Рассказ
Опубликовано в журнале Континент, номер 125, 2005
Александр КАРАСЁВ — родился в 1971 г. в Краснодаре. Окончил Кубанский госуниверситет. Работал слесарем, подсобным рабочим, машинистом насосных установок, охранником. Служил в армии. Участник боевых действий в Чечне. Публиковался в журналах “Новый мир”, “Дружба народов”, “Октябрь”. Участник форумов молодых писателей России в Липках. Живет в Краснодаре.
Недавно женился мой друг, спортсмен и красавец, Коля Обрывкин. Он привез себе жену из Прохладного, где служил в армии командиром пехотного взвода после института. Жену он привез старше себя, хоть и симпатичную. Нет, живут они давно уже вместе, несколько лет, у них уже успел родиться ребенок. Поэтому жена потащила Колю в загс для регистрации.
Я был свидетелем с подругой невесты, хотя свидетелей отменили, и нам расписываться не пришлось. Ничего торжественного. Ни белого платья с фатой, ни черного фрака с бабочкой. Не было патетических речей от имени Российской Федерации. Зашли в кабинет, получили документ и вышли. Всего эта канитель обошлась в сто рублей, а если разводиться, то — двести — дороже. Загс Центрального округа. Он в старинном стиле “эклектика”, с колоннами. Выходим по гранитным ступеням. Новые свадьбы стремятся не опоздать сочетаться законным браком. Весна робко пробивается, снежок подтаивает. Красиво и радостно вокруг. Новоиспеченная мадам Обрывкина в дубленке улыбается. Коля тоже, но как-то понуро, серой улыбкой.
И вот, после регистрации, когда собрались самые близкие друзья, молодая жена позволяет себе за столом оскорбительные высказывания в адрес своего супруга. Она не слушает его речей, перебивает меня, когда я пытаюсь о своем друге Коле сказать пафосный тост. И даже она громко обсуждает при всех расцветку его трусов, которые случайно выползли из-под брюк, и еще кое-что Колино обсуждает и пытается продемонстрировать публике, — но об этом мне нет никакой возможности сказать — неловко… А Коля Обрывкин не стал работать опером в отделе по особо опасным преступлениям, как мечтал до армии, а пошел в магазин консультантом, чтобы много зарабатывать, кормить ребенка, жену, и платить за ее образование — не будет же она вечно секретаршей.
Сразу после армии Коля купил квартиру на “боевые” чеченские деньги. Сейчас он делает ремонт и купил для жены автоматическую стиральную машину в своем магазине. Он очень любит свою жену. А она его нет. Хотя получает как секретарь четыре тысячи против его пятнадцати. Отмечу, что до знакомства с Колей его жена обитала в полном захолустье, в очень маленьком городе, она уже неудачно была замужем за кабардинцем и больше не рассчитывала на брак. Правда, Коля в последнее время запил, но на его работе это пока не отражается — утром примет холодный душ и как огурчик.
Солнце рассыпалось искрами по снегу, светило на рельсы и слепило глаза. Я ушел от Обрывкиных не поздно, потому что спешил домой для свидания с девушкой. Тогда я стоял немного прибитый на остановке и думал…
Крепкие люди населяли нашу планету еще полсотни лет назад. Мыслимо ли было, чтобы моя, царство ей небесное, бабушка, так с дедом обращалась? Тут же влетела бы под стол с повреждениями. Да и в голову бы ей такое не пришло, сердешной… До чего волевая женщина была, но мужа уважала страшно, и побаивалась. У деда, к суровому нраву, еще и лицо после Курской дуги подергивалось зверовато и отпугивало людей.
И в их жизни, полной невзгод и крови, по-настоящему сильный мужественный тип попадался редко. Сами условия, весь уклад заставляли мужчину жить на пределе природных возможностей, ставили его на неоспоримую высоту в обществе и семье.
Сейчас мужественный тип совсем перевелся. Даром, что Коля Обрывкин спортсмен с детства. В моде все больше чахлость со слабой претензией на интеллигентность. Не стало занятия мужчине в современной жизни. Нет возможности так, чтобы на пределе человеческом и на краю пропасти силой померяться с самим чертом. Все континенты открыты и жилы золотоносные. Народы все завоеваны, а если и не до конца, то война там какая-то нелепая и непонятно за что. И альпинизм с мотоциклами не спасает — искусственно все это, не взаправду, как мускулы, дутые тренажерами.
Уже прошлое поколение мужчин прижухло в консервной банке застоя. Этих мальчиков впервые воспитали мамы без отцов — отцы погибли на фронте. Мамы очень любили своих чад, вкладывали в них свою душу и отдавали все время, оставшееся после станков, швейных машин и прилавков. Мамы смогли объяснить своим мальчикам, что женщину нужно уважать, оберегать и помогать ей. Но не смогли они воспитать мужчин, способных брать ответственность на себя и принимать решения.
