Опубликовано в журнале Континент, номер 117, 2003
От редакции
4 августа этого года скончался владыка Антоний, митрополит Сурожский (в миру Андрей Борисович Блум), — человек, необыкновенно дорогой и важный для “Континента”. Не просто постоянный автор нашего журнала, но тот, кто в известной мере стал, не подозревая, наверное, об этом сам, нашим духовным наставником — человеком, с чьим образом, мыслями, словами, поступками сверяли свою жизнь многие из нас.
Одиннадцать лет назад самый первый номер нового — московского — “Континента” открывали напечатанные на обложке слова владыки Антония: “У Церкви нет ответа на все вопросы, и Церковь не имеет права делать вид, будто у нее на всё есть ответы… Есть в истории мира большая таинственность, есть искания, есть становление, и общим трудом верующие и неверующие… вместе должны искать, ставить вопросы…”. Слова эти, пожалуй, могли бы стать эпиграфом ко всей деятельности “Континента” — как журнала христианской культуры.
Истинный гуманизм — умение не на словах, а на деле самым главным человеком считать того и именно того, кто находится рядом с тобой в данную минуту; поиск Истины, а не монополия на нее; живое следование духу Христова учения, а не форме и букве его, — вот то, что особенно близко нам в духовном наследии владыки Антония, в его понимании христианства, в его Православии. Ведь и мы — журнал прежде всего православный. Но недаром мы начали с мысли владыки Антония о равноправии перед Истиной верующих и неверующих, у “которых могут быть прозрения в таких областях, в которых верующий ничего еще не заметил и не дочувствовался”. Митрополит Антоний не только богослов, не только современный Отец Церкви (по выражению епископа Керченского Илариона), но и — что в современном обезбоженном мире, возможно, не менее важно — настоящий апостол любви к людям, знаток и целитель человеческих сердец — тот, чье духовное водительство, чей совет способны оказать реальную помощь и воцерковленным христианам, и далеким пока от Церкви искателям истины, и — порой — даже тем, кто провозглашает себя атеистами.
…“Жив ты или умер — не так важно. Важно ради чего ты живешь и за что готов умереть”.
Эти слова, вынесенные на обложку номера, были с детства усвоены Андреем Блумом. Они определили жизнь и митрополита Антония.
Прощаясь с владыкой Антонием, мы печатаем Слово Памяти о нем протоиерея Александра Борисова, очерк Александра Кырлежева “Мистик в миру”, а также ранее не опубликованную проповедь владыки Антония в университетском храме Great St.Mary (Кембридж, 5 марта 1978 г). Мы хотели бы также напомнить нашим читателям, что выступления, проповеди, беседы, интервью владыки Антония были напечатаны в нашем журнале в следующих номерах: 72 (Собеседование о Церкви и священниках в современном мире), 75 (Божественная литургия — местопребывание Духа. Слово в соборе Парижской Богоматери 25 октября 1975 г.), 77
(О церкви, о монашестве и браке), 82 (Интервью журналу “Континент” и выступление “Иерархические структуры Церкви”), 89 (Взаимоотношения Церкви и мира с православной точки зрения).См. также — в № 82 статью Александра Кырлежева “Митрополит Антоний Сурожский — “заезжий православный миссионер” в России” и в № 115 — статью Ольги Седаковой “Сила присутствия”.
Протоиерей Александр Борисов
Целомудрие есть целостная мудрость
Закончился жизненный путь митрополита Антония Сурожского. Перешел в жизнь вечную человек, который будет для ХХ века такой же знаковой личностью, какими стали известнейшие политики, ученые, общественные деятели. Возможно, это очень субъективно, но для меня кончина владыки Антония каким-то особенным образом высветила значимость всего того, что им было сказано и написано. Как говорил, кажется, Лев Толстой, смерть, словно последний удар резца скульптора, завершает созданное им творение. Все сказанное и прожитое мгновенно приобрело окончательную и величественную значимость. Каждую статью, беседу, каждое слово уже воспринимаешь как нечто, удостоверенное самим автором из вечности.
Самое первое слово, которое приходит на сердце при внутреннем желании обозначить его образ, это — целомудрие. Понятно, что не в простом, расхожем, смысле, а в том, в каком оно употреблялось в святоотеческих творениях для обозначения цельной, гармоничной человеческой личности, которой удалось удивительным образом соединить в единое, прекрасное целое слова, дела и все течение жизни. Целомудрие — как целостная мудрость.
