Опубликовано в журнале Новый берег, номер 81, 2023
Есть прозаики, настроенные лирико-драматически, волнующие публику психологическими глубинами. Есть — со счастливым комическим даром, они всегда находят над чем посмеяться и нас повеселить. А есть прозаики сердитые, вечно недовольные тем и этим, и ловко вовлекающие в свое недовольство (в диапазоне от ворчания до ярости) читателя. При всей крайней условности такого разделения, герои нашего нынешнего обзора точно могут быть названы рассерженными. Объединяет их и принадлежность к одному примерно поколению — Александру Пелевину нет сорока, Кириллу Рябову — сорок в нынешнем году, Дмитрий Захаров этот рубеж пересек недавно. Все они активно используют приемы фантастической литературы, что тоже, как мне кажется, является поколенческим маркером. Ну и да, постоянно сердятся по разным поводом, причем довольно убедительно.
Дем цайт цум Фауст
Александр Пелевин. Гори огнем
ИД Городец, 2023, 176 с.
«Гори огнем» питерца Александра Пелевина — это нравоучительно-мистическая притча о том, к чему приводит предательство Родины и товарищей. Также о том, что фашисты плохие. Да и их союзники власовцы тоже большие негодяи. Насчитывает книга менее 200 страниц, и то, иногда кажется, многовато. Однако — налицо выигрыш у предыдущего пелевинского произведения, «Покров 17», который, будучи потолще, от того становился и более трудноусвояемым.
Итак, молодой офицер, бывший учитель, Иван Гуляев сдается в плен под Волховом, чисто чтобы выжить. Затем, чтобы жить лучше, чем в лагере, идет служить в армию генерала Власова, становится инструктором в школе советских пленных, также выбравших службу фашистам. Тут он предает своего коллегу, оказавшегося подпольщиком (а до этого, еще в Красной Армии, доносит на коллегу-алкоголика. Подлец, одним словом).
Параллельно Гуляев вступает в сношения с неким демоническим майором Цвайгертом, переживает цепь перерождений, которые, впрочем, приводят его все туда же — в ряды власовцев. Отказаться от пути предателя Иван никак не может. Кончается для него, однако, все сравнительно неплохо — советскими лагерями и последующей дворницкой службой. Книга содержит ссылки на труды историков, описывающие и разоблачающие власовское движение. Так сказать, матчасть усвоена. Но дело точно не в ней.
Александр Пелевин пишет сердито и размашисто, что, помимо привлекательной для публики яркости, неизбежно ведет к спутанности истории и стилистическим небрежностям. Лучше эту книгу читать, особо не задумываясь, как поэму в прозе (известно, что автор пишет и стихи). Например, как очередную вариацию на тему Фауста и Мефистофеля (собственно, Цвайгерт и переводится как «готов служить»). Как, например, гениальные «Два часа в резервуаре» Бродского, произведение в некотором роде тоже «из немецкой жизни», в котором, правда, немудреных притч, подобных Пелевинским, поместится штук сто. Помните?
Я есть антифашист и антифауст.
Их либе жизнь и обожаю хаос.
Их бин хотеть, геноссе официрен,
дем цайт цум Фауст коротко шпацирен.
Проза Пелевина родом из фантастического литературного самиздата, сегодня нашедшего себе приют на сайте Author Today. При всей своей литературной непритязательности и принципиальной вторичности (ибо рождены они из многого разного прочитанного ранее и перемешавшегося в сознании сочинителя в относительно однородную массу), такого рода произведения берут своей горячностью и безыскусностью. Так сказать, «Ди Кунст гехапт потребность в правде чувства» (тоже из Бродского). А собственно и вторичность пригождается — кому ж из читателей не лестно отыскивать в новом тексте следы старых! Список легко отыскиваемого в книжке А. Пелевина крайне велик, как говорится, от Василя Быкова до Лавкрафта, но это, повторю, для подобного авторского подхода к текстостроению совершенно естественно.
Секрет успеха Александра Пелевина в том, что он, во-первых, придает заведомо низкому трэш-жанру не свойственную ему лиричность (занятия поэзией пригождаются). А во-вторых использует трэш не в развлекательных, как простодушные коллеги, вроде Ивана Шамана или Артема Марта, но в идеологических, «серьезных» целях. Сердится и обличает. Это неожиданное переключение регистра привлекает многих читателей, а некоторых критиков заставляет говорить о прозе Пелевина всерьез. Вот даже и меня. А что!
Их либе ясность. Я. Их либе точность.
Их бин просить не видеть здесь порочность.
Питер души повытер
Кирилл Рябов. Лихо. ИД Городец, 2023, 264 с.
Книги еще одного питерца, Кирилла Рябова, полны экзистенциального беспокойства и какого-то отчаянно-злобного взгляда на мир. С немалой художественной силой он убеждает нас, что именно в Питере открыт вход в Преисподнюю. А населяют град Петра злодеи, аутсайдеры и безликая, довольно злобная масса горожан. Причем ожидаемого черного юмора у Рябова, можно сказать, и нет. Он обо всем этом пишет всерьез. Его идеологическая платформа — этакий панк-анархизм с прививкой специфически питерской «темной духовности».
Его излюбленный жанр — небольшие повести (или романы, все же близкие к повестям). Вот и рецензируемый сборник состоит из трех вещей — заглавной повести, повести «Живодерня» и рассказа «Маленький г.». Критики (а Рябов привлекает внимание критиков, пожалуй, едва ли не больше других прозаиков своего поколения) говорят о проблесках в этом сборнике неких новых тенденций. А то и верно — когда об одном и том же пишется в десятый раз, это становится и предсказуемым, и малоинтересным.
