за судьбу страны. Тратить жизнь на обустройство будущих поколений”. “В кремлевском крепостном театре продолжается представление популярного водевиля “Империя № 6, или История молодого лакея, волею благодатного случая избранного самодержцем”. Актеры холопского звания стараются четко выговаривать текст и притоптывать строго в такт. Посмотрите на барскую ложу — там довольны, господин герой улыбается!”
Дмитрий Верхотуров в статье “Друзья становятся недругами?” (АПН, 20 октября) предостерегает: России в СНГ грозит полная изоляция. Конец 2006 года ознаменовался резко ускорившимся процессом деградации этой организации. Теперь к числу уклонистов от дальнейшего “сближения” с Россией примкнул даже профессиональный друг России — президент Беларуси Александр Лукашенко. Он правильно оценил действия России, которыми руководит “Газпром”: требование отдать “Белтрансгаз” под угрозой энергетического удушения белорусской экономики равносильно аннексии Беларуси Россией. В рамках СНГ давление на Лукашенко привело лишь к тому, что Беларусь пополнила коалицию стран, которые очень недовольны политическими методами России. Кроме того, Беларусь волей-неволей переориентируется на ГУАМ. “Заручившись поддержкой ЕС и США, бывшие друзья, а ныне недруги России в СНГ смогут делать с Россией практически все, что пожелают. Вот итог политики “энергетической империи””.
Интеллигенция
На сайте “ПОЛИТ.РУ” был затеян разговор на тему “Интеллигенция и власть в современной России”. В жанре интервью высказались Сергей Менделевич, Дмитрий Быков. Интерес вызывает мнение Александра Архангельского (“Стране необходима новая модель воспроизводства моральных лидеров”: 19 октября). Моральный суд, духовная рефлексия — этим сегодня занимаются уже не интеллигенты, а публичные интеллектуалы. Не получается ли, что интеллигенция добровольно снимает с себя эти полномочия? Способно ли сословие интеллектуалов, которое должно прийти на смену интеллигентам, эту задачу решить? Кто будет спрашивать с общества? Кажется, что Церковь. Хотелось бы, но сегодня Церковь как социальный институт пытается больше воздействовать на государство, нежели на общество… Например, мы сейчас оказались в ситуации, когда у нас нет субъекта, нет института, который может высказываться по такому вроде бы частному вопросу, как введение православного курса в школе. У нас нет экспертного сообщества, которому мы бы доверяли. Нет общественного согласия по тому, к чьему мнению мы обязаны прислушиваться, нет современного Лихачева, которому интеллигенция делегировала право высказываться от имени сословия в 70-х. Есть потребность в моральных лидерах, но нет условий для их появления. Потому что нет никакого единого сообщества. Поэтому движение будет идти через кризис. В личном качестве люди культуры будут сохранять возможность претензии на роль морального лидера. Ведь эпоха униженности писателей и киношников, театралов уже позади. Сейчас статус человека, пишущего книги, резко возрастает. Писать книги становится престижно. Государство сегодня слишком меркантильно и озабочено прежде всего доходностью, а не идейностью. Долго так продолжаться не может. А когда будет сбой, важно, чтобы на арену вышли люди, имеющие неполитическую легитимность. Мы знаем, как шестидесятники, получившие власть на короткое время в восьмидесятые годы, эту власть растратили впустую. “Так что мы вскоре увидим, готовы ли современные профессиональные сообщества, пришедшие на смену единому телу русской интеллигенции, — готовы ли они повторить те подвиги, которые совершила интеллигенция, или они готовы повторить только ее ошибки”.
История и статистика
Дмитрий Травин в “Звезде” продолжает писать летопись-историю современности (“Пореформенная Россия: от расцвета до отката”); получается нетривиально и увлекательно. В №10 — “2001: синдром сумасшедшей кошки. 2002: Норд-ост с запахом смерти”, в №12 — “2003: Борьба без правил. 2004: Вся власть Кремлю!”
“Новые Известия” 10 октября дают такую мрачноватую статистику: Россия занимает второе место в мире после Литвы по количеству суицидов. Ежегодно в нашей стране совершают самоубийства около 60 тысяч человек. При этом частота суицидов среди мужчин примерно в 6 раз выше, чем среди женщин. За 15 лет покончили с собой 800 тысяч россиян.
Обзор подготовил Евгений Ермолин