Рассказ. Перевод Егора Фетисова
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 84, 2024
Перевод Егор Фетисов
ДАТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА В РУССКИХ ПЕРЕВОДАХ
Вильгельм Топсё (1840–1881)
Вильгельм Топсё был одним из самых прогрессивных авторов своего времени. Юрист по образованию, Топсё, однако, всю свою (так рано оборвавшуюся) жизнь проработал журналистом в главной датской газете «Дагбладет», в которой он прошел путь от фельетониста до главного редактора. Писал он и прозу, войдя в историю датской литературы как автор ряда рассказов и романа «Ясон с золотым руном», изданного анонимно в 1875 году. Одним из первых в скандинавской литературе Топсё вводит в повествование нервического, «уставшего от жизни» героя. Внешне он практичен, медик по образованию, инженер по профессии, но поступками его движут неосознанное и подсознательное. К сожалению, датский литературовед и теоретик Георг Брандес подверг роман Топсё серьезной критике в своей книге «Люди современного прорыва» (1883), что поспособствовало забвению автора на долгие годы. В 1881 году Топсё заболел дифтерией и умер в возрасте 41 года.
Мы предлагаем вниманию читателя его рассказ «В сентябре», ироничный, лиричный и передающий, как нам кажется, основные грани его таланта.
* * *
1
Шале в местечке Вебек
1 сентября
Дорогая моя подруга! Ты же хотела приехать к нам в Копенгаген этой осенью. Окажи мне услугу: приезжай пораньше! Приезжай с таким расчетом, чтобы ты была у меня 1 октября, в день моего рождения. Я зову тебя, собственно, не из-за дня рождения, или, вернее сказать, как раз-таки из-за него, но причинная связь тут иная, нежели ты подумала. До первого числа я буду здесь, в провинции, в шале – небольшом имении, которое, как ты знаешь, досталось мне по наследству год назад и стало для меня любимым местом пребывания. В этом году я вернусь в город только после дня рождения. Тетя, разумеется, тоже здесь, со мной, демонстрирует присущую ей дружелюбную и скучную готовностью во всем мне потакать. Так что мы пока поживем здесь, а я перехожу к главному. Ты должна приехать ко мне, но не для того, чтобы составить мне компанию и не ради праздника: я зову тебя не с тем, чтобы развлечь тебя, а исключительно потому, что меланхолия и грусть овладели мной. Печалюсь я, собственно, из-за того, что 1 октября мне исполнится 32 года, ровно вдвое больше прелестных шестнадцати, достигнув которых, ты становишься «юной девицей».
Дважды по шестнадцать, два года сверх тридцати. Только не вздумай утешать меня Бальзаком и его «бальзаковским» возрастом. Если в тридцатилетнем возрасте и нашли что-то интересное, то лишь непреодолимое искушение сбежать от мужа и детей, что вполне может быть прелюбопытно, но как быть, если у женщины, такой как я, нет мужа и бежать не от кого? В таком случае тридцать два – это всего лишь два раза по шестнадцать и ничего больше; ты уже не молода, и остается только сидеть и ждать старости.
Я настолько уже немолода, что у меня появилась седина в волосах. Да, я седею. Я обнаружила седые волоски этим летом, когда как-то утром искупалась и высушила волосы. Потом я причесывалась у себя в комнате и заметила, как что-то блеснуло на виске. У меня стояло туалетное зеркальце на подоконнике в спальне, откуда открывается замечательный вид на склоны, поросшие зелеными деревьями, и на пролив – великолепная летняя картина, залитая солнцем – и в этом свете я заметила блеск седины. Немного, пять-шесть волосков, как показалось мне поначалу, но, присмотревшись, я нашла еще несколько, практически в том же месте – в прядке волос за ухом. Я не стала их выдергивать, все равно никакого толку.
Я поспешно заперла дверь, чтобы тетя не застала меня в слезах. Ты вольна посмеяться над этим и сказать, что так ведут себя только маленькие девочки, ты замужняя женщина, у которой есть семья и дом и, ко всему прочему, такие светлые волосы, что седина в них почти не заметна, но я с тобой откровенна, как видишь.