Затюканные послевоенные женщины оказались наедине с воспитательным процессом и давили на корню свой страх перед растущими “хулиганами” окриками и подзатыльниками. Добивались послушания как небесной манны — не до мерехлюндий, не до тонкостей педагогики, продержаться бы до зарплаты.
И вырос мужчина, который с ранних лет привык подчиняться женщине и чувствовать вину, если женщине не угодил. И новый тип отношений сладким ядом пробрался в чувственную сферу полов, начала формироваться модель сексуальности — где мужчина все больше для женского удовлетворения (о котором раньше не все догадывались), а не наоборот. А поток созвучной моменту сексуальной литературы с конца восьмидесятых поставил под новые реалии прочный “технический” базис. И давняя забава — “французская любовь” — уверенно приобретает другую направленность. И появляется новый тип джентльмена — мачо, это тот, который раньше альфонсом назывался. Не актуально — мачо. Он открыто гордится своими навыками, и язык высовывает для фотографии, чтобы все видели размер.
Мужчина без вложенной в детстве нормальной модели семьи, где есть папа и есть мама, оказался несостоятельным мужем. Семья, где муж потакает во всем женщине, почему-то стала пробуксовывать. Может, потому, что не была предусмотрена природой.
И теперь мамы продолжают воспитывать мальчиков, будущих мужей. Уже не оттого, что мужиков война выбила, а потому, что на десять браков — восемь разводов. Заботятся мамы о чадах вовсю: чтобы не дрался, не упал, не простудился, пальчик не поцарапал — инфекцию не внес. Подальше от улицы — где трудности и конфликты то есть; под мамино крылышко — в тепло, как кактус, — пусть лучше дома у компьютера в игры играет. Маме спокойнее так о домашнем комфорте думать.
Сейчас кинематограф демонстрирует независимый тип женщины-повелительницы. От Зены — королевы воинов, до Никиты и Леди Босс. Невдомек телезрителю, что не было никогда на земле никаких Зен и амазонок. Не было, потому что не могло быть! Что женская привлекательность в женственности, а не в мужественности. Что женщина, изящно щелкающая шпильками по карьерной лестнице, “крутая” бизнесвумен, глубоко несчастна в мыльном пузыре пустоты. Так то она, может быть, отделом послушных клерков успешно руководит, ездит в десятке, и домашний кинотеатр собирается на выходных покупать за премиальные, но одна-одинешенька: одного мужика уже выгнала, а теперь вообще какие-то недоделанные вокруг вьются, готовые на все и согласные на властную женскую руку. А нет, чтобы самому власть взять, и чтобы за его спину широкую спрятаться. В том то и дело, что нет. Раньше было, а теперь — нет. Последний раз мужики взяли власть в Зимнем, да и то не у тех, у кого надо. А теперь отвертку крути и не вякай.
Надвигается матриархат. Уже надвинулся. Естественный исторический процесс должно быть. Но не радостно почему-то от этого. И сейчас не радостно, когда я еду с веселья, уставился в заиндевевшее стекло и делаю вид, что не замечаю кондуктора. Этот кондуктор в оранжевом жилете на толстый бабий корпус и есть сейчас для меня ползущее чудище матриархата: “Кто не оплатил! задняя!”. Бр-р… Аж мурашки по коже… Так у нас старшина Климович в армии орал, с точно такой интонацией. Душевный был прапорщик…
Мужчина — это вектор вперед и ввысь к непознанному и страшному, когда холодеет нутро от черного дыхания смерти, но трезв рассудок и не дрогнет рука. Женщина — консерватор, призванный бережно хранить достигнутое. К очагу призвана на дежурство. К огню, который мужчина зажег или добыл.
Давно это было — давно зажег и добыл. Горит. Вектор непонятно куда теперь — хранитель из потомственного разведчика и авантюриста никакой, только испортит все и намусорит. Когда битком ценностей и их охрана вполне соответствует реалиям — куда теперь?
Скучно Коле Обрывкину возле стиральных машин и холодильников целыми днями распинаться — что да как функционирует и где выливается… Мало ведь у кого коммерческая жилка имеется и склонность к бандитизму. По нашей жизни видно, что далеко не перевелись еще бандиты. И головорезы в манжетах не перевелись, готовые продать что угодно, лишь бы за деньги, желательно иностранные. Но речь не о них. Большинство томится от неразгаданности бытия, убеждая себя, что хорошо то, что на самом деле смысла не имеет. И квартира вроде есть, и работа как у всех, и дачу к пенсии закончит. И жена радуется, и детишки в вузе пристроены. А гложет чего-то. Эмоций нет! Эмоции от водки берутся. А откуда еще? Можно, конечно, как Коля хотел — не в бандиты, а бандитов ловить пойти. Но хоть и опасно там так же, платят очень мало — четыре восемьсот, как секретарю… чуть больше — на восемьсот рублей.
