Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика
Опубликовано в журнале Континент, номер 111, 2002
Тема “Россия и Израиль” может прочитываться по-разному. Ясно обозначенный в ней межгосударственный аспект естественным образом влечет за собой и иные ее измерения — межнациональное и межрелигиозное, которые, однако, этими словами с той же ясностью не выражаются. Поскольку “Россия” включает в себя и евреев, а “Израиль” — и христиан. Равным образом “национальное” в данном случае есть отчасти “религиозное” — и наоборот. Но чтобы разобраться в переплетении всех этих понятий и реальностей, которые они обозначают, не хватило бы целой книжки “Континента”. Поэтому в настоящем религиозном разделе журнала вниманию читателей предложены лишь отдельные примеры того, как может быть представлена здесь заявленная тема.
Прежде всего — прямой речью.
Адин Штейнзальц — иерусалимский раввин и знаток Талмуда — появился в Москве еще в эпоху перестройки; тогда он даже был принят в Издательском отделе Русской Православной Церкви. В 1990 г. по-русски вышла его книжка “Роза о тринадцати лепестках” — “предназначенная для возвращающихся к Торе и еврейскому образу жизни”, как написано в предисловии. С тех пор он не раз бывал в Москве. Кому-то беседы ребе Штейнзальца с московским журналистом Михаилом Гореликом покажутся далекими от “религии”, и тем не менее это один из современных способов “говорить о духовном”, обращаясь к еврейской религиозной традиции.
Совсем другой путь у православного священника Михаила Аксенова-Меерсона: из Москвы — в Израиль, а затем — в Америку. В прошлом сотрудник о. Александра Меня, он стал христианским пастырем для многих иммигрантов из России, среди которых немало евреев, ставших православными. Вместе со своей женой Ольгой о. Михаил рассказывает об опыте “еврейского воцерковления”, который представляется вполне органичным, последовательным.
Но можно ли говорить о такой же “органичности”, если из советского религиозного полуподполья, а тем более из американского религиозного мира перенестись в российский XIX век? Как в то время Русская Православная Церковь относилась к евреям, в том числе и к тем, кто сделал выбор в пользу православия?
История отношения к евреям одного из самых авторитетных православных иерархов —митрополита Филарета (Дроздова), ныне причисленного к лику святых, — обозначает тему, сохраняющую свою актуальность и сегодня: пребывание евреев в православии в некотором смысле остается проблемой как для самих евреев, так и для “этнических” православных (см. статью К.Гаврилкина).
Впрочем, и распространенное представление о том, что евреи всегда были враждебны русскому православию, не может быть признано справедливым. Свиде-тельством этого являются примеры “еврейской солидарности” с гонимым больше-виками патриархом Тихоном в первые годы советской власти (о такого рода мало-известных фактах напоминает в своей статье петербургский историк С.Фирсов).
Однако, обратившись к современности, нужно признать, что собственно межрелигиозная проблема — проблема отношений Православной Церкви и иудаизма — до сих пор должным образом еще не поставлена. В отличие от западных христиан — протестантов и католиков — православные пока не осознали необходимости переосмыслить свое отношение к иудаизму. На Западе такое переосмысление прежде всего связано с нацизмом — то есть с последствиями, которые евреи называют Шоа, или Холокост. В исторической ретроспективе (и не только) массовое уничтожение евреев имело, помимо расового, и религиозное обоснование, а именно — “религиозно-идеологический” антииудаизм христиан. Евреев убивали (“в частности”) и как “убийц Бога” — и, соответственно, как антихристиан.
“После Холокоста, — пишет православный священник о. Сергий Гаккель, — христиане почувствовали необходимость пересмотреть свое многовековое негативное отношение к евреям и иудаизму, — исходя из того, что такое отношение (хотя, следует признать, и не только оно) способствовало взрыву антисемитизма при нацистском режиме. Поскольку антисемитизм советского периода в течение долгого времени служил препятствием к осмыслению Холокоста (даже при том, что Холокост имел место и на советской земле), у граждан бывшего СССР, в отличие от их западных соседей, неизбежно отсутствовали всякие побудительные причины к подобному осмыслению. Более того, привычный антисемитизм, имеющий дореволюционные корни, лежал в основе осторожного, а чаще всего негативного, отношения даже к самой возможности (не говоря уж о практике) межрелигиозных дискуссий”.
Мы привели цитату из предисловия, которое о. Сергий Гаккель, клирик Сурожской епархии Русской Православной Церкви (Великобритания), написал к русскому изданию хрестоматии по христианско-иудейскому диалогу, опубликованной Библейско-Богословским институтом св. апостола Андрея (ББИ) в 1998 году. В этой книге очень мало текстов, принадлежащих православным авторам. Но это не значит, что Православная Церковь вообще отстранилась от диалога с иудаизмом.
“Заслуживают упоминания четыре официальные встречи ученых и духовных лидеров с обеих сторон, состоявшиеся в 1974, 1979, 1993 и 1998 гг. Первые две встречи привлекли, главным образом, греческих богословов, так как тот период не благоприятствовал участию в них христиан из коммунистических стран и стран Ближнего Востока. Однако третья встреча, состоявшаяся недалеко от Афин в 1993 г., и четвертая в Израиле в 1998 г. свели вместе гораздо более широкий круг участников и ознаменовали значительный прогресс как в теоретических исследованиях, так и в реальном диалоге. В январе 1997 г. в России (Санкт-Петербург) состоялась международная конференция “Богословие после Освенцима и Гулага. Отношение Православной Церкви к иудаизму и евреям в коммунистической России”. Через год была проведена вторая конференция “Богословие после Освенцима и его связь с богословием после Гулага: следствия и выводы” <…> в октябре 2000 г. в Москве состоялась конференция под названием “Духовно-культурный диалог: лицом к лицу”. К ней обратился патриарх Московский и всея Руси Алексий II, заявивший об открытости межрелигиозному диалогу и заинтересованности в продолжении этого диалога”.
Это снова цитата, но в данном случае — из статьи Эдв. Кесслера, исполнительного директора Центра иудео-христианских отношений в Кембридже, опубликованной в журнале ББИ “Страницы” (2000, №4) под заглавием ““Дабру Эмет”: иудейское заявление о христианах и христианстве”. В его словах выражена надежда на то, что православные, в том числе российские, откликнутся на действительный поворот в иудео-христианских отношениях, который был обозначен в документе, опубликованном в “Нью-Йорк таймс” 10 сентября 2000 года. Его подписали свыше 150 иудейских ученых, учителей и раввинов. “Дабру Эмет” значит: “Говорите истину” (Зах 8:16). В данном случае речь идет об истине, а лучше сказать о справедливости восприятия иудеями христианства. Вот восемь тезисов этого документа:
- Иудеи и христиане поклоняются одному и тому же Богу.
- Иудеи и христиане признают авторитет одной и той же книги (Библии).
- Христиане могут уважать притязания иудейского народа на израильскую землю.-
- Иудеи и христиане принимают нравственные принципы Торы.
- Нацизм не был христианским явлением.
- Неразрешимые человеческими усилиями разногласия между иудеями и христианами не будут устранены, пока Бог не искупит весь мир, как обещано в Писании.
- Новые взаимоотношения между иудеями и христианами не ослабят иудаизм.
- Иудеи и христиане должны совместно бороться за справедливость и мир.
Христиане, в том числе православные, могут по-разному относиться к этим позициям части иудеев (надо учитывать, что это заявление не является официальной декларацией “иудаизма в целом”), однако его суть заключается в том, что есть иудеи, которые готовы к реальному диалогу с христианами. Ведь внешняя — культурная и социально-политическая — необходимость диалога еще не обеспечивает необходимости внутренней, то есть собственно религиозной. И вместе с тем она ее стимулирует.
“Новоевропейская культура” научила нас равенству, в том числе и содержательной равнозначности культур и традиций, в частности религиозных. Но в этом контексте “равенство разных” означает только одно — содержательный и потому действительно интересный диалог, который вскрывает различия в опыте, существующие в общем человеческом со-существовании. Если мы живем вместе, мы должны жить одновременно и по-разному, и сообща. В том числе и в том, что касается последних, метафизических, религиозных истин. В этом парадокс, но одновременно и “сверхзадача” диалога — как культурного, так и религиозного.
У православных опыт такого диалога невелик. Но официальная позиция заявлена:
“Православная Церковь готова этому содействовать имеющимися в ее распоряжении средствами, которые отнюдь не политического, а только духовного характера, с тем чтобы религия перестала быть, как это случалось в прошлом, причиной или поводом войн и явилась постоянным фактором мира и примирения. Проникнутые этим духом, мы обращаем взор к прочим великим религиям, в частности, к монотеистическим религиям иудаизма и ислама, намереваясь создать наиболее благоприятные предпосылки диалога с ними ради мирного сосуществования всех народов”.