Заглавная повесть «Лихо» — самая «рябовская». На простого учителя и его окружение стали валиться всевозможные беды и напасти. Вперемешку и вполне бытовые, и символически-гиперболизированные. Например — директора его школы растерзал белый медведь в зоопарке (!), а один из учеников повесился. В общем, все как у Хармса или песенке про десятерых негритят. Героев не жалко, они функции, чья задача иллюстрировать тяжелый кошмар существования. Правда, в финале автор все же дает затюканному герою слабый лучик надежды. Да и то, оцените: речь о возможном сближении с матерью повесившегося ученика…
Рассказ «Маленький г.» интересен более своей придумкой и зачином — вдруг выясняется, что одного из детсадовцев зовут… Гитлер! Как реагировать воспитателям? Что это за родители, давшие такое имя? Вопросы будто для литературного квеста, ну и рассказ таков же, игровой, с перевертышами. Сначала наши симпатии отнюдь не на стороне администрации садика, но потом, когда мы знакомимся с родителями бедного ребенка и узнаем, что затеяли они этот эксперимент, что называется, только для хайпа, симпатии возвращаются обратно. И так далее.
Самая интересная вещь в сборнике — «Живодерня». Название и герой-аутсайдер, бывший футболист вполне рябовские. Но вот сам сюжет изобретательней, чем обычно. Этого самого маленького человека заставляют… написать книгу. Прямо-таки принуждают с помощью самого грубого насилия, угроз ближним и т. п., он сопротивляется, сколько может, сохраняет в себе проблеск независимости, человечности, но в итоге ломается и выдает на гора нечто. Это, конечно, не книга, это бессмысленный набор букв — то есть сигнал о капитуляции, прекращении сопротивления. А кто сказал, что в мире господства и подчинения (разоблачение механизмов этих процессов — любимое занятие Рябова) литературное творчество является исключением? Писатель запряжен в то же ярмо, как и мы все, он такой же униженный и оскорбленный аутсайдер. Учреждение под названием «живодерня» существует не только для крупного рогатого скота, она пущена в ход для всех, в том числе так называемых «творцов», «интеллектуалов». Как раз выход из питерского гетто на некие обобщения и придает повести Рябова ценность. Ну и сердитые мини-портреты неких питерских литдеятелей (надо полагать, имеющих точные прототипы) весьма остроумны.
Вымышленная публицистика
Дмитрий Захаров. Комитет охраны мостов. М., АСТ, 2022, 290 с.
Дмитрий Захаров ранее написал несколько небольших романов отчетливо оппозиционной направленности, с большим количеством фантастических приемов и допущений. Самым интересным, пожалуй, можно назвать роман «Средняя Эдда», о художнике с волшебным даром, творце, противостоящем, естественно, властям. Именно на российские власти Захаров постоянно сердит, да еще как — мечет в них громы и молнии, не стесняясь в выражениях.
Рецензируемая книга описывает, как зарождается и крепнет народное возмущение действиями силовиков и властей, которые бросили за решетку по сфальсифицированному обвинению несколько юношей и девушек. Так называемый «Комитет». Их обвиняли в том, что они собирались взорвать мост, но, как выяснилось, это была чистой воды провокация.
Фантастическое допущение, которое есть и в этой книге (так называемый Зимний Прокурор, зловещая, мистическая фигура, против которой родители арестованных готовят волшебные артефакты), в общем, ей не пригождается. Да и автор как будто постоянно забывает о фантастике (это лишь одна из линий повествования), концентрируясь на «абличениях» (термин, который ехидно ехидно любил употреблять Достоевский, нарочно искажая слово).
Мы то оказываемся в тюремных камерах, то в редакциях среди журналистов, решающихся или нерешающихся писать честно, то среди несчастных родителей. Есть яркие места.
Однако непоправимо губит книгу вот что. «Комитет» написан намеренно публицистично. О некоей «художественности», то есть психологичности, стилевых и интеллектуальных красотах, здесь говорить не приходится. И книга могла стать событием, если бы в ней говорилось о действительных делах! Между тем перед нами чистый вымысел.
Такого рода вещи писать и интересно, и безопасно, что неизменно оборачивается легковесностью и схематизмом. Ну, арестовали ребят вроде как «не за что» — но если бы речь шла о реальных злоупотреблениях и ты бы их расследовал, это одно. А если ты все выдумываешь, сам изобретаешь злодейскую схему и сам ее разоблачаешь — ценность такого текста, как минимум, снижается в разы. Как раз фантастика могла бы помочь, возвести хронику в некую концепцию, удивить читателя не внешним (оно сомнительно), но глубинным сходством описываемого с тем, что происходит в реальности.
Как раз в «Средней Эдде» Захарову это во многом удалось (хотя и та книга несвободна от недостатков). Здесь — нет. А вымышленная публицистика, знаете ли, особой ценностью не обладает по определению. Захаров, сам журналист, не может не знать: если в редакции тебе дают задание написать о какой-то проблеме, а ты все выдумываешь «из головы», долго твоя профессиональная деятельность не продлится. Выгонят со скандалом.
Самыми интересными можно назвать те места, где действие четко локализуется в реальных координатах — в Красноярске, Новосибирске, Томске. Очевидно, некоторые персонажи имеют своих прототипов в тамошней медийной и властной тусовке. Вот им, наверное, было читать интереснее, чем нам. То есть, где публицистика возвращается к своим истокам, все в порядке. Где пытается изобразить художественное произведение — увы.
