Стихи
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 81, 2023
***
последний русский говорит во сне как бы с оторванной рукою
которой и не записать такое, и на … нужно собственно вдвойне
подруги угнаны, страна прошла как музыка ночная у соседей
и перечней прощальных не прочла как титры зажевало на кассете
а как умела длить и застилать поднявшимся на областном отвале
кто мог не задохнувшись простоять, и навсегда ложились и вставали
леса леса где не в кого стрелять
и не было предъяв её страшней, позорней прозвищ, шуток несмешней
ментов проворней и врачей нежней, безжалостней уехавших, беспечней
оставшихся почти что чтобы стечь с ней с финального стекла, но и в таком
неутолённых, словно бы впервые сыграли в ммм и избирком
и так не получили призовые ни пеплами ни солью ни песком
***
на какой-то уже ничего не решавший год
мы переспали во всех их квартирах, согнали
к низкой реке все их автомобили, взятые
на известные деньги, и оставили так.
и мерещилось же, что здесь вместо них (и нас)
распространятся бесплотные семьи в тяжёлых
покрывалах на шестерых, что и город сам
будет переименован как никогда, —
но такие рассеялись даже раньше, чем те,
кто за всё это голосовал, а потом не вывез,
разве что успел дрифтануть/погулять с детьми
самой белой русской зимой.
мы примазывались к ним на проводы, а они,
сколько бы их ни обдалбывали, ни разу
не обещали вернуться, и нам ещё долго потом
было неясно, на что себя применить.
вот и стали такими, какими хотели всегда
предстоять перед ними: достали из шкафа
праведный мерч БУДЕТ ХУЖЕ и TOHU WABOHU,
выписанный когда-то в остром бреду,
вывесили с балкона еврейский флаг,
стали включать на весь двор пятнадцатый струнный,
вкрадчиво поясняя за каждый ход
в стынущий воздух, сторонящийся прочь.
так, предположим, и уцелеет в нас
их немногая речь, измождавшая камни, и даже
те, кто светят ночами на подступах, прижимаясь,
что-нибудь да возьмут себе из неё.
talent agent
в никчёмск как есть не едут эмма рут
и челси джой, как вспомнишь в нулевых
сливалась анна-варни, стыдный труд,
и даже кто играл на волевых
здесь прежде: настя с голосом совы,
с подсказкой лена, девочка-слюда,
уставшие давно, как ни зови,
уже не увлекаются сюда.
и вот тому, кто всем им написал
и не достал, как объяснить тому,
кто ждёт в лесу среди дырявых скал
из задранных корней, как так ему
не обещала ни одна, когда
он жив и виден, и его слова
читаемы легко из-подо льда,
в руках у них горящего едва.
чем, если так, он вовсе отличим
всё от него же, в скошенном полку
считателя бесследных величин,
скользящих в дождь по чистому песку?
он доживает молодость его,
как обещал, но сам не помнит, как,
выгуливая долгое вдовство
на ягодой поросших рудниках.
и в чёрный зал, подёрнутый слезой,
входя и неуверенно дыша,
он оборачивается звездой
с кей-и-экс-пи, фанаткою киша,
испуганной отличницей, к любой
готовой казни, только бы ещё
ресничным нервом, кожею рябой
догадываться, как он восхищён.
из владимира бибихина
мир, отпущенный в январе 92-го
как на вокзале, но вместе и в огневом
будто бы облаке, или в круглом бокале
hennessy, возносимом к великолепному рту, —
сколько мы шли за ним, хотя бы и подбирая
утрами на стоянках игорных домов
неповреждённые пачки от rothmans для
маленького домашнего иконостаса, —
всё же и не рассчитывали затронуть
страшной его порфиры, ни заглянуть
внутрь обшитого мраморной кожей салона, а только
доследить возможно, куда он ещё соскользнёт:
в римские бани какие, чилийские виллы,
путаясь в зеркалах, и какие там
светятся твари в аквариумах ресторанов,
что за другие названия у сигарет.
***
так они обещали покончить со всем
или бросить хотя бы записывать, или хотя бы
не выкладывать больше нигде, кроме неизследимо
тёмных мест: догхантерских форумов, запасных
станций большого кольца московской железной дороги.
и никто не сдержал даже самых нетрудных клятв,
потому что и не полагали, что кто-то их слышал,
как не слышали их же вполне настоятельных просьб
отпустить заключённых, выключить бомбардировки
некрасивых, но не покинутых городов.
мы следили за ними так ласково как могли,
помещённые в городе, за который бы, верно,
и они не вступились бы (что говорить: мы и сами
не просили бы отвести авианалёт),
допоздна и наутро опять, как в прекрасной больнице.
иногда они были жестоки, но тоже не до конца.
если же мы заставали их вдруг в одной койке
или упитыми неизвестно чем,
они только сильнее старались потом, становилось
по-хорошему неудобно всё это читать.
мы всё думали, чем отплатить им, но мы ничего
не придумали; впрочем, когда их уже уводили
одного за другой, они выглядели напоследок
будто это они были что-то ещё нам должны;
было бы любопытно выяснить, что.
***
освоившись на празднике таком, отец сжимается с решёткой парка
просвечивать ещё как ни о ком, кого катают по кругу пешком
ментовский слон, пожарная альпака.
никто здесь не готов; в спасательных баграх
не больше крепости, чем в заусенцах.
аттракционщики зовут усесться к египетским котлам на всех парах,
но призванные медлят как во сне,
переступают скользко, выясняют,
что на плакатах, и не объясняют,
как это так, прожить и так и не
переписать все имена травы, не выловить из клязьмы все стволы,
не загреметь под лёд весной, не вырубить подростка с о..евшей
колонкою переносной, не лечь на съёмной
с растерянной подругою жены,
не вывезти своих, не окопаться,
не бросить лишних денег на поправку
ребёнку бывшей, не сойти с ума,
не съездить в польшу на радиохэд
и в аушвиц, ни в блудные места,
ни в ферапонтово, ни в дагестан, не выйти
на площадь в шестьдесят восьмом, не просидеть
всю ночь на крыше университета
с губами спёкшимися, не перекричать
трибуну питерцев, не взять донецк и харьков
одним зарвавшимся броском, не оттереть
всех школьных пятен со стены котельной,
всей тёплой дачной тьмы с забытых книг,
не снять с двух рук неловких фаунд-футедж
на очистных в успенске, не взорваться
на трёх вокзалах, не произнести
с сопредседателями комитета
единственный, но главный приговор,
не навести какого-то моста
с покойными друзьями, не исчезнуть
без объявлений по каналам: стать
обходчиком торфяников, ночным
смотрителем за вереском, бредовым
подсказчиком на вымершей парковке
любого областного центра. он
почти не помнит, как он оказался
на этом месте, с этой стороны.
на узкий пляж ложится тень полка,
и по команде в сахарных ротондах
огонь бесплатный хлопает плащом.
кто не задет, напуган. кто задет,
тот восхищён. кто прозевал, те просят
исполнить заново, и подвигают ближе
своих нижайших. солнце распирает
решётку, руки, воротник, лицо
с прощающей и беспощадной силой