Стихи
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 84, 2024
* * *
Волхвы заблудились. Базар
Еловый открылся.
Каспар, Мельхиор, Балтазар
С тарелками риса
Приткнулись в бытовке. Прораб
Пустил их к печурке,
Привычно сперва наорав —
Везде эти chурки.
Они издержались в пути,
За ужин горячий
На стройке мешки до шести
Таскали, корячась.
Им только согреться, в толпу
Кипящую влиться,
Которая видит в гробу
Их мятые лица.
За каждым окошком — товар,
Укрытый от ветра,
Шаверма, холодный пожар
Торгового центра,
Халаты, пиджак голубой,
Обёрточный глянец,
И вишней в витрине любой
Созрел Санта-Клаус.
И всюду сугробов горбы,
Стоящие дыбом.
В пути заблудились волхвы,
Не видно звезды им.
Кому же среди пустырей
И бензоколонок
Метель дошивает скорей
Так много пелёнок,
Кому, наклонясь на бегу,
Бормочет — готовься?
Прижались машины в снегу,
Как белые овцы.
Волхвы, распрямясь во весь рост,
Шагают в потоке
Густых обжигающих звёзд,
Летящих с востока.
* * *
Я умру на Кронверке, на Кронверке,
Возле магазина электроники,
На скамейке в одичалом дворике,
Возле строчки из блокадной хроники,
В парке по дороге от метро
Закружусь, как чаячье перо.
Я умру недалеко от крепости,
Буквой, запятою, частью ребуса,
Не на Караванной, не на Кирочной —
В кронверкской подкове стану дырочкой:
Серенькое видно сквозь меня
Небо, и трамвай летит, звеня,
Дальше — мимо булочной и прачечной,
Мимо жизни молодой, горячечной.
Холодно, и горло не долечено,
Только руки распахни навстречу мне —
В кронверкскую плавную дугу,
И тогда я выдохну — бегу!
* * *
Что может быть прекрасней мокрой улицы
И надписи пылающей «Кино»?
Остановиться если и зажмуриться,
Она дрожит, как в хрустале вино.
Кто пьёт его, тот всё пьяней становится,
Поскольку пить не стоит одному.
В размытых окнах тени смотрят новости
И ссорятся — не знаю, почему.
Покуда капли нажимают клавиши
Но тротуаре, чёрном, как рояль,
Стою и жду, когда же ты появишься,
С Фонтанки ветер гонит не тебя ль,
Не ты ли раздвигаешь воздух складчатый
И кепку поправляешь на бегу —
Мы спрячемся на площади в подвальчике,
Дешёвого закажем коньяку.
Ты улыбнёшься, и огни вечерние
Вдруг соберутся в низеньком окне.
А если нет — тогда, скажи, зачем они —
И влажный мир, набросанный вчерне?
* * *
Я проснулась — холодный пот.
Мне приснилось: мой сын — солдат.
Неужели мой сын — убьёт?
Утро зябкое — изо льда.
А в руке у него ружьё.
Я смотрю и шепчу — беги!
И грохочет сердце моё,
Как кирзовые сапоги.
* * *
Льнуло к коленкам лето в кудрявом Ворзеле.
В полдень кузнечики в тесной ладошке ёрзали,
Тётя бежала к плите: отвернёшься — выкипит,
Прыгали в пруд царевны — глаза навыкате,
Тёмная спинка, светлое брюшко в крапинку.
Что там дымилось, вареники или драники —
Я ничего не ела, дружила с белкою,
Резавшей грецкий орех аккуратной пилкою
Мелких зубов и почти не качавшей веточку—
Прямо над белой косичкой и юбкой в клеточку.
Лето текло, молоко поднималось облаком
И убегало, дитя замирало столбиком
Возле поленницы с красным жуком-пожарником,
В книжке цвели стихи — чабрецом и арникой.
Вот и гадаю — были «освободители»
В этом саду, орех возле дома видели,
Цел он — или расстрелян от делать нечего —
Вместе со мной, пятилетнею, и кузнечиком.
* * *
Скажи «сирень» — и зареву.
В моём саду, в моём краю
Шмели гудят над нею густо,
Она цветёт — а я стою,
И мне к кусту не дотянуться.
Мне в ухо дышит горячо
Война — сжимая мне плечо
Сухою пятернёй костлявой —
И ни налево, ни направо
Не дёрнешься.
Скажи ещё
«Сирень». Заройся носом в гроздь.
Авось, когда-нибудь. Авось.
* * *
Правда ведь, мы привыкли уже к войне,
Правда ведь, больше не сносит крышу,
Если убьют кого-то — как по весне,
Правда ведь, мы пресытились, нувориши,
Грудами окровавленных новостей,
Правда ведь, их изысканно сервируют —
Языки пожаров и хруст костей —
Рви зубами трепещущую, сырую
Сводку, верти ее так и сяк,
Сомневаясь — эта острее или другая
И, как только саспенс и драйв иссяк,
Равнодушно отодвигая.
Правда ведь, это вещий стоит Олег
В мокром окопе, ногой наступив на череп?
Ты представляешь, сколько придёт калек?
Представляешь, где он, херсонский берег?
Правда ведь, это больно не нам, а им,
Правда ведь, небо не в нашей кровавой юшке —
Что же так ест глаза этот чёрный дым
Над семьёй, расстрелянной в легковушке?
Правда ведь, мы привыкли, и дрожи нет,
Но почему-то взрывы всё ближе, ближе,
И когда в обесточенном Киеве гаснет свет —
Я ничего не вижу.
Рождество — 2022
Ни ёлки в шарах, ни подсветки на куполе.
Потёртое платье, набухшие груди.
Сегодня родился Христос в Мариуполе,
Родился в Бахмуте.
Он ищет сосок материнский, а миру-то
Видны только тени в подвале, да пламя,
Да как продвигается армия Ирода
Пустыми полями,
Бронёю мерцая, убитых и раненых
Собакам бросая и, миру на диво,
Ограбив сарай и младенцев заранее
Убив — превентивно.
Какие же быстрые танки у воинов,
И вышита правда на знамени — искони,
А кто сомневался — избиты, уволены,
Развеяны, изгнаны.
Проходят войска — и ни хлеба, ни вяленой
Рыбёшки, ни целой машины, ни школы,
За армией Ирода — только развалины,
Наречья, глаголы,
Но нет существительных — только двухсотые,
Да груды кирпичные, бывшие смыслы.
Остыла вода в батарее — и все-таки
Христос народился.
И выбиты стёкла, и пенье вечернее
Измученных ангелов в час комендантский,
И свечка, и веерное отключение.
От маминой ласки
Сомлевший под утро, над сбитой ракетою,
В цыплячьем пуху золотистого нимба
Проснулся — и жмурится в жовто-блакитное
Победное небо.