Седые волосы! Какой же отвратительный климат у нас здесь, в Дании! Лето не лишено толики света и красок, но оно же длится от силы два месяца, это самое большее, и сейчас оно закончилось, канув в многонедельной череде дождя и ветра, и мы вступаем в другую пору, затяжную, она продлится до конца года и кажется мне не менее отвратительной, чем климат, и неважно, как называть эту пору – осенней, зимней или весенней – это как с человеком, который уже немолод: какая разница, тридцать два ему года, сорок два или пятьдесят два. Лето – единственное время года, в которое мне кажется, что я живу; моя былая страсть к осенним месяцам совершенно улетучилась. И еще осенью мне не здоровится. Ты знаешь, у меня слабое горло, и мне уже несколько раз пришлось дышать горячим паром. Прежде я относилась к этому беспечно и, видимо, проявила некоторую неосторожность. Теперь у меня такое ощущение, что недомогание перешло в общую слабость, поразившую мое тело и сделавшую из меня хворого инвалида. Днем мои мысли поглощены горлом, а ночью мне снится, что у меня неизлечимый туберкулез гортани и мой смертный час близится. Иногда тень этих снов не отпускает меня и днем. Я страшусь смерти, сейчас гораздо больше, чем в ту пору, когда была молодой. Так странно: чем больше в тебе жизненных сил, тем менее пугает тебя смерть.
Несколько дней назад я рьяно принялась обсуждать телесные недуги с тетушкой и ее подругой, живущей в Харбое, пансионе для благородных вдов [1]. И самое ужасное состоит в том, что я не только присоединилась к этому хору стенаний, но и получала от этого удовольствие. Мне не тридцать два, а все пятьдесят два.
Зимой я отказалась от глубоких декольте; я сделала это не из-за слабого горла, поскольку о нем на тот момент я еще не думала; дело было так же не в чрезмерной блеклости моей шеи, до этого пока не дошло – просто я не хочу оттягивать момент расставания с молодостью до того времени, когда то обстоятельство, что я уже не молода, станет очевидным. И на торжестве дяди Аугуста, его серебряной свадьбе, я была с высоким воротом. Правда, дядя с тетей сказали, что меня это старит, но чего не скажешь на своей серебряной свадьбе? К слову сказать, мне бы пришлось по душе, найдись мужчина, который влюбился бы в меня и говорил мне, что я все еще хороша собой и должна одеваться как молодая девушка.
Впрочем, меня больше не волнует, влюбится в меня кто-нибудь или нет, поэтому никто и не влюбляется. Люди влюбляются только в тех, кто влюблен в них самих или может в них влюбиться, либо в тех, кто, по крайней мере, не выказывает безразличия к чужой влюбленности.
Может, мне зайти еще дальше и начать сожалеть, что у меня нет двух-трех балбесов-братьев, которым я могла бы приносить себя в жертву, заваривая кофе и штопая носки? Я, вполне вероятно, дойду до таких мыслей, когда мы вернемся обратно в город, к его дождю и слякоти, и взор можно будет обратить разве что на людей, проходящих по городскому валу мимо наших окон, за день наберется человек двадцать. Этот ужасный вал! Горшочно-комнатная версия живой природы! Но моих сил не хватает даже не то, чтобы как следует позавидовать Камме, которая зимой собирается в Италию и на Корфу. К чертям Корфу! Я бы не сделалась там счастливее.
Да, беседуя мысленно с самой собой, можно быть откровенной: вот во что превращается человек, которому остался месяц до удвоенного шестнадцатилетия. Поэтому мне хотелось бы, чтобы 1 октября ты была со мной здесь, в шале, только ты и я; мы бы бродили по окрестностям, по тем местам, которые прежде мне были очень милы и к которым я осталась так равнодушна этим летом.
Так что приезжай.
Твоя и т. д.
2
Тот же отправитель тому же адресату
6 сентября
Значит, не зря говорят: стоит человеку стать счастливым, как он превращается в эгоиста. Владея малым, человек с легкостью жертвует тем, что у него есть, но стоит ему разбогатеть, как сразу становится нечем поделиться.
