Рассказ
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 85, 2025
– Вы позволите?
– Боюсь, место занято. Синьор, видимо, отлучился в уборную.
– Не волнуйтесь, он в курсе. Вы не против?
– А если против – безропотно удалитесь?
– Не слишком радушное приветствие. Но, вы правы, – я все равно присяду.
– Прогрессируете. Вчера на концерте вы были в соседнем ряду. Сегодня – рядом со мной.
– Вы удивительно наблюдательны!
– У меня фотографическая память. И сколько нынче стоит место в самолете, рядом с судьей?
– Гораздо дешевле места судьи.
– Неудачная шутка!…
– Простите! Речь не о вас. Все знают: Его честь Барриос неподкупен.
– Хм… В любом случае, зря потратились. Закон запрещает мне обсуждать какие-либо служебные дела вне здания суда. Будь вы юристом, знали бы это.
– Я – адвокат.
– Видимо, профнепригодный.
– Как сказать…
– Сейчас я вызову стюардессу, и вы вернетесь туда, откуда пришли. Пассажирам нельзя пересаживаться во время полета.
– Формально – нет. Но я куплю лояльность персонала так же, как купил расположение вашего соседа. А вас задушит интрига.
– Лихо!
– Вам же интересно узнать, ради чего весь этот сыр-бор. И кстати, в данный момент я не представляю клиента. Вы беседуете с частным лицом.
– Я не собираюсь беседовать во-о-б-ще. Хотел бы поспать, с вашего позволения. Через час мы будем в Айресе. У меня полно дел.
– Бьюсь об заклад, вы не уснете. Возможно, я скверный юрист. Но хороший психолог. Если хотите, можете посидеть с закрытыми глазами. Вас никто не побеспокоит.
– Благодарю! Вы очень любезны!
– Хотя ваш дед, гениальный Рауль Мария, вряд ли одобрил бы вашу негу.
– При чем здесь мой дед?
– Иногда прошлое бывает таким же непредсказуемым, как и будущее. Не задумывались об этом?
– Вы не ответили на вопрос.
– Музыка! У него замечательная музыка!
– Ну вот! Вы еще и критик!
– Боже упаси! Скорее, восторженный слушатель. Так сказать, поклонник таланта. Вам повезло! Каково это – быть внуком великого композитора?
– Юлите. Не вижу связи.
– Ну, тогда придется рассказать вам одну забавную историю.
– Не стоит. Не люблю беллетристику.
– О! Обещаю вам, мой рассказ заставит вас пересмотреть взгляды.
– Давайте лучше сразу перейдем к сути, правда.
– Знаете, я бы и рад. Но дело в том, что сама суть заключена именно в этой истории… Мне продолжать?
– А у меня есть выбор? Вы, как вижу, не станете молчать в любом случае.
– Сразу оговорюсь: все имена изменены, любые совпадения случайны.
– Без пафоса! Прошу вас.
– Хорошо… Итак, в 1927 году в Польше проходил Первый международный конкурс пианистов, на котором выступало юное дарование из Аргентины, по имени, скажем, Хавьер. Там он познакомился с немецким конкурсантом, назовем его Клаус. Парни подружились и потом долго состояли в переписке. С приходом к власти нацистов Клаус, по идейным соображениям, примкнул к НСДАП и прослыл верным пианистом рейха. После 1937-го за границу он, по понятным причинам, не выезжал. В сорок первом Клаус отправился на Восточный фронт поднимать боевой дух солдатам Вермахта. Был ранен, получил звание и награды. В сорок третьем его перевели в Главное управление лагерей. Когда стало очевидным, что война проиграна, Клаус, сбежав за океан, нашел пристанище в Аргентине. Там он и разыскал Хавьера.
– Очень занимательно. Это все?
– Не торопитесь. У нас еще тридцать семь минут полета.
– Я собирался поспать.
– Поверьте, я пострадал больше вашего. Ради нашей встречи мне пришлось убить двое суток и лететь за тридевять земель, борясь с аэрофобией.
– Оно того стоило?
– Надеюсь. Не перебивайте, пожалуйста. Я не обладаю фотографической памятью, а мозг не в восторге от раннего подъема. Могу потерять нить… Наш Клаус просил друга приютить его. Хавьеру отчасти были известны карьерные подвиги Клауса, но он согласился помочь. Подыскал жилье, устроил на работу. Ученик садовника – это все, на что, для начала, без знания языка, мог рассчитывать Клаус. Как всегда, общей темой для разговоров была музыка. Из Хавьера не получилось великого пианиста. Он служил преподавателем в государственной музыкальной школе, а на досуге писал песенки, чтобы понравиться своим легкомысленным подружкам. Клаус тоже сочинял. Но профессионально. Перед войной он завершил курс композиции с отличием и все это время писал удивительную музыку. Встречаясь на выходных, они иногда музицировали в четыре руки. Когда Клаус сам присаживался за пианино, Хавьер понимал, что говори его приятель по-испански, он мог бы легко зарабатывать в лучших ресторанах столицы. Однажды Клаус исполнил пьесу, от которой Хавьер пришел в восторг. Клаус огорошил его признанием: эту вещь он сочинил сам. И наиграл еще несколько, не менее очаровательных пассажей.
– Нельзя ли покороче?
– Потерпите. Мы приближаемся к кульминации… Хавьера терзала элементарная зависть. Помучившись, он предложил сделку: любая помощь с его стороны в обмен на музыку. Например, за то, чтобы получить новые документы, Клаус отдал фортепианный концерт, три скрипичных квартета и пару этюдов. Это в придачу к деньгам на оплату услуг третьих лиц. А тем временем Хавьер, пользуясь знакомствами в музыкальном мире Аргентины, исполнял эту музыку как свою. Выступал с оркестрами, записывался на радио, обрел популярность. Когда Клаус более-менее стал на ноги, освоился с языком, нашел приличную работу, Хавьер перешел к откровенному шантажу. Во время пьяной ссоры он пригрозил, что сдаст Клауса как нацистского преступника, если тот перестанет писать для него.
– Заполучил музыкального раба…
– Именно. К примеру, симфония, которую мы с вами слушали вчера, была написана Клаусом в 1954 –1955 годах.
– Постойте. Вы хотите сказать…
– Да.
– Чушь! Абсолютная чушь! А вы – наглец и интриган!
– Понимаю вашу реакцию. И не обижаюсь.
– Послушайте! В архивах сохранились папки с нотами, написанными рукой деда!
– Переписанными рукой, если быть точнее. С оригинальных нот Клауса.
– У вас есть доказательства?
– А как вы считаете? Стал бы я бодрствовать здесь с вами, не будь их у меня?
– И насколько они убедительны?
– Перед смертью Клаус написал письмо своему сыну, который тот получил из рук адвоката. Очень обстоятельное. Практически, исповедь. В нем содержался подробный перечень произведений, отданных Хавьеру. Клаус называл его мой глупый Сальери и писал, что скармливает ему только заурядные сочинения, оставляя втайне все самое лучшее. К письму прилагался внушительный чемодан с нотами.
– Блеф! Это ничего не доказывает! Слова одного покойника против молчания другого. Вас привлекут к ответственности гражданским иском за оскорбление чести и достоинства.
– Возможно. Но любая профессиональная экспертиза, изучив неизданные произведения Клауса и сравнив их с теми, которые, якобы, принадлежат Хавьеру, выдаст однозначное заключение о манере, почерке, характерной стилистике, особенностях оркестровки и прочем. К тому же, есть элементарная логика.
– Какая?
– Много вы видели судей, которые вдруг вышли в отставку, чтобы стать директорами тюрем?
– Бред! Ни одного.
– Но готовы поверить, что школьный учитель, автор самопальных шлягеров, вдруг переходит к крупной форме: кантатам, инструментальным концертам, симфониям, совершенно не владея навыками для этого?
– В жизни всякое бывает … Вы закончили?
– Увы, нет. Обвинения в плагиате – это еще не самое страшное.
– Даже так?
– Я читал письмо Клауса к сыну. В переводе с немецкого.
– И?
– У вас, видимо, сложилось впечатление, что ради тщеславия и наживы подлый Хавьер эксплуатировал оступившегося талантливого человека, попавшего в тяжелые обстоятельства. Но это не так. Клаус – не жертва. Вернее, жертва, но не Хавьера. На самом деле, он – больной сукин сын. То, в чем он признался отпрыску – чудовищно, даже по прошествии стольких лет. Там есть абзацы, где он описывает, как величайшее вдохновение нисходило к нему в Треблинке тихими вечерами после массовых казней. Как вид крови и мозгов, мертвых младенцев, запах дыма крематория пробуждали в нем эрекцию и, одновременно, навевали удивительную, божественную музыку. Он пишет: все гениальное родилось именно там. Творчество нахлынуло такой волной, что он только и успевал записывать грандиозные темы, мотивы, отрывки, на расшифровку которых затем ушли десятилетия его новой жизни в Аргентине.
– Туше!.. Лучше не придумать!
– Знал, что вы оцените!
– То есть, насколько я могу судить, речь не столько о краденой музыке, сколько о том, что оригиналы были написаны под хрипы жертв маньяком-нацистом?
– Хуже. Нераскаявшимся маньяком. Даже умирая, он считал, что Гитлер – самое светлое, что случилось в его жизни. И что сам он стал писать музыку только для того, чтобы, дословно, заменить Вагнера в сердце вождя.
– Больной ублюдок… Сын еще жив?
– Мертв. Как и внук. Чемодан попал к правнуку. И он собирается дать ему ход.
– А смысл? Открыто признать, что ты – правнук сумасшедшего композитора-нациста?.. Эти вещи, в чемодане… Насколько они хороши?
– Я не музыкант. Правнук показал пару фрагментов специалистам – те обомлели. Он хочет переправить прадедовский чемодан в Европу для постепенной подготовки к публикациям под псевдонимом. Это все, что мне известно.
– Резонно… От меня что требуется?
– Бдительность.
– В смысле?
– Видите ли, один банкир перешел кое-кому дорогу. Его подставили. Доказательства сфабрикованы. Серьезные люди работают наверху, натравливая прокуратуру. Нужно назначить повторную, независимую экспертизу улик при рассмотрении дела на следующей неделе. И все станет ясно. Не сомневаюсь, что, как честный человек, как опытный юрист, вы и сами захотите сделать это. Но на вас станут давить. Поэтому пришлось подставить дружеское плечо с другой стороны.
– Ну, да! Просто Робин Гуд, защитник угнетенных!
– Согласитесь, не такая уж большая цена за честное исполнение своего долга.
– А потом вы появитесь опять, с новой просьбой? И так – до бесконечности?.. Что это?
– E-mail.
– Зачем?
– После заседания, пожалуйста, сбросьте на него сообщение с почтовым адресом, любым почтовым адресом, куда можно доставить документы.
– Для чего?
– Я отправлю вам оригинал письма Клауса. Без него тревожить память предков бессмысленно. Все останется, как есть.
– И вы гарантируете, мы больше никогда не увидимся?
– Разве что случайно. Но я пройду мимо. Обещаю… И еще…Не пользуйтесь обычным ящиком. Создайте новый, одноразовый. Не надо указывать тему и подписываться. Вообще ничего. Просто напишите, скажем, басовый ключ в тексте.
– Символ?
– Нет, словами: басовый ключ. Чтобы я понял: письмо от вас. Хорошо? Спасибо, что согласились выслушать. А теперь, позвольте откланяться. И не забудьте пристегнуть ремень, Ваша честь. Мы заходим на посадку.