По материалам Пятых Международных Максимовских Чтений
Опубликовано в журнале Континент, номер 110, 2001
5 мая 2001 г. в Нью-Йорке, в рамках масштабного Русского Форума, прошли очередные (пятые) Международные Максимовские Чтения — ежегодная конференция, проводимая журналом “Континент”. Традиционная тема конференции — “ПРОШЛОЕ, НАСТОЯЩЕЕ, БУДУЩЕЕ РОССИИ” — на этот раз была конкретизирована применительно к проблемам жизни и деятельности российской диаспоры в Америке.
Такой поворот традиционной темы был, конечно, не случаен. Пал “железный занавес”, наглухо закрывавший перед русскими эмигрантами Россию, а от россиян — жизнь их бывших соотечественников за рубежом. Сегодняшняя Россия открыта для внешнего мира, те, кто был захвачен мощными волнами нескольких русских эмиграций, распространившимися по всей планете, обрели возможность духовного и культурного слияния с исторической родиной, и прежняя тема России естественно и органично стала вбирать в себя частный сюжет: “русская эмиграция”.
И сюжет этот — богатый и интригующий. Ведь диаспора — это тот осколок зеркала, что хранит в миниатюре память о целом. Она вобрала в себя многие лучшие, отборные интеллектуальные и духовные силы прошлой России. За долгую и трудную свою историю она накопила колоссальный опыт по сохранению и развитию национальной культуры и ее традиций в условиях “чужбины”. Прошедший апробацию целым столетием, опыт этот тем более уникален, что современная мировая цивилизация переживает сегодня сложнейший период своего развития — период глобализации, когда все национальные культуры вынуждены вариться в общем котле, грозящем им опасностью нивелировки.
Поучительна и плодотворна в этом отношении и судьба российской диаспоры Северной Америки. Долгие годы вдали от родины, отторженная и поруганная ею, она тоже превратилась в хранительницу огромного культурного богатства, которое может и должно быть востребовано сегодня возрождающейся Россией.
Но жизнь самой российской диаспоры в США складывалась все эти годы непросто. Сложная, кровавая российская история Нового времени не могла не отразиться на ее внутренних проблемах, конфликтах и противоречиях. Признаемся себе: русская диаспора Америки не сложилась — да и не могла сложиться в силу вынесенных из России духовных и политических различий — в единую общность. В ней, в сущности, сосуществуют сегодня и ведут свой нескончаемый спор несколько отдельных диаспор, жизнь каждой из которых подчиняется собственным правилам и устоям. И, пожалуй, единственное, что позволяет выходцам из России, до сих пор очень разным, а нередко и прямо враждебным друг другу, сесть за единый Круглый стол — это сама Россия, столь же раздираемая вечными противоречиями и столь же единая в этом раздоре.
Немалый комплекс накопленных российской эмиграцией в Америке противоречий, с одной стороны, и столь же внушительное богатство достигнутых ею бесспорных завоеваний, с другой, и определили собою характер прошедшей в Нью-Йорке конференции “Континента”. Никогда прежде российская диаспора Северо-американского материка не была представлена за общим Круглым столом так полно и объективно. Здесь собрались представители всех крупных исторических волн эмиграции — монархисты и социалисты, верующие и атеисты, бизнесмены и гуманитарии, — собрались для общего разговора о роли российской диаспоры в жизни многонационального государства США, о значении российской эмиграции для сегодняшней России. Председательствовали члены редколлегии журнала “Континент” Наум Коржавин, Эрнст Неизвестный, Эдуард Лозанский и Марина Адамович, которая вела Круглый стол.
Перед началом конференции участники ее были ознакомлены с письмом главного редактора журнала “Континент” Игоря Виноградова, высказавшего свое понимание нынешней ситуации в России и тех главных исторических задач, перед которыми оказалась после ельцинского правления страна. Он кратко проанализировал с этой точки зрения также и деятельность путинской администрации за первый год нового президентства, подвергнув ее той критике, о характере которой читатель может судить по выступлению И.Виноградова в РГГУ, напечатанном в 108-м номере “Континента”. Итоговый же вывод письма звучал так: “России опять придется ждать, когда, наконец, ее власть обретет тот государственный разум, который будет адекватен ее проблемам и ее исторической судьбе. Можно ли надеяться, что это когда-либо произойдет? Я все-таки надеюсь. Но мой прогноз на ближайшее будущее — пессимистичен”.
Затем с приветственным словом выступил член редколлегии журнала “Континент”, организатор Русского Форума Эдуард Лозанский. Он кратко рассказал о целях и задачах собравшегося в Нью-Йорке форума1 .
Первым на конференции выступил Петр Колтыпин-Валловской. Судьба его типична для эмигрантов первой волны: бегство из красной России в Югославию (оба родителя — участники Белой Армии Юга России), образование — в Югославии, Германии, потом — в США; он первым из русской эмиграции был номинирован в Конгресс США и участвовал в выборах; основатель Объединения за Свободу России, 25 лет был начальником Российского Имперского Союза, председатель Российской Зарубежной Экспертной Комиссии по останкам Императорской Фамилии; известный публицист, антикоммунист. В своей речи Петр Колтыпин-Валловской говорил о необходимости решительного отмежевания от советского прошлого России.
На эту же тему выступил и профессор Евгений Магеровский — вице-председатель Русской Академической Группы, соредактор “Записок РАГ” (см. информацию об этом альманахе в 102-м номере “Континента”), вице-председатель Российской Зарубежной Экспертной Комиссии по останкам Императорской Фамилии, полковник генерального штаба Армии США в отставке, в прошлом — преподаватель многих американских университетов, политолог. “Я и мои сверстники — это последний отзвук старой, императорской России”, — так начал свое выступление Е. Магеровский, отстаивая свое право действительного “наследника славного русского прошлого” на “недоуменные вопросы”. С падением советской власти у людей его биографии затеплились было надежды на возрождение России. Но вместо государственного переустройста началась “вакханалия”, с какими-то “олигархами”, “киллерами”, “бизнесменами”, необычайно разросшимся преступным миром и, самое главное, со старым коммунистическим аппаратом во главе страны. “Неужели русская интеллигенция исчезла в России?.. Неужели у вас никого нельзя найти более подходящего, кроме четырехразрядных бывших чекистов?” Далее выступавший заметил: “..поражает то, с какой легкостью они (т.е. интеллигенция, — М.А.) приспосабливаются к воле тех, кто у власти. Над российской армией развевается… красное знамя, знамя революции; пятиконечная звезда, символ коммунизма, — на кокардах военноморского флота; мотивы советского гимна “Союз нерушимый…” — национальный “российский” гимн, все военные знамена — красные тряпки отжившего коммунизма. И это все принимается в порядке вещей, без какого-либо протеста. Происходит одно из двух: либо у всех русских совсем отшибло память, или они ходят как какие-то невменяемые, “Иваны не помнящие родства”, которым все равно… Не знаю, сколько сейчас миллионов составляет собой Россия, …неужели …не найдется ни одного действительно заслуживающего внимания, способного управлять государством человека?”
О фантомной сверхдержавности, свойственной русскому человеку, о его наполеоновском комплексе говорил в своем коротком выступлении профессор Александр Янов, давший сжатую характеристику исторического развития Российской империи, наследницей которой, по его мнению, была и остается и нынешняя Россия при всех ее политических режимах.
Одной из самых болезненных тем для русской эмиграции всегда была тема взаимоотношений США и России. С падением коммунистического режима естественно было ожидать и поворота в “русском вопросе” со стороны американской администрации. Именно об этом — о формировании внешнеполитической стратегии и тактики по отношению к России у американского правительства — прошлого и нынешнего, о сегодняшних тенденциях в развитии американо-российских государственных отношений — и о частных проблемах русского эмигранта в контексте больших политических игр, — говорил политолог, директор Международного Центра (Вашингтон), главный редактор “Вашингтон-он-лайн”, соредактор журнала “Демократизация” (США) проф. Николай Злобин.
