Стихи
Опубликовано в журнале Континент, номер 123, 2005
Виталий ДМИТРИЕВ — родился в 1950 году в Ленинграде. Окончил факультет журналистики Ленинградского государственного университета. Печатался в журналах «Дружба народов», «Знамя», «Континент», «Октябрь», «Нева». Живет в Санкт-Петербурге.
* * * Вера без любви… Любовь без веры… Слишком равноценные химеры скудной изощренности ума. И не позавидуешь мессии, если он появится в России. Дайте всё и сразу - задарма. Ну а мы проверим - всё ли дали, мы достанем старые медали "За Берлин", "За Прагу", "За Чечню", вспомним, что ни разу не бряцали танками по вашим авеню, времена Очакова и Крыма… Господи, о, как невыносимо верить, и любить свою страну. * * * Схлопотал себе дурак пять семейных лет условно, - все-то клеится не так, все-то лепится неровно, все-то наперекосяк. Были стены, потолок, ряд картин под слоем пыли… Были деньги - даже в срок за жилье свое платили. Всё-то, Господи, не впрок. Всё-то, Господи, не в лад, не срастается краями, - вразнобой да невпопад… Я уже и сам не рад этой пошлой мелодраме. "Скоро даже и следа…" Замолчу. Глаза прикрою. Видно с мертвым никогда не срастается живое. Почему же до сих пор, для чего - и сам не знаю, вспоминая этот вздор, строчки эти, как укор повторяю, повторяю… * * * Настала ночь, и мы заснули спокойным сном без сновидений вдвоем на звездном сеновале, среди засушенных растений. Интеллигенции на зависть, в благоухающий гербарий мы с головою зарывались - колхозница и пролетарий. О, как нам безмятежно спалось вдвоем в постели этой древней, после того, как состоялось сближенье города с деревней. * * * Для чего скулить, проклиная земной удел? Если ты лишь взвесь - оседай наравне со всеми. Нужно просто жить у начала великих дел, то есть - именно здесь и именно в это время. * * * Окурки в торт - и празднику конец. Все разбрелись поспать. Уже светлеет. На блюде оплывает холодец, надкушенное яблоко ржавеет, три розы умирают в хрустале… И ни одной бутылки на столе. Гасите свет! Хозяин еле жив. Прилег в салат. Не трогайте, оставьте. Уже проснулся дом. Ты слышишь - лифт разгуливает с воем в тесной шахте. Ну, вот и досидели до рассвета. Гасите свет. Все выпито и спето. Гасите свет. Пора и по домам. Финита ля комедия. Финита! Прощайте - мне в Чертаново. А вам? Зачем такси? Метро уже открыто. В окно сочится утренняя муть. Да и хозяйке нужно отдохнуть. Который час? Часы мои спешат - там вечно вместо вторника суббота. А впрочем, мы не будем раздражать товарищей, бредущих на работу. Ведь им же все равно не объяснить, что некуда и не за чем спешить. * * * Ничего от прохожих не пряча, навсегда покосилась ограда, и под вечер зеленая дача растворяется в зелени сада. Лишь горят три окна по фасаду, три бессонных окна по фасаду. До утра, как маяк у залива, только ровно горят, не мигая. Человек, или очень счастливый, или очень несчастный, не знаю, до рассвета глаза не смыкает, бесполезную книгу листает. Или спит, задремав над страницей, Оттого-то, видать, и не слышит - мотылек в его стекла стучится, семенит мелкий дождик по крыше… Нам и счастье даруется свыше, и несчастье даруется свыше. * * * Как много паутины на кустах. Туман к теплу и солнечной погоде. Прозрачный лес грибницею пропах и сыростью. И лето на исходе, но на прощанье балует теплом и этой невесомой паутиной. Вдоль просеки трухлявый бурелом, гряда камней, поросшая малиной, бетонные столбы, и в никуда с гуденьем ток уносят провода. А перейди мостки - и за ручьем повеет человеческим жильем… …картошку не копают, а пора ведь. По улицам слоняется народ. Забор упал, и некому поправить - хозяин то ли умер, то ли пьет. Мир переполнен тягостным покоем… Оно знакомо каждому из нас - затишье перед бурей или боем, растянутое в сотни тысяч раз. Вниз по реке стекает сизый дым, соседи топят баню… День проходит, и ничего вокруг не происходит, и не произойдет. И Бог бы с ним! Горецкий монастырь Мне любо-дорого смотреть, как иностранные старухи спешат себя запечатлеть на фоне церкви-развалюхи. Их этим можно удивить. А я на колокольне старой читаю: "В колокол звонить нельзя. Лишь в случае пожара". И вход, наверное, недаром, крест-накрест досками забит. Да и чему бы здесь гореть? Такое бушевало пламя, что разве только стены храма еще сумели уцелеть, лишь этот отсыревший свод, да этот камень почерневший, где до сих пор зияют бреши. Такой таран пустили в ход, когда крушили все подряд… А мы - другое поколенье. Внутри скрывая запустенье, мы реставрируем фасад. Твердим: "Никто не виноват ни в чем…" * * * Последнее время я думаю, что оно и вправду станет последним, взглянув в окно на толпы машин возле платной автостоянки я почему-то прикидываю, - а как гусеница подомнет вон тот "Кадиллак", если завтра здесь на постой припаркуют танки. Эсхатология. Пусть не наука, но я изучаю ее, глядя в окно. Если ж включить под вечер, забавы для видеоговорящий ящик, коснувшись пульта, чтоб наблюдать, не включая звука, лицо враля, или утром (на том же канале) служителя культа, вглядываясь в артикуляцию, и, не силясь запомнить эти хитрые рожи, я повторяю тихо - Господи, посмотри, - Как они все похожи! * * * Все устоится, устаканится, на самом донышке останется вино, не для похмельной пагубы, а лишь для поминанья на губы. Все худо-бедно образуется, обтешется, пообломается, уляжется и зарифмуется. Или хотя бы попытается.