Стихи
Опубликовано в журнале Континент, номер 112, 2002
Владимир АЛЕЙНИКОВ— родился в 1946 году. Окончил Московский государственный университет. Основатель литературного содружества СМОГ (1965 — 1968). Начиная с 1965 года стихи публиковались на Западе (в частности, в “Континенте”). Автор нескольких поэтических сборников. Член ПЕН-клуба. Живет в Коктебеле.
* * * Я ничего не видел, кроме Крыльца впотьмах и света в доме, Собак на сене и соломе, Нагого пламени в кострах, Ветвей, исхлестанных ветрами, Лица неведомого в раме, — И потому гадайте сами, Кого охватывает страх. Казалось зрение усталым — Пора довольствоваться старым, И ни к чему кичиться даром, Тянуться к чарам и углам, Где ветер выглядит сутулым В обнимку с книгою и стулом — И целит умыслом, как дулом, В простор с водою пополам. Промокла времени громада, Зола рассыпана по саду, Пропета лета серенада Кому-то, скрытому в глуши, — Зато дарована свобода Зеркальной двойственностью года Тому, кто в гуще небосвода Приют отыщет для души. Листвы шуршащее свеченье, Ненастных сфер коловращенье, Молчанье и столоверченье, Шарады, ребусы, часы Уже не скуки, но желанья, Негодованья, пониманья, Томленья, самовозгоранья Неувядаемой красы. Кто правит бал и дружен с ленью, Кому подвластны поколенья — И кто на грани изумленья Откроет невидаль вокруг? В печи моленье и камланье, Поленьев щелканье, пыланье, Как бы от памяти посланье, — И некий жар почуешь вдруг. Играя с истиною в жмурки, Срезая вянущие шкурки, Гася то спички, то окурки, Перебирая всякий хлам, Найдешь нежданные подарки — Свечные желтые огарки, Проштемпелеванные марки, Тетрадей брошенных бедлам. Никто на свете не обяжет Учесть твой опыт — весь, что нажит, Никто, конечно, не подскажет, Что в этом нечто все же есть, — Беспечность рожицу скукожит, Октябрь уже почти что прожит, И жизнь пока что не тревожит, Готовя завтрашнюю весть. Ну что же, выглядишь неплохо — Уже на краешке эпоха, Уже на донышке подвоха Шестидесятников запал, И всё, что было, не помеха, — И между тем нам не до смеха, И так далеко до успеха, Что эха чудится оскал. Но ты подпитывай сознанье Всем тем, что будит осязанье, Иголки ловит ускользанье, Синицу или журавля, Покуда прежнее везенье Не надоест до оборзенья, Другим оставив угрызенья, На всех глазея с корабля. Очнись и выйди на дорогу К иному празднеству и к Богу, Ищи защиту и подмогу, В невзгодах имя сбереги, — Мозги захлестывает влага, Прибой кобенится, как брага, — И укрепляется отвага, Чтоб слышать вечности шаги. * * * Какая-то млечная пыль Вблизи появляется странно, — Как шею желанью ни мыль, Оно, как и прежде, нежданно Сумеет туда увести, Где собраны крохи простора В широкой и веской горсти Врожденного, видно, отбора. И правда — какая там суть Без этого старого жеста, Когда, лишь успеешь вздохнуть, Как вздоху находится место Не там, где вначале хотел — Поближе к теням, поскромнее, — А там, где свободно летел, Парил, надышавшись полнее. А ночь подбирает ключи, Еще находясь за горами, К мерцанью вечерней свечи — И выйти готова с дарами, И страсть ощущаешь опять В струении каждого мига Туда — в круговерть, в благодать, Чьей новью пропитана книга. * * * С поднятой головой, Вглядываясь, вбирая То ли остаток рая, То ли костяк сарая В мир обреченный свой, — Жизнь предстоит вторая — Встретимся за листвой. Полно хандрить, встряхнись, Выпрямись одичало, — Все, что вчера прощало, Щурилось и вещало — Это не даль, а близь, — Что бы там ни встречало — Не пропадай, вернись. Сотканы из тоски, Собраны из печали Дней, что права качали, Щерились и ворчали, Стынущие годки, — Склеить бы, как вначале, Скомканные куски. Не поддавайся, встань, — Все это, брат, зачтется, Все это там прочтется, Где о тебе печется Тот, кто глядит за грань, — Им-то ужо учтётся Вздох твой в такую рань. Маме Широких крыл прикосновенье, Высоких сил благословенье, Проникновение туда, Где есть участье и вниманье К душе — и все переживанья На берег выплеснет вода. Невыразимое, земное, Всегда идущее за мною, Куда б меня ни завела Стезя кремнистая, крутая, Чтоб доля, некогда простая, В движенье сложность обрела. Полуотдушина и полу- Печаль — и вновь, похоже, в школу Брести, усваивая путь К чему-то важному, где мало Усердья, — помнится, бывало, Поземка скрадывала суть. Итак — в начале было слово, К чему-то новому готово, Оно готовилось обресть Еще неслыханное право На весть из космоса — и славу, Где вздохов горестных не счесть. * * * В неспешных действиях, поступках и словах Есть свет особенный — и мы к нему стремимся, И от бессмыслицы назойливой таимся, Зане с державою былою дело швах. И, не бахвалясь, мы с трудом своим дружны В тоске, в рассеянье, в забвении, в скитанье, Поскольку жертвенное жизни прорастанье Мы чуем пристальней на грани тишины. Покуда вижу я негаданный просвет Во тьме безумия, в чаду кровопролитья, Иду на ощупь я, но все ж иду за нитью — Тонка она — такой у вас и вовсе нет. Покуда слышу я то гул на берегу Прибоя позднего, то птичьи восклицанья, Приемлю долю я, отринув отрицанья, И перед родиной своею не в долгу. Покуда призван я в ненастный этот мир Для песни, славящей его преображенье, Я, порождение его и отраженье, Творю неслыханный свидетельства клавир — О том, как рушилась эпоха, о таком, Что было истинным, что век опередило Во имя радости, — и вот земная сила Дарует веру мне — и светлый строит дом. * * * Со свечой, точно встарь, — при свече, У свечи, — в киммерийском тумане, При тумане, в забвенье, в дурмане, Сквозь туман — с лепестком на плече, Сгустком крови сухим, лепестком Поздней розы — в проем за кордоном, В лабиринт за провалом бездонным, В Зазеркалье с таким пустяком, Как твое отражение там, Где пространство уже не помеха, Где речей твоих долгое эхо Сквозь просвет шелестит по листам.