Мое первое знакомство с владыкой Антонием состоялось в самом начале 70-х годов, когда он — в один из своих приездов в Москву из-за почти непроницаемого железного занавеса — встречался на квартире у одного известного в интеллигентской среде московского протоиерея в домашней обстановке с теми счастливчиками, которые были приглашены. Надо отдать должное мужеству этого священника, отца троих очаровательных девочек, поскольку криминалом было и само приглашение владыки (иностранного подданного) к себе в дом, и уж тем более — приглашение на встречу с ним своих друзей и знакомых, среди которых было много молодежи. Последнее в глазах КГБ представляло собою особый криминал…
В небольшой квартирке уместилось, наверное, человек сорок. Была зима, балконная дверь распахнута настежь, но в комнате уже в двух метрах от балкона дышать было почти нечем. На маленьком столике перед владыкой — десятка два портативных кассетных магнитофонов (незадолго перед этим появившихся в нашем отечестве и сразу нашедших огромный спрос и применение). Владыка был в скромном темно-сером подряснике, без панагии, очень радостный, простой и одновременно значительный. Последнее — ни в коем случае не из-за внешней важности, а от какого-то теплого света, излучавшегося всем его обликом и особенно карими, живыми глазами.
Помню, тема беседы, которую владыка Антоний избрал сам, была для меня тогда совершенно неожиданная и малопонятная — “О браке и монашестве”. Кассета с записью проповеди хранится у меня и сейчас. Мы прослушивали ее многократно, постепенно вникая в ту глубину подхода, который был для нас свидетельством из особенного мира — личного опыта духовной жизни самого владыки. Нельзя сказать, что мы ничего подобного до этого не слышали. Мы слышали замечательные проповеди о. Александра Меня, о. Всеволода Шпиллера. Но слово владыки Антония было для нас живым свидетельством из мира русской эмиграции, который мы знали лишь по книгам. И вот перед нами живой свидетель “оттуда”…
Речь владыки производила особенное впечатление и своим характерным акцентом, и тем, что смысловые слова выделялись специальными интонациями. Речь изобиловала усилениями голоса и многозначными паузами. Некоторые слова произносились с легким грассированием. Я наслаждался не только содержанием, но и особенной музыкальностью этой речи. Много позже я понял, что это не французский акцент и не английский, — так же говорят русские эмигранты, родившиеся или жившие в Америке или Германии. Это был русский язык, на котором говорили наши образованные соотечественники до 1917 года. Он сохранился в эмиграции и исчез в самой России.
Владыка говорил о сходстве обоих путей: брака и монашества. В каждом из них присутствует верность на всю жизнь сделанному выбору. В каждом главное — это отречение от своей самости. В каждом полнота смысла обретается лишь тогда, когда проходишь избранный путь со Христом и ради Христа…
Сейчас мне понятно, что владыка Антоний, взяв указанную тему, скорее всего действовал в специально избранном им ключе. Даже если “властям предержащим” станет известно о его неофициальных встречах с верующими, то тема встречи исключительно церковная, могущая хоть как-то успокоить надлежащие инстанции. Но при этом владыка, как и всегда, говорил о самом главном — о жизни христианина сегодня, в реальности окружающего нас мира.
Прощаясь, мы по очереди подходили к владыке, и он каждого благословлял. Это в общем-то формальное действие запомнилось тем особенным вниманием, с которым владыка осенял крестным знамением каждого из нас. Его глаза с таким вниманием смотрели на тебя, что было несомненное чувство, что в эти несколько секунд именно ты для него самый главный человек в этой комнате.
Несколько позже в самиздате, в машинописном виде, появились две книги митрополита Антония: “Школа молитвы” и “Молитва и жизнь”. Они поражали своей глубиной и смелостью. Когда мы в те годы читали о том, что молитвой может быть для человека больного или старого даже и простое сидение в кресле в тишине собственной комнаты — с сердцем, устремленным к Богу, это было важным открытием. Молитва — не формальное прочтение утреннего или вечернего правила, а глубокая, реальная встреча с Тем, Кто всегда рядом с тобой, но из-за шума и суеты житейской нами остается не услышанным. Для сотен людей в то время, бедное религиозной литературой, эти самодельные книжечки становились учебниками веры и духовной жизни.
