Опубликовано в журнале Континент, номер 117, 2003
Валентина ЛИХАЧЕВА — родилась в г. Дзержинский Московской области. Окончила искусствоведческое отделение исторического факультета МГУ. Работала в Государственной Третьяковской галерее, автор ряда статей об изобразительном искусстве. Живет в Москве.
Литературно-публицистический вестник “Мир и Музей”.
Учредитель Ассоциация музейных работников регионов России.
Автор идеи и главный редактор Владимир Толстой.
Оформление и верстка Андрея Лыженкова.
1. Парадоксы неизменности
Изданий, так или иначе освещающих проблемы культуры и искусства, выходит сейчас немало. Это издания либо узкоспециальные, либо, напротив, слишком популярные. Есть среди них и такие, которые специально посвящены музеям. Но издающийся с 1998 года “Мир и Музей”1 — принципиально новый журнал. И новизна его — в расширительно-онтологическом толковании обоих ключевых понятий — “мир” и “музей”. Ведь мир — это и Земля, и Космос, и мир людей, а каждый из нас “помнит и забывает” и оставляет на хранение только то, что когда-то кем-то было зафиксировано, а потом по случайности или по надобности отобрано и музеефицировано, то есть приведено в то состояние, которое называется “памятник” и “собрание памятников”.
При таком отношении к миру творений четко выявляется парадокс понятия памятник. С одной стороны, памятник как материальный носитель различных видов познания должен оставаться предельно сохранным и включенным в соответствующую его статусу временную, пространственную и предметную среду. С другой стороны, памятник — уже на уровне контакта с ним, в момент восприятия и дальнейшего осмысления контекста — должен свидетельствовать о постоянном движении времени, об изменениях мира вокруг музея. В сознании общества истинный памятник одновременно неизменен и подвижен (например, как “Медный Всадник” и Фальконе, и Пушкина, и Бенуа, и Глиэра).
Музей — это собрание памятников. Это безостановочный и многокомпонентный процесс выстраивания различного рода рефлексий по поводу исторического времени и поиска истины. Во всяком случае, к этому надо стремиться, ибо жить без музея современный человек как часть определенного сообщества не может. А если и может, то его позиция по отношению к миру глуха, темна и, в конечном итоге, бесперспективна. Ибо теперь нужно благословлять не только детей, зверей, стариков, но и музеи. Музеи — хранители памяти.
Именно такова, на наш взгляд, позиция журнала. Можно вспомнить знаменитую когда-то цитату, изменив ней лишь одно слово: “Настоящим человеком можно стать только тогда, когда обогатишь свою память знанием всех богатств, которые выработало человечество”. Невозможно знать всё и обо всем, но иметь структурное представление о времени через памятник материальной и духовной культуры вполне реально. Нужно только захотеть. Музеи же (в идеале) должны отвечать этим запросам времени. А общество (если оно считает себя цивилизованным) должно заботится о музеях и музейщиках. Если же общество в лице государства и частных лиц о музеях подзабывает, музеи в данной ситуации сами о себе должны напоминать обществу, должны отстаивать свои позиции и сами себя спасать. Особенно в нашей стране, которая так быстро и, на первый взгляд непредсказуемо, меняется. Именно на этом пути из идеологизированного заповедника отживших догм музей имеет сегодня шанс превратиться в некий стабилизатор движения к гармонизации жизни общества.
Вероятно, вследствие нового, расширенного понимания задач музейной работы, которая включает в себя и традиционные функции (собирать, хранить, популяризировать), журнал “Мир и Музей” строится весьма интересным и для изданий подобного типа прежде невиданным способом.
Во-первых, журнал считает себя литературно-публицистическим вестником и компонуется по принципу многожанрового альманаха. Здесь присутствуют и научные публикации, и путевые заметки, и искусствоведческие штудии, и краеведческие обзоры. Но специальные материалы отличаются отсутствием обычного музейного занудства и терминологического бреда. Как правило, они написаны хорошим русским языком. Это особенно обращает на себя внимание, потому что искусствоведческие статьи соседствуют в журнале с произведениями художественной литературы: стихами, эссе, небольшими рассказами. А кроме региональных авторов встречаются и Ахматова, и Есенин, и Цветаева, и Пушкин.