Эта, последняя, цитата — из совместного заявления предстоятелей всех Православных Церквей, которое было подписано ими в Вифлееме — на Рождество юбилейного 2000-го года.
ДЕСЯТЬ РАЗГОВОРОВ С РАВВИНОМ
Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика
Предисловие интервьюера
В Иерусалиме есть улица га-Мааравим. Улица — слишком сильно сказано, не улица — улочка, скорее проулок, настолько узкий, что если туда и въедет машина, развернуться ей во всяком случае уж никак не удастся. Улочка, не бросающаяся в глаза и не привлекающая внимания. Ее легко не заметить, мимо нее легко проскочить.
Га-Мааравим угнездилась в самом центре города и одновременно как бы на отшибе. Рядом шумная улица, в двух шагах американское консульство, Парк независимости. А здесь совсем тихо, дома с плоскими крышами, зеленые дворики, на солнце греются изящные восточные (“египетские”) кошки, повсеместно теснимые пассионарными васьками с Восточно-европейской равнины, но здесь еще сохранившиеся. Га-Мааравим — как бы нарочное сочетание отрешенности и вовлеченности, уединенности и вместе с тем центральности.
Все это относится и к расположенному на этой улице Институту талмудических публикаций, основанному в 1965 году и возглавляемому и сегодня раввином Адином Штейнзальцем. В этом институте ведутся работы по переводу Талмуда на европейские языки, в том числе и на русский. Важная особенность этой работы — написанный Адином Штейнзальцем обширный комментарий, без которогоТалмуд останется абсолютно закрытой книгой и будучи переведенным.
Когда-то га-Мааравим была частью одного из первых кварталов Иерусалима,- которые создавали евреи, выходя из стен Старого города. В каком-то смысле то же самое делает Адин Штейнзальц своим переводом Талмуда, своими статьями и книгами (переведенными на многие языки), лекциями, широкой педагогической и просветительской деятельностью, охватывающей, по существу, весь мир.
С 1988 года Адин Штейнзальц осуществляет в России целый ряд образовательных проектов совместно с Российской Академией наук, его неутомимая деятельность охватывает также другие страны, входившие некогда в СССР.
Мне довелось множество раз беседовать с Адином Штейнзальцем: на тихой улочке га-Мааравим, в, увы, сгоревшем здании московской иешивы “Мекор Хаим”, в гостиничных номерах, на международных конференциях и семинарах. Разговаривать с ним одно удовольствие: он блестящий собеседник, многообразно образованный, остроумный, дружелюбный и обаятельный, находящий неожиданный поворот решительно для любой темы. С неизменной трубочкой и улыбающимися голубыми глазами. Вот только как отобразить, как воссоздать эту атмосферу в положенном на письмо диалоге…
Я хочу обратить внимание: в наших долгих разговорах Адин Штейнзальц никогда не был проповедником и учителем жизни, сверху вниз изрекающим абсолютные истины — он всегда был заинтересованным собеседником.
Мы беседовали на самые разные темы, порой очень далекие от тех, которые можно назвать специфически религиозными и еврейскими. Мы говорили зачастую о совершенно обыденных вещах, и эти вещи неожиданно приобретали новое измерение: ведь на любой предмет Адин Штейнзальц смотрит глазами человека еврейской традиции, более того, глазами человека, ставшего сегодня одним из ее символов.
Собственно в этом-то всё и дело: если религия не просто набор идеологических схем, поведенческих норм и культурных клише, если она реальная сила, меняющая человека, она должна менять и его глаза, его взгляд не только на весь мир, но и на банальные в своей обыденности предметы и темы.
Не так уж часто людям, не принадлежащим к еврейскому религиозному миру, предоставляется возможность узнать, что думает по тому или иному поводу раввин — можно считать, что это как раз тот самый случай.
Остается сказать, что предлагаемые читателю десять разговоров представляют собой обновленную редакцию интервью, время от времени публиковавшихся на протяжении многих лет в общественно-политическом еженедельнике “Новое время”. Собранные вместе, взаимодействуя друг с другом, создавая общую атмосферу и общий контекст, они приобретают таким образом новое единство и новое звучание.
Читатель вправе поинтересоваться, почему, собственно, разговоров именно десять? Только лишь потому что в этом числе есть нечто завершенное, круглое. Если же ощущения завершенности так и не наступит, читателю могут быть предложены “Еще десять разговоров с раввином” и “И еще десять разговоров с раввином” — и так далее, и так далее… Потому что Адин Штейнзальц, к счастью, совершенно неиссякаем.1
1. Чем Каин убил Авеля?
— Камень, которым Каин убил Авеля, — первое оружие, упомянутое в Библии?
— Откуда вы взяли, что Каин убил Авеля камнем?
— А что, разве так не написано?
— Давайте посмотрим. Вот, пожалуйста: “Восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его”. И только. Просто констатация факта убийства.
— Ну и как же Каин убил Авеля? Если не камнем, то чем?
— Надо полагать, у него были определенные проблемы. Он же был первым убийцей, дело было новым, и никакой технологии еще не существовало. Должно быть, прежде чем преуспеть, он экспериментировал с разными предметами и технологиями и действовал методом проб и ошибок.
— Если так, то естественно предположить, что Каин задействовал и нематериальные средства. Может быть, он убил своего брата словом?
— Наверняка пытался и словом. Это очень эффективное оружие.
— Или взглядом?
— Почему бы нет? Чем взгляд хуже камня? Но взглядом убивают обычно женщины. Им это очень хорошо удается. Во всяком случае специализированных орудий убийства тогда еще не существовало. Первое оружие — дело рук потомка Каина, сына Лемеха — Тувалкаина.
— Погодите, но ведь в упоминании о нем вообще нет ни слова об оружии. Получается что-то вроде камня Каина. В тексте просто сказано, что Тувалкаин изготавливал орудия из меди и из железа. Может быть, речь здесь идет только о сельскохозяйственных орудиях?
— Речь здесь идет о принципиально новых, сложных и дорогостоящих, материалах и технологиях. Очевидным образом, в древности, как и в наши дни, они использовались, в первую очередь, в военных целях. Обратите внимание, у Тувалкаина не случайное имя: “каин” — его составная часть. Кстати, на иврите есть слово, однокоренное со словом “тувал”, и оно означает “приправу”. То есть первый оружейник был своего рода приправой к Каину.
— Стало быть, оружие упоминается впервые только в связи с этим умельцем?-
— Вывод, кажущийся очевидным, однако неверный (так бывает довольно часто). Оружие появляется в Библии много раньше изобретательного Тувалкаина. Когда Адам и Ева покинули рай, у его ворот возникает ангел с огненным мечом. Этот меч — первое оружие, упомянутое в Библии. И что важно: он не орудие убийства.
— В синодальном переводе меч этого охранного ангела назван “обращающимся”. Что это значит?
— Просто вращающийся, крутящийся — чтобы пройти было невозможно.
— Как в восточных единоборствах?
— Типа того.
— А вы не могли бы как-то прокомментировать исключительную сдержанность, даже сухость Библии в описании оружия. Какой контраст с “Илиадой”: описание щита Ахилла — поэма! Между тем в Библии — ничего подобного.
— Объяснить это довольно просто. Вот, к примеру, вышли люди из ресторана. Один скажет: “вкусно” или “невкусно”, или вообще пожмет плечами. Другой же споет песнь об обеде или произнесет негодующую речь, или с удовольствием расскажет, как его кормили неделю назад.
Спросите мужчину, как выглядит такая-то женщина, и он расскажет о ее глазах, волосах, улыбке, голосе.
— Вы забыли о фигуре.
— Просто не успел — вы очень живо реагируете. А если спросить, как она одета? Скорей всего, ответ мужчины будет скуп — ведь он обращал внимание совсем на иное. Между тем женщина расскажет вам об этом во всех деталях. Моя мама была портниха, и я с детства слышал разговоры об одежде. Это были подробные и в высшей степени заинтересованные разговоры.
В древности евреи много воевали и делали это весьма успешно, репутация евреев-воинов была достаточно высока. И все-таки, несмотря на это, евреи воевать не любили — они относились к войне, как к необходимости.