Ты не можешь пожертвовать ради меня двумя неделями, из-за мужа и детей, у которых ты и так всегда в распоряжении. Я почти уже примирилась с городничим, который свалился нам на голову и женился на моей лучшей подруге, чей долг заключался в том, чтобы состариться в девах вместе со мной – женился на ней и увез в небольшой городок, который без малейших на то оснований возник на Фальстере, в каком-то захолустье, где никакого повода не наблюдалось для того, чтобы там появился город. Я примирилась с этим человеком и даже почти начала оттаивать по отношению к нему, узнав о том, как он потихоньку ото всех, исключительно ради тебя одной, прикрыл появившуюся у него плешь маленьким «паричком», который тут же снова исчез, едва ты его обнаружила. Но теперь моя с ним дружба без сомнения в прошлом. Если говорить серьезно, хотя я и предпочитаю подтрунивание серьезным речам, то ты знаешь, как я тебя люблю и что мне часто сильно тебя недоставало. Но в этот день я особенно нуждаюсь в тебе, дабы избежать ощущения неуютности и неловкости.
Предыдущий день рождения прошел странно. Я организовала его иначе. Честно говоря, я начинаю скучать в обществе подруг, но в тот день я пригласила их всех, имеется в виду тех, что не замужем, на лесную прогулку. Мы пообедали в «Фортуне», потом наслаждались широко открывавшимся из беседки видом, после чего отправились гулять в лес. За обедом царило хорошее настроение, мы все сверстницы, а когда тебе за тридцать, у тебя просыпается аппетит, да и вина ты выпиваешь бокал другой. Все были жизнерадостны; мы поболтали за столом о моем возрасте и о проблеме возраста в целом и почувствовали cтранную тягу и горячее желание показать себе самим и остальным, что мы все еще способны быть юными, приподнятое настроение сменилось слегка развязным и сохранялось таковым, пока мы гуляли по лесу. Мы собрались, дабы засвидетельствовать, что вовсе не стремимся быть молодыми, но тут, в этой полной тишине, в нас закралось ощущение того, что мы все еще молоды и обладаем силой и властью, которые дает молодость, и это ощущение было радостным. Стоял ясный, погожий октябрьский день, но, разумеется, мы не встретили ни души. Кто-то из нас взял с собой сигареты, их раздали и закурили, всем хотелось гулять, хотелось курить и все находили огромное удовольствие в том, чтобы после кофе выпускать уродливые и одновременно с тем красивые голубые облачка в недвижный воздух под кронами деревьев. Мы пришли к красивому озеру, которое, как ты помнишь, находится недалеко от дорожки, ведущей к Ордрупскому лесу. Оно было великолепно. Неподвижно было оно само, блестевшее на солнце, совершенно недвижимы были деревья вокруг него. Весь тот покой, что присутствует в беспокойности осени, был там, в этом месте. Мы улеглись на траве возле поваленного дерева, нависавшего над водой. Было настолько безветренно, что можно было сосчитать в отражавшейся в воде кроне каждый лист. Гарриет – ты помнишь, она всегда была несколько беспечной, а тут всю дорогу распевала серенады, воскликнула: «Не искупаться ли нам? Это будет сюжет совсем как на полотнах старых мастеров: нимфы, купающиеся в тихом лесном озере, главное, чтобы никто из счастливых смертных не глазел на нас».
Мы рассмеялись. Понятно же, что это была шутка. Я ответила: «Тридцатилетние нимфы! Да уж, зрелище что надо».
И в ту же секунду, едва эти слова сорвались с моих губ, словно тень скользнула по озеру и лесу и по нашим лицам. Подобно тому, как стекло, сделанное из однородного и хрупкого материала, разлетается на осколки от звучания ноты, совпадающей с ним по частоте, так и у всякого приподнятого, легкого настроения есть своя частота и способная его разрушить нота. Наш праздничный настрой, наша радость, вызванная тем, что мы такие какие мы есть, достигли той степени, когда их тоже можно было разбить соответствующей нотой; и вот она прозвучала, негромко, но вполне отчетливо; затронув что-то такое, что все мы всегда носили в себе. Одни ощущали это сильнее, другие слабее, кто-то носил это глубоко под спудом, у других это ощущение было менее смутным.
