Опубликовано в журнале Континент, номер 125, 2005
Сергей НАВАГИН — родился в 1957 году в Ленинграде. Закончил факультет журналистики Ленинградского госуниверситета. Критик, публицист. Живет в Москве.
Мы в России
Анатолий Ермолин. Как расколдовать “зомби”.
Либеральное воспитание против тоталитарных стереотипов
М., Авантитул, 2004, 304 с.
Не самую обычную книгу создал не самый обычный автор. Ермолин — человек нестандартной, лично выбранной им судьбы. В восемнадцать лет он вступил в партию (а тогда у нас была только одна партия), почти десять лет с оружием в руках стоял на страже советского режима, служил в оперативно-боевом отделе “Вымпел”, был командиром группы, как сам он пишет — “шпионил далеко за пределами Родины, получал награды, ставил на колени инакомыслящих, строил социализм в Афганистане”… И вот этот самый, когда-то чудовищно далекий от круга свободных интеллектуалов товарищ (между прочим, подполковник ФСБ) объявляет себя либералом и поборником гражданского общества! И не просто объявляет. Ермолин — деятель, практик. Другие свои десять с лишним лет он работает с юными россиянами.
Удивительная случилась в его жизни метаморфоза. Еще на исходе своей службы в спецназе внешней разведки Ермолин задумался о воспитании человека, автономной личности, способной на ветрах эпохи крепко стоять на ногах. Первой пробой стал “Кавалергард” — мальчишеский отряд для детей офицеров “Вымпела”. А вскоре после расформирования “Вымпела” и увольнения в запас Ермолин получил от руководителя компании ЮКОС Михаила Ходорковского предложение участвовать в благотворительном проекте создания лицея-интерната для детей военнослужащих, погибших или проходящих службу в горячих точках. Он начал развивать новые педагогические программы сначала на базе лицея, а затем перенес эти технологии в большой образовательный проект ЮКОСа “Новая цивилизация”.
Ныне Ермолин — президент межрегиональной общественной организации детей и молодежи “Новая цивилизация” и почетный президент Российской ассоциации навигаторов/скаутов (РАН/С), зарегистрированной в Минюсте в 2004 году.
Он признался как-то, что самый большой секрет, который он “украл” у американцев на службе во внешней разведке, это скаутские технологии. Инспектируя центральную натовскую базу в Западной Европе (Ермолин тогда был инспектором по ракетам средней и меньшей дальности), он разговорился за ужином с американским офицером. Ермолин заметил, что вид у коллеги усталый, а тот рассказал, что каждый день, помимо работы, занимается с мальчишками, отцы которых на боевых вылетах, — шла операция “Буря в пустыне”. Утром американец принес Ермолину учебники по скаутингу. Здесь-то и нашло, вспоминает наш автор, на него озарение. Он уставился в учебник и сразу понял, что будет всю жизнь этим заниматься. Западные книжки о скаутинге Ермолин принял к сведению, а много позже написал и наш российский учебник “Навигатор третьего тысячелетия, или Как стать разведчиком”. Его новая книга — продолжение начатого и первый итог. Книга — сборник очерков, как определил ее жанр автор, отчасти мемуары, отчасти учебное пособие, — результат более чем десятилетней работы. Попытка осмыслить, выразить промежуточные результаты трудов и битв.
Автор дает свой ответ на вопрос “что делать?” и делится продуманной системой образования и воспитания, которая позволяет формировать позитивные цели жизни. “Зомби” у Анатолия Ермолина — это тот, кто подчиняется и подчиняет. Кто не умеет жить самостоятельно, независимо, кто не знает ничего про настоящее достоинство личности. Ермолин написал свою книгу о том, как создать в России гражданское общество, преодолев рефлексы авторитаризма и тоталитарности. Как исправить “зомбированность” сознания постсоветского человека.
Метафора расколдовывания, вынесенная в название книги, характерна. Наш автор рационалист. Прагматик, человек ясного, четкого, прямого ума. Иррациональное, “волшебное”, мистическое — это не по его части. Он выносит это за скобки своих размышлений и деятельности. Он ничего не говорит поэтому ни о таинственной специфике русской истории, ни о распятой между духовными полюсами ментальности русского человека. Он говорит о правилах и нормах, о том, если угодно, социальном стандарте, который, в его понимании, везде и всюду дает результат: пространство свободы и инициативы, достойный образ жизни.
Но Ермолин не может обойтись без размышлений о том, как и почему эти нормы не приживаются в России, что же этому мешает и что же нужно сделать. Порассуждаем и мы следом за ним.
