Опубликовано в журнале Континент, номер 115, 2003
Сегодня у нас много радостей. Свобода России — это большая радость; свобода Эстонии — тоже. А у меня как эстонской писательницы и журналистки всегда была своя маленькая радость — думать и писать по-эстонски. Из маленьких радостей эта для писателя самая важная — писать и думать на материнском языке.
И всё-таки эти заметки я хочу написать по-русски, хотя чувствую себя при этом, как речка, которая никак не могла понять, где у нее хвост, а где голова. Наконец, она так устала, что свернулась клубком и превратилась в озеро. А у озера — ни хвоста, ни головы, кругом одна вода!
Свободная Россия, свободная Эстония — это великолепно. Но кто же есть лично я? Река, ищущая свой хвост? Или озеро, у которого нет ни хвоста, ни головы? Кто я — свободная эстонка или просто бывший советский человек со всеми бедами бывшего Советского Союза?
По бывшей территории бывшего Союза гуляют слухи куда фантастичнее, чем мои сказки. Например, в Москве одна симпатичная пожилая журналистка спрашивает, не возьмусь ли я передать письмо ее эстонским друзьям, — а то говорят, что в Эстонии тоталитарный режим и письмо из враждебной России может принести адресатам много горя. И уж если мои коллеги так говорят, действительно начнешь сомневаться: чем думают многочисленные пресс-центры бывшей нашей страны — хвостом или головой. Напуганных людей вообще найти гораздо легче, чем истинно свободных и достойных свободного государства. Люди боятся всего, всегда и почти везде. Но больше собственных бед и неприятностей они боятся того нового, что может завестись у соседа.
А что у нас нового? Много чего разного. Но есть кое-что и такого, чего и нам самим стоило бы поопасаться. Например то, что для современных писателей словно табуирована тема современной Эстонии, хотя недавнее прошлое и современность — едва ли не самые интересные этапы в нашей истории. Зато сейчас очень модна так называемая чистая литература, у героев которой как будто нет и не было родины. Разумеется, они где-то живут — в каком-то месте земли, но единственное, что их интересует, — личные переживания. Общественные и исторические события занимают их меньше всего.
Первым известным представителем “чистой литературы” стал Тыну Ыннепалу (Эмиль Тоде). Он начинал как поэт, но знаменит стал после того, как в 1993 году его роман “Страна-граница” был издан во Франции (на средства автора и на очень плохой бумаге). Действие этой книги разворачивается в Париже. Герой романа — гомосексуалист, ненавидящий не только женщин, но всех людей без исключения. Особенно он ненавидит собственного любовника, богатого француза, которого и убивает в конце романа.
Когда стало известно, что роман был издан во Франции, его начали охотно раскупать и в Эстонии. Сейчас эта книга переведена на восемь языков, и в Эстонии Тыну Ыннепалу может издать что угодно — любым тиражом и на самой лучшей бумаге. Меня заинтересовала причина такого успеха, тем более, что весьма уважаемый мной прозаик Яан Кросс сказал о Тыну: “Он пишет хорошо, но ни о чем. Он не пишет о главном, о важном”.
Не могу согласиться с этим отзывом вполне. Все же Тыну Ыннепалу стал в Эстонии первым, кто открыто написал о гомосексуализме — о людях, которых в СССР считали преступниками и сажали в тюрьму. Тыну Ыннепалу стал также одним из тех, кто впервые сумел описать это чувство — ненависть. И не просто ненависть к соседу или врагу, а ненависть ко всему. Я перевела название романа как “Страна-граница”, а можно было бы и по-другому — “Пограничная страна”. Эта страна, конечно же, Эстония, о которой в романе говорится очень мало, — как и в большинстве новейших бестселлеров. А самому роману суждено было стать своего рода “гнигой-границей”: сразу после Ыннепалу некоторые наши литераторы исключительно ряди популярности стали открыто превозносить ненависть.
