Рассказ
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 81, 2023
Пабло Пикассо. Фрагмент «Герники»
Дед убил голубя. У голубя был вражеский взгляд. И ещё голубь назвал деда хохлом. Потому получил по башке одноногим стулом, который дед у мусорника нашел. Дед убрал красные мозги голубя в траву и пошёл в магазин за хлебом.
Мальчик шёл по городу. Он считал стены. Две, три, две, одна, три, три, четыре. Когда вышел на площадь, увидел голову памятника. Она валялась в фонтане. Фонтан не работал. В нем дырка была размером с мяч. Мальчик сел на скамейку у фонтана. Было скучно, и он смотрел на свои ботинки. Мимо бежал мужчина в оранжевой куртке. Он сунул мальчику пакет и побежал дальше. В пакете был банан и булка с маком. Мальчик стал есть.
Женщину встретили на вокзале какие-то люди. Они посадили ее в какое-то кресло. Для инвалидов. Они хлопали ее по плечам зачем-то. Она смущенно попросила их вернуться к поезду. Надо отдать подушку. В туалет попросить постеснялась. Нужно было самой, самой. Люди оказались румынами. Они привезли ее в какую-то квартиру. «Здесь, — сказали, — будете жить». Женщина увидела первым делом незаправленные подушки. Сказать ничего не смогла.
Мужчина сидел перед большим монитором. В игре расквасил монстра. К полночи стало душно и неуютно. Он расквасил ещё пятьдесят монстров. Трубку не брал. Даже когда звонила Оксана. Тем более, когда Оксана. С монстрами не так страшно. Он больше не просил ее вернуться домой, хотя попросил бы. Это было бы эгоистично, зато все сразу стало бы просто. По сигналу тревоги открыл пиво. Монстры ждали.
Дед плакал в очереди. Ему дали стул и стакан воды. Он пить не хотел. Он хотел плакать.
Мальчик рисовал птиц. Одна, вторая, третья, не получилось, четвёртая. Мелок заканчивался, а птиц ещё было много. Он никак не мог нарисовать нормально клюв. Лампочка в подвале все время тухла. Через не знаю сколько часов мальчику сказали, что можно выйти. Он не мог встать сразу — ноги затекли. И видеть не мог, слишком ярко. Он пошёл наощупь и трогал стены, чтоб не упасть.
Женщина ехала в поезде. Она пила чай. Чтобы помешать сахар не хватало руки. Непривычно было все одной. За окном жарило. Щеке стало горячо. Она подвинула занавеску. Потом взяла пакет с бельём. Зубами его порвала. Взяла подушку. Так и сидела.
Мужчине отдали ключи прямо в руки. Поливай цветы — сказали. Не скучай. Кушай и все такое. Прощаться с ним не стали, это было бы слишком. Мы как доедем — позвоним.
— Позвони, как пересечете границу.
— Не кури дома.
Он смотрел из окна как они сели в такси. Он подумал, что давно не играл в монстров.
Дед сидел на земле. Фотография на надгробии потускнела за один день, потому что сделали все некачественно. Он пойдёт и заберёт деньги. Он поменял цветы, вынул из кулька бутылку и стакан в газете. Он развернул стакан и налил себе водки. Газета была старая и желтая. Руки деда, куртка и лицо были испачканы в земле.
Женщина не очнулась, потому что сознание не теряла. Все, что было сейчас казалось ей очень обычным. Вошёл врач и сказал, что ей повезло. А могло быть и хуже. А другие вообще. Женщина подумала, что и вправду повезло. Ещё она подумала, что надо бы помыться, а она не знает как. Повезло, что от нее до сих пор пахнет духами.
Мальчика разбудил звон. Такой звон, какого он никогда раньше не слышал. В его окне стекла больше не было, а штора висела одним куском, как пальто. Его мольберт упал, а краски слетели со стола и просто валялись. Он стал искать картину, которую вчера только закончил, но ее нигде не было. Что-то рухнуло, и мальчик стал кашлять от пыли. У него защипало в глазах. Он вспомнил, что при пожаре нужно ползти. Он дополз до входной двери, а там кто-то поднял его и понёс вниз. Внизу, в темноте сидели соседи снизу и сверху. Соседей справа он не нашёл. Зато нашел Славика, с которым ходил в художку. Мама Славика взяла мальчика за лицо и что-то сказала, но мальчик сделал вид, что оглох. Он вынул чёрный мелок из кармана и начал рисовать на полу птицу.
Женщина как раз выбирала духи. Ей не нравился ни один пробник. Сто штук перенюхала, все не то. Слишком сладкие запахи. Ей предложили один дорогущий флакон, брызнули на запястье. Запахло свежей мятой, рассветом, ее любимым чаем и тем утром, когда она сдала все экзамены. Рука сразу покрылась мурашками, женщина кивнула:
— Вот оно.
И подумала, что это конечно же слишком дорого, а кредит ещё не выплачен, до зарплаты полторы недели. И что лучше она отложит на какую-нибудь поездку, жила же как-то раньше без этих духов, проживёт и дальше, и еще нужно отправить деньги маме — маме, которая спросит встретила она кого-то, а она ответит, что нет и что нужно было, как сестра, выйти замуж в шестнадцать, причем удачно, и тогда она не стояла бы сейчас и не врала консультанту, что ещё посмотрит, и не шарахалась бы от сияющих полок, и не прятала сломанный зуб полуулыбкой, а просто купила бы этот хренов флакон, да ну на хер!
— Его и возьму.
Дальше был страшный грохот, а запомнила женщина только чёрную-чёрную то ли стену, то ли волну.
Мужчина лежал на боку и смотрел на нее, красивую. Она чем-то напоминала ему картину, что они видели пару лет назад в Италии на экскурсии в каком-то музее. Он сам не понял, почему вспомнил Италию. Может быть, потому что перед сном они смотрели ее любимый фильм с Челентано. Она сказала, что не похожа на Орнеллу Мутти. А он сказал, что похожа. Ещё они ели чипсы, которые она прятала от дочки, он хотел поцеловать ее в щеку, но подумал, что от него пахнет, наверное, этими чипсами, как назло с луком, а когда фильм закончился, она пошла в душ, он расстелил постель, открыл окно (она любит холодную простынь), и тапочки, которые она опять забыла, поставил у двери в ванную. Она вышла и сказала, что хочет спать, он, конечно, ни на чем не настаивал, она сразу заснула, а он нет, потому что фонарь во дворе светил прямо в окно, он ворочался, накрывал голову одеялом, потел, раскрывался, и когда наконец почувствовал тяжесть в веках, что-то бахнуло и завыли сигнализации.
Все было в лучах, все было очень красивое. Даже старенький полукруглый двор. Дед сварил кукурузы целую кастрюлю. Он вынес ее во двор и поставил на столик в беседке. Смел со скамейки листья. Дед очень хотел как-то оправдаться, исправиться перед внуком за то, что сломал планшет. Дурак старый, поставил на него чайник. Он позвал:
— Сашко! Виходь!
Не выходит. Сильно, значит, обиделся. