Стихи
Опубликовано в журнале Континент, номер 100, 1999
* * *
Сегодня дети мои были заняты делом:Машенька пела, Павлик обдумывал тайну дыры,
Которая (это уж я говорю) старей самого ковра;
Потом они превратили стулья в корабль, —
Сирена ужасно гудела
И даже мне диктовала условья игры.
Под окном собрались новобранцы,
Подкатил грузовик, засвистели,
Выкликали фамилии, приобщали к разлуке разгул;
Мелкий дождь навести монотонность рискнул,
Чтобы люди сумели серьезней во всем разобраться,
Но достиг ли он цели? —
Нет: всё тем же раскатистым гвалтом
Завершалось прощанье;
Кто-то кричал “ура”,
Кто-то, перевирая слова и мелодию, распевал там,
А после толпа за машиной бросилась со двора.
В нашей квартире тихо. Маша взяла с табурета
Оранжевый карандаш — и впервые
Нарисовала утят;
Не очень понятно — сидят они или летят,
Но ясно, однако, что это —
Живая картинка и сами утята живые…
Ох вы, дети мои! В жизни будут нелегкие главы,
В ней так мало простого!
Неизвестно кого, но от полного сердца молю:
Ни военных трагедий, ни воинской славы,
А простора — и только простора,
Боже, дай кораблю!
Я слышу тон, все время слышу тон,
Который, может, и сказался бы потом,
Но — выдохшись; которому теперь бы —
Пора: настолько он оставил в стороне
Пустые выходки любившихся и мне
Метафор красных и фарфоровых гипербол.
Но я один, уж такова моя судьба;
Комична для меня моя по комнате ходьба,
И эхо ведь не лучший собеседник.
Пора сказать ему — и выслушать пора,
Что перед нами черная дыра;
Мы не из первых перед ней, не из последних.
* * *
Представлялось, метель и не весит; были весьма иллюзорныОщущения общей свободы и разных частных свобод:
А февраль, укороченный месяц, выпал из нормы
Для того, чтобы не был ни на день длиннее год.
Понималось не то, что было, а то, что мнилось;
Можно б тешиться дальше так — но как раз
Нам не сладкое горе выпало нынче, а горькая милость
Все увидеть строго и без прикрас.
Не в какой-то младенческой колыбели:
На лихом перекрестке зла и добра
Мы спасались фантазиями — и преуспели,
А теперь нам уже от фантазий спасаться пора.
* * *
Новый Год на носу; и город стоит на льду;Баба мечется, чтоб у своих продавцов раздобыть еду;
Мерзнут стаи собак:
Жизнелюбцы-хозяева, голод предчувствуя, гонят
животину из дому вон;
Малолетки-подростки, нисколько не шустрые дотемна,
ночью творят выпивон:
Не подъезд — а кабак;
И не жизнь — а табак;
Сам дурак!
* * *
“Кроликов разводить, — говорит, — не взялась бы: жалко;Ладно бы кур да уток,
Но и это сомнительно, потому что
Приблудная шавка
Завелась — и живет; уже не дом, а кормушка;
В течение суток
Что не сжует — вынюхивает, канючит,
Пока, наконец, не получит;
Кроме как жрать, ничего не знает,
На большее не годится;
Нет, не судьба, — говорит, — значит,
Рассуждать о кроликах или о птице.
Что-то автобуса долго нет, — говорит, — а ну как поломка;
Вот и меня превратила в свою аварийку безродная сучка,
будто какая болонка”.
* * *
Оказывается, с утраСтена и этого дома
До розовости светла,
Истома
Преображает бетон —
А на сердце всё же тускло
От мысли про то, что дом —
Казенный, кутузка.
Пока с деревца птенцы
Инстинктивно кричат, что живы:
Мужи, молодцы, подлецы
Создают и рушат режимы,
Чтобы потом,
После всех побед и утрат их,
Остаться с открытым ртом
Перед гнездом пернатых.
* * *
Горе целого рода; кичится ехидство отродья;Вековой беспредел небосводы в нечистом лице всесвободья;
Площадная интимность нательных крестов-напоказ;
И поди просвети нас, покуда единственным средством
от тьмы остается всего только свет,
отчего любомудрый пророк и унижен;
Место действия — мы; время действия — мы;
и само действие — мы же;
Нам и скверно от нас.
Тоска среди фикций, орущих про то, что отныне
они есть культура!
Эпохи неправды сменились — и вот в красны-девицы
лезут шальные, а то и блатные девицы, в мыслители —
каждый болтливый придурок,
В поэты — понятно, что чернь, и в творцы — всяка тварь;
Под ребра локтями вбивают свободу что брату — что свату;
Пора бы восходу — а тянет и тянет к закату;
Неужто же так составляются новые мир и букварь?
* * *
Тридцати семи летУмер отец, тридцати восьми
Умерла жена:
Таковы оказались то ли порядок жизни моей, то ли бред
И в том, что сам я нескоро лягу костьми,
Моя наперед вина.
Думаете, это — стихи, рассказ,
Герой, сюжет?
Нет: это — по гроб мой моя тоска,
С которой мне сладу нет.
Черемуха! похолоданье —
Благостное; поди ж,
Не без чаровника тут какого-то
И не без реального повода:
Такую форму преданья
Содержит тишь!
Не в чем и нечем обманываться;
Душа чиста;
Действию быть без занавеса,
А живописи — без холста.
Станет надолго вашим.
Я и сам ошибался годами, решая, что нынешний день
представляет собою конечный итог,
Принимая бессмысленность в толк, доверяя мудреным
глупцам, толковавшим,
Будто жизнь образуется тягой — ТУДА;
Образумиться вышло — да только минули года.
Вы должны еще, сможете! будьте предельно чутки
К свежей кожице всякого нового дня;
Нагрузил вас, простите, — но всё же и с вашею
помощью сложится то, что на самом-то деле
просилось из каждой моей неудачной строки,
Из меня
Самого.