В Библии подробно говорится о многом: о Боге, о любви, о грехе, о страдании, об устройстве святилища, об одеждах священников, о справедливом (и несправедливом) суде — оружие явным образом не относится к сфере интересного.-
Исключение — относительно подробное описание вооружения Голиафа. Говорится о составе вооружения, о его размерах, весе, материале, о броне сказано: “чешуйчатая”. Видно, что и сам гигант, и его вооружение поразили воображение евреев. Кстати, рост Голиафа далеко выходит за пределы нормы. Обычно это связано с гормональными нарушениями, и несмотря на внушительное впечатление, которое производят такие люди (а Голиаф производил просто устрашающее впечатление), они, как правило, не очень сильны и не слишком хорошо координированы. Вряд ли камень Давида убил Голиафа — скорей всего, тот просто потерял сознание. Филистимляне любили оружие — недаром они принадлежали к общему с греками культурному кругу. И вооружены филистимляне были куда лучше евреев.
— Пророк Исайя предрекает время, когда мечи перекуют на орала. Мне сейчас пришло в голову, что Петр Первый, повелев перелить колокола на пушки, как бы инвертировал это пророчество.
— За некоторое время до русского царя формула Исайи была инвертирована пророком Иоилем, причем инвертирована буквально: “Перекуйте орала ваши на мечи”.
— В разных языках эротика и вражда, война, насилие словесно сближены. Можно привести много примеров. Скажем, “трахнуть”. Или вот на иврите: “нешек” (оружие) и “нешека” (поцелуй).
— Что ж, поцелуй — древнее и испытанное оружие. Ничего удивительного: отношения полов — это часто отношения противостояния, борьбы. Речь идет не об эротическом образе оружия, но о милитаристском образе эротики, об универсальном соотнесении Эроса и Танатоса.
2. Мудрец и теленок
— Одно из самых моих ранних воспоминаний: я был тогда совсем маленький, мы снимали дачу. И вот, хозяева зарезали курицу и угостили меня. Я отказался: я сказал, что не ем знакомых куриц.
— Похожее переживание было у моей невестки. Когда она была маленькой, она как-то увидела в ванне у своей бабушки живых карпов. Во время субботней трапезы она спросила, куда подевались карпы. Ответ настолько поразил ее, что с тех пор она совсем не ест рыбы. А вы кур едите?
— Я же сказал: проблемой для меня были не куры вообще, а только одна — знакомая — курица.
— Что ж, у детей достаточно здравого смысла, чтобы не есть друзей.
— А помните, как к Иегуде га-Наси2 прибежал ягненок, которого хотели зарезать, и мудрец сказал ему такие утешительные слова: “Ступай, куда тебя ведут — на то ты и создан”.
— Не ягненок, а теленок.
— Хорошо, пусть теленок — какая разница, это ничего не меняет.
— Вы, должно быть, знаете, что после этого рабби Иегуда га-Наси тяжело заболел, и эта болезнь рассматривается как следствие его немилосердия.
— Ну а что он должен был ответить теленку?
— Не уверен, что вы ставите вопрос правильно. Дело не в содержании ответа рабби Иегуды га-Наси, а в форме.
— Что-то я не совсем понял.
— Проблема в том, что он сказал правду, но сказал ее самым немилосердным образом.
— А мог ли быть его ответ в принципе милосердным? Тогда он должен был бы ответить, как ваша невестка: я не буду тебя есть.
— В нашей культуре нет запрета на употребление мяса. Если Адаму было разрешено питаться только растительной пищей, то Ною (а ведь мы все его потомки) уже и животной. В Библии говорится о том, каких животных можно есть, а каких нет.
— Но ведь Ною, кажется, было позволено питаться всем, что движется?
— Ною — да, однако для евреев вводятся серьезные ограничения: мы не рассматриваем весь животный мир как потенциальное блюдо. Кроме того, детально разработана специфическая техника убоя скота с тем, чтобы животные не испытывали ненужных мучений. Причем убивать может только специально подготовленный человек — резник. Это касается и птицы. Обычный человек, согласно нашим законам, даже курицу не может убить. Лишение жизни животных может быть нравственно опасным для того, кто это делает, поэтому лучше, насколько это возможно, сузить круг таких людей. Между прочим, рабби Иегуда га-Наси не был резником, так что сам не мог бы убить теленка.
Хочу обратить ваше внимание и еще на один аспект: мясо, которое мы едим, должно быть полностью освобождено от крови; употребление крови в пищу категорически запрещено.
— То есть знаменитый бифштекс с кровью не из еврейского меню?
— Да, как-то обходимся. Я, собственно, вам об этом напомнил в связи с обвинениями евреев в употреблении крови несчастных младенцев. Обвинители не удосужились хотя бы поверхностно познакомиться с нашими обычаями.
— Я слышал об исследованиях, согласно которым животные перед гибелью испытывают сильнейший стресс, и в результате их организм оказыается отравлен с соответствующими последствиями для тех, кто будет есть это мясо.
— Животное не может испытывать радости, когда его жизнь насильственно прерывается, но, я вам говорил уже, резник владеет особой техникой, которая позволяет сделать это быстро и, насколько это вообще возможно, безболезненно.-
— С вашего позволения, давайте вернемся к Иегуде га-Наси. Если теленок создан именно для “этого”, если Иегуда га-Наси не мог его спасти, то что он вообще в таком случае мог ответить? Обнадежить посмертным существованием? Вот, скажем, Бердяев — очень надеялся встретиться со своим котом после смерти. Иегуда га-Наси встретился после смерти со “своим” теленком?
— Типично русский вопрос, должен вам сказать. Нет, не встретился. Мы не считаем, что у животных есть духовные потенции для воскресения, это исключительная привилегия человека, созданного, в отличие от животных, по образу Всевышнего, так что обнадежить теленка вечной жизнью Иегуда га-Наси никак не мог. То есть сказать он, конечно, мог все что угодно, но только это не было бы правдой, он бы внушил теленку ложную надежду.
— Это нельзя было бы даже назвать ложью во спасение, поскольку как раз спасение несчастному теленку ни при каком раскладе не светило.
— Мы с вами рассматриваем эту историю с разных сторон. Для вас, как я понимаю, главный герой — это теленок со своим “проклятым” молчаливым вопросом. Для меня — рабби Иегуда га-Наси. От него не требовалось говорить неправду, он должен был просто пожалеть теленка, и этого было бы довольно, но он не пожалел, что было следствием его предельно жесткого отношения к миру. Вы сконцентрировались на ответе, но ведь рассказ на этом не кончается, самое важное происходит дальше: Иегуда га-Наси тяжело заболел — болезнь заставила его посмотреть на многое другими глазами и научила относиться к миру более милосердно.
— Так что этот рассказ и о смысле болезни?
— Да, и о смысле болезни тоже.
3. Тигры на свадьбе
— В Талмуде упоминается не дошедший до нас сборник “Лисьи притчи”.
— Вызывает ассоциации с Пу Сунлином3.
— Случайное совпадение. Так вот, в этом сборнике было собрано больше трехсот историй о животных. И не обязательно о лисах. Сохранилось только три. Такая, к примеру.
Согласно преданию, Соломон знал языки зверей и птиц. Однажды он слышит, как на крыше дворца беседуют две птички — самочка и самец.
Самец: Знаешь, какой я могучий?! Сейчас как топну, так дворец и развалится!-
Соломон: Послушай, ну что ты несешь?! Зачем ты морочишь ей голову?
Самец: Ты меня просто удивляешь: ты что, никогда не слышал, как парень с девушкой разговаривает?!
Самочка: Что сказал этот человек?
Самец: Он очень просил не разрушать дворец — жалко, говорит, такой хороший.
Самочка: А ты?
Самец: Я сказал: ладно уж, раз ты просишь, так и быть, не буду.
В Псалмах, в Книге Иова есть прекрасные описания самых разнообразных животных. Чтобы по-настоящему понять эти тексты, надо видеть тех, кто в них упомянут.
— В Иерусалиме это ведь совсем не трудно — у вас же есть прекрасный зоопарк библейских животных.
— Верно, хороший зоопарк; одно время я был членом его общественного совета. Пост директора занимал тогда мой добрый знакомый, кстати, родом с Украины, герпетолог; он совмещал свою работу в зоопарке с преподаванием в университете. У него была уйма идей, и он их успешно воплощал в жизнь. Тигры во времена его правления размножались в зоопарке так активно, что их даже продавали. Тигриные мамаши не слишком интересовались младенцами, и он брал их домой и выкармливал молоком из соски. Когда его дочь выходила замуж, хупу4 поставили рядом с тигриным вольером.
— Ну да, вы же сказали, что у него была уйма идей. Действительно творческий человек.
