Опубликовано в журнале Континент, номер 125, 2005
Сергей ШАРГУНОВ — родился в 1980 г. в Москве. Закончил факультет журналистики МГУ. Автор повестей “Малыш наказан” и “Ура!”, рассказов, рецензий и статей. Публиковался в журналах “Новый мир”, “Вопросы литературы”. Лауреат общенациональной премии “Дебют” в номинации “Крупная проза” и премии Московского правительства. Участник форумов молодых писателей в Липках. Лидер Союза молодежи “За Родину!” (молодежное крыло партии “Родина”). Живет в Москве.
Я решил поучаствовать здесь кратким размышлением.
Провозглашать “сверкающую новь”, рассыпаться манифестами, мне кажется, занятие неблаговидное, тем более, если сам по возрасту принадлежишь к этой самой нови. И все же, попробую в который раз высказать диагнозы, наметить тенденции, как их различаю.
Новый реализм. Чем он отличается от реализма старого и против чего восстает?
В какой-то степени он враждебен недавнему смеховому периоду. Наш постмодернизм — вариант особый, декадентский, который вряд ли удачно соотносится со вселенским контекстом. Важно не это, а определенные черты писательского фоторобота, торжествовавшего десятилетие. Пересмешничество, экзистенциальный стеб, социальная апатия, возведенная в позицию, пародия на значимые фигуры и события, обессмысливающая личное усилие и историческое чувство. И противовес из литературы “серьезной”, элитарной, выступавшей серым статистом при черном ангеле разрушения. Сегодня с улиц сметают последние осколки советской эпохи, бороться не с чем, пусто. И вот в политике, сверху, неизбежно пробуждается ретро-умиление и ретро-хмурость (явление в целом фальшивое и трупное), а в культуре, снизу, начинается вторичное упрощение, оглядка на реалистическую традицию.
Реставрация несет искусству множество опасностей и удач. Но все-таки, с чем его лопают, этот новый реализм?
Новый реализм, в моем понимании, в том смысле реализм, что предполагает внимательное обращение к нержавеющим золотым принципам словесности (типажи, психологизм), трезвый пристальный взгляд на повседневную и общественную действительность, попытку всерьез, без расслабленности развращенных “дискурсом”, осмыслить вечные вопросы.
Новый реализм в том смысле нов, что более откровенен и резок, нежели классический, впитывает в себя актуальные интеллектуальные поиски, психологические откровения, языковые приемы, отражает более динамичную стилистически (в частности, набитую ментами-бомжами-киллерами) жизнь.
Разумеется, резкость и откровенность у всех своя. Я вижу у “новых реалистов”, каковых, воистину, легион, печальные перекосы. Либо заунывное тягомотное подражание советским (часто не худшим) и классическим образцам, копирование формы, а не улавливание духа — неадекватность скоростному времени. И это маразматичная реставрация. Либо натуралистический очерк, художественно невыразительный, никчемно бытовой, со сквернословием, непрерывной пьянкой-колкой-гулянкой. И это варварская реставрация. Перекошенные произведения в изобилии присылают мне в “Независимую газету”, там я веду полосу “Свежая кровь”.
Реализм неизбежен, открыт заново, его работники-новички набираются умения. Стратегически они победили, тактически слабы. Но рано или поздно явится полновесная, прочувствованная, освежающая проза, где будет метафора и синекдоха, память смертная, боль сердечная, тоска по подлинному, радость утренняя, звезда и лужица, взрыв в метро и свидание с любимой. Курс намечен.
До бесконечности можно громоздить маленькие башенки-манифесты, услаждаясь сладостным прожектерством.
По-моему, правильнее доказывать КАК НАДО, возводя настоящие здания, кирпич к кирпичу, страдая, ушибаясь, обессиливая, пускай коряво. Все лучше, чем развлекаться с привлекательными крохотками из папье-маше. За дело!
Поэтому я так краток.