Многие известные писатели бывшей Советской Эстонии стали сейчас журналистами. Когда-то Мати Унт, Михкель Мутть, Вийви Луйк были м о и м и писателями — смелые, современные, остроумные. Сейчас Михкель Мутть стал главным редактором газеты “Sirp” и несколько лет писал только статьи (впрочем, один роман в 2001 году он все же издал), молчит Мати Унт, а Вийви Луйк с мужем-послом и вовсе живет в Италии. А ведь все трое писали не просто хорошо — они писали о том, что волновало нас всех. Этим мастерам психологического романа был абсолютно чужд социалистический реализм, где идеология была важнее литературы. В советское время все трое были полудиссидентами. В первом романе поэтессы Вийви Луйк “Седьмая мирная весна”, уникальном романе о послевоенных сталинских годах,, мир был увиден глазами маленькой девочки. Где эта девочка сегодня? А вышедший в 1991 ее роман “Красота истории”, посвященный чехословацким событиям 1968 года! Что же случилось теперь? Почему же писательница Вийви Луйк не хочет или не может так же остро написать о новом времени? Почему Михкель Мутть за последние выпустил только один роман? Почему молчит Мати Унт? Казалось бы: нет цензуры, пиши, о чем хочешь, — а они молчат! Почему? Осуществилась мечта всех троих: Эстония — свободна. Эти трое больше не полудиссидентские писатели, они друзья нашего первого президента Леннарта Мери. Многие классики были великими критиками общества. Но кого критиковать, если у власти — друзья? Это Гете хорошо писал, даже когда был советником при дворе. Однако, видно, не все писатели так могут…
Самые популярные писатели сегодняшней Эстонии таковы, что, честно говоря, мне иногда стыдно, что я эстонская писательница. Сейчас “самый-самый” у нас уже не Тыну Ыннепалу, а разбогатевший Каур Кендер. Свой первый роман он тоже издал за свой счет за рубежом. Название этого романа напоминает заголовок политучебника — “День независимости”, но о политике там ни слова. Кендер — это своего рода эстонский Эдуард Лимонов. В своих последних романах он пишет об Америке — и ни строчки об Эстонии. Но дело даже не в этом. Лимонов в своем первом романе “Это я — Эдичка” описывает чувства покинутого мужчины. Несмотря на то, что роман вызывает некоторое ощущение брезгливости, все же нельзя не признать, что он очень эмоционален, в нем есть настоящая боль и мука. А в первом же романе Каура Кендера (переизданном уже трижды) нет ни любви, ни боли, здесь описаны только люди, которые хотят стать богатыми. Герой Кендера всячески унижает женщину, с которой живет, — бьет ее, отбирает деньги и машину, а под конец еще и насилует вместе со своим другом.
Меня тревожит не столько сам “День независимости”, сколько популярность книг Каура Кендера в Эстонии. Причем популярность не только у обывателя, но и у критиков. Кендера хвалит даже сам Мати Унт (нельзя же завидовать успеху нового богатого писателя! Или можно?), уверяя, что уровень Кендера достаточно высок и писатель сознательно пишет вульгарным языком. Я могу согласиться только с одним: большая часть новой популярной эстонской прозы достаточно вульгарна.
А что делают наши писательницы, в то время как в популярной “мужской” прозе эстонскую женщину бьют, насилуют и обирают? К сожалению, лучшие из эстонских писательниц сейчас молчат или пишут очень редко. Великолепный стилист Аста Пылдмяэ руководит отделом прозы нашего старейшего и очень престижного журнала “Looming”(“Творество”), но сама пишет мало (она уверяет, кстати, что главному редактору журнала хорошая женская проза не интересна, Удо Уйбо предпочитает печатать “мужские” новеллы Пеэтера Саутера). Такие интересные писательницы, как Майму Берт или Кярт Хеллерма слишком “старомодны” и не могут составить конкуренцию “мужской” литературе с ее грязной бранью и насилием. И самое важное, на мой взгляд, что все женщины-писательницы боятся обвинения в феминизме. А может, и не боятся — просто не умеют писать о том, что действительно волнует и всех женщин, и общество в целом. Так что и среди женщин наблюдается тяга к “чистой” литературе, ведь такая литература оторвана от эстонской почвы и не опасна для автора. Увы, современная свободная Эстонская Республика наших писателей либо не интересует совсем, либо интересует, но очень мало. Наши классики и некогда популярные писатели либо вообще молчат, либо пишут о прошлом. Новые писатели лишь бранятся, как на рынке, или прячутся за свои фантазии, занимаясь “чистой” литературой. Но от чего она “чистая” — от жизни, от значимости?
Как-то получается, что почти вся эстонская проза — о том, как “не надо”. А как “надо”? Во все времена читатели любят классиков именно за то, что те хотели понять, “как надо”. Но в нашей литературе, к сожалению, нет таких “идиотов”, как князь Мышкин, — в ней все очень “умные”. И самый главный признак “ума” — ненависть и презрение к другим людям. Новых идолов нет, героев тоже нет, есть только антигерои…
Нет, хорошего все-таки тоже хватает. Издается — пусть и за счет авторов — много эстонских книг. Особенно популярны у нас юмористические книги и пьесы Андруса Кивиряхка. Новый остроумный драматург Ян Тятте популярен уже не только у нас, но и в Германии, и в Латвии. К тому же есть еще детская и юношеская литература, где открытая брань пока что не стала нормой.