Никогда еще я не была так потрясена тем, как поразительно и ужасающе одинаково устроен мир чувств у всех людей, никогда еще я не испытывала от этого такой неловкости. Появившись, тень больше не оставляла нас.
Так прошел день моего рождения, открывший четвертый десяток, поэтому мне хотелось бы, чтобы следующий за ним был совершенно иным. Вот почему ты нужна мне здесь – я не хочу снова угодить в сети обманчивых настроений, итог которым все равно – упадок духа и жалобы на жизнь; я хочу с самого начала спокойно и тихо пребывать в состоянии смирения, обсуждая с тобой превратности жизни, с которой уже ничего не поделаешь.
И вот ты не приедешь. Тогда я вообще не хочу отмечать день рождения. Не хочу, чтобы мое расположение духа отразилось на тете, хотя, сознаюсь, мысли досадить ей посещают меня, теперь, когда я сделалась нервной и раздражительной. Она исполнена такой скучной удовлетворенности жизнью, не желая никаких изменений, что я иногда невольно веду себя с ней малоприятным образом. Но в этот день не буду на ней отыгрываться. Просто пролежу весь день в постели, реветь по возможности не стану, постараюсь как можно больше поспать и порадоваться тому, что мне не сорок два. Впрочем, как знать? Может, сорок два – намного лучше.
Нет. Не хочу, чтобы приходили чужие мне люди; если придет кто-нибудь из подруг, попрошу сказать, что мне нездоровится. Они нагоняют на меня такую скуку, что я просто недоумеваю, как наша дружба еще не увяла окончательно.
Я пишу длинные письма. Тоже признак того, что я старею. В подростковом возрасте ты исписываешь восемь страниц, потом они понемногу ужимаются до четырех, а четыре – до двух; теперь же я чувствую, как все движется вспять. Однако я намерена с этим бороться и посему ограничусь всего одним добавлением: вчера, навещая одну из семей, живущих поблизости, я возобновила старое знакомство. С молодым Торсеном, точнее говоря, с некогда молодым, поскольку он, как и мы все, постарел. Может, ты помнишь: он был от меня без ума и, кажется, догадался, что он мне тоже небезразличен, а потом он уехал в Швецию. Он вовсе не забыл меня и приблизился ко мне в шуточной манере, торжественным шагом, чуть не за три с лишним фута протягивая мне загорелую руку, так, словно мы старые закадычные друзья, встретившиеся вновь после продолжительной разлуки. Выглядел он как нечто среднее между пастором и поселенцем, впрочем, он очень милый. Меня порадовало, что у него много седины в волосах и бороде.
Еще раз благодарю тебя за небольшое нравоучение, которое ты мне прочла: дескать я не должна падать духом, идти на поводу у меланхолии и прочее и прочее. Оно свидетельствует лишь о том, что ты, занятая своим старостой и тремя детьми, больше не в состоянии понять меня и таких, как я. Я отнюдь не подвержена никакой меланхолии, не впала в отчаяние и вообще не переживаю никакой трагедии. Не тревожься, в наши дни такие вещи встречаются только в книгах. Если человек несчастен, то несчастен он непременно без сучка и без задоринки, без каких-либо отклонений от нормы, а это скука. А я даже не несчастна, я всего лишь не счастлива. Было бы так отрадно пережить глубочайшее отчаяние и искренне почувствовать, что лучше бы миру и вовсе не существовать, но я не вижу мир в черных тонах, я всего лишь вижу серое серым.
Погода по-прежнему отвратительная, дождь и ветер, что называется, летняя датская. Мое уютное шале выглядит растрепанным от фундамента и до крыши, а сад каждую ночь засыпает увядшими листьями. Мерзкая осень, единственный плюс во всем этом – то, что можно ложиться пораньше спать, покончив побыстрее с очередным днем. На часах половина десятого. Спокойной ночи.