Во-вторых (и как говорится — вот именно), каждый номер “подает” общую для всех научную, публицистическую и иную проблематику в связи с музеями определенного региона необъятной России (причем “необъятной” не столько из-за обширности территории, сколько из-за глубины и сложности проблем российской культуры и жизни в целом). Так что получается, что структура журнала соответствует структуре жизни современного музея.
Пока что вышло восемь номеров, соответственно посвященных музеям Курской, Калужской, Рязанской, Брянской, Тульской, Тверской, Орловской и Ярославской областей. Каждый номер открывается списком музеев региона. Количество их ошеломляет. Казалось бы, сколько музеев может быть в области — один, два, пять??? Оказывается, гораздо больше — от пятнадцати до сорока. И они самого разного профиля и подчинения. Поражают также количество и временной диапазон представленных в них памятников (буквально — от бизона до барбизона), так что в совокупности музеи каждой из областей России составляют многопрофильный культурно-исторический и художественный музейный комплекс, то есть виртуальное собрание типа Государственного Эрмитажа. Кстати, одна из статей в Тверском номере (№6) так и называется — “Эрмитаж на Волге”.
2. Сим победим!
Каждый номер журнала открывается списком музеев. Далее идет публицистическая установочная статья или материал общего характера, где поднимается и предельно заостряется та или иная сегодняшняя проблема, которая рассматривается в связи с музейным делом и общекультурным процессом. Семь номеров журнала открывались статьей (в № 6 — интервью) главного редактора и инициатора “Мира и Музея” Владимира Толстого, директора мемориального и природного заповедника Музея-усадьбы “Ясная Поляна”. Нам представляется очень важным, что журнал возглавляет человек, стоящий, на наш взгляд, на принципиально верных позициях: ведь в отличие от музея столичного, куда, что греха таить, иной интеллигент не захаживает десятилетиями, музей провинциальный — настоящее средоточие культуры своего региона. А В. И. Толстой музейное дело и понимает именно как основную часть просветительно-культурной программы по возрождению России и сохранению культурных сокровищ, находящихся на ее территории. В принципе, идея В. Толстого совпадает с мыслями Д. С. Лихачева, который никогда не рассматривал русскую культуру изолированно — ни от параллельных процессов в мировой культуре, ни от жизни русской глубинки, ни от нравственных проблем бытия современного общества.
Выступление главного редактора не обязательно посвящено узко-музейной теме, но оно задает тон, можно даже сказать, поддерживает тонус каждого номера. А сразу же за статьей Толстого следуют острые полемические материалы, которые уже косвенно или впрямую касаются актуальных проблем культуры, а следовательно, и музеев. Причем совершенно не обязательно, что в Орловском номере это будет статья орловчанина, в Рязанском — рязанца и так далее. Принципиальное отсутствие территориального принципа соответствует общей режиссуре журнала.
Структура журнала, как уже сказано, подобна структуре самой жизни музея и складывается из совершенно разных аспектов. Жизнь музея проходит в текучке повседневных дел — экскурсии, билеты, ремонт крыши, отсутствие средств или их нежданное появление… Причем у каждого музея свои конкретные проблемы. Именно этим, в частности, объясняется и многообразие тем, о которых пишут музейные работники, журналисты и деятели культуры из самых разных мест того или иного региона. И хотя в “региональной” части журнала материал не всегда бывает равноценен задающим тон проблемным статьям, но для каждого очерка или заметки находится именно то уникальное место, где они воспринимаются как необходимая часть целого. Читая интервью и очерки о музейных работниках, всякий раз поражаешься точно найденному подходу, уважительности к мнению другого человека, умению оценить то хорошее, что делает каждый — будь то рядовой сотрудник или директор.
… Итак, множество авторов, удивительное многообразие материалов. Но журнал из номера в номер строится таким образом, что постепенно через освещение единичных явлений вырисовываются глобальные проблемы, общие для всего современного музейного строительства и даже шире — для всей нашей жизни. Так что достаточно лишь выделить заголовки проблемно-установочных материалов, чтобы выстроилась определенная стратегия и тактика по продлению жизни, а иногда и по выживанию музеев в наше, как теперь принято говорить, непростое время.