Давно уже прошел самый черной год эстонской литературы, когда не было издано ни одной детской книги (именно оригинальной книги от живого автора) и когда наши писатели уже мрачно шутили, что лучше быть покойником — или, еще лучше, западным писателем. И не просто западным, а эмигрантом из Эстонии. Не зря тартуская газета “Ростимээс” опубликовала следующий “прейскурант”: дороже всего ценятся эстонские эмигранты, сортом пониже — просто западные люди, третий сорт — эстонцы в Эстонии, четвертый — русские в Эстонии. И самый последний, самый дешевый — эстонцы, живущие в России. Такой вот прейскурант, и эти ценники очень легко приклеиваются к писателям. Как-то увидев на книжной ярмарке в Москве изданные на прекрасной бумаге “Произведения пациентов психиатрических клиник” (М., “Милосердие”, 1992), я обнаружила, что существует еще одна возможность добиться успеха: не хочешь сразу умереть или эмигрировать, — постарайся хотя бы попасть в сумасшедшие! Да — время такое… (Кстати, обложку “психиатрических произведений” почему-то украшает репродукция картины эстонского художника Юри Аррака. Вообще-то довольно странная реклама для эстонской живописи.)
Общие поветрия сказываются и в детской литературе. В 2000 году главный приз среди романов для подростков получила двадцатидевятилетняя Айди Валлик. Ее роман “Как живешь, Анн?” — о том, как отличница, девочка из благополучной семьи нашла дневник собственной матери — настоящее собрание всяких мерзостей. Девочка сбежала из дому, после чего жизнь ее стала не лучше материнской. Правда, как и положено в молодежном романе, последние страницы украшены моралью о том, что пьянствовать не хорошо. Но эти страницы малоубедительны и не могут тягаться с дневником, написанным в стиле Каура Кендера.
Не так давно в Лондоне вышла для детей “Книга бессмыслиц”. Такое название дети могли бы дать всей нашей сегодняшней жизни. В самом деле, родители получили великолепное образование — но вдруг выяснилось, что никакое это не образование. Они жили честной и благородной жизнью — но оказалось, что жизнь эта не честна и не благородна. Ощущение такое, словно сидишь в зрительном зале, а тебе в середине сеанса вдруг начинают показывать совершенно не тот фильм, на который ты пришел, — фильм ужасов. И эти ужасы уже не кончаются. И эти ужасы мы начинаем внушать своим детям, хотя, казалось бы, именно детям предстоит осваивать светлую сторону нынешних перемен. Лучше бы детские писатели хоть чуть-чуть помогли в этом своим юным читателям, а не солидаризировались бы со всеми остальными взрослыми — такими же унылыми и безнадежными.
Меня, например, родители всегда упрекали в том, что вместо того чтобы делать уроки я слишком много читаю. Но теперь выяснилось, что мое поколение выучило очень много ерунды, а самое лучшее образование, то что осталось с нами, — это именно литература. И поэтому мне очень жалко ребят, которые привыкают читать только тексты комиксов. Книга — лучший друг и защита ребенка. Но сегодня подобные вещи и высказывать-то смешно. Одна дама рассказывала мне, что в детстве ненавидела занятия музыкой и однажды глубоко разрезала себе пальцы ножом — чтобы больше никогда не играть. Так же как эту даму музыке, нас когда-то учили литературе: после школьных уроков глаза резать, конечно, не хотелось, а вот засунуть все эти книги куда-нибудь подальше.
Кстати, наш бывший министр образования и культуры поэт Пауль-Ээрик Руммо, видимо, согласен со мной. Только он считает, что бороться за внимание школьника нужно любой ценой, даже превращая литературу в шутку. В 2002 году вышел новый учебник для гимназий “Эстонская литература”, написали его три молодых филологини: Пилла Рийсмаа двадцати трех лет, Астрид Ряпсеп — двадцати четырех и двадцатипятилетняя Тийна Нунапуу. В этом учебнике нет ни мэтра эстонской литературы Оскара Лутса, ни нашего живого классика, поэта и эссеиста Яна Карлинского, в 90-е годы получившего больше всего международных призов и много писавшего о правах русских и представителей других национальностей. Да и вообще учебник больше всего напоминает сборник анекдотов, если не сплетен.