Самое первое. У Ермолина талант думать о жизни в крупном масштабе, даже если он занимается предельно конкретными вещами. Он социально ангажирован, а потому радикально удручен тем, что “несмотря ни на какие “демократические прививки”, наша страна, как лунатик, в любой момент готова вновь прибрести к тоталитаризму”.
Мы действительно сегодня живем в очень странном обществе. Демократия в России что-то никак не складывается. Гражданское общество, такое возникает ощущение, от нас еще дальше ныне, чем в 60-е, 70-е или 80-е годы ХХ века, когда существовали, кажется, его предпосылки в социально ангажированной нонконформистской среде. Может быть, это потому, что устройство гражданского общества предполагает сочетание готовности лично отвечать за принимаемые решения и климата взаимного доверия. У нас же — ни того, ни другого. Ценности коллективизма, солидарности, скомпрометированные в советскую эпоху, так и не возродились по-настоящему. Атомизация достигла крайних пределов. И вот сегодня, как почти всегда у нас, крайние степени свободы соседствуют с крайними степенями рабства. Безраздельная власть — рядом с безраздельным унижением и самоуничижением.
Этот давно и не мною обнаруженный парадокс вовсе не собирается рассасываться в новом веке. Духовная слабость, отсутствие творческой воли влекут за собой ожидания какого-то чуда, веру в потенции рождающего хаоса и т.п. Но не будем полагаться на слепую власть исторических стихий, на волю обстоятельств. В истории приятные чудеса случаются редко. Очень редко. В русской истории все происходит с такой грубой определенностью, она так переполнена неудачами, что трудно даже припомнить такой случай. В той ситуации, в которую мы расступились (и, скорей всего, по своей вине), самое вредное — впасть в сугубый пессимизм, погрузиться в прострацию. Пессимизм только консервирует прозябание. Общая расслабленность надоела.
Стране нужны творческое усилие, креативное напряжение сил и воли. Нужны мысли, нужны слова, нужны дела.
Чего не хватает в современной России? Людей.
Людей, способных проявлять инициативу и брать ответственность на себя. Готовых уважать чужое мнение и отстаивать свое достоинство. Кризисные перипетии последних десятилетий, увы, нисколько не способствовали тому, чтобы такие люди появлялись в сколько-то большом количестве. Да и почти никто в постсоветской России всерьез, не напоказ, этим до поры не озаботился. Ни родители, ни власти, ни иные социальные структуры. А стихийно в обществе воспроизводятся в основном лишь социальные механизмы авторитаризма, “стереотипы иждивенчества и зависимости”.
Весьма скептично смотрит Ермолин на современную российскую школу, которая “как производила, так и производит советского человека, воспитанного по рецептам Крупской и Макаренко”. Антону Макаренко, кстати, посвящен большой фрагмент книги, где автор жестко фиксирует тоталитарный вектор макаренковской педагогики и указывает на роковое противоречие макаренковского воспитательного метода между подавлением личного начала в пользу коллектива и обучением эффективному менеджменту. Позитивным антиподом Макаренко в книге представлена классик либеральной педагогики Мария Монтессори. В основе ее системы — дисциплина свободы, максимально открытые возможности при четком противопоставлении добра и зла и подавлении всего, “чего нельзя делать”. Немало было взято и из практики скаутинга.
Сам Ермолин называет это скаутингом ХХI века. “Ведь в основе скаутинга лежит идея воспитания автономной личности, а наши экономические и демократические программы на это и нацелены. Не зная, как устроен рынок, как функционирует демократия, невозможно быть автономным человеком в современном мире. Скаутинг — это педагогика индивидуализма, но не педагогика эгоизма. Мы воспитываем автономные личности, но при этом стараемся прививать им ценности человеческого общежития. В отличие от пионерского “подчинись коллективу”, у нас другой принцип: стань сильным, самодостаточным, поднялся сам — подними другого. Мы говорим: индивидуализм — это хорошо, но уточняем: главное — какими ценностями ты обладаешь”.
“Мы убеждены — главное не в том, чтобы ребенок сделал доброе дело. Главное, чтобы он сам захотел его сделать”. Созданная Ермолиным “Новая цивилизация” — это альтернативная воспитательная система, социальный проект, движение, это и зерно будущей России. Ньюландия, страна “Новой цивилизации” — кемпинг на Истринском водохранилище и его разнообразные филиалы (в том числе корпоративный лицей “Подмосковный”, созданный ЮКОСом по инициативе Михаила Ходорковского, о котором, кстати, в книге сказано немало хорошего). Здесь в летнюю пору играют в демократию, рыночную экономику и в гражданское общество. Участники сбора не просто изучают, что такое — теоретически — гражданское общество. Они проводят эксперимент. Аспекты его — взаимодействие бизнеса, общества и власти, социальное проектирование и управление некоммерческими проектами.