Первый номер (1998, № 1, Курск) открывается полемическим памфлетом “Музей в России — больше, чем музей”. Толстой начинает так: “Конец ХХ века и начало второго тысячелетия выдались у нас в стране тягостными и трагическими. Легкое дуновение начавшегося было ветерка перемен к лучшему на наших глазах обернулось параличом власти, тяжелейшим экономическим кризисом, разнузданным разгулом преступности, стремительным нарастанием безверия, отчаяния, равнодушия и апатии в обществе. Идеалов нет, стремления и чаяния до первобытности примитивны…”
Казалось бы, дальше должны следовать стенания по поводу горькой русской судьбины. Но вместо того Толстой обращается к своим коллегам-музейщикам и предлагает противопоставить общему упадку “мощный инструмент отпора, огромной скрытой силы действия орудие — культурное достояние нации”, предлагает объединить усилия и воспрянуть духом: “Музей в России больше не имеет права быть лишь хранителем прошлого, не может оставаться только пассивным демонстратором собственных экспозиций, ограничиваться изучением, описанием и каталогизацией своих фондов”. Музеи должны “воссоздавать вокруг себя разрушенную нравственную среду, завоевывать у абсурда территорию и подчинять ее здравому смыслу, отбивать хоть поодиночке у нечистой силы души наших соотечественников, прежде всего самых маленьких, возрождать традиционные промыслы и ремесла, восстанавливать музыкальный и художественный вкус, поддерживать одаренных людей, влиять на общественное мнение всеми доступными методами (а их немало), вновь поставить на твердую историческую национальную почву перевернутую пирамиду ценностей… Я абсолютно убежден в том, что именно музейщики, и в первую очередь провинциальные музейщики, являют собой реальную, морально наиболее здоровую и способную к созиданию силу… Реальный золотой запас России стремительно истощается, но запас наших культурных ценностей все еще внушителен. На его основе, при умелой и солидарной политике сохранения и презентации нашего наследия, при налаженном механизме самостоятельного развития… вполне возможна и осуществима коммерчески оправданная прибыльная музейная деятельность”.
Далее в статье перечислены и детали этого “механизма”: культурный и музейный туризм, выставочная и издательская деятельность, производство сувенирной продукции и монополия на ее реализацию, привлечение инвестиций под совместные проекты, возрождение меценатства, работа с международными фондами и общественными организациями…
Таким образом, уже первый номер “Музея и Мира” и обозначил функции журнала, и определил задачи российских провинциальных музеев, которые живут сегодня, в основном, благодаря личному энтузиазму бойцов “музейного фронта”. В материалах Курского номера уже обозначены все основные проблемы современной жизни музеев: нехватка помещений, недофинансирование, отсутствие законодательной базы для самостоятельной деятельности, смехотворные зарплаты, отсутствие административной поддержки на местах. Всё это, в свою очередь, порождает еще ряд серьезных, пока не решенных и не решаемых проблем (таких, к примеру, как охрана и разработка потенциальных археологических недр). В этой ситуации журнал призывает не сосредотачиваться на вопросе “кто виноват?”, а подумать на тему “что делать?” и не терять надежду на лучшее. И вполне логично поэтому, что Курский номер заканчивается статьями Л. Кузнецовой “Меценаты Курского музея” и И. Припачкина “Встреча животворящего креста Господня, “отпущенного” из Москвы в Курск”. Как говорится, “Сим победим”.
3. Немного о патриотизме
Второй номер (1999, № 1(2), Калуга) открывает короткая заметка “Уроки американского Уильямсбурга”, где Толстой увязывает сразу две больные проблемы — “патриотизм и музей” и “столица и провинция”. “Почему рязанцы и калужане должны ездить за духовной пищей туда же, куда в годы застоя вынуждены были отправляться в поисках пропитания? Разве дети Брянска и Владимира меньше своих московских и питерских сверстников должны воспитываться на лучших образцах искусства предков? А вот в США городом Уильямсбургом, штат Вирджиния, справедливо гордится президент и вся страна.… В провинциальном Уильямсбурге, с максимальным приближением к подлинности, восстановлен колоссальный город семидесятых годов восемнадцатого столетия, сама атмосфера и историческая среда тех времен. И толпами приезжают американские мальчишки и девчонки, вместе с родителями гордо вышагивают по улицам в одеждах и шляпах своих давних предков с непременным национальным флажком в руке. …Подобные комплексы по разным штатам, городам и весям и везде находятся в образцовом порядке. В современной Америке вы не найдете заброшенных руин и неприглядных исторических развалин. Эти проблемы давно решены и прежде всего законодательно. А, к слову сказать, коллекции музеев Вашингтона и Нью-Йорка собирались вовсе не путем обирания малых провинциальных музеев”.