Но вернусь к собственно детской литературе. Этим летом у меня была огромная радость: вышла моя первая книга на русском языке. Не на такой хорошей бумаге, как вышеупомянутые (и довольно кошмарные!) “Произведения пациентов…”, но зато с прекрасными иллюстрациями. Вообще должна заметить, что великолепные художники делают сегодня фантастические усилия, чтобы современная детская книга имела бы хоть какой-нибудь внешний вид. Но куда нашим изданиям до тех же комиксов или произведений безумцев! И поэтому мне так нравится маленькая книжка Дагмара Нормета, изданная, как рождественская сказка. Эта книжка поможет детям перейти реку, полную всяких ужасов, и мостом для них станет радуга радостей и надежд. По-моему, именно такую радугу должен дарить сегодня детский писатель, чтобы юные читатели не утонули в реке сегодняшней жизни, где так много жестокости и цинизма. Просто это мы, взрослые, преувеличиваем ужасы современности, слишком быстро забыв, что были и войны, и сталинский террор и что время великих поворотов — всегда неблагополучное время. И если нам хочется быть слепыми жертвами — и только, тогда будет страдать и следующее поколение.
Конечно, жизнь стала другой. Русскоязычные (именно “русскоязычные”, а не “русские”) оказались вдруг национальным меньшинством в Прибалтике. Есть такая загадка: что такое большое-большое, которое жалуется, что оно маленькое-маленькое? Ведь страдающий член национального меньшинства может сразу стать счастливым членом национального большинства — стоит только проехать какие-нибудь двести километров, которые отделяют столицу Эстонии от российской границы. Такая маленькая Эстония — вместе со всеми своими эстонцами, со всем своим национальным большинством… Очень быстро и легко проехать ее насквозь. Но не быстро и не легко из нее уезжают. И я считаю: это самый лучший комплимент Эстонии — то, что даже “русские патриоты” не желают из нее уезжать. И тем не менее большинство русских и эстонцев предпочитают страдать, обвинять друг друга в неправильном мышлении, хотя о том, как мыслит другой, и эстонцы и русские знают все больше по слухам. А слухи часто бывают фантастическими — преувеличенными, а то и страшноватыми. Но факт остается фактом: русские, как правило, эстонских газет не читают, а эстонцы охотнее общаются с русскими из России, чем с местными. Так что мысли одного о мыслях другого — как правило, не более чем сказка.
Вот и закончить я хочу еще одной сказкой. Это сказка о том, как в наши сложные времена скрипка без конца нервничала и постоянно забывала где-нибудь свой смычок. И однажды смычок пропал окончательно, а скрипку постигла безработица. Тогда барабан предложил скрипке поработать у него в качестве барабанной палочки. Скрипка согласилась, но стучала по барабану так уныло, что хозяин рассчитал скрипку: вместо зарплаты он подарил ей новый смычок — простой ивовый прут, какая разница! Но хитрый прут недаром был ивой, он сразу же запрыгнул в скрипку и начал там расти и процветать. Ведь скрипка — очень возвышенная почва и хорошо подходит для процветания…
Конечно, легче и веселее всего в наше время живется тем, кто умеет запрыгнуть куда угодно и тут же начать там процветать. Для таких людей родиной становится та страна, где проще и уютнее жить, а культурой — то, что можно продать и перепродать.
Сегодня самые большие обиды среди русскоязычного населения Эстонии возникают именно потому, что многим не хочется учить новый государственный язык: всю жизнь прожили без этого ненужного языка, и вдруг — на тебе, учи! Всем гражданам довоенной Эстонии известно, что когда-то обслуживающий персонал должен был знать три языка — эстонский, русский и немецкий. Продавец должен был знать — а не клиент…
А эстонцам тоже обидно: ведь отказываясь от языка, люди отказываются от той земли, на которой живут и которую считают своею, раз не хотят из нее уезжать, — отказываются от ее культуры и особенно от литературы. А литература у нас есть, и я надеюсь, что со временем эта литература будет становиться все более интересной.
Рээт КУДУ — родилась в Тарту, окончила факультет эстонской филологии и журналистики Тартуского Государственного университета. Автор ряда книг сказок, новелл и пьес, а также многих литературно-критических статей. Ее сказки переведены на болгарский, русский и литовский языки, новеллы — на русский, немецкий и французский. Журнальный вариант романа “Свобода и любовь. Эстонские вариации” в авторизованном переводе Бориса Туха напечатан в № 112 “Континента”. Живет в Таллинне.