— Он любил свою дочь, и он любил тигров. Тигры — красивые животные. Я проводил церемонию — единственная в своем роде хупа; тигры были совсем рядом.
— А еще каких-нибудь экзотических случаев, связанных с зоопарком, не припомните?
— Вы знаете, что в “Шулхан арухе”5 говорится об одном животном, которое заслуживает того, чтобы было произнесено благословение?
— Это кто же, интересно?
— Слон. Он такой большой и совершенно нетривиально использует свой нос. Так вот, однажды к воротам зоопарка подъехала машина, и люди попросили в виде исключения разрешить им проехать на территорию.
— Зачем?
— В машине сидел глубокий старик, и ему было известно, что он скоро умрет. За всю его большую жизнь, ему так и не представилось случая произнести благословение на слона. Он рассматривал это как большое жизненное упущение. Старик уже не мог ходить. Его вынесли из машины и поднесли к слоновьему вольеру. И он наконец исполнил свою мечту.
— А каков текст благословения?
— “Благословен Ты, Господи, Боже наш, Царь вселенной, Разнообразящий творение”.
— И что же, это благословение зарезервировано за одним только слоном?
— Нет, почему, оно произносится и при встрече с обезьяной. Вообще относится к диковинным существам, вызывающим удивление.
— Значит, работники зоопарка, если только “Шулхан Арух” для них значим, проходя мимо вольеров со слоном или муравьедом, должны каждый раз произносить благословение?
— Движущая сила этого благословения — благодарное удивление, но если вы тридцать раз на день проходите мимо слона, он перестает быть для вас диковинным существом, вы перестаете ему удивляться. Так что благословение произносится, если вы не видели слона не меньше тридцати дней. Считается, что за это время утраченная способность удивляться слону должна полностью восстановиться.
В Талмуде говорится о том, у каких животных чему можно научиться. У муравьев — взаимному сотрудничеству: если муравей нашел что-нибудь, другие муравьи никогда не попытаются отнять у него находку. Кошка зарывает экскременты. Голуби верны в супружестве. Этот ряд легко продолжить. Приведу свой пример: вот, скажем, енот — он никогда не станет есть, предварительно не помыв лапы.
— Как сказано в одной детской книжке, “он умное животное и очень чистоплотное”. Означают ли ваши примеры, что природа сама по себе дает человеку образцы поведения?
— Никоим образом! Это Талмуд дает образцы, снабжая их иллюстрациями из мира природы. Природа сама по себе ничему не учит. Или, что то же самое, учит совершенно противоположным вещам, в сущности — чему угодно. Природа не дает критерия отбора. При желании можно позаимствовать образцы гигиены у голубей, а стиль любовных отношений у кошек.
— Некоторые именно так и делают.
— Почему бы и нет: в конце концов все зависит от ваших установок. Когда у вас заранее есть готовая модель поведения, вы всегда сможете подыскать природный аналог.
4. Очень узкий мост
— Московский раввин Яков Мазе6 рассказывает в своих воспоминаниях об одном старом отставном солдате, который поражал всех особенной ревностностью в исполнении заповеди тфилин7 .
— Почему именно тфилин?
— Вот и раввин его спросил о том же самом. “Меня научил этому московский генерал-губернатор”. И он рассказал, как служил в армии и был поваром; однажды в часть неожиданно приехал московский генерал-губернатор Закревский8 и потребовал, чтобы его немедленно провели на кухню: знаю, дескать, как солдат кормят! Все, понятно, трепетали. Закревский попробовал, и ему, противу ожиданий, понравилось. “Давайте-ка сюда повара!” Зовут повара. “Кто тебя учил готовить?” — “Всевышний, Ваше превосходительство!” — “Ну, у тебя хороший учитель, да и ты, видать, неплохой ученик — беру тебя к себе в дом помощником повара”.
— История вполне в духе Лескова.
— Ну, это только еще начало. У генерал-губернатора было заведено, что каждое утро он вызывал к себе повара, и они обсуждали меню на следующий день. А еврей в это время молился. Между тем генеральский повар страдал пристрастьем к бутылке и однажды так набрался с утра, что был не в состоянии предстать пред господином. Зовут помощника. Он быстренько снял талит и головной тфилин, тфилин на руке затолкал в рукав и поспешил к генералу.
Обсуждают они меню, солдат записывает, и вдруг Закревский замечает в рукаве у солдата нечто странное. “Это еще что такое?!” Тот объяснил. “Так это что, Бог тебе велел надевать?” — “Так точно, Ваше превосходительство!” — “А почему ты это спрятал?” — “Боясь Вас, Ваше превосходительство!” — “Это как понимать?! Ты это что же, меня больше Бога боишься?! Эй, люди, всыпать ему горяченьких для общего вразумления!”
И педагогическое распоряжение генерал-губернатора было немедленно и с рвением исполнено.
Через некоторое время повар опять злоупотребил с утра, и солдату опять пришлось идти к Закревскому. На сей раз он пришел, не снимая тфилин.
— И что Закревский?
— Он сказал: “А вот теперь молодец!”
— У Нахмана Брацлавского9 есть знаменитая максима, ставшая популярной песенкой: “Вселенная — это очень узкий мост, но главное — не бояться”. Но можно ведь сколько угодно призывать и заклинать — этим от страха не вылечишь. Я думаю, и сам Нахман боялся и даже трепетал, потому что иначе с какой вообще стати он об этом думал и говорил?
— Рабби Нахман прекрасно понимал, что жизнь — это в высшей степени обязывающая вещь, и цена ошибки, цена промаха очень высока. Но ведь проблема в чем состоит: можно испытывать сильный эмоциональный страх и все-таки делать то, что следует делать. Мужественный человек — не тот, кто не ведает страха, а тот, кто умеет его преодолевать.
Не только вселенная, но и жизнь каждого человека — это узкий мост, но все равно по нему надо пройти. Мост узкий и шаткий, пропасть глубока: если страх парализует, это очень плохо, а если стимулирует разумную осторожность, — замечательно! Меньше шансов свалиться по глупости и самонадеянности.
Но я хочу все-таки вам напомнить слова рабби Нахмана о том, что вера освобождает от страха — страх перед Всевышним кардинально освобождает от всех иных страхов. Солдату из мемуаров московского раввина был преподан урок как раз на эту тему. Конечно, тут забавно, кто, при каких обстоятельствах и каким образом напомнил ему об этой истине…
— В Израиле максима про мост превратилась в детскую песенку, два прихлопа, три притопа. В высшей степени серьезное и трагическое содержание оказалось абсолютно нивелировано. Такая манифестация веселья, в эмоциональном поле которого явственно слышно: бояться нечего, потому что жизнь — это не узкий мост над бездной, а отличное многополосное и совершенно безопасное шоссе: веселая прогулка, ехать — одно удовольствие.
— Это нормально. Это один из многочисленных примеров общей секуляризации, а стало быть, тривиализации жизни. Как-то мне попался на глаза лозунг: “Народ Израиля уверен в Армии обороны Израиля — она его опора и защита!” Это смысловая инверсия псалма, где говорится о том, что наша опора и защита — Всевышний, а упование на военную силу бессмысленно и иллюзорно. Обратите внимание, это слова не пацифиста и далекого от жизни доктринера — так говорит царь Давид, проведший значительную часть жизни в битвах и совершенно не склонный пренебрегать силой оружия. Просто у него было ясное сознание иерархии приоритетов, и он твердо знал, что Всевышний “с боящимися Его и уповающими на милость Его”.
5. Осел и контрабандист
— Вот вы говорите, что чем более пуглив человек, тем больше развито у него воображение, но ведь отсюда следует, что абсолютно бесстрашный человек должен быть начисто лишен воображения.
— Вот именно! Это либо какое-то его патологическое отсутствие, либо полное неведение. Ребенок вылезает на подоконник потому, что просто не понимает, чем ему это грозит. Человек с воображением легко представит себе, как он теряет равновесие, соскальзывает, тщетно цепляется пальцами, крутя ногами над пустотой…
— И у него потеют ладони.
— Что?
— Я говорю, ладони у него потеют, когда он предается этим фантазиям.
— Ну да. А вот вам другой пример: контрабандист приближается к границе. Он уже задолго начинает волноваться — между тем погонщик осла не испытывает ни малейшего дискомфорта. Добрались — тут уже и погонщику становится как-то не по себе. Единственный, кто совершенно спокоен, так это осел.
— А чего ослу волноваться?! С ослом все в порядке.