Далее тему, заявленную главным редактором, в блистательных статьях развивают зам. директора по научной работе Калужского областного художественного музея Василий Пуцко (“Наше культурное наследие и мы”) и зав. кафедрой Тульского Государственного Университета доктор исторических наук Игорь Юркин (“Провинциальный музей: вспомнить все”). Оба автора исходят из того, что “искусствознание” и “культурология” — не абстрактные теоретические науки. Памятники истории, культуры и искусства мы собираем, храним и изучаем для высших гуманитарных целей. А коль скоро это так, то отношение государства и общества к маленьким (провинциальным) и большим (столичным) музеям не должно принципиально отличаться. Между ними не может быть ни ведомственных границ, ни различий в объемах финансирования и зарплатах сотрудников. Не должны практиковаться и изъятия наиболее ценных экспонатов в “метрополии”.
Конечно, это очень больная проблема. У музея столичного и музея провинциального — общие цели, но разная судьба, и некоторым (далеко не всем) столичным музеям, действительно, живется легче. Но претензии провинциалов — не к материальному обеспечению. Они касаются уровня местной музейной науки, которая зачастую опережает столичную, и состояния фондов, в том числе и перемещения памятников из провинциальных музеев в столичные. Перераспределение музейного фонда — вещь и в самом деле недопустимая (его вполне может заменить единое информационное музейное пространство — тема, о которой еще пойдет речь). Но, говоря о подобном перераспределении как неприкрытом грабеже, авторы “Мира и музея” порой забывают, что в советские времена ограблению и разбазариванию подвергались также и столичные фонды, а утраты были более чем значительны. К тому же перемещение экспонатов в центральные музеи зачастую способствовало их мировой известности, а порой и просто спасало их от произвола местных чиновников. И, наоборот, перемещение памятников авангардного искусства в провинцию спасло многие шедевры от уничтожения, постыдных распродаж и обменов.
Проблемы провинции, столицы и патриотизма косвенно связаны и с вопросом о том, сколь бесперспективно определять границы культурной значимости, если речь идет о памятниках, относящихся к различным отраслям культуры. Об этом — вторая вводная статья номера — “Вселенная Калуга”. В Калуге эта тема особенно наглядна, потому что Калуга (кстати, не объявленный еще архитектурный заповедник) — это и Циолковский, и Пушкин, и Шамиль, и Таруса — одна из крупнейших в мире художественных и литературных “колоний”. Показателен в этом отношении и пятый, Тульский, номер, в материалах которого о внутримузейной жизни также отсутствует иерархия отношений между коллекциями различного ранга, ибо проблемы у всех одни и те же.
4. О всеобщей бедности и роли личности в истории
В дальнейших номерах журнала “Мир и Музей” (а он от выпуска к выпуску всё больше “толстеет”) проблемы, обозначенные изначально, уточняются на материале, который охватывает всё новые аспекты. Последний на сегодня Ярославский номер (2002, № 3–4 (8)) рассказывает о “Ярославском музейном братстве”2 — постоянно действующем Совете директоров городских и областных музеев. Опыт работы нового административного органа, объединяющего усилия ярославских музеев по помощи самим себе, а также по созданию единой информационной музейной сети3 может быть перенесен на всю страну. Главная же тема номера — личность директора. Каждый музей — своего рода отдельная епархия; он имеет неповторимый запах, собственный, только ему присущий внутренний климат, свои интриги. И главной, решающей фигурой становится тут руководитель. Нет смысла говорить о самоотверженности музейных директоров, энтузиазме, любви, организаторском таланте — эти качества разумеются сами собой, ибо без них при нашей общей нищете вообще бы не стало провинциальных музеев. Директор внутри музея должен поддерживать амбициозный, но благоприятный тонус работы. И главная его задача в сегодняшней ситуации, когда целевое финансирование и недостаточно, и неправильно выстроено — добыча денег и “квартирный вопрос”. Именно здесь личность проверяется на нравственную составляющую.
