Стихи
Опубликовано в журнале Континент, номер 115, 2003
Шведский вальс for Michael Holm & Geort Staal Никогда у меня еще не было так, чтобы деньги водились. Чтобы шведские спички мне были доступны вполне. Чтоб с ладони моей чередою веселой кормились вместе чайки и рыбы на легкой и шустрой волне. Чтобы сам я, какой ни на есть, но богатый и смелый, подойдя к кораблям, что стоят у причалов речных, в берег правый влюбился бы и целовал берег левый и не знал бы, не знал бы, не знал бы укоров ничьих. Ни укоров не знал бы, ни мести, ни зависти темной. И в подругах держал бы лишь тени деревьев ночных. А в друзьях - сами знаете, я был всегда неуемный - как в ладонях, держал бы, держал бы любимых своих. Раздавал бы им сладости, джинсы дарил бы и куртки, на которых рисунок по-зимнему ярок и чист. Свитера бы дарил им для лыжной и пешей прогулки. Да и около них был бы сам и красив и плечист. И кружился бы в вальсе, кружился бы в снежном потоке и по-шведски, по-шведски, по-детски бы им подражал. Разделил бы с любимыми все их любые восторги. И из Швеции бы никогда никуда не бежал. Но Россия мерещится мне по утрам в этом вихре снеговом и похожем на город, в котором живу, и в котором когда-то мои восклицанья возникли, по которым теперь я, теперь я, теперь я тужу. Как тоскую я, Господи! Как я ужасно тоскую! Как ревную я русскую речь к скандинавской! Скажи пару слов мне по-русски. Пошли меня. Я поцелую тот глагол. Только с этим, прошу, не спеши, не спеши, не спеши. Лебеди у королевского дворца Памяти Иосифа Бродского А этих лебедей в ледовой полынье, заплывших жиром от обильной пищи, еще не видел я, чтобы оне искали клювами, как им подплыть ко мне, пока им медленно мои ладони ищут кусочек повкусней, что в сумке на ремне, на самом дне ее лежит… Оне вполне довольны, кажется, движением руки в их сторону и громко благодарны толпе гуляющих, течению реки, случайной лодочке и череде фонарной. Изгибами их шеи я горжусь, тщусь им понравиться, закутавшись в туманы. Гуляя здесь, я только тороплюсь не пропустить, как им небесной манны насыпет сам Господь на пирс речной, когда оне потянутся к Нему, туристов круг раздвинув. Тогда вдруг вспенится под ними вся вода, дворцовые громады опрокинув. Тогда Стокгольмский вальс услышу я сперва… Затем услышу я, припав дыханьем к ветру, уже произнесенные слова о Швеции, где мягкая трава бывает более, чем где-либо, заметна, когда вы в Швеции. Когда вы здесь. Когда вы здешних лебедей с руки кормить готовы, вам кажется, что шведская вода прозрачней вод других, теплее на пол-слова, нежнее на один внезапный звук, полней на целое, представьте, междометье… Когда вы смотрите на этих лебедей, вы дальше видите на целое столетье. Вы - это видел я! - не сделав двух шагов, дух не переведя, вдруг станете крылаты. Вот так и я теперь в любви почти готов стать потерпевшим или виноватым - мне это все равно, пока я здесь стою - у этой кромки льда, на этой льдинке хрупкой. Я небо за любовь благодарю и этих лебедей с их белой-белой грудкой. Зима в Скандинавии For Nils Mattsson and Jan Pettersson from Huddinge (Stockholm) Зима в Скандинавии слишком слаба. Снег под ноги падать еще не обучен. И шведские - слышишь! - ложатся слова не на землю, нет, а на скудные тучи. Стокгольм, как ребенок, не может заснуть, когда от рекламных щитов возникают веселые блики. И ветер подуть не может как следует или не знает, как всё это сделать, на парус ложась и к яхте, и к яхте плечом прижимаясь. Но этим подчеркнута с облаком связь - и облако дышит, дрожа и терзаясь. И дышит вода возле каменных глыб, напавших на берег, как волки на стадо, на эти мосты, под мостами - на рыб, на камни под рыбами… Впрочем, не надо все видеть в воде по колено. Смотри! Там с левого берега, с края сухого полощется дерево, или почти полощется, веткою машучи… Слова еще не придумано, чтобы сказать, за что я люблю этот воздух в тумане, за что я люблю эту водную гладь и мой карандаш, и простую тетрадь, и каплю воды в серебристом стакане. И детский каток возле старых столбов. И музыку, музыку, музыку в сквере. И кофе горячий. И сэндвич в портфеле. И птичку на ветке озябшей сирени, с которой я тоже сорваться готов. И в небо над городом этим вспорхнуть. И крылышком слабым поддерживать небо. И в небе, как водится, тихо всплакнуть. И выбрать за облаком собственный путь, смещаясь под ветром то вправо, то влево. Летать над просторами дивной страны, снегами еще не успевшей покрыться. Огни пересчитывать с той стороны, с которой я мог бы кому-то присниться. Кому-то напомнить слегка о себе, о русском глаголе крылатом, как фраза. О нашей протяжной, как песня, зиме. О нашей, возможно, не лучшей земле, которая нас не любила ни разу. А что Скандинавия? Боже ты мой! Я медлю проститься, прося напоследок простить мне последний визит затяжной, мое любопытство к тому, что зимой не холодно здесь и не надо таблеток глотать и от боли страдать головной. Не надо терзать свое зренье во мгле, бояться полиции или прохожих, стесняться богатства и бедность вполне принять, как подарок. Доверить волне морской всё, чем день был наполнен и прожит. Всё это, всё это… Всё это и то. И то, что еще не бывало ни разу. Что будет, быть может, пока я пальто несу на печах, как прощальную фразу. Пока я в уютной гостиной стою, перчатки пока в уголке примеряю, всё может случиться, я знаю, я знаю, пока я обратный билет проверяю и паспорт в каком-то кармане ищу… Но надо прощаться. Спешить отвезти себя, свой багаж, свою душу обратно. Но, бедная, как бы трепещет в горсти и просит: "Прости меня, милый, прости. Как хочешь. Как хочешь. Но т а м мне прохладно". Геннадий ТРИФОНОВ - родился в 1945 году в Ленинграде. Окончил русское отделение филологического факультета ЛГУ. Автор двух поэтических сборников, изданных в США, и двух романов, вышедших в Швеции, Англии и Финляндии, а также ряда статей по проблемам русской литературы. Печатался в журналах "Время и мы", "Аврора", "Нева", "Вопросы литературы", "Континент". Живет в Петербурге.