Выступление проф. Злобина было поддержано известным музыковедом, публицистом Соломоном Волковым. Он посвятил свое короткое выступление анализу роли России на современном мировом культурном рынке. По мнению С. Волкова, перед Россией сегодня стоит парадоксальная задача — принципиальное изменение традиционного подхода к мировому рынку культуры.
Россия — традиционно литературно-центристская страна. В основе ее культурного дискурса всегда была, есть и будет литература. В то время как на мировом культурном рынке наиболее востребованный русский “товар” — музыка и балет. С. Волков заметил, что в западном сознании музыка и балет России занимают больше места, чем литература; имена Стравинского и Баланчина говорят западному человеку неизмеримо больше, чем имена Ахматовой и Платонова. Об этой странной ситуации можно долго размышлять, анализировать причины, но, по мнению Волкова, это установленный факт, с которым нельзя не считаться. Скажем, Валерий Гергиев, дирижер из Санкт-Петербурга, российский гражданин, является главным приглашенным дирижером Метрополитен-опера, Юрий Темирканов, также петербургский дирижер и тоже российский гражданин, возглавляет симфонический оркестр в Балтиморе, — вряд ли можно найти в других областях культуры подобные примеры, когда российские творческие деятели были бы приняты на руководящие должности в той же Америке. Именно здесь, в музыке и балете, по мнению С. Волкова, должны начать сходиться позиции России и Запада в осуществляемом ими культурном диалоге. Однако, с горечью заметил выступавший, Россия выказывает странную незаинтересованность в пропаганде русской культуры за рубежом. Так, во всех странах мира существуют специальные знаки отличия, которыми награждаются творческие люди, внесшие особый вклад в дело пропаганды своей национальной культуры — во всех, кроме России. Вот и получается, что тот же Баланчин был награжден орденом Почетного Легиона Франции (за организацию фестиваля Равеля), но за распространение по всему миру славы русского балета он не получил ничего. Стоило бы подумать, считает С.Волков, о том, чтобы создать, наконец, некую структурированную иерархическую систему поощрения и вознаграждения тех людей, которые занимаются пропагандой русской культуры за рубежом и утверждают славу России как высокодуховной и культурной державы.
О реальном вкладе русской эмиграции в дело сохранения и умножения отечественной культуры говорил Никита Моравский, представитель американского Комитета “Книги для России”. Говорил он и о реальной помощи, которую оказывает русская диаспора в Америке переживающей сложный кризисный период России. Эмигрант с более чем пятидесятилетним стажем, попавший в США с волной русских беженцев из Китая, Моравский теплыми словами помянул страну, приютившую таких, как он: Америка открыла невероятные возможности для обездоленных, бежавших от “красного террора” русских. Сам Моравский в прошлом был заместителем директора американской художественной выставки для Советского Союза “Американская графика”, работал атташе по культуре в посольстве США в Москве в период холодной войны. Благотворительный Комитет “Книги для России” был основан в Вашингтоне в 1997 г. по инициативе Никиты Струве (председателя парижского общества ИМКА-Пресс), при поддержке Фонда Солженицына и правительства Москвы. Цель Комитета — создание в России так называемой Библиотеки-фонда “Русское зарубежье”, состоящей из книг русской эмиграции, — для того, чтобы заполнить ту культурную брешь, которая образовалась при советской власти. На призывы Комитета активно откликаются русские американцы — они жертвуют книги, журналы, архивы. В Москве все это собирается и предоставляется российским читателям. Библиотека призвана знакомить российских ученых и общественность с духовным достоянием всех волн русской эмиграции. С другой стороны, мобилизуя людей жертвовать книги, Комитет нацеливается и на задачу пропаганды русской культуры среди американской общественности: собирая средства для Фонда, он устраивает различные культурные мероприятия, концерты и т.п. Такого рода деятельность, по убеждению Н. Моравского, пусть и дело малого масштаба, но вполне способно послужить культурному диалогу США и России.
Вслед за Н. Моравским выступила директор Толстовского Фонда в Америке Ксения Воеводская, рассказавшая о многолетней деятельности Фонда, основанного еще дочерью Л.Н.Толстого Александрой Львовной, о последних Программах Фонда по поддержанию российских детских домов, помощи русским сиротам. Выступление Воеводской было дополнено Владимиром Толстым, директором Дома-музея “Ясная Поляна”, председателем Центрального Совета Ассоциации Музеев России (АМР).
Следует заметить, что выступления столь разных по политическим пристрастиям, профессиональным интересам и историческому опыту участников конференции концентрировались именно на тех проблемах, которые казались первостепенными прежде всего самим выступающим. Попытку свести все сказанное в некое единое тематическое поле, обобщить все частные выводы и наблюдения предпринял член редколлегии журнала “Континент” поэт Наум Коржавин. В своем очень эмоциональном выступлении он заметил, что не может согласиться с высказанным Е. Магеровским упреком в том, что интеллигенция медлила и ничего не сделала, чтобы взять власть в свои руки. По мнению Коржавина, она не медлила, а действовала ошибочно. Именно она призвала Гайдара с его программой приватизации, и “Гайдар весь народ толкнул к пропасти”. Столь же безрассудным представляется Коржавину и тогдашнее поведение США, поставивших перед собой странную задачу продвижения НАТО на Восток. “Зачем? Кому это нужно было?” — на эти риторические вопросы Коржавин дал свой ответ: “я думаю, что — советологам, у которых были проекты, да им не удавалось их раньше пробить, а тут — удалось, хотя для этого не было уже никаких причин”. Несправедливым посчитал выступавший и упрек в сохранении верности коммунистам. “Могу Вас заверить,— сказал Коржавин, — что коммунистов в России нет ни одного. Коммунистическая партия кончила свое бесславное и кровавое существование еще в 1935 году. Потом началась КПСС — ее так и надо называть, ибо это партия безыдейности. Безыдейность — это вовсе не отсутствие идей. Это отсутствие идей при декретированной идейности. Это — насаждение пустоты. Именно в ней воспитывались миллионы. Зюганов, вождь коммунистов, является сегодня председателем патриотического фронта. Коммунисты выступают как главные патриоты — и в России никого это не удивляет, хотя здесь налицо смешение понятий. Коммунисты всегда стояли на позиции интернационализма, они по определению не могут быть патриотами. Само же понятие “патриот” — понятие хорошее, правильное, если его не мешать с шовинизмом. Русские люди в своей массе — хорошие люди. “Но я ощущаю их бессилие, — сказал Коржавин. — Свежий пример тому — история с НТВ, история еще одной капитуляции”. Тем не менее, убежден он, “Россия сумела сохранить ум, она еще может справиться с теми глобальными проблемами, которые встали перед нею после крушения советской сталинской диктатуры. Но это нелегко и это надо делать направленно и сознательно”.
Жизни Русской Православной Церкви Зарубежом, ее прошлому и настоящему, посвятил свое выступление священник о. Михаил Меерсон-Аксенов, настоятель храма Христа Спасителя в Нью-Йорке. “Мы с вами сегодня являемся свидетелями и отчасти — участниками довольно беспрецедентного явления, — заметил о. Михаил, — а именно: появления православия, православной Церкви на мировой арене как общественно-инициативной силы, которой православие не было в течение уже многих веков. В Византии церковь была в фарватере имперской политики, в России только в средние века церковь была инициативной силой. Она потеряла эту инициативу уже в московский период, и конечно, была совершенно спеленута в советское время. На наших глазах церковь в традиционно православных странах Восточной Европы выходит на арену современной жизни буквально из средних веков. Последние десять лет мы видим, что православие довольно успешно разрастается и осваивает язык современной культуры”. Что же касается российской диаспоры и церковной ситуации в Америке и на Западе, то тут, заметил о. Михаил, тоже все завязано на исторической традиции православия с ее слабыми и сильными сторонами. Культурные особенности Православной Церкви сохраняются и в России, и здесь, в США, они помогают, но, отчасти, и — мешают организационной деятельности Церкви в эмиграции. Главная проблема, по мнению выступающего, заключается в том, что “Православная Церковь всегда была лишена творческого активного культурного языка. Славянский язык был всегда языком богослужения; церковь не имела языка, на котором она могла бы говорить или писать”. Это значит, что “у нее не было культурного самосознания. Она не могла посмотреть сама на себя со стороны”. Эта проблема была усугублена в имперский петровский период, когда “образованные классы стали силой, как бы отставленной от Церкви”, а