Стихи
Опубликовано в журнале Континент, номер 128, 2006
* * *
былые вещи, выпуклость комода,
вчерашний чай и комната с ключом,
где нипочем печаль и непогода…
Особенно в такой осенний день,
когда все окна поголовно плачут,
былые вещи — хлам и дребедень, —
воспоминанья что-нибудь да значат.
Ведь здесь не нужно теплого плеча,
и радостно от тишины короткой.
Теперь всего уместнее молчать
и сон чужой на желтых оборотках
записывать, и придавать ему
глухую твердость с привкусом металла,
ту давнюю родную глубину
из времени, которого не стало…
* * *
ладони, хворостину, колесо
и глину, и безгубое лицо,
и речь, чтобы мужчину отличала.
Ты сущей назовешь любую тварь
и всякий плод, что в жгучий полдень лаком.
Твой каждый куст, дождем земным оплакан,
в велеречивый занесен словарь.
И мне осталось только повторить…
Но не канат, а шелковую нить,
как рыбы, проглочу, приняв за тину.
И буду поднят с илистых глубин,
на свет и твердь, где зов и звук един, —
к Твоим ногам и хищный рот разину.
* * *
забываю впопыхах.
Утро новое обрящут
в перегное и духах,
в почках липы, сухостое,
неприветливой весне.
Утро выдалось простое
в тихой этой новизне,
в этом свете без помарок
и посланниц кучевых,
без широких радуг арок,
чашки кофе на двоих.
Без примет досужих буден:
шум дождя, валокордин.
Без луча, который будит
сквозь потертости гардин.
Потому что забываешь,
если сослепу бежишь,
и со временем теряешь
то, чем ты не дорожишь.
* * *
не жалко в августе, когда
с желаньем глупым и хорошим
ночная падает звезда.
Гори, космическая спичка,
вмиг освещая суету.
Мы — только имя, ветер, кличка,
орел и решка в область ту.
Наутро яблоки упали
на лиственный лоскутный плед,
на земляном ли одеяле
и мы проспали столько лет.
А надо было только ахнуть,
смутиться, чуду подмигнуть,
чтоб не растаять, не иссякнуть,
не раскатиться, словно ртуть.
Прохладно. Пахнет теплым хлебом.
Оврагом черным и нагим.
Я никогда смиренным не был.
Я изумленным был. Другим.
* * *
Потерпи, сейчас пройдет.
За рассохшимся комодом
обнаруживаю йод.
Желтые обои в клетку,
ворох с ленточкой газет.
Новости про пятилетку,
прочий давний милый бред.
Не войной и не Гулагом
пахнет груз былых вещей,
но коломенским оврагом
где зимою бьет ручей.
Чистым снегом, белым полем,
медной цифрой — 35,
и, наверно, женской долей
все перетерпеть опять.
* * *
как первый весенний побег
человеку не важно
пойдет ли обещанный снег
незаметно стемнело
набухло вечерней слезой
может с веткой омелы
а может быть с лунной лозой
фиолетовый Рама
в колодец заглянет опричь
золотого барана
привязывать станет и стричь
или горний хлопчатник
рассадит на серой земле
чтобы мелкой крупчаткой
на улице и на столе
чтобы альпы в ладонях
с минуту молчали пока
утечет ли утонет
болтливое время река
не зима замиранье
в кроватную тишь с головой
пахнет детством и ранью
герани узор угловой
белый свет перекресток
сегодня действительно бел
здравствуй утро подросток
косая линейка и мел
* * *
пахнет домом и бедой.
Осень в огненном плюмаже
приходила за тобой.
Не дождалась, положила
на щербатое трюмо
алый лист в зеленых жилах.
Запоздалое письмо
положила, как перчатку,
у нахмуренных зеркал,
чтобы ты по отпечатку
гостью эту разыскал.
Отыскал, как ищут море
или, скажем, шарят ключ.
Столбик пыли в коридоре,
с кухни длинный, узкий луч.