Стихи
Опубликовано в журнале Континент, номер 116, 2003
Борис ВИКТОРОВ — родился в 1947 г. в Уфе. Окончил Высшие литературные курсы. Стихи печатались в журналах “Дружба народов”, “Юность”, “Арин”, “Новый мир”, “Континент”; в альманахах “День поэзии”, “Поэзия”, “Студия” (Берлин). Автор семи поэтических сборников. Живет в Москве.
Рыбный ряд
Избавиться от рыбы поскорей
мечтает ряд — от пахнущей соляркой
смерзающейся глыбы пескарей;
глядят на покупателей с оглядкой.
Выпрыгивают жабы изо рта
ершистых перекупщиц и торговок,
и склеивает жабры духота,
и не найти попутчиков толковых
в ту сторону, где орды судаков,
горбуш, сомов — людьми уже наелись,
и вновь лоснятся морды едоков,
трещат прилавки, прет кета на нерест.
2001
Пепел
Далеко, за Вьюлкой, близко-близко,
в двух шагах, уже не обойти,
кружит вихрь подобьем василиска,
пепел шевелится на пути.
Грозное чешуйчатое пламя,
огненные гривы ковыля,
выжженная таволга и прямо
в небо уходящая земля.
Не спастись от тварей чернохвостых,
а вокруг ни дома, ни родни,
только хриплый грай, прогорклый воздух,
край небес да во поле огни…
1996
* * *
На бывшей даче палача
темны стропила, тень горбата,
красны обломки кирпича,
к стене приставлена лопата,
крошатся слитки сургуча.
Спеша в завьюженные дали,
велосипед под потолком
повис, и крутятся педали,
клубится пыль за седоком.
Как обесценились заначки!..
И режут сердце, хоть кричи,
купюр слежавшиеся пачки
в корзинах из-под алычи.
В золе и путах паутины
в печной рассохшейся трубе
истлели письма балерины
и фото: “Родненький, тебе!”.
Остались банки из-под крема,
коробки из-под папирос
с названьем выгоревшим, в клеймах
мумифицированных ос.
Сквозняк гуляет. Занавески
трепещут, аки Чаушески
перед погибелью своей,
и два мешка календарей —
солидный прикуп в ловких лапах!
Играют в “тысячу” сычи,
щекочет ноздри алчный запах
неистребимый — алычи.
2001
Стоп-кран (ода)
В легендах без прикрас
немеркнущей страны
наколотой (анфас)
за пазухой шпаны —
прощал! и хоть бы хны
да, гений всех времен
всех наций (и озноб
поверженных знамен
всех азий и европ)
держал! боялись чтоб
у века на горбу
в снегах за Кулундой
в окованном гробу
в слезах одной шестой —
взывал! и вот отбой
и вот — уже ничей
уже не превозмочь
ни верных палачей
ни мартовскую ночь —
и отвернулась дочь
и вот — последний сон
и отроком босым
себя увидел он
под дождиком косым —
и встрепенулся сын
(“Не верить бы вовек
бредущим по стопам,
а пить среди калек
законные сто грамм!”)
и на себя стоп кран…
А там — последний гул
последних похорон
почетный караул
и тысячи колонн —
и оборвался сон…
Хана отбой уход
разомкнутый капкан
и урки у ворот
(“Иди сюда, пахан!”)
и вдребезги стакан…
Отбой, последний путь,
и встречный стук колес,
постой, еще чуть-чуть,
и смерть уже всерьез…
И эшелоны слез.
1984
* * *
Рог поднесенный выпили до дна!
Всходила ярко-красная луна
и радовала душу плесневелость
добротного домашнего вина!
Куражился великий песнопевец.
Но поздно. И слетает голова
(спасибовам спасибовам това…)
и славит наше будущее или
селение, где всё еще жива
традиция и слово гостя в силе.
Но поздно, поздно. Пауза длинна.
Ни времени, ни ласки, ни вина
для пасынка-певца не остается.
Журчи, не привередничай, зурна,
и не завидуй тем, кому поется.
2000