— С ослом всегда все в порядке. Я, собственно, хочу сказать, что страхи связаны с общим представлением о мире. Скажем, для религиозного человека существует “контрабанда” и “граница”, которые отсутствуют в мире человека нерелигиозного. Соответственно, он испытывает переживания, совершенно непонятные…
— “Ослу” — в терминах вашей контрабандистской новеллы.
— Я этого не сказал — это вы сказали. Но ослы действительно не ощущают страха перед “границей”. И не потому, что смелы, а потому, что ослы.
— Они считают, что эта “граница” иллюзорна.
— Да, осел так считает: граница для него действительно не существует. У животных вообще страхов куда меньше, чем у людей. Это в силу отсутствия воображения — я говорил уже.
Мне хотелось бы, чтобы вы меня правильно поняли. Это все-таки не более чем аналогия, и я вовсе не хочу обидеть людей, которые смотрят на мир иначе, чем я.
— Вряд ли вы кого-то обидели: никто не склонен считать себя ослом, а ваша притча дает возможность не только религиозной интерпретации. Кстати, она напоминает мне известный библейский рассказ — тоже с ослом. Авраам, по велению Всевышнего, идет принести в жертву своего сына Исаака. Исаак уже, кажется, все понял. Надо полагать, двое слуг, чем дальше, тем больше, ощущают давление разлитой в воздухе тревоги. Осел везет дровишки для жертвоприношения и чувствует себя очень хорошо.
— И тут, и там осел не вовлечен в ситуацию. Ее смысл ему недоступен.
— Вы чуть раньше сказали, что страхи связаны с общей концепцией мира. А как же фобии? Скажем, Гофман боялся пауков. При чем тут концепция мира?
— Дело в том, что не существует единой природы страха. Вы привели хороший пример. Это чистой воды фобия, и как таковая она, конечно, иррациональна. В чем специфика любой фобии? В том, что опасности на самом деле никакой нет, но страх не контролируется сознанием и волей. Специалисты насчитывают около пяти десятков разнообразных фобий. У меня был один знакомый раввин, который панически боялся грома и молнии. Некоторые люди боятся жениться.
— У Гоголя есть сочинение, посвященное этой интересной теме. Да и сам он так и не женился.
— Ну, он не одинок. Это очень распространенная фобия. Кто-то боится сменить работу, кто-то — место жительства, да мало ли! Это страхи, мешающие нормально жить.
— И все-таки, насчет картины мира…
— В истории, которую я рассказал вам вначале, сталкиваются два представления о мире: контрабандиста и осла, причем разница в понимании порождает разницу в самоощущении. Боязнь нарушить заповедь, страх перед смертью, страх перед всемирным заговором — все это интегральные части соответствующих картин мира.
— Вы упомянули раввина, который панически боялся молнии. Как быть с его картиной мира? Кстати, если я не ошибаюсь, в иудаизме существует благословение на молнию.
— В еврейском отношении к жизни заложено широкое приятие всего, с чем встречается человек. Оно зафиксировано во множестве разнообразных благословений: есть благословение на хлеб и вино, а есть — на молнию и землетрясение.
— Но если человек с благодарностью и даже с благословением принимает все, что посылает ему Всевышний, то, казалось бы, тут вообще не должно быть места страху?
— Это, собственно, и есть проблема фобии: человек может прекрасно отдавать себе отчет, что переживаемые им чувства не соответствуют его пониманию мира, но он бессилен с этим справиться. Это проблема не мировоззренческая, а психологическая, а в более остром случае — психиатрическая.
В отличие от фобий, рациональные страхи помогают человеку корректировать свое поведение. Если вы едете в страну, известную воровством и мошенничеством, вы будете более аккуратны в контактах с местным населением, если боитесь мороза, то оденетесь потеплее. А благословение мощи Всевышнего, проявляющейся, в частности, в землетрясении, хорошо сочетать с развитием служб оповещения и специальными мерами безопасности в сейсмоопасных зонах.
Напоследок хочу рассказать вам об одном своем добром израильском знакомом. Этот молодой человек, поступив в элитную армейскую часть, куда принимают одних только добровольцев, сумел скрыть, что страдает острой боязнью высоты. В программу подготовки входили прыжки с трехметровой высоты со страховочными ремнями. Он сумел преодолеть себя и все-таки прыгнул, но во время прыжка потерял сознание. Командование оценило его мужество: он был единственным человеком в части, который получил красный берет, не совершив ни одного прыжка с парашютом.
6. В фантомном мире
— Однажды один еврейский торговец отправился зимой в далекую поездку. Была метель, кони сбились с пути, он целый день не ел, замерз, натерпелся страху. Наконец ночью въехали в незнакомое местечко. Во всех домах темно, только в одном горит свеча — раввин читает Тору. Раввин принял торговца, накормил, обогрел, выпили. И тут у них состоялся такой разговор.
Торговец: Видишь, какая у меня собачья жизнь!
Раввин: Ну а прибыль-то?
Торговец: Какая прибыль! Еле концы с концами свожу, хорошо хоть дети накормлены — одна надежда, что за эти муки получу я награду на небесах.
Раввин: Послушай, ты с утра до вечера в трудах, терпишь лишения, из кожи лезешь вон, чтобы заработать, и при всем при том заработок твой ничтожен, но ведь для той, небесной, жизни ты пальцем о палец не ударил и никаких лишений не претерпел — так с чего же ты взял, что “там” твой заработок будет больше?
— Я бы не назвал слова раввина утешительными.
— Раввин полагал, что его гость нуждается не в утешении, а в назидании.
— Ясное дело, последнее слово остается за назиданием. Это очень удобно. Купец лишается возможности изложить свое понимание. Как бы очевидно, что ответить ему решительно нечего, что он ошеломлен неожиданно свалившейся ему на голову истиной и будет размышлять о ней в своем долгом и трудном пути по заснеженному жизненному полю. Вопрос “с чего же ты взял?” оказывается риторическим.
— Насколько я понимаю, вам хотелось бы ответить на этот вопрос вместо купца.
— Скажем так: я могу попытаться. Позиция купца не может быть интерпретирована однозначно. Я могу предложить два варианта. Первый. Купец вовсе не считает, что небесная жизнь требует каких-то специальных трудов — они универсальны: что нужно “здесь”, нужно и “там”. Он берет на себя определенные обязательства и, выполняя их, получает за это положенную плату: сейчас лишь мизерный аванс (хорошо, он готов подождать), основная плата полагается после смерти.
— А второй вариант?
— Купец полагает, что страдания “здесь” и награда “там” жестко увязаны. Они находятся как бы в противофазе: плюс в земном существовании — минус в посмертном, и наоборот. Вот что мог сказать купец, а может быть, и еще что-нибудь, если бы в вашей притче с одинокой свечой истины во мраке жизненной ночи не была предусмотрительно поставлена точка.
— Насчет жизненных трудов. Ведь и ворона трудится: добывает корм, строит гнездо, высиживает птенцов, защищает их, учит летать. Все эти труды — необходимые условия ее существования, однако они не дают ей ни малейшего шанса для будущей жизни.
— Вы полагаете, ворона лишена будущей жизни?
— Несомненно. А что, жалко ворону?
— Да нет, зачем ей, ведь небесная жизнь была обеспечена ей и в посюстороннем существовании.
— У вороны, как, впрочем, и у человека, есть животная душа, не имеющая потенции бессмертия. Но у человека есть сверх того еще бессмертная божественная душа, которая дает ему возможность посмертного существования. Между тем купец из притчи живет, как ворона, с поправкой на интеллектуальную разви-тость. Почему же тогда у него должно быть перед вороной какое-то преимущество? Раввин в своем разговоре с торговцем апеллирует к специфически челове-ческим возможностям собеседника — к тому, что отличает его от зверей и птиц.
Что же касается небесных наград за земные страдания, то это действительно популярная и в высшей степени утешительная теория: чем хуже “здесь”, тем лучше “там”; “здесь” я несчастен, унижен и оскорблен, зато “там” с лихвой получу все то, чего был лишен “здесь”; “здесь” меня пинали ногами — “там” три ангела будут подавать мне пальто; “здесь” я болен — “там” здоров; “здесь” я полное ничтожество — “там” сижу на златом крыльце в бриллиантовом венце.
— Понятно: кто был ничем, тот станет всем. Но три ангела на одно пальто — явный перебор. Мне кажется, хватило бы и одного.
— Зато почет какой! Эта теория может, конечно, согревать несчастного человека, но в конце концов ему придется убедиться в ее иллюзорности. Если ты ложишься спать, как собака, ты не проснешься, как лев. Наоборот, правда, бывает.-
— Хорошо. Легли спать. И проснулись без тела. И что дальше?
