Опубликовано в журнале Континент, номер 124, 2005
Ольга СЕДАКОВА
TOTUS TUUS*.
Первыми словами, с которыми новоизбранный Папа Иоанн Павел II обратился к народу (в Риме в 1978 году), было “Не бойтесь!”. Этот призыв, с которым в Св.Писании обращаются к людям ангелы и пророки (перед тем, как возвестить посещение Бога), остался главной темой его понтификата. Папа описывал современную цивилизацию как цивилизацию страха: как тюрьму из множества страхов, из вытесненной в подсознание паники, которая определяет поведение, состояние, высказывания современного человека. Выпрямиться, освободиться, ободриться, восстановить свое изначальное достоинство, достоинство любимого создания Божиего — в этом он видел действие евангельской вести, которую всеми силами возвещал в мире (и в последние годы — силами уже более чем человеческими, превозмогая собственное физическое страдание). “Показать миру Бога, ясного, как день”, цитировал он своего любимого польского поэта. Показать Его как безмерную Любовь — в которой одной и есть спасение от запуганности и рабства. Как Истину, которая освобождает. Как бесконечно Новое, рядом с которым шумные новинки прогресса — дряхлая ветошь. В нем самом чувствовалось это великое бесстрашие: перед лицом мнений и суждений, перед лицом многих принятых и как будто не подлежащих переосмыслению установлений, перед лицом требований “обновления” традиции любой ценой. Он не боялся того, что в мире считают унижением: просить прощения, выражать благодарность, служить другим и прощать. Он совершенно не боялся быть “учеником Христовым” (так он сам определял себя в последнем уточнении**).
Цивилизация страха и безнадежности, которая принимает форму всеобщего цинизма, — вот к какому миру он обращался, призывая современников осмелиться на надежду.
Его любили все, кому довелось его увидеть и услышать (а это миллионы на всех континентах), — и очень мало кто его послушал. Как-то в Ирландии (где мне случилось оказаться вскоре после его визита) мне рассказали, как толпы народа на коленях и со слезами слушали его слова о необходимости мира и прощения — и, едва он уехал, вновь начались террористические акции ИРА. Его предложения о решении самого разного рода конфликтов (не только политических и религиозных, но и старых споров веры и разума, церкви и свободного творчества) остались по большей части без ответа. “Лето благоприятное”, “изменение лица земли”, которое первый славянский Папа хотел возвестить, на нашей земле, как мы видим, не наступило. Во всяком случае, видимым для всех образом. Его вестник, его свидетель, Иоанн Павел II c годами все очевиднее нес на себе печать мученичества. Но “горе мне, если я не проповедую!”, повторял он слова ап. Павла.
Последняя историческая книга Св. Писания — “Деяния апостолов” — книга открытая, незавершенная. Иоанн-Павел видел свою жизнь как продолжение этой книги, в самом прямом, самом неперетолковываемом смысле. Он чувствовал себя одним из них, очень, очень близко к самому Началу. Это его чувство было молитвенным и таинственным. Ничем другим нельзя объяснить ту любовь, которую он испытывал к каждому человеку, да и вообще ко всякой твари: это была любовь оттуда.
Он был поэтом, богословом, философом. Он защищал вдохновение и красоту тогда, когда “свободные художники” поставили на них крест, объявляя “смерть автора”, “смерть письма” и множество других смертей. Он защищал разум тогда, когда современные мыслители почти единодушно разуверились в возможностях разума. Он говорил о культурном творчестве как о высшем осуществлении человека, тогда как сами “работники культуры” обнаружили в культуре и языке лишь “репрессивную структуру”. “Будем все-таки надеяться, что красота спасет мир, как сказано у Достоевского!” — сказал он на прощание в одну из наших встреч.
Он любил русскую культуру и прекрасно знал ее. В его энцикликах встречаются цитаты из русских поэтов, романистов, мыслителей (Хомякова и Вл.Соловьева, о. Павла Флоренского, о.Сергия Булгакова, Вяч.Иванова). Его влекла православная традиция, с красотой и богатством которой он советовал знакомиться своей пастве (ряд энциклик посвящен этой теме и вершинная среди них — “Orientale Lumen”, “Свет с Востока”, восхищенное и тонкое описание некоторых самых фундаментальных свойств восточного христианства). Он брал уроки исихастской “умной молитвы”. Он чтил византийские иконы, и молился перед образом Казанской Божией Матери, иконы, по его словам, спасшей его жизнь после покушения: ее он передал Русской Церкви в минувшем году. Поскольку мне довелось видеть Папу молящимся перед этим образом, я могу утверждать, что он решил отдать самую драгоценную для него вещь. Как она была принята, не хочется вспоминать в такие высокие дни прощания. Как Россия ответила на его любовь и великодушие, горько и стыдно думать.
Я уже говорила, что у Иоанна Павла II был дар внушать надежду и ободрение всем, кто с ним встречался. Я знаю это по себе, поскольку мне четыре раза выпала честь участвовать в “Соловьевских встречах” — встречах в его покоях, беседах за обедом с небольшой группой гостей из Москвы (каждый раз среди них был С.С.Аверинцев) и французских исследователей Вл.Соловьева. С каждым он говорил о его деле, со мной — о поэзии.
Но самое сильное впечатление все-таки относится к другой встрече. В конце 1999 года издалека, на площади Св. Петра, я наблюдала “Тысячелетие калек” (ввиду конца второго тысячелетия каждое воскресение его последнего года было посвящено какому-то роду людей: мне пришлось увидеть “Тысячелетие полицейских всего мира” и “Тысячелетие калек”). Толпы изувеченных людей, физических и психических инвалидов, проходили перед ним, получая его благословение. Папа сидел на своем кресле — и сам был уже сильно изувечен своим недугом. Калеки со всего света проходили перед великим калекой. И после того, как они получали свое благословение, они становились иными, они сияли радостью. Особенно меня поразило изменение лиц у группы умственно неполноценных детей, которые, казалось, ни на что просто не реагируют. В своем слове к этому Юбилею Иоанн Павел II сказал, что в этом образе, в образе калеки, человечество и подходит к порогу нового тысячелетия. При этом у него хватило силы хотя бы на краткое время вернуть им счастье. “Не бойтесь! Вас любят”.
Мы узнаем из передач и сообщений, что таким же возвышающим и просветляющим событием стала его кончина для множества людей на земле, в разных странах, христианских и нехристианских. “Я никогда не видела в Париже людей с такими лицами!” — сказала мне по телефону моя французская знакомая. Мне беконечно горько, что мы оказались отрезаны от этого всемирного человеческого события: прощания с великой душой, посетившей наш мир, и благодарности ей — и Тому, кому она сказала: “целиком Твоя”.
* «Целиком Твой», девиз на гербе Иоанна Павла II.
** В ответ на вопрос журналиста, каким образом он, человек, мельчайшие подробности жизни которого публично оглашены, продолжает оставлять впечатление загадочности. «Нужно просто видеть во мне ученика Христова», ответил Папа.