Личная инициатива. Креативное мышление. Конкуренция. Демократическое самоуправление. Молодежное предпринимательство… На разный лад в проекте Ермолина строится “игровая модель государства, живущего на принципах гражданского общества”. В книге есть занятная и многозначительная история о том, как молодым участникам эксперимента было предложено отладить механизм функционирования гражданского общества, а они сразу “полностью подчинились собственным тоталитарным моделям поведения”, начав делить власть или впав в апатию. Ермолин уже размышлял, не ввести ли прямое административное управление, принудительно восстановив социальную справедливость и взаимопонимание. Однако все-таки молодежь оказалась небезнадежной, через несколько дней порядок гражданского самоуправления был отлажен самими участниками проекта.
В общем и целом, труды Ермолина вызывают искреннее сочувствие. Притом его работа однозначно позитивно сориентирована и, я бы сказал, крайне нужна сегодня и как пример, и как повод для рефлексии. Хотелось бы, однако, заострить некоторые вопросы, обозначить лакуны в этом проекте.
Первое. Программа Ермолина содержит, кажется, одно противоречие. Это противоречие между огромными усилиями и вложениями, которые реально призван сделать молодой человек, — и довольно скромными идеалами, которые обозначены на горизонте его стремлений.
Вот эти идеалы: “…квартира, зарплата, работа, досуг, семья и деньги — это самые нормальные мещанские ценности, или, используя другую терминологию, — ценности среднего класса. И именно эти ценности — залог самого уверенного стабильного развития любого государства”.
Звучит вроде бы убедительно. Делать себя, создавать собственное благополучие, благополучие своей семьи, добиваться независимости для себя и через это изменять страну, приближать ее к демократии и к формированию гражданского общества. Но достаточен ли сформулированный таким образом стандарт для того, чтобы повернуть судьбу России и преодолеть инерцию прозябанья?
И второе. Ермолин говорит о приоритетах национальной молодежной политики: конкурентоспособность, здоровье, образование. Ну да, кто ж спорит. В нормальном социуме это тот реальный минимум, который определяет хорошее самочувствие человека. Но как вписать эту здравую логику в те координаты существования, какие мы имели и имеем сегодня? Не без оснований сам Ермолин как-то обмолвился: “люди, воспитанные в нашей системе, не нужны тоталитарному режиму. Они заноза в заднице у власти. …Пионеры тоже брали скаутские технологии, а принципы извратили даже на уровне девиза. “Будь готов! — Всегда готов!” не то же самое, что девиз скаутов “Будь подготовлен” — духовно, практически, морально к любой жизненной ситуации”.
Да, нам в России, судя по всему, предстоит решать гораздо более трудные задачи в гораздо более неблагоприятных условиях. Возникает впечатление, что проект Анатолия Ермолина рассчитан на быстрое становление здорового общества свободных, инициативных, ответственных людей. На массовый и радикальный поворот от авторитаризма к самоорганизации свободных граждан. В этом есть привкус утопизма. Увы. Так мне кажется. Книга Ермолина содержит побуждение к действию. Но едва ли она сможет сыграть роль катализатора массовых, повсеместных процессов.
Однако реально Ермолин все время говорит и о другом. Его мысли заняты проблемой создания той грамотной и совестливой элиты, которой у нас нет. Здесь не так важно, сколько количественно людей увлечется его проектом. Важно — качество каждого из увлеченных. Задача Ермолина — воспитать “сильного, нравственного, самодостаточного свободного человека”, создавать плеяду молодых лидеров, которые будут способны взять ответственность за судьбу страны на свои плечи.
В книге угадывается то, что является на сегодняшний день аксиоматичным. По сути, Ермолин предлагает альтернативу слепому бунту, который у нас редко приводил к чему-то хорошему. Почти любые стихийные социальные потрясения в современной России едва ли не вредны. Русский бунт всегда понижает уровень культуры и срезает и без того тонкий слой цивилизации. Он только отвлекает от важнейшей задачи: нового культурно-исторического самоопределения. Преодоление народничества, народопоклонства, веры в (просто)народную стихию, в (просто)народную правду. Целый век неспроста на это ушел. Тут и горькие уроки, тут и — прежде всего — разложение народного тела. Теперь мы отчетливо понимаем, что наличный народ — это личности. Наиболее ярко и полно народ как идея и как практика воплотился в тех незаурядных людях, которые берут на себя историческую миссию.