— Дальше выясняется, что душа свободна от телесных ограничений, но совершенно не представляет, как ей в этих условиях жить. И начинает жить своим прошлым. Это можно сравнить со сном, в котором вы ходите на работу, пытаетесь разрешить любовные коллизии или сделать политическую карьеру. Еврейская мистика называет это “фантомным миром”.
— Напрашивается аналогия с фантомными болями.
— Да, состояния очень похожи. Ноги нет, но она болит, ноет, чешется. Человек умер, но не понимает этого, застревает в фантомном мире. Души праведников могут моментально проскочить это тягостное состояние. Души, не готовые к бестелесному существованию, могут пребывать там бесконечно долго. Пока не проснутся.
— Так может статься, многие только мнят себя живыми, а на самом деле пребывают в фантомном мире? Может быть, и наш разговор там происходит?
— Очень может быть. В земном мире избавиться от иллюзий трудно, в фантомном — еще трудней. И в том, и в другом случае нужна воля проснуться.
— Значит, наш торговец может веками путешествовать по иллюзорным заснеженным полям, претерпевая фантомные лишения в бессмысленной надежде на будущие награды?
— Ну, раввин все-таки прояснил ему ситуацию.
7. Пес и кот
— В детстве у меня была кошка. Старики говорили: не играй с кошкой — кто играет с кошкой, забывает все на свете. Тогда я в это не верил, и действительно: память как-то не подводила. Но сейчас я призадумался: как знать, может быть, потеря памяти происходит не сразу, а, скажем, лет через 70?
— В Библии кошки упоминаются?
— Слова: “кошка”, “кот” — в Библии не встречаются ни разу, но есть место, где описывается некоторое животное, которое, вообще говоря, может быть и кошкой.
— Стало быть, кошку библейским животным назвать никак нельзя. А собаку?
— Собаку можно. Собака на страницах Библии появляется часто.
— Вы не могли бы объяснить, отчего такая дискриминация кошек?
— В одном комментарии на книгу Бытия рассказывается такая история. Когда Всевышний наказал Каина за братоубийство вечным странничеством, тот попросил Его хоть как-то обеспечить свою безопасность. И Всевышний дал Каину для защиты собаку. Каин — сын первых людей: Адама и Евы. Таким образом, наше предание возводит приручение собаки к самому началу человеческой истории, что, кстати сказать, вполне соответствует мнению современной науки.
Что же касается кошки, то ее приручение произошло много позднее — вот она в Библию и не попала. Зато в талмудические времена кошки были уже отчасти приручены; впрочем, и тогда они были еще достаточно дикими. В Талмуде говорится о домашних кошках, которые ловили мелких змей. Надо полагать, они не были такими хорошими охотниками, как мангусты, но, с другой стороны, мангуста не слишком удобно держать в доме.
Если кот опытный, он поймает змею, если нет — змея поймает кота. Такая история произошла с одним из моих котов, когда я был маленьким. Его ужалила змея, и он умер.
— В одной пасхальной песенке кошка съедает козленка.
— В Талмуде рассказывается, как кошка откусила ребенку руку. Должно быть, эти кошки были совсем не похожи на тех своих нынешних потомков, что сидят с бантиками.
— Бердяев мечтал о том, чтобы встретиться со своим котом после смерти.
— Вопрос в том, мечтал ли об этом его кот. Я в этом сильно сомневаюсь. Вот если бы у Бердяева была собака, она бы наверняка мечтала о встрече. Для собаки ее хозяин находится в собачьем мире, для нее он в сущности большая собака, вожак стаи.
— А для кошки?
— Для кошки человек — это не хозяин, но нечто вроде бакалейной лавки. Кошка чувствует себя в доме так, как постоялец в гостинице: он может вызвать горничную или заказать еду в номер, он приходит, когда хочет, уходит, когда хочет, и никому и ни в чем не дает отчета. Кошка готова принять стол и кров и дает себя ласкать, когда ей это нравится. Будет это делать хозяин или человек, совершенно посторонний, для нее особого значения не имеет. Это очень сильно отличается от отношения собаки к человеку: от ее преданности и любви к хозяину.
Но и человек относится к кошкам и собакам по-разному. Смотрите, девочка играет с куклой, и ей кажется, что кукла ей отвечает. В 70 лет она будет точно так же разговаривать с кошкой. Мужчина может говорить с женщиной о любви, и она будет с трудом скрывать зевоту. Когда гладишь кошку, она никогда не зевнет: ну как же мне это наскучило.
— Когда ей наскучит, она просто спрыгнет с ваших колен.
— Ну конечно: ведь любовь к кошке заведомо не предполагает взаимности. Человек не вовлекается во взаимность любви. Некоторым людям это очень подходит,- в то время как для других — совершенно невыносимо. Когда их любовь не питает-ся ответной любовью, они чувствуют себя глубоко несчастными. Взаимные отношения гораздо более обязывающие, и есть люди, для которых только такие отношения единственно возможны. Для них собака подходит куда лучше, чем кошка.
— Несмотря на превосходные качества собак, о которых вы говорили, отношение к ним в еврейском традиционном мире отрицательное. Это как-то объяснимо?
— Я полагаю, дело тут в типе культуры. В тех культурных мирах, где собака исходно выступала как партнер человека, отношение к ней было безусловно позитивным. Это касается охотничьих культур. Например, так было в Иране.
Напротив, в тех культурах, истоки которых не были охотничьими, отношение к собакам совершенно иное: собака — не сотрудник человека, но паразит, подбирающий объедки. Английский комплимент “old dog” — и на иврите, и на арабском выглядит как оскорбление. Характерно, что охота вообще не принята у евреев, а дичь запрещена для употребления в пищу. В Библии охота и разбой — близкие и пересекающиеся занятия.
— В Библии и Талмуде отрицательное отношение к собакам как-то зафиксировано?
— Да, и многообразно. Например, Исайя сравнивает лжепророков с собаками. В Талмуде обыкновенно говорится о собаках крайне презрительно.
— Вы сказали: “обыкновенно”. Значит ли это, что есть и исключения?
— Есть и исключения. Например, в Талмуде рассказывается про одного знаменитого раввина, который был в гостях, и его, естественно, усадили на самое почетное место. И вот, он видит на соседнем месте собаку. Раввин, понятно, обиделся. И тогда хозяин рассказал, что некоторое время назад в дом проникли разбойники, и семья спаслась только благодаря собаке. “С тех пор я всегда отвожу ей почетное место”. И раввин согласился, что собака того заслужила и оснований для обиды у него никаких нет.
— Если можно, расскажите напоследок какую-нибудь историю, связанную с собаками, но уже не из Библии и Талмуда, а из вашей жизни.
— Как вы знаете, до Шестидневной войны Иерусалим был разделен. Между еврейской и иорданской частью города проходила мертвая зона, ограниченная с обеих сторон колючей проволокой. И там жили сотни собак. Помню, как-то раз я проходил по самой границе. Дело было ночью. Улица была полна собак. Они не лаяли, они двигались во мраке бесшумно, как призраки. Все это казалось каким-то кошмарным сном.
8. Летающие тарелки
— Сколько уж времени мы с вами беседуем, поговорили о самых различных вещах: о деньгах, о собаках, о ругательствах, о застолье, о том, что слон нетривиально пользуется своим носом. Мне кажется, пришла пора поговорить и о духовном.
— Что вы имеете в виду?
— Как что! Экстрасенсов, конечно! Ну еще там летающие тарелки, телекинез, привидения и астрологические прогнозы.
— Я бы добавил для комплекта черную магию.
— Вот-вот! Ее-то в первую голову! Порча и сглаз — актуальны для нас. Куда ни кинь глаз, везде порча и всюду сглаз.
— Что делать: у людей сильна потребность веры, причем для многих во что именно — вопрос десятый. Ну, во всяком случае, не первый. В течение веков Россия была очень религиозной страной, и хотя революция шла под знаменем атеизма, но религиозное отношение к жизни никуда не делось: просто религией стал марксизм, а коммунистическая партия превратилась в церковь со всеми ее атрибутами. И вот все это рухнуло. Люди оказались в пустом космосе. Аристотель говорил, что природа не терпит пустоты. И действительно не терпит. Теперь эта пустота в значительной мере заполняется сглазом и летающими тарелками: в сущности одни суеверия заменяются другими. Мне кажется, в России сейчас существует тенденция отката к тому, что было еще до христианства — к колдовству, к магии.
Надо сказать, что марксизм был все-таки довольно скучной религией. Читать фэнтези куда интересней, чем Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. А продолжатели еще скучнее.
— Нельзя их винить: жанр такой — не разгуляешься.