Сейчас можно в полной мере оценить духовный подвиг владыки Антония, начавшийся в 1949 г., когда он молодым иеромонахом приехал в Лондон для создания прихода в юрисдикции Московской Патриархии. Думаю, что большинство русской эмиграции отнеслось тогда к замыслу молодого священника по меньшей мере скептически. Но время показало, что это был глубоко продуманный и верный шаг. Ведь если представить себе, что владыка Антоний совершал бы свое служение в рамках другой православной юрисдикции, то нетрудно понять, что возможность влияния на ситуацию в России была бы совершенно ничтожной. А благодаря своему решению он стал “нашим” митрополитом, который мог приезжать, проповедовать, встречаться с людьми. И за последние пятнадцать лет его книги, публикации проповедей и бесед превратились в один из самых важных источников духовного опыта, приникая к которому, миллионы православных верующих в России обретали и обретают возможность личного возрастания в вере.
Самая главная особенность этих публикаций в том, что они не только содержат глубокие богословские размышления, но передают и личный опыт встречи с Богом и с людьми на самом глубоком и подлинном уровне. Владыка Антоний постоянно подчеркивает, как важно рассказать человеку об опыте другого, и похожем, и не похожем на его собственный. Ведь владыка Антоний сочетал в своей жизни опыт хирурга и священника, — два занятия, из которых первое максимально приближает к телесной стороне человека, а второе — к его духу…
Для владыки Антония всегда было характерно особенное внимание к человеческой личности, сострадание к каждому и солидарность с каждым. Человек для митрополита Антония — самое великое и значимое чудо среди творений Божиих. Он постоянно подчеркивает парадоксальное положение, поначалу даже не совсем понятное, — что Бог верит в человека. Человек для Бога — величайшая ценность, и именно поэтому человек призван к постоянному возрастанию “в меру возраста Христова”. Владыка передает читателю эту возвышенную убежденность в значимости каждой личности, а отсюда — и в насущной необходимости вдохновенного служения каждого по устроению врученного нам мира — в реальных условиях нашего земного существования.
Подчеркну, наконец, что для митрополита Антония характерно глубоко творческое отношение и к жизни Церкви. Он не боится признать, что для большинства современников христианство и Церковь чаще всего просто не интересны. Он видит главную причину этого не в мире, а в самой Церкви и в христианах. Он не сомневается в том, что внешние формы Церкви, дошедшие до нас от монархического византийского средневековья, нуждаются в изменениях. Владыка Антоний подчеркивает важность иерархической структуры, но при этом он возлагает ответственность за состояние Церкви на каждого ее члена. Все мы призваны к тому, чтобы с состраданием и любовью созидать самих себя, свои семьи и свои общины. Мы не можем и не должны иметь готовые ответы на все вопросы, но мы можем и должны искать эти ответы в духе Евангелия, в духе любви к Богу и к человеку.
В заключение этих кратких воспоминаний хочется обратить внимание на особые чувства солидарности владыки Антония в самых главных вопросах современности с главой нашей Церкви — святейшим Патриархом Алексием II. В одном из выступлений по радио митрополит Антоний сказал следующее.
“Я перечитывал послание, обращенное Патриархом Алексием к молодежи, и меня поразило — до чего то, что говорит Патриарх, молодо и живо… Он предупреждает молодежь России, что общество, в котором она будет жить, более жестокое, чем было прежде.
Патриарх говорит о том, что новое общество будет создаваться в условиях духовной разрухи. Эта разруха наблюдается везде, но в России, может быть, больше, чем где-либо, потому что духовность десятилетиями выкорчевывали, разрушали, уничтожали. И нас патриарх призывает к омоложению. Это замечательный призыв.
Перемены, которые происходят сейчас в России, очень значительны. Как говорит Патриарх, было время, когда люди боялись открываться всем, но зато до конца открывались перед немногими близкими. Люди испытывали голод правды, нехватку информации, но зато до глубины души, честно переживали каждую крупицу правды — вот это как бы не потерять, как бы сохранить этот голод, как бы не стараться этот голод утолить чем-то меньшим, чем то, что ему соответствует.”*
Думаю, что неизбежная скорбь в связи с кончиной митрополита Антония будет все более уступать место благодарности Богу за дивный дар личности этого великого служителя Церкви Христовой, который был послан как замечательный помощник всем, кто ищет Истину и Жизнь. Уверен, что не только наше, но и последующие поколения христиан в трудах святителя Антония Сурожского будут иметь источник, неизменно укрепляющий нас в вере, надежде и любви.