По сути, сам автор книги являет собой пример такого искателя и творца своей и общей судьбы. Ермолин, хоть и служил в молодые годы позднесоветской системе, смирением и тогда не отличался, бездумно подчиняться не умел. Нынешний Ермолин вспоминает о себе тогдашнем как о романтике, посвятившем себя абсолютам долга и чести (как некогда лучшие русские люди начала XIX века). Хотя бы поэтому его разрыв с ценностями позднесоветского официоза был предрешен. Таких искренних советских идеалистов в те времена было еще не так уж мало. И именно из таких нередко получались последовательные и радикальные протестанты.
Внутри тогдашнего режима не было места романтическому максимализму. Это было царство посредственности, серости, убогости. Что такое настоящий советский человек? Банальный конформист. Его генеральный путь в истории — от бандита-хулигана к самодовольному обывателю с пайком и жилплощадью. Вспоминается Мережковский, рассуждавший, что дьявол — это не бездна, а плоскость. Невозможно было искреннему идеалисту вполне примириться с тогдашним порядком вещей, с режимом. Найти в себе ресурс примирения означало истребить себя, разменяться на цинизм и лицемерие. В какой-то момент, обнаружив вопиющее несоответствие идеалов и реальности, он разрывал узы, связывавшие с официозом, и с тех пор шел поперек обстоятельств.
Вот так и наш автор прошел путем индивидуации (как сказал бы Юнг) от офицера разведки до поборника гражданских прав и свобод, до либерального деятеля на арене современности. И, конкретнее, — до создателя и руководителя молодежной организации и, в частности, политика. Притом он сохранил идеалистические ценностные основания личности.
Сегодня не хватает творцов и искателей. Не хватает честных деятелей, умеющих соединить идеализм и практицизм. Не хватает бескорыстных служителей на всех поприщах (в т.ч. военном, политическом, коммерческом). Страна едва ли может обойтись без тех, кого называют свободными интеллектуалами. Не хватает всеми признанных духовных авторитетов… Сказать короче, не хватает настоящей элиты, неноминальной аристократии. Плебейского разлива советский режим оставил нам в наследство сильно сглаженный рельеф социума, а последующие полтора десятка лет не только почти ничего не добавили к тому, что было, но и оказались еще более великим упростителем культурных иерархий.
Так мало убедительных примеров восхождения, творческого, духовного роста. Удивительно, что они еще есть. Пока что наиболее успешно, полно и глубоко русский человек выражает себя не на социальной плоскости, а в личном духовном и художественном поиске. Настоящая Россия — это аскеза святости и художества. Главные позитивные уроки миру Россия дает тоже в этой сфере. В этом состоит призвание русского человека. К этому нужно стремиться сегодня, когда опыт показал, насколько грубее и беспощадней происходит в России все прочее.
Но господствующий тип социального агента совсем иной. На социальной авансцене правят бал эгоцентризм и своекорыстие. Практика стоящих у кормила управления лишена и намека на чувство долга, сошла на уровень реализации примитивных инстинктов (три кита: цинизм, коррупция, устрашение).
В близкой перспективе у нас, кажется, от личности, которая хочет состояться, требуются иные усилия. Иного и мы должны (даже скажем — вынуждены) ждать от человека. Но тогда иначе, пожалуй, будет он формулировать и конечные цели движения. Настоящая русская революция — это духовный и художественный, творческий прорыв личности. Вот главная идеалистическая максима момента. В таком прорыве и выражается народ, и разнообразие духовно-творческих усилий способно в принципе сочетаться даже с предельно широким охватом ими “масс”. Ныне самое лучшее было бы — создавать социальные условия для свободного творческого самовыражения человека. Реальные сдвиги и революции — это революции культуры и духа, это тихие подвижки, обретающие силу лавины и тогда выходящие на политическую поверхность.
Будет востребовано чувство долга, высота духа, готовность к поражению и способность к жертве. А не только организаторские способности, умение искать и находить согласие и прочие полезные социальные практики. Будут осмыслены и взяты на вооружение уроки подвижничества и жертвенности.
В истории никогда не получается что задумано. Социальные и духовные процессы имеют собственную логику. Жизнь не стоит на месте. Пусть надежда умирает последней — но ведь нет причин ее торопить.