— Это верно. Нынешние суеверия, конечно, поживей.
— Вы не могли бы привести какое-нибудь кардинальное отличие религии от магии?
— Магия не предъявляет человеку нравственных требований, она вовсе не предполагает со стороны человека внутренних усилий. Кстати, магические представления были в СССР частью официальной доктрины, когда главным биологом был Лысенко.
Но в России появилась сейчас еще одна конкурирующая религия: деньги. Причем, что интересно: в этой религии, как и в христианстве, первые апостолы — евреи.
Крушение коммунизма, приведшее ко всем этим последствиям, — чисто российское явление. Однако проблема, которую условно можно назвать проблемой летающих тарелок, носит всеобщий характер. И это связано с крушением еще одной религии — религии науки. Ее жрецы не носили ритуальных одежд, никто специально не формулировал ее символ веры, однако ее основной постулат всем хорошо известен: посредством науки можно решить любые проблемы.
Во время опроса, проведенного в канун ХХ века, нескольких ученых спросили, в чем они видят наиболее трудные проблемы будущего столетия. И вот один из них сказал: с увеличением интенсивности уличного движения возникнет вопрос уборки и утилизации навоза.
С навозом человечество, как мы знаем, справилось. Другой вопрос, что машины, заменившие лошадей, пачкают окружающую среду куда больше животных. И что с машинами делать — пока совершенно непонятно. Разумеется, и эта проблема будет решена — тогда возникнет новая, не исключено, что еще более сложная и неприятная.
И вот что важно: развитие науки не решило экзистенциальных проблем человека — а ведь на это многие надеялись. Люди не стали счастливее, брак прочнее, а дети умнее. Национал-социалисты пришли к власти в стране, где была первоклассная наука.
Успехи науки вовсе не проясняют научную картину мира — скорей уж наобо-рот. У меня есть приятель — профессор физики. Он серьезно занимается каббалой.- И он говорит: когда я перехожу от физики к каббале, я перехожу из мира мисти-ки в мир рационального. Когда ученый ХIХ века видел дьявола, он говорил: ты не существуешь. Ученый ХХ века уже не может так сказать, он говорит в этом случае: ты феномен. Вчера наука была самоуверенна, сегодня это уже далеко не так.
И вот черти, которые прятались по углам и дырам, повылезали наружу. Мыши обнаружили, что кота нет, и устроили пир. Сегодня астроном сменил профессию: перепрофилировавшись в астролога, он стал популярной фигурой и зарабатывает не в пример больше. В одном из фантастических романов Кларка рассказывается, как родилось человечество, как возникла культура: все это организовали пришельцы из дальнего космоса. Я бы не сказал, что эта версия сильно отличается от той, что выдвинули греки три тысячи лет назад. Старые байки на современном жаргоне.
— Вы считаете, что так называемые паранормальные явления — лишь плод квазирелигиозных фантазий и что им вообще не соответствует никакая реальность?
— Я так не считаю. Есть какие-то факты, которые мы не можем понять и объяснить. Иллюзионист в цирке разрезает женщину пополам. Женщина определенно есть. Разрезает? Да, вроде бы разрезает. Что-то происходит, но что именно, я не знаю. Я стою перед чем-то, что не вписывается в мои представления. Что с того? Это нормально. Один из героев Шекспира говорит, что на свете есть чудеса, которые и не снились нашим мудрецам. Кстати, то же самое (почти дословно) говорится в “Книге хазара”10 .
Итак, у нас есть непонятные факты, но все-таки это еще не основание, чтобы смешивать их с откровенными глупостями и выстраивать фантастические конструкции. Если вначале у нас в руках было что-то реальное, хотя и требующее объяснений, то после проведенных трансформаций возникает смесь, которая в принципе никуда не годится.
Можно слепить пирожок из грязи и натыкать туда изюминок. Можно даже сказать: вот пирожок с изюмом, кушайте на здоровье. В известном смысле это действительно пирожок с изюмом, но, на мой вкус, предлагаемое кулинарное произведение сделано все-таки из основной субстанции, а посему несъедобно. Знаете, Вольтер в свое время сказал: если кто-нибудь не верит в бесконечность, он должен вспомнить о человеческой глупости.
9. Японцы переводят Талмуд
— Поиски пропавших более двух с половиной тысяч лет назад десяти колен Израилевых волнуют воображение в течение многих веков и превратились в своего рода исторический детектив. Где же их только не искали: и в Индии, и в Африке, и даже, кажется, в Америке. Один из самых экзотических сюжетов — японский. Вы не могли бы этот “японский след” как-то прокомментировать?
— На мой взгляд, если уж где эти пропавшие колена искать, то скорее где-нибудь в северном Иране или Афганистане. Один из моих друзей проводил там исследования, и он утверждает, что у некоторых пуштунских племен сохранилась память о еврейском происхождении.
— Я слышал то же самое о знаменитом кавказском селе Кубачи.
— Правильно, ведь Кавказ там не так уж далеко. Так что это вполне возможно. Однажды на какой-то международной конференции ко мне подошел один афганский бизнесмен — торговец алмазами. Я специально называю его требующую трезвости и прагматизма профессию, чтобы подчеркнуть, что речь идет не о каком-то фантазере, живущем в мире иллюзий, а о человеке сугубо практическом. Так вот, этого человека звали Юсуф-Заде (то есть из рода Иосифа), и он утверждал, что у него еврейские корни.
— Но все-таки, как быть с японцами? Они что, тоже утверждают что-нибудь подобное?
— Видите ли, у японцев есть такое специфическое национальное хобби — поиск исторических корней. Они ведь на своих островах всего лишь пришельцы (хотя и весьма давние). Коренное население — айны, их осталось совсем немного, они живут на севере. Этнически айны не имеют с японцами ничего общего и совсем на них не похожи.
Откуда взялись японцы? Какова была их “предостровная” история? Никто об этом не знает. Откуда они прибыли — неизвестно. Тут большой простор для гипотез. Еврейская версия — одна из многих.
Вообще же в Японии есть интерес к “еврейскому” — уж не знаю, связан он с этой теорией или нет. Например, одна крупная японская компания выделила 10 миллионов долларов на перевод Талмуда на японский язык.
— 10 миллионов долларов! Но, скажите на милость, зачем им это вообще понадобилось? Ну, допустим, переведут они — и кто это будет читать?
— Видите ли, японцы считают, что евреи добились в современном мире впечатляющих успехов и ключ к этим успехам, по их мнению, — именно Талмуд как книга, сформировавшая особый еврейский менталитет. Они хотят овладеть этим ключом. То есть их интерес носит не только академический характер. Японцы — люди практические.
— Они будут переводить с английского?
— Нет, почему же, с иврита. У них есть специалисты. Интерес рождает специалистов, а те, в свою очередь, стимулируют интерес — это нормально.
Или вот еще один любопытный пример интереса японцев к еврейству. В Японии существует религиозное движение “Макоя” — порядка 200-300 тысяч человек. Эти люди в каком-то отношении напоминают русских субботников. И они большие израильские патриоты.
— Вообще-то Япония в круг друзей Израиля вроде бы никогда не входила.
— Это верно, но “Макоя” — еще не вся Япония. Японцы люди рациональные, и в своей политике они руководствуются национальными экономическими интересами. Как и Израиль, Япония страна без собственных энергоносителей, она зависима от тех стран, где они есть. Если бы у Израиля было столько же нефти, сколько у арабов, японцы, возможно, вели бы иную ближневосточную политику.
— Думаю, не только японцы.
— И я так тоже думаю. Но я хочу сказать, что политика — это одно, а культурные интересы все-таки другое. Они могут не совпадать. Вообще есть немало интересных японо-еврейских пересечений. Удивительная история произошла, например, в годы Второй мировой войны. В августе 1940 года, вскоре после оккупации советскими войсками Литвы, японский консул выдал евреям, отказавшимся принять советское подданство, около пяти тысяч (!) транзитных виз в Японию и таким образом спас их как от советских депортаций, так и от нацистских лагерей смерти. Этот человек действовал по собственной инициативе. Что им двигало — я не знаю.
Кстати, за небольшим исключением евреи, оказавшиеся во время войны в Японии или на оккупированной японцами территории, не пострадали. Германия оказывала на Японию давление в еврейском вопросе, но безуспешно.
А вот история, которую я вам сейчас расскажу, свидетельствует о том, что представления некоторых японцев о евреях и еврействе бывают порой весьма причудливы. История эта носит совершенно анекдотический характер.