на сегодняшнем Западе осложнена еще и тем разделением Русской православной зарубежной церкви на несколько юрисдикций, которое до сих пор очень сильно в Америке”. В результате здесь, в Америке, русская церковь еще больше, чем в России, лишена собственного культурного языка. Исторически таким языком был язык церковной журналистики и интеллигенции, которая касалась церковных проблем. И те немногие деятели русской культуры, которые обращались в своем творчестве к православию, не случайно оказывались исключительно влиятельными (скажем, Лесков, Достоевский). О. Михаил напомнил в этой связи и о том, как небольшая группа интеллигенции, прикоснувшаяся к Церкви в период русского религиозного Ренессанса и очутившаяся после революции на Западе, где создала Свято-Сергиевский Православный институт в Париже и Христианское Студенческое Движение, “оказалась настолько влиятельной, что выплеснула это влияние за пределы собственно богословно-церковного влияния в общекультурное влияние и не только в Европе, но и в Америке. Их воспитанники оказались деятелями уже в американском православии, в частности, основателями Свято-Владимирской Духовной Академии, которая является сегодня наиболее влиятельным и известным центром богословского образования и научной работы”. Что же до нынешней ситуации, то о. Михаил привел лишь один пример такого влияния, назвав имя участника конференции известного публициста Марка Поповского — его “книга об архиепископе Луке (Войно-Ясенецком. —М.А.) превратилась в некую хрестоматию для самих церковнослужителей. Она повлияла, думаю, и на решение канонизировать архиепископа Луку”. Во всяком случае, напомнил о. Михаил, Марк Поповский получил письмо от Патриарха с благодарностью за эту работу.
Естественно, слово было предоставлено и Марку Поповскому. Он посвятил свое небольшое эмоциональное выступление судьбам русских писателей за рубежом. Он сказал, в частности: “Сегодня я чувствую себя отцом, дождавшимся поры, когда его дети — книги — зажили своей независимой жизнью. Когда я вхожу в свой кабинет, глаз незаметно задерживается на полках, заставленных книгами моих коллег. У меня их более 200 томов. Значит, каждый из нас по-своему осуществил свою мечту. То, что прежде скрывалось, стало доступно читателю. И за это мы все должны быть благодарны Америке”.
О жизни российской диаспоры в Канаде рассказали радиожурналисты русской редакции “Радио Канады” Евгений Соколов и Юрий Боголепов. Они подчеркнули необходимость сотрудничества русских диаспор в деле, начатом еще первой русской эмиграцией: развенчание ложных мифов о России — старых и новых. “Нам и самим следует взглянуть на Россию и увидеть ее такой, какой дал нам ее Господь Бог” — со всеми ее недостатками и неоспоримыми достоинствами, — заметил Евгений Соколов.
В своем выступлении писатель Валерий Попов заметил: тема русской диаспоры — совсем неожиданная для него (гость Нью-Йорка только накануне прилетел из Петербурга и был приглашен нами на конференцию. — М.А .), но она, несомненно, задевает его. “Действительно, русская нация как-то менее всего преуспела на международном пространстве. Уже есть китайцы конгрессмены, а русских все не видно. Одна из причин — создание усиленного антирусского мифа”. “Конечно, ангелов у нас в стране нет, но боюсь, что в результате некоторых выступлений мы склоним американцев и вовсе не иметь с нами дело. Что я могу сказать? — Не надо иметь иллюзий — тогда не будет горьких разочарований. Скажем, один из наших замечательных писателей как-то признался: в Америке птицы не поют. И в первую же ночь в Нью-Джерси (один из центральных штатов США. — Ред.) я проснулся от оглушительного пения птиц. Соловьи меня просто замучили. И то же — о российском мифе: у нас, мол, птицы не поют. Поют, не будем преувеличивать. А миф о резком ухудшении жизни в России в сравнении с 1914 годом? — Это тоже иллюзия… А обвинять интеллигенцию, что Путина не поправляет? Да интеллигенции нигде никогда не было у власти. И никто не любит путинского ледяного взгляда, да и тусклого взгляда Брежнева мы не любили. Правит чекист — это так, это неприятно, но и Буш-старший, помнится, тоже не институт благородных девиц кончал”. “Мы, люди искусства, делаем жизнь прекраснее, — заключил прозаик, — а потому задача что-то изменить — неправильно поставлена”.