Твоя и т. д.
3
Тот же отправитель тому же адресату
12 сентября
Дорогая моя подруга! Как все-таки наивны мужчины, когда воображают себе, что мы в них влюблены, в то время как мы далеки от этого, равно, как и когда не замечают нашей в них влюбленности, при том что мы влюблены в них по уши. Я не философ и не собираюсь предаваться размышлениям о возможных причинах такой наивности, но тут есть какая-то взаимосвязь с тем, что самих их до скуки легко прочесть. Не было еще мужчины, влюбленного в женщину, которая не знала бы о его чувствах, вне зависимости от того, знал ли он о них сам, и никогда еще не случалось такого, чтобы мужчина разлюбил женщину, а она бы этого не обнаружила, и неважно, как тщательно он пытался все от нее скрыть.
Но существует множество мужчин, в которых влюблены женщины, а мужчины этого даже не замечают, равно как и мужчин, коих женщины давно уже разлюбили, а они и понятия об этом не имеют.
Эти милые, наивные мужчины, они даже не подозревают, глядя на нас, насколько все зеркально и, когда им кажется, что что-то справа, оно на самом деле слева, и наоборот. Они не понимают нашего языка и знать не знают о том, насколько «да» означает «нет», а «нет» – «да». Если бы они это знали, многих несуразиц в мире удалось бы избежать.
Хотя без незадач не обошлось бы, даже если бы мужчины были поумнее и понимали нас лучше. Теперь же будем счастливы тем, что есть: чем умнее мужчины, тем менее они нас понимают, и только тупицы что-то знают про нас, а именно то, что мы обращаем на них так много внимания.
Хотя знай об этом даже все мужчины, все равно многие недоразумения остались бы неразрешенными, ведь мужчинам никогда не постичь, насколько мы серьезны, уделяя им внимание. Это и для нас самих загадка. Мы обращаем внимание на всё, видим всё, всё подмечаем, но вот насколько нас это волнует?
А мужчины, насколько мы занимаем их мысли? Полагаю, они думают о нас немного больше, чем им кажется.
Ладно, довольно подобных наблюдений. Всему виной – возобновленное знакомство с мистером Торсеном, он послужил прекрасным примером того, как мужчины, добрые и неглупые, ведут себя в этом смысле.
Мы регулярно видимся в доме тех людей, у которых мы повстречались снова после долгих лет. Мы оба общаемся в этих краях именно с ними, и Торсен бывает у них каждый день: он приехал из Швеции, чтобы заключить несколько важных сделок с хозяином дома, и там у них штаб-квартира. Со мной он обращается по-прежнему несколько комично как с близкой подругой, от которой нет никаких секретов, я уже привыкла к этой его манере, и мы много болтаем о прежних временах. Он поведал мне, как был тайно в меня влюблен. Его признания позабавили меня, хотя и не стали для меня открытием.
Вчера он, конечно же, опять был там. Все утро шел дождь, но после полудня распогодилось. Наконец он закончил свою беседу о древесине с хозяином дома, занимавшимся оптовой коммерцией, и, когда мы вышли в сад, небо уже прояснилось и мне захотелось пойти в лес посмотреть на туман, поднимающийся после дождя от земли между стволами деревьев. Поскольку мы вновь были закадычными друзьями, я предложила ему присоединиться ко мне; он согласился с большой охотой. И мы совершили замечательную прогулку, наблюдая за тем, как серый и мокрый от дождя мир над нами и вокруг нас превращается в сине-золотой. Именно тогда он многое мне поведал. Сегодня погода хорошая. Солнечный день в наших краях так красив, что стоит заплатить за него двумя дождливыми.
Твоя и т. д.
4
Тот же отправитель тому же адресату
18 сентября
Дорогая подруга! Как все же мужчины глупы, вынуждена это повторить! Чем больше я с ним вижусь, тем отчетливее вспоминаю то время, когда он мне нравился. Было большой ошибкой с моей стороны посчитать, что я сразу же припомнила все. Многое забылось и теперь понемногу всплывает в памяти.
