Стихи
Опубликовано в журнале Континент, номер 124, 2005
стихи разных лет
* * *
Для постоянного — оно арена,
Где и меняться вечно суждено,
И выражать себя ежемгновенно.
Но это механический расклад;
И вовсе не какая-то приписка:
Пытливый ум, сочувствующий взгляд
И сердце, принимающее близко.
* * *
Ручья незлобивая плеть,
Поздравьте меня. Не со скорбью, конечно,
А с тем, что способен скорбеть.
Я звука извлечь не умею из арфы
И петь разучился уже,
Но все-таки был я сегодня — и завтра
Останусь — поэтом в душе.
Когда-то, давно, мне хотелось оваций,
Известности без потолка —
И я был готов мельтешить, красоваться,
Весь мир тормошить и толкать.
Как долго в коварно-угарном экстазе
Казалось: открытий полно, —
И я не улавливал в мире той связи,
Которою все скреплено!
Гремели слова, не колеблясь, не горбясь,
Набором неточных ключей;
В них не было этой способности к скорби,
К любви, к пониманью вещей.
* * *
Ничем не шурша, не звеня;
Чтоб не было слышно момента,
Когда уж не стало меня.
Уйти бы со смыслом “остаться”
Для милых друзей и родни:
Они ведь и так нагрустятся
За долгие годы и дни.
Навязчив трагический случай,
Свидетеля сводит к сырью!
Иначе я, может быть, круче
Закончил бы муку свою.
* * *
Будто бы в будущей жизни мы сотворим чудеса, а пока что
Лучше надолго забыться и не смотреть в окно,
Где погибает какая-нибудь букашка.
Льется и льется: с неба, с деревьев, с плащей.
Сырость наполнила дом и нюхает наш подстаканник.
У музыканта несчастье — простужена виолончель,
И у поэта несчастье: слово разводит руками.
* * *
Как вещи при переезде;
Эта машина по знаку “стоп”
Вытягивалась на месте.
Шофер перебирал рычаги,
Тряпкою стекла вытер.
Женщина, с впадиной у щеки,
Все оправляла свитер.
Холодно было ступать в грязи,
Скованной от озноба…
Только лишь дома всех поразил
Комнаты вид — без гроба.
* * *
Сияет себе — а за нею туманно.
Конца никаким измерениям нет.
Условные точки отсчета забыты,
Миры вымещаются, сходят с орбиты,
И сделать мгновение вечным — не мне.
Не мне задержать этот мир на минуту,
Минуту — на три: все меняется круто,
И сам я — мгновенье, и сам — тороплю
Другое, которое сменится быстро…
Усесться навечно — задача министра,
За что я министров ужасно люблю.
* * *
Из компанейства, от жажды прослыть!
Во что еще эти пласты отольются?
В какое грядущее эти послы?
Ничтожество как нарядится в геройство —
И голос берет, и, накликав зевак,
На них изливает вонючее свойство
Кататься верхом на высоких словах.
О Боже! Оставьте мне тихий мой угол!
Мы с правдой садимся к пустому столу.
И если возникнет о правде наука —
То в чьем-то таком же негромком углу.
* * *
Хотя бы и с поправкой повторяя,
Что человек и вправду мера всех вещей,
Но мера зыбкая и, собственно, без края.
А лучше бы объемов не пластать:
И притязанье нас бы не морило,
И в самый раз бы человеком стать —
Во всех вещах найдя себе мерило.
* * *
Светясь и кособочась;
Не потому ли даль ему
Оказывает почесть?
Тень, оперевшись о забор,
Выстаивает вахту,
Подслушивая разговор
Сквозь камень, как сквозь вату.
А в доме кончены дела,
Но все сидят при свете
Вокруг дубового стола,
Что им всю жизнь известен.
К ним издали пришло письмо,
Которого не ждали
Уж год, наверное, восьмой,
Забыв о всякой дали.
О прошлом человек грустил
В письме, как о вчерашнем…
Потерянное обрести
И радостно и страшно.
* * *
При общей дешевизне
Ты будешь скучно прав,
В моей копаясь жизни.
Чего не подберешь:
Годятся в дело склока
И ненависть, и ложь;
Но я-то уж далеко!