Решение этих проблем, затрагивает, в свою очередь, вечные проблемы России — неправедность богатства, несправедливость нищеты и неправильность власти, которую в данный момент истории мы все якобы выбираем. В третьем номере журнала Владимир Толстой впрямую поднимает эти не музейные проблемы. “Кто будет писать для нас законы в ХХI веке?” — спрашивает главный редактор (1999, № 2 (3), Рязань). С горечью описывая короткий, но неблаговидный опыт политических преобразований в России, он приходит к довольно неожиданному выводу: “В исполнении нравственно нечистоплотных людей любая работа, в том числе и политика, и экономика, становится делом нечистоплотным… Поэтому подлинное возрождение России станет возможным лишь тогда, когда процесс ошеломляюще тяжелых преобразований нашей жизни возглавит нравственно-цельный, широко, гуманитарно-мыслящий человек, органически не приемлющий ложь в любых, даже самых благостных, на первый взгляд, целях. …Власть обязана сделать над собой почти невероятное усилие и обратиться к совершенно забытому ею человеку. …И именно сейчас на всех нас ложится особая, огромная ответственность за правильный выбор. …Да, согласен, политика совсем не наше дело, но чье же тогда дело наша жизнь и жизнь наших детей?”.
Нужно выработать, полагает Толстой, новую концепцию взаимоотношений власти и народа, солидарной ответственности их друг перед другом. Такое в России случалось только в дни бед и торжеств. В обычном течении времени Россия — страна противоречий и жутких несовместимостей. И сколько можно было бы избежать, если бы такие понятия, как “страна”, “государство”, “церковь”, “культура”, “экономика”, “политика” были бы структурированы, разделены и соотнесены на уровне правовых норм с жизненными интересами каждого российского гражданина. Диалектический и исторический материализм в русском исполнении лишь усугубил ситуацию, и последний период недавнего прошлого закончился очередным крахом экономики, подковерной борьбой за власть. Сейчас же можно наблюдать слабость, иногда даже бессилие центральной власти и своеволие местных администраторов, владельцев производств и компаний. Законы в нашей стране несовершенны, и соблюдать их просто невыгодно. Законодательной базы для продуктивного обращения капитала и собственности не хватает; не хватает у современных богачей и “любви к родному пепелищу, любви к отеческим гробам”.
Деньги в России — не только экономическая категория. Сколько времени нас приучали к мысли, что бедность — не порок, богатство — безнравственно, а все богатые люди — плохие, хотя каждый у нас знает, что лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным! Вступительная статья к четвертому номеру (1999, № 4, Брянск) “Что с нами происходит?” начинается следующим утверждением: “Постоянная нужда портит характер человека,… неудовлетворенность собственным существованием надламывает людей (и народы), психологически …они впадают либо в апатию, порождающую лень, потребительство и иллюзорную надежду на манну с небес, либо в агрессию, последствия которой тем более не сулят ничего хорошего”. Владимир Толстой указывает, что хроническое безденежье приводит к порочной практике распределения средств по критериям, выгодным власти, а это, в свою очередь, — к нравственному перерождению общества, к утрате бескорыстия и местническому сепаратизму. “Система сделала свое черное дело, — пишет редактор. — Большинство музейных руководителей (и не только музейных, разумеется) разучились самостоятельно мыслить, генерировать идеи, на которые не поступает разнарядок и указаний. Зато как подавлять инакомыслие собственных подчиненных вовсе не забыли и охотно продолжают пользоваться испытанными методами в новых реалиях”. Единственный способ разорвать этот порочный круг Толстому видится в следующем: “каждый должен постараться делать лучшее, на что он способен, изо дня в день, сокращая расстояние между своими гипотетическими представлениями об общественной пользе и реальными делами, направленными на ее достижение. И сообща делать это гораздо сподручнее, чем поодиночке”. Эти слова звучали бы пустой утопией, если бы их безусловным доказательством не служила практическая деятельность и Ассоциации музейных работников регионов России, и самого Владимира Толстого. Заканчивается статья оптимистическим утверждением: “А нужду мы обязательно преодолеем, лишь бы она нас не успела окончательно испортить”.