Его особенность заключалась в том, что он из тех мужчин, в которых влюбляешься еще до того, как они успевают тебе понравиться. Ты же знаешь – есть мужчины, про которых мы с самого начала без колебаний понимаем, что никогда и ни за что не влюбились бы в такого, но встречаются и другие, правда, намного, намного реже, они нам не симпатичны не только тогда, когда мы начинаем в них влюбляться, но и долгое время после того, как это случилось. Так было и с ним. Я чуть ли не заболевала, когда он был излишне внимателен к другим дамам; если он подходил ко мне, мы никогда не могли найти тему для разговора, и всегда он меня чем-нибудь раздражал, а именно тем, что, как я стала подозревать, он думал, что нравится мне. Я была совсем не в восторге от того, что другие дразнили меня им, но совсем уж непереносимо было, когда ему самому приходило в голову меня поддразнить.
Какие мы все-таки странные в юном возрасте. Что меня так настроило против него? Мне кажется, все потому, что он был одним из тех, кого мы боимся, потому что нам кажется, что такие люди верят в невозможное и настолько требовательны в любви, что от этого на душе становится неуютно.
Так вышло и с нами тогда. Сейчас, спокойно и с удовольствием беседуя с ним и совершенно не испытывая перед ним страха, потому что я совершенно не боюсь его любви, ибо больше не верю в любовь – я совершенно не могу осознать, что это тот самый человек, который исчез после…
Пришла пора рассказать тебе, что именно произошло между нами; не так и много, но всё очень типично для него.
Как-то мы разговаривали об одной из моих подруг и о том, что, по слухам, она всерьез потеряла голову от мужчины, которого мы оба знали. Он женился на другой, и поговаривали, что моя подруга искала место гувернантки, желая уехать оттуда. Я усомнилась в этой влюбленности, и он поинтересовался у меня в присущей ему вызывающей манере, считаю ли я себя способной когда-нибудь полюбить сильно и всерьез. Поскольку я была влюблена, я, разумеется, ответила: «Нет», на что он сказал, что так и думал. И на сем точка. С тех пор мы не говорили наедине, он избегал меня, а потом купил дом в Швеции. Да, вот так все было. Недлинная история!
Он неизменно появлялся в театре, когда давали спектакль, входящий в абонемент. Однажды вечером я сидела там в прекрасном настроении. После многолетнего перерыва давали «Белую даму» [2]; ты знаешь, я обожаю эту музыку, любовь к ней сопровождала меня с детских лет, и я была счастлива, что он тоже в зале, счастлива от мысли, что, пока звуки уносят меня прочь, взгляд его не отрывается от меня, словно держа в своих объятиях. Зимой, когда он уехал, эту оперу давали еще раз, но в тот вечер я плакала, плакала так сильно, что до сих пор не понимаю, как никто этого не заметил. Впрочем, это были единственные слезы, которых стоила мне эта история.
Гарриет, чудаковатая Гарриет, сказала однажды, что Торсен был бы как все, прими он за обыкновение сидеть с опущенным взглядом; он был всегда таким беспокойным, словно наэлектризованным. И вот теперь он выглядит спокойным и часто сидит, опустив взгляд; но когда он начинает говорить, то никогда не угадаешь заранее, что он сейчас скажет, в отличие от остальных, и в этом его преимущество.
Твоя и так далее
5
Тот же отправитель тому же адресату
22 сентября
Дорогая подруга! Сделай одолжение, не спрашивай больше, как поживает мое горло. В последних письмах я забывала ответить на твои вежливые вопросы о его состоянии, потому что сама совершенно забыла о нем думать. С ним все в полном порядке.
Так что благодарю тебя за совет быть осторожнее с промокшей от пара сорочкой, когда я ложусь спать – к счастью, он мне не понадобится. Каждое утро я купаюсь в море, оно освежает меня, и я становлюсь прямо-таки богатыршей, от моей нервозности не осталось и следа; правду говорят, что вода в сентябре придает очень много сил.