Один японский писатель (не помню, кто именно) приехал в Израиль, и ему устроили встречу с Менахемом Бегином, который был тогда премьер-министром. Судя по тому, что Бегин согласился его принять, это был не последний человек в Японии. В качестве дара японский гость преподнес израильскому премьеру роскошное издание “Протоколов сионских мудрецов” на японском языке.
Преподнося этот нетривиальный дар, японский гость нисколько не сомневался, что “Протоколы” — действительно еврейское сочинение, но, по его мнению, оно свидетельствовало вовсе не о коварстве и злокозненности евреев, но, напротив, об уме, исторической интуиции, организаторских способностях и прочих превосходных качествах еврейского народа. Он полагал, что еврейский народ вправе гордиться таким замечательным сочинением, и выразил израильскому премьеру свое полное восхищение.
— И что же Бегин? Как ему это понравилось?
— Надо полагать, он был в шоке. Но и японский гость был немало поражен, когда выяснилось, что его израильские собеседники совершенно не разделяют его искренних восторгов в отношении этой “замечательной книги”.
10. Большой свет пустыни
— Существует такая теория, что народ формируется той страной, в кото-рой живет. Именно страна определяет его склад, облик, национальную особость.
— Я полагаю, это справедливо только отчасти и с большими оговорками. Характер народа в не меньшей степени определяется историей и типом культуры.-
— Пусть отчасти и с оговорками. Можно обсуждать, насколько этот фактор важен и как он соотносится с другими факторами и как они взаимодействуют, однако ведь несомненно, что горцы отличаются от народов моря, а те и другие — от народов пустыни.
— Конечно, отличаются. Морские народы (финикийцы, греки, викинги) открыты и любопытны: всегда интересно узнать, что там — за морем, на другом берегу. Совсем другое самоощущение у горцев. Горы естественно разделяют замкнутые миры. Горцы сидят на свой горе, в своей деревне, как в своей крепости.
— Это довольно точное описание Дагестана.
— Все это имеет отношение и к евреям. У нас, правда, в отличие от Кавказа, невысокие горы, но все-таки горы. На побережье почти всегда жили другие народы. Те, кто приходил в эту страну, селились на побережье, сменяя друг друга: филистимляне, римляне, крестоносцы. Им казалось, что они пришли навсегда, и у них были все основания так думать: они пускали здесь корни, строили города, крепости, здесь рождались многие поколения, — но в конечном итоге, как бы долго они здесь ни жили, все это оказывалось временно.
— Но ведь сейчас на побережье именно евреи.
— Да, и возникла в определенном смысле парадоксальная ситуация: евреи на побережье — арабы в горах. Благодаря чему существует популярная в арабском мире теория, что евреи здесь так же временны, как крестоносцы.
— В отличие от финикийцев евреи хоть и живут сейчас на море, но все-таки морским народом никак не являются.
— Это, кстати, верно и по отношению к арабам. Средиземное море омывает многие арабские страны, арабы живут там на протяжении многих веков уже больше тысячи лет, и все же, как и мы, — они не морской народ.
В наших классических текстах море — всегда опасная и недружественная стихия, оно лишено притягательности и, обратите внимание, нигде ни слова не говорится о его красоте. Море вообще — где-то там, далеко, причем не географически, но культурно: оно не часть нашего мира.
Мы народ гор и пустыни. Сделав всего лишь шаг из Иерусалима, можно сразу, без перехода, попасть в пустыню. Пустыня — колыбель нашего народа. Наша история начинается в пустыне. Пустыня амбивалентна: она одновременно притягивает и пугает. В пустыне обитают бесы, но там же у нас было наиболее полное общение со Всевышним.
Пророк Иеремия говорит об этом словами любви, обращаясь от имени Всевышнего к народу Израиля, как к возлюбленной: Я вспоминаю о юности твоей, о любви твоей, когда ты шла за Мной в пустыню. Тот же образ у Исайи: увлеку тебя в пустыню. Всевышний не говорит: увлеку тебя в лес. А ведь в Стране Израиля во времена пророков были большие леса. Он не говорит: увлеку тебя на море. Пустыня — особенное, благоприятное место для Его любви. У пророков есть такая идея, что обновление и очищение жизни возможно только в пустыне.
Пустыня и море в определенном смысле похожи: люди их пересекают, но в них не живут. И море, и пустыня опасны, и там, и там нет пресной воды. Но, как бы море ни было опасно, пустыня для человека — еще менее дружественное место: во всяком случае, в пустыне нет рыбы, но есть змеи и скорпионы.
Караван в пустыне и экипаж корабля вполне аналогичны замкнутому горному поселению. Однако пастухи уходили в горы и в пустыню в одиночку, они проводили там очень много времени. И это одиночество создавало особый тип человека, особое восприятие жизни. В Библии рассказывается, что когда Давид пас овец в пустыне, на него напал лев, и Давид убил его. Почему лев не побоялся на Давида напасть? Потому что он был один. Моисей пас стада своего тестя тоже в одиночку.
Когда человек один в пустыне, у него масса времени на размышления. Этим пустыня отличается от моря. Море постоянно требует каких-то действий, сосредоточенности на работе. Что-то все время происходит. Море меняется, ветер меняется, появляется земля, мели, рифы. Надо управлять кораблем, ловить рыбу. В пустыне же ничего не происходит.
— Ну бывают же песчаные бури, смерчи.
— Бывают, но редко. Кроме того, у нас ведь пустныни не песчаные, а каменные. И вот это отсутствие отвлекающего многообразия побуждает человека к внутренней сосредоточенности. Человек в пустыне с большей вероятностью займется поэзией, нежели математикой.
Математика развивалась в Месопотамии, где были большие пространства, и их необходимо было измерять и делить. Это порождало совершенно иной тип сознания, чем у пророков, которые жили на границе гор и пустыни. Сознание вавилонских мудрецов Талмуда менее поэтично, менее мистично и гораздо более социально.
И вот что еще важно: у нас практически нет сумерек. День — это день, а ночь — это ночь. Безо всяких переходов. В пустыне это чуствуется особенно резко и отчетливо. В пустыне есть большой свет, в котором вещи видятся ясно. В этом наше отличие от России. Здесь сумерки не только природное явление, но и явление культуры, важная составляющая русского менталитета: нюансы и неуловимые переходы, добро причудливо переплетается со злом, порой все зыбко и неопределенно.
— А река как-то присутствует в еврейской культуре?
— Ну, сами посудите, какие уж там реки?! Только в такой лишенной воды стране, как наша, Иордан может быть назван рекой. А по существу ведь не река — речка. В России таких, должно быть, десятки тысяч, и эти речки никому не известны, кроме местных жителей.
Впрочем, у одного писателя начала века есть забавная история, связанная с Иорданом. В его рассказе украинский еврей приезжает в Страну Израиля и видит Иордан, и вот, он потрясен, какой Иордан ничтожный.
— Да уж не Днепр.
— То есть совсем не Днепр. И этому человеку становится ужасно смешно, насколько его мечты далеки от действительности. Он смеется, лезет купаться и тонет в водовороте.
1В диалоге вопросы и реплики интервьюера набраны полужирным курсивом, текст Адина Штейнзальца — обычным шрифтом.
2Иегуда га-Наси (Палестина, II — III вв.) — редактор и составитель Мишны — базисной части Талмуда. История о теленке рассказывается в одном из трактатов Талмуда.
3Пу Сунлин (1640-1715) — китайский писатель, автор многочисленных новелл, героями которых были лисы-оборотни.
4Хупа — свадебный балдахин, который держат над женихом и невестой во время свадебной церемонии. Кроме того так называется и сама свадебная церемония.
5“Шулхан арух” — составленный в XVI веке религиозно-правовой кодекс, сохраняющий свою полную актуальность и поныне.
6Мазе Яков Исаевич (1860-1924) — общественный деятель, раввин Москвы в 1893-1924 годах, автор мемуаров, написанных на иврите.
7Во время утренней молитвы евреи набрасывают на себя специальное молитвенное покрывало — талит — и прикрепляют с помощью ремней на голову и руку тфилин — кожанные коробочки, в них вложен пергамент с текстами заповедей, в которых, в частности, говорится о необходимости накладывать тфилин.
8Закревский Арсений Андреевич (1783-1865) — граф, московский генерал-губернатор в 1848-1865 годах.
9Нахман Брацлавский (1772-1810) — основатель одного из направлений в хасидизме, автор ряда оригинальных сочинений, оказавших существенное влияние на еврейскую мысль и литературу (в частности, на Мартина Бубера).
10“Книга хазара” — классическое сочинение средневековой еврейской литературы, написанное жившим в Испании поэтом и философом Иегудой га-Леви (1075-1141).