Да что зарплата — не в деньгах счастье. Коля бы и так согласился, душа требует чего-нибудь такого, с риском, — жена не пускает. “Ты думаешь? — говорит, — своей головой, на что семья жить будет!” Все верно — семья ячейка общества. Не много этих ячеек осталось — беречь нужно. И вкалывает Коля на поприще капитализма, клиентам улыбается и услужливо заворачивает бытовую технику в оболочку.
Пьет Коля Обрывкин. А раньше совсем не пил — плавал в бассейне. И постоянно виноватый перед женой, которой очень даже вольготно в тиши кондиционеров с уголками и кухнями из шкафчиков. И ребеночка, так одного, чтобы не утомиться. А оставшуюся силушку детородную — в карьерный рост кабинетный, чего я, хуже, что ли! И не поймет она, хоть и пробовала, — чего этому олуху неймется. Пусть он, если заняться после работы нечем, в доме посуду моет и полы трет. И по ночам встает ребенка успокаивать — общий ребенок.
И вот Коля приходит с работы, где он десять часов кряду торчал пнем у холодильников с бейджем на груди, и елозит тряпкой по линолеуму, пока жена кушать готовит.
И не бьет Коля кулаком об стол, чтобы дрожь по бабе покатилась меленько, чтобы знала свое место бабье — тыл. А не стало фронта больше — везде тыл. Бьет Коля по столу только в пьяном угаре, кусает руку ушибленную, и вылизывает на следующий день унитаз и раковины, чтобы задобрить свою строгую половину, понимая всю никчемность вчерашнего.
Еще парень покуражится на воле, поиграет в презрение к женскому полу — телки мол, безмозглые, а потом из всех претенденток выберет самую худшую — она его сама выберет — хлоп под каблук! и сиди смирненько. Хоть писатель Веллер доказывает, что так и нужно — мужчина выбирает ту, которая ему таких чертей задаст, что небо станет в горошину. Для эмоционального фона. Опять же — это оттого, что не хватает мужику волнений в повседневной жизни. До фона ли было полярнику на льдине: в печенку этот фон уже въелся вечной мерзлотой, — сегодня цел, и то ладно.
Женский сейчас мир. На Западе давно. В Штатах уже мужики объединяются от притеснений в союзы и робко просят, чтобы их не обижали. У нас-то еще хоть женщины красивые, а там страхолюдины, оплывшие жиром, и тоже мужиков трясет от страха. А если красивая сравнительно, и комплимент скажешь по дурацкой привычке, — в тюрьму упрячет. Она теперь не женщина, а равноправный субъект!
Так-то она равноправная, и в законах об этом прописано прогрессивных. Но вот беда — природа не терпит равенства и одинаковости.
Утраченная мужская доминанта перешла к женщине. Легче адаптироваться женщине в мире потребления. Она вообще живуча как кошка. А тут и подавно. Бери от жизни все, что хочешь — любые тряпочки тебе и предметы, со скидкой и в кредит. Меньше требований к женщине в современном мире, легче соответствовать. Это мужчина должен быть и энергичным, и денежным, и агрессивным, чтобы коллег расталкивать, и в то же время — добрым и заботливым. А с женщины — чего взять? Она сама возьмет.
И мы тянемся за Западом семимильными шагами, заведенные пружиной истории. Хоть и собственным путем, но верно. Восток наступает на пятки. А Восток, как известно, — дело тонкое. Это каждая русская баба знает, что женщина Востока существо забитое. Только вот сама Зульфия или какая-нибудь Гюльчатай об этом не догадывается. Невдомек ей, забитой, что можно на мужчину голос повысить. И уважает мусульманскую женщину муж. Но не как равноправный субъект или как госпожу “подкаблучника”, а как Женщину — жену, мать, сестру. Кто не верит, может прокатиться в Чечню, в аул Алерой.
Женский мир. И женское воспитание. Каждая мать не забудет объяснить дочери: если поднял мужик руку, рви с ним сразу, не будет толку с него. “А куда же рвать-то, дорогая Галина Васильевна?” — говорил я одной такой мамаше, недовольной зятем, — “На десять браков восемь разводов, дорогая Галина Васильевна”. — А ничего, главное — мужик ребенка сделал, а теперь вроде как и ни к чему он. Пускай лучше алименты платит, а остальное пропивает сколько хочет. Чтобы только глаза его не видели!