Пальто, которое ты просила меня купить, я отослала тебе сегодня утром. Я в точности следовала твоим указаниям, но слагаю с себя всякую ответственность за то, что оно зимнее. Мне кажется, столь прекрасное время года не заслуживает подобного обращения.
Твоя и прочее
6
Тот же отправитель тому же адресату
24 сентября
Позволь рассказать тебе вкратце о наших милых общих друзьях, моменты, которые, как мне кажется, я упустила, хотя они есть – и разные мелочи и вещи поважнее. Славный сынишка Ингеборг очень тяжело переболел скарлатиной, но теперь поправился. Может быть, с моей стороны было ошибкой побывать у них несколько раз, поскольку я не вполне уверена, что сама болела скарлатиной в детстве, но я правда так скучала по милому личику – ведь это единственный ребенок в нашем с тобой ближайшем круге общения – что должна была пойти к ним и увидеть его, как только было объявлено, что меня готовы принять. Он лежал так тихо и выглядел таким беспомощным, но опасность, слава Богу, полностью миновала, и если проявить осторожность, то всё будет в порядке. Поверь мне: Ингеборг, «дронтиха», как мы ее окрестили, оказалась просто образцовой матерью. Даже теперь, когда я пишу тебе об этом малыше, во мне просыпается такое желание увидеть его, что я отправлюсь к ним в Эстербро сегодня после обеда.
Вчера у меня гостила Камилла со своим женихом, они помолвлены. Они тянут уже семь лет, хотя она совсем не Рахиль, а он далеко не Иаков [3]. Несколько дней назад мы говорили о них с Торсеном; они ведь обручились еще до его отъезда. Я не могла избавиться от мысли, что если бы он с ней порвал, либо она с ним, то тем самым нарушилось бы привычное течение их жизни, это их в основном и беспокоило. Она ко всему еще и страдала бы из-за того, что он так долго избегал других женщин. Торсен, правда, посмеялся, однако же заступился за них, более того, он был на стороне пар, которые обручены длительное время, поскольку ему казалось, что любовь зачастую, как хорошее вино, становится с годами только лучше, она становится более спокойной и менее эгоистичной. «Становится лучше с годами», в этой фразе было что-то такое, что я не только примирилась с Камиллой, но и немедленно пригласила ее саму и ее Харальда в гости; они не были у меня летом. Мы провели время фактически втроем – Торсен не смог прийти – и в глубине души я, кстати, раскаялась в своем суждении о них; они на самом деле – пара милых, добрых людей, счастливых вместе, хотя и прошло семь долгих лет. Я совершенно уверена, что она считает Харальда, несмотря на его неважно сданный экзамен и сомнительные перспективы, одним из светочей теологии. Она, кстати, так обрадовалась моему приглашению и так была тронута моей «преданной» дружбой, что я совсем смутилась; особенно несчастной я почувствовала себя, подарив ей раскладной стул с расшитыми сиденьем и спинкой – он был предметом ее восторгов. Вскоре у них появится своя гостиная, и этот стул будет там «ее личным» стулом. Ты же знаешь, она всегда была одной из тех, кто немного склонен к завистливости и — чуть что чувствует себя обделенным, но при этом такие люди очень легко ударяются в противоположную крайность.
Осень у нас стоит превосходная. Я никогда еще не видела такого прозрачного воздуха, такой прозрачной воды и такого голубого неба над зелеными, желтыми и красными кронами. В особенности по утрам и по вечерам пейзаж приобретает такое богатство красок, какого ты и вообразить не сможешь, а воздух ясный, прохладный и упругий, как сталь, и такой свежий. И под стать ему – настроение у всех вокруг; не знаю, что ему причиной. Моя дорогая тетушка, успевающая везде, не говоря обычно при этом ни слова, засыпает меня комплиментами не только по поводу моей внешности — ее она находит вполне удовлетворительной на данный момент, — но и моего обаяния. Я начала читать ей вслух, но причина не в этом. Я сама толком не знаю, в чем причина, может быть, в других людях, которые нынче сделались такими милыми. Или все потому, что я теперь вижу в них то, чего раньше не замечала. Так же, как в эту пору можно подолгу смотреть на залив и замечать вещи, которые обычно незаметны глазу, так и я открываю в людях так много сердечности, которая обычно ускользает от моего взгляда. Это удивительно, может, все дело в ясном, свежем, легком воздухе, может, это он так действует на нервы или мозг, или на что он там действует, неважно, что бы это ни было, я получаю от этого удовольствие.