5. Потребность в культуре надо воспитывать
Музей в системе образования — это целый комплекс проблем. Одна из них — образование и художественный музей. Прежде посещение картинных галерей и художественных музеев ассоциировалось, в основном, с проведением досуга и было личным делом каждого человека. Но с введением в школе предмета “история мировой художественной культуры” музей стал восприниматься как своеобразный придаток к программам по этому курсу. В итоге музей и суждения о художественных произведениях либо грубо навязываются, либо потакают несформировавшемуся художественному вкусу, а понятие “музейная педагогика”, детально разработанная опытными музейными специалистами, теряет свой исконный позитивный смысл. Это в свою очередь способствует распространению штампов восприятия и приклеиванию эстетических и этических ярлыков, увлечению китчем.
Проблему художественного воспитания журнал и косвенно, и впрямую поднимает в каждом номере. Наиболее полно позиция редакции выражена в интервью В. Толстого “Пройти по избранному пути до конца” (2001, № 1 (6), Тверь). Главный редактор не просто рассуждает о воспитательно-образовательной и художественно-эстетической функциях музея. Он говорит о миссионерской функции, о том, что прежде всего необходимо воспитывать потребность в культуре, в искусстве, в историческом знании. Именно в этом Владимир Толстой видит смысл и цель успешного развития нации: “…у нас, к сожалению, люди, которые управляют, никогда не соприкасались с культурой, они всегда стояли на бетонном полу. Они не причастны к культуре и в силу этого просто не знают, как может быть иначе… Из-за этого огромное большинство людей, которые сегодня входят в жизнь, не различают понятий добра и зла. При социологических опросах выясняется, что наш современник жаждет развлечения, хочет быть “крутым”. Сегодня герой общества — богатый человек, и неважно каким путем он нажил состояние”.
По мнению В. Толстого, именно в этих условиях развивается пагубное для общественного сознания разделение культуры и искусства на “массовое” и “элитарное”, которое приводит к смещению нравственных и вкусовых оценок. Клише массовая культура, по мнению Толстого, — такая же ошибка, как “политика — грязное дело” или “экономика — дело безнравственное”. Кто-то опять пытается внушить нам, что бывает культура разных сортов — для гурманов одна, а для масс другая, что огромному числу людей истинная культура непонятна и не нужна. Что народу нужна так называемая массовая культура, низкопробная и примитивная, и пусть-де народ потребляет то, что дают.
6. Война, мир и музей
Глубинное понимание целевых взаимоотношений музейной деятельности и реальной действительности делает “Мир и Музей” журналом, который поразительно выявляет разнообразие жизни и ее парадоксы уже, так сказать, в мировом масштабе. Особенно примечателен в этом отношении пятый номер — Тульский (2002, № 1–2 (7)). Главная тема номера “Музей и война” заявляется вводной статьей главного редактора “Страницы из дневника”. Статья посвящена чудом не разрушенному музею Л.Н. Толстого в Чечне, в станице Старогладковской. По мнению Владимира Толстого, музей уцелел провиденциально: “Музей спас станицу и ее жителей! Музей оказался сильнее войны!”. Хотелось бы, разумеется, чтобы так оставалось и впредь. Однако реальная жизнь полна и обратных примеров: можно бесконечно продолжать список художественных ценностей, утраченных во время боевых действий, — начиная с Герострата и вплоть до Грозненского или багдадских музеев. Как говорит замечательный искусствовед В. Геращенков: “Бомбы и снаряды имеют обыкновение падать рядом с выдающимися объектами культуры и гениальными архитектурными сооружениями. Чтобы поработить народ — нужно убить его память”.
“Войне и Миру” и посвящен Тульский номер, поразительно выявляющий парадоксы самой жизни, ведь на территории Тульской области существуют музеи всех типов — и с усадьбой всемирно-известного миротворца и “непротивленца” соседствует музей русского оружия — то есть музей насильственной смерти. Имеются в Тульской области и другие подобные пары — например, музей “Куликово поле” и музей А.Г. Болотова, самого видного в России устроителя садов.