Теперь все больше жена поколачивает мужа за всю его ничтожность — попробуй ответь только! А рожать сейчас и вовсе без мужиков можно. Пускай они сперму лучше в пробирки сдают, а я уж себе выберу: и спортивного, и интеллектуала, и с голливудским профилем чтобы! Чем ни жизнь? А воспитаю сама — запросто.
Да и как женщине уважать современного мужика? — объективно не за что… Это когда он красавец с морозца, с коня, и плетью поигрывает, и любит наскоро, ибо некогда: “Не балуй!”… Попробуй такого не уважай! Душу вышибет. А теперь он и нрава мирного, и работает, который при деле, и ремонт сделал, и по хозяйству помогает, и ласковые слова говорит, когда не слишком много выпил, — там: “зая” или “котенок”, — а хочется его почему-то удушить!
Браки сейчас в моде с возрастным перекосом. Не тянет мужик в одной возрастной категории с женщиной. Который выбился и прочно стоит на ногах к сорока-пятидесяти, берет в жены девочку помоложе. Тут он уже ей все: и бог, и царь, и муж родной. И контроль по полной. Самое интересное: пищат девчонки от восторга — сам слышал: “А зачем мне свобода, что я с ней сделаю?” И правильно. И хорошо. Только то плохо, что за плечами у избранника ее не один брак разбитый, и не один сын с дочкой без отца вырастет. А в другую сторону перекос совсем понятен: тут уж сразу к новой заботливой мамочке под юбку — туда, где потеплей.
Вдруг в кармане запиликало маршем Мендельсона, заскребло предчувствием… фу ты черт. Очнулся. “Да, зая, — отвечаю, — конечно, мой хороший… жду, котенок…”.
В предвкушении вечера, плавно переходящего в ночь, жизнь современного человечества увиделась мне радостной и представилась не в таком мрачном свете. Конечно, все мои мысли родились в наблюдениях за семейной жизнью моего близкого друга Коли Обрывкина. За жизнью, так сказать, единичной семьи. Имеются, безусловно, и другие наблюдения, и даже кое-какой собственный опыт. Более того, на моей лестничной площадке проживает индифферентный сосед, капитан СОБРа. Он регулярно ездит на зачистку Грозного, имеет титановую пластину в черепе, орден Мужества, а перед своей вздорной супругой теряется как перед командиром бронетанковой дивизии. “Сидоров!” — кричит она ежедневно из окна, и поникший сосед следует в подъезд, не допив пива.
Но весь этот недостаточный материал не может давать оснований для серьезных выводов. Все это можно легко опровергнуть. По пунктам. Я и сам легко могу это сделать. Диалектика! Тут — с какой стороны взглянешь… Конечно, это поклеп на прекрасную половину человечества! которая никогда не будет к нам не бережно относиться, даже в эпоху законченных свершений. Может, это просто у мадам Обрывкиной низкий уровень внутренней культуры, а остальные дамы вполне на высоте. В конце концов, приковала что ли она мужа к холодильникам цепью? Плюнул бы он на белые агрегаты с высоты своего роста и шел бы в свою ментовку, раз хочется. И никуда ни делась бы благоверная, на самом деле, с дитем и четырьмя штуками… Да и мужики не все такие, как Коля Обрывкин, — есть такие, что ой-е-ей мужики! Хотя бы мой другой сосед — слесарь из трамвайного депо. И жену имеет, и любовницу, и обеих в страхе держит, — что уйдет.
Нужно признаться, у Обрывкиных я выпил не только шампанского. Шампанское как раз я совсем не пил — его была всего одна бутылка. Понятно, что пары алкоголя могли повлиять на мое воображение неадекватно. Иначе я бы не думал об одном и том же всю дорогу. Я смотрел в окно. Плыл зимний пейзаж по частному сектору, но я его не видел. Хорошо еще детвора вовремя снежок влепила в трамвай. Иначе бы проехал свою остановку. Загрузился, что говориться…
Один известный литературный критик Ермолин вообще, слоняясь по югу в творческом турне, обнаружил на юге патриархат. И даже казачество нашел. Не знаю — севернее Йошкар-Олы я не забирался. Живу в Краснодаре — не видно отсюда ни патриархата, ни казачества. Разве что в отдельно взятой станице Должанской эти явления еще наблюдаются. Там хоть станишники и глушат самогонку небольшими ведерками, но при деле, — вместо Азова они в лодках ходят по заливу с сетями. Промышляют. Ружьишко у каждого, как в старые времена. Нельзя без ружьишка — забредешь не в “свои” воды, пальнут — чей будешь, не спросят, а тут ты вроде как и в ответку можешь — сдерживающая сила… По-прежнему там мужички, похожие на Пантелея Прокопьича, на баб цыкают — не суйся!.. рыбнадзор — не твоя забота!.. Дорога в Должанскую в один конец. Тупик там.