О русскоязычной прессе в США, об интеллектуальной жизни русских эмигрантов, об их контактах с американской культурой рассказали главные редакторы журналов Валентина Синкевич (“Встречи”), Игорь Михалевич-Каплан (“Побережье”), Лариса Шенкер (“Слово/Word”) (об этих изданиях см. “Континент”, № 102).
О литературной ситуации в русском зарубежье и во всей русской диаспоре говорил писатель и критик Александр Генис. “Эмиграция и метрополия — два сообщающиеся сосуда: чем больше давления в одном, тем выше уровень жидкости в другом. И когда ситуация в России становится тяжелой, эмигрантская литература переживает свой рассвет”. В эти дни в России ситуация становится все более напряженной, заметил выступавший, а “это значит, что у эмигрантской литературы появляется свой шанс сыграть важную роль на русской литературной арене. Готова ли русская зарубежная литературная общественность к этому? — Конечно же, нет. В 70-х здесь была группа литераторов, журналистов, писателей, которые весьма эффективно повлияли на литературную ситуацию в России. Сегодня происходит все прямо наоборот. Те, кто действительно есть в эмиграции, печатаются в России. Там читатели, там, кроме прочего, еще и деньги”. Ситуация в эмиграции, — продолжил Генис, — “мне кажется чрезвычайно убогой”. Поэтому выступавший предложил проект создания единой русской газеты, которая могла бы сыграть роль объединяющей силы для всей русскоязычной империи за рубежом. Несколько миллионов русскоязычных людей разбросаны по всему миру, “русскоязычная империя без границ простирается от Берлина до Австралии, от Вашингтона до Южной Африки. Кажется естественным и назревшим создание всемирной русской газеты, которая могла бы консолидировать литературные силы всей русскоязычной общины, где бы она ни жила. До тех пор, пока нет такого объединяющего органа, наша русскоязычная литература будет искать себя в России” — закончил свое выступление А. Генис.
Философ проф. Михаил Эпштейн поддержал высказанное Генисом предложение. Темой его выступления стала проблема жизни эмиграции в период глобализации. “Если представить сложенный вдвое лист бумаги, на одной стороне которого написано “Америка”, а на другой — “Россия”, то эмиграция — это линия сгиба, место точек, крайне удаленных от центров обеих культур, — сказал он. — Этот сгиб не виден в плоскости ни одной из культур. Но если разогнуть лист, то место сгиба окажется в центре листа. Именно это и происходит в век глобализации, когда, выражаясь языком древних пророчеств, “книги разогнутся”. И тогда места сгибов окажутся в середине разогнутых книг. Появляются люди — “глобалы”, которые могут видеть обе стороны листа — и их все больше. Они разгибают сложенный вдвое лист и воспринимают его трехмерно. В этом третьем измерении, которое открывается глобализацией, сгиб оказывается посередине. Глобализация перемещает эмиграцию с краев в центр культурных процессов. До сих пор мы существовали как цитаты в тексте чужой культуры, мы носили на себе невидимые кавычки. Мы — русские цитаты в тексте американской культуры, и американские — в тексте русской. И вот сейчас мы раскавычиваемся, потому что весь язык глобального сообщества становится сплошь переводным и цитатным. Эмигранты — это протоглобалы эпохи разделенных национальных государств. Диаспора — это споры будущей глобальной культуры”.