Твоя и т. д.
7
Тот же отправитель тому же адресату
26 сентября
Раз ты не захотела приехать ко мне на мой день рождения, то я сама к тебе приеду. Я соберу вещи и выеду на Фальстер завтра утром, если успею; думаю, ты встретишь меня, хотя я и предупреждаю о своем приезде так поздно; здесь мне невыносимо, все серо, затянуто тучами и холодно, солнце больше не светит. Все разъезжаются. Семья коммерсанта возвращается в город, они задержались дольше других, а что касается Торсена, то они говорят, что завтра он уезжает к себе в Швецию.
Твоя и прочее
8
Телеграмма от того же отправителя тому же адресату
(получена прежде письма)
26-е. Вечер
Мое письмо считай недоразумением, на Фальстер не еду.
9
Тот же отправитель тому же адресату
28 сентября
Дорогая подруга!
Снова прошу тебя приехать на мой день рождения, может, тебя убедят изменения в программе. Тебе не придется проводить время исключительно в моей компании; у меня будет несколько гостей. Я отказалась от мысли устраивать день скорби, так же, как и от попыток скрыть седую прядь на виске, присыпав ее темной пудрой; да, я собиралась провести такой эксперимент, не успела обсудить его с тобой. Маленький седой локон совсем не заметен. Если уж на то пошло, то человеку приходится седеть, так же, как приходится стареть; этого не изменишь, и это вовсе не так уж страшно. Нет ничего хуже однообразия, будь это даже светло-зеленая свежесть.
Так что дождемся весны и посмотрим, принесет ли она что-то, хотя бы отдаленно напоминающее вещи, доставляющие радость нам, счастливым смертным, живущим в этом красивом месте. У нас здесь синее Средиземное море, итальянские небеса, желтые и красные листья, горящие огнем в зелени кустарников, совсем как апельсины. Зелень во многих местах все еще сочная, как в середине лета, а дом со всех сторон окружен диким виноградом, который все лето разрастается только для того, чтобы предстать во всем своем пышном великолепии осенью. Я молчу о своем цветнике осенних роз; шале просто райское место.
Если приедешь в понедельник, то увидишь господина Торсена. Я послала ему приглашение и сегодня получила ответ – он, оказывается, не уезжает в Швецию, я просто все не так поняла, когда писала тебе об этом в последнем письме – немного странно и так на него похоже. Он поблагодарил и ответил, что придет; в его письмо была вложена засохшая роза; он написал, что это та самая, что я подарила ему однажды. Мне трудно судить, так это или нет, но мужчине же можно поверить на слово. Я помню, что дарила ему розу, хотя это произошло максимально буднично и быстро. Теперь ему пришла в голову идея, очень напомнившая мне, каким он был тогда, до отъезда. А именно, он хочет, чтобы эта роза послужила ему подсказкой, когда он будет искать свое место за праздничным столом. Но я сыграю с ним шутку, воткну ее в волосы вместе с другими цветами; пусть прикрывает седой локон.
Так что приезжай. Если не приедешь, придется продемонстрировать тебе, что я могу обойтись и без тебя, эгоистка.
Твоя и тому подобное
Примечания
[1] Пансион основан в Копенгагене Кристианой Харбое, вдовой тайного советника Йенса Харбое, в 1741 году (прим. перев.).
[2]«Белая дама» (La dame blanche) — комическая опера Ф. А. Буальдьё в 3 д., либретто Э. Скриба по мотивам романов В. Скотта «Монастырь» и «Гай Мэннеринг, или Астролог» (прим. перев.).
[3] Отец Рахиль, скотовод Лаван, признал Иакова достойным женихом своей дочери, однако выставил жёсткое условие для свадьбы — семь лет бесплатной работы в его хозяйстве (прим. перев.).