Тульский номер вызывает особый интерес, ведь это номер хозяина “Ясной Поляны” и главного редактора журнала. И здесь тоже в материалах, посвященных внутримузейной жизни, отсутствует иерархия отношений между коллекциями различного ранга, ибо проблемы у всех одни и те же. При этом, конечно, “Ясная поляна” — главный музей Тульской области (что само собой разумеется!). Авторитет Льва Николаевича, мировая значимость его духовного наследия, относительная стабильность государственного финансирования дают музею предпочтение в осуществлении совместных культурных инициатив для всей Тульской области. Вот отрывок из статьи Виктора Шавырина ““Ясная Поляна”: двадцать первый век, далее везде…”: “Получая дотации из федерального бюджета и опираясь на поддержку достаточно влиятельных людей, директор чувствует себя довольно свободным в решениях. Прежде всего — в хозяйственных. Разумеется, он свободен не в той же мере, что помещик девятнадцатого века. Но все же это такая административная и финансовая свобода, которая кажется фантастической директорам малых музеев”.
7. Музейные проблемы в мировом масштабе
Как уже говорилось, все музейные проблемы взаимосвязаны. И сквозь единичные явления, освещаемые журналом, постепенно проступает общая картина, а выявление отдельных не решенных (или не решаемых) проблем показывает, что их необходимо принципиально разрешать в общем для всей страны масштабе.
Повторимся, прежде всего необходимо создание единой законодательной базы, своеобразного музейного кодекса, который обеспечил бы четкие правила музейной деятельности в новых экономических условиях. Это касается и форм собственности, и способов финансирования и самофинансирования, и правил хранения и использования памятников культуры. Необходим закон о меценатстве и благотворительности. Необходимы подзаконные акты об определении границ заповедных культурных зон и правил их использования, включая не только архитектурные объекты, но и природные ландшафты и археологические недра. Все это касается как взаимоотношений между частными лицами и государством, так и отношений между различными государственными ведомствами — отношений, которые сегодня зачастую заставляют вспомнить междоусобицы Средневековья.
Упомянем лишь об одном из больных вопросов, также постоянно поднимаемом журналом, — о взаимоотношениях государственных музеев и Церкви. В основе конфликта между ними — различное отношение к одному и тому же памятнику. Так же как и музей, церковь стремится к обладанию культово-значимыми предметами и постройками, но несет за них ответственность (а часто и хранит их) не как за художественные шедевры, а только как предметы культа. Время особенно острых конфликтов прошло, но проблема остается, ведь многие музеи находятся на территории монастырей, церквей (действующих и недействующих), а в экспозициях хранится немало религиозных святынь, которые имеют статус шедевров изобразительного искусства. Государство у нас всё же светское, и разве “Троица” Рублева должна принадлежать только православным, а “Сикстинская Мадонна” только католикам? Хочется напомнить также, что многие церковные здания в России (включая Кремлевские соборы и храмы Санкт-Петербурга) строили католики и протестанты… Скольких недоразумений удается избежать там, где и музеи, и Церковь осознают историческую и культурную ценность художественного наследия и идут навстречу друг другу! Так, например, обстоит дело в Ярославле, где проблемы совместного хранения и использования памятников решаются вполне успешно. Там же, где религиозная организация уступать не хочет, как, например, в Пафнутьево-Боровском монастыре, конфликты множатся, и это зачастую приводит к тому, что памятники разрушаются, утрачивая и культурную, и культовую ценность.
Конечно, наивно мечтать о всеобъемлющем музейном кодексе вне нового, не созданного пока свода законов о культуре в целом, который сам по себе должен быть увязан с целым рядом других законов и подзаконных актов. Но, судя по материалам “Мира и Музея”, уже сейчас музейное сообщество в рамках старого законодательства предприняло весьма решительные и серьезные шаги к созданию единого информационного музейного пространства, которое позволяет поставить вопрос о создании единого электронного каталога памятников культуры, зафиксированных в музейных и частных собраниях России. Единый интернетовский каталог сделает музейное пространство (включая запасники) открытым для всех заинтересованных лиц. Процесс приобщения к культуре, процесс исторического осмысления реальности пойдет более активно и осознано.
Важнейшая задача музейной работы — актуализация, то есть включение старого памятника в контекст современной жизни и восприятия. Степень же актуализации зависит от многих причин. Прежде всего, не во власти музея остановить время — он не может сохранить всё да еще и в неизменном виде. Что именно хранить и актуализировать, в каждом отдельном случае решается или случайно, или конфиденциально. Так что в результате сохраняется либо просто оставшееся, либо пристрастно отобранное. Кроме того, проблема актуализации — это и проблема современного посетителя, ведь музей — публичное учреждение и от уровня посещаемости (популярности) зависит само его существование, его авторитет, доход, его оправданность. В третьем номере журнала этой теме посвящена статья Игоря Юркина “На пути к неостывшему сердцу (размышления о музее и его посетителе)”. Автор справедливо полагает, что музейщики и публика, как будто бы полностью солидарные в том, что “уважение к минувшему — вот черта, отличающая образованность от дикости”, на самом деле часто имеют в виду совершенно разное “минувшее”: “Оценки историков-профессионалов очень часто не совпадают с представлениями, бытующими в массовом сознании. Обществу мало интересно, что по тому или иному поводу думает историческая наука. Переваривание социумом своей истории… идет в нем еще по линии примеривания к ее содержимому действующих в настоящий момент ценностных шкал”. Музейные экспозиции создаются не для ученых мужей (для которых существуют фонды и научный архив), обыватель же из множества контекстов выделяет лишь актуальный для себя. И Юркин приходит к выводу о том, что музейная экспозиция должна формироваться вне зависимости от политической ситуации, не стоит навязывать обществу истину в последней инстанции: “Музей — сначала мир вещей и только потом — их смыслов. Подлинник заменяет совокупность отражений интерпретаций…”. Взгляд на предмет может сколько угодно меняться, быть сколь угодно удаленным от науки, но неизменным остается очарование былого, “прошедшее пленяет навсегда”.
Под последней формулой (Юркин перефразирует Китса) может, вероятно, подписаться любой музейщик. Воспользуемся же ею, чтобы закончить разговор о журнале. Разговор этот получился несколько отрывочным и неполным, но по-другому вряд ли и могло быть, ведь музейное дело — дело живое, любая тема влечет за собой множество ассоциаций, поднимает целый пласт вопросов, проблем, новых тем. Ибо Музей, в определенном смысле — не больше не меньше как модель Мира.
И напоследок ложка дегтя.
Совершенно непонятно, почему журнал, имеющий очень приличный макет и дизайн (принципиально не глянцевый и принципиально не черно-белый), так странно напечатан и имеет такую гарнитуру шрифта. Тексты набраны настолько мелко, что их трудно читать. С трудностями собственно прочитывания сталкиваешься, начиная с обложки: номер журнала и год издания набраны микроскопическим кеглем, а название региона, которому посвящен журнал, не вынесено не только на корешок, но даже и на обложку. На печатных страницах много незаполненного белого пространства (“молока”), текст размещен узкими колонками, что сбивает ритм чтения; фотографии и другой иллюстративный материал не сомасштабен крупному формату журнала. Хорошо, что эта визуальная нескоординированность печатного материала — едва ли не единственный недостаток издания.
Впрочем, есть еще один: в журнале не указан ни тираж, ни то, где его можно приобрести , ни то, как на него подписаться, ибо нет регистрационного номера Министерства печати РСФСР.
Складывается такое впечатление, что новаторский журнал, ратующий за преображение музейного дела в России, предназначен только для своих. Хотя вполне возможно, что опять все упирается в недостаток финансирования — тем более, что Сорос уходит из России.
И самое последнее.
В 2002 году журнал “Мир и Музей” удостоен высшей журналистской награды России — Гран-при “Золотой Гонг” как “Лучшее специализированное издание по проблемам национальной культуры и духовного возрождения”.
Редакция “Континента” поздравляет коллег.
Сноски:
1 По пятый номер включительно журнал издавался при поддержке российского представительства института “Открытое Общество” (фонд Сороса) — в рамках региональной программы “Ясная Поляна”.
2 Так называется установочная статья Людмилы Долгининой.
3 Об этом статья Евгении Кокориной “Информационная сеть музеев Ярославской области: ожидания, современное состояние, перспективы”.