Выступление члена редколлегии журнала “Континент” скульптора Эрнста Неизвестного было посвящено “Континенту” — журналу, роль которого в жизни русской эмиграции, считает он, трудно переоценить и вклад которого в развитие и упрочение независимого слова русской культуры трудно не признать. “Я буду говорить о “Континенте”, поскольку эта тема не только прошлого, она спроецированна в сегодняшний день, и о том движении, которое недостаточно удачно названо диссидентским, — так начал свое выступление знаменитый скульптор. — Во-первых, сказал он, соединить диссидентство в некую партию или общность — практически невозможно, это то же самое, что называть различных деятелей искусства и литературы — шестидесятниками. В нормальных условиях эти люди были бы очень часто враждебны друг другу, никакой единой школы “шестидесятников” не существовало. И когда тоталитарный пресс вдруг ослабевал, в один и тот же день могли проявить себя эстетически самые противоположные направления — скажем, театр маски Любимова и театр реализма Ефремова. Нас объединяло то, что все неординарное становилось враждебным государству. Мы как бы представляли один лагерь. Поэтому, когда говорят — диссидент, практически это ничего не значит”. “В действительности, диссидентское движение, в основном, отраженное и в “Континенте”, — это не цельное и плотное движение, обладавшее ясной четкой политической платформой… У оппозиции, которую представляло это движение, не было ни политической, ни экономической — никакой программы. Но было недовольство тиранией. Диссидентское движение было благороднейшим движением — эдакое гуманитарное движение. Это были гуманные люди — такие, как христианин Максимов, защитники прав человека, но по сути — не политические мыслители. Вот почему, кстати, ни State Department, ни Конгресс США не могли отнестись к нашему движению как к полноценному политическому. Но в этом есть — высокое достижение. Потому что политические предложения о реорганизации армии и хозяйства — не дело интеллектуалов-гуманитариев. А вот совесть — это наше дело. И Максимов, и Сахаров, и все им подобные — были такой совестью. Все движение было подернуто неким флером благородства и трагизма. В чем состоял трагизм моих друзей Максимова, Зиновьева и других? Трагизм был в том, что вольно или невольно, но мы все были учениками марксистской диалектики. Мы впитывали ее — желая того или не желая… Маркс был велик тем, что он — гениальный критик капиталистической системы и талантливый памфлетист. Критический метод он преподал нам здорово, мы его всосали, сами того не замечая. Это время марксистского мышления я так и назвал: время Не. У моих друзей оказался в руках ключ: они умели критиковать. Но как только начиналось позитивное строительство — предложить было нечего. Маркс был никчемный футуролог, абсолютно поразительно, как он был в этом глуп. И потому когда всей нашей когорте не стало, что критиковать, когда свершилось все то, чего мы хотели, движение вдруг превратилось в чистом виде в движение гуманитарных защитников прав человека. И оно продолжало критиковать Российское правительство именно с этих позиций. Потому как других позиций у движения не было. Не было разработано позитивное мышление. Это — недостаток. Но вместе с тем это и огромное достоинство. Именно сегодня, например, журнал “Континент”, который продолжает свою эстафету, выходит, по-моему, даже на большие высоты, чем это было в годы его эмигрантского существования. Вспоминаю, что основным конфликтом моим с Максимовым было то, что журнал чрезмерно политизирован, что главным средством влиять на умы являются не столько политические факты, которые каждый день меняются, сколько глубинное исследование в области духовной жизни, в области гуманитарного строительства, в области строительства интеллекта. Кстати, я замечал, что советское правительство не так уж боялось всяких экономических замечаний (они и сами любили подиссидентствовать в этом направлении); они боялись главного — подлинной религии и подлинной свободы духа. Это и в самом деле наиболее мощная сила. И я очень рад, что сегодня журнал “Континент” не ввязывается в думские дискуссии, а занимается духовными проблемами”.
Здесь, как было уже сказано, по техническим причинам запись конференции была неожиданно прервана. Поэтому редакция “Континента” не может, к сожалению, представить читателям полный отчет о выступлениях на конференции. Сообщаем, что среди выступивших на Круглом столе были также издатель Эдвиг Арзунян, искусствовед Наталья Колодзей, академик Петр Короткевич, художник Леонид Пинчевский, философ Ушанги Рижинашвили, представитель Конгресса Русских Американцев Сергей Рогозин, писатель Гарри Табачник, писатель Владимир Торчилин, педагог Леонид Школьник и др.
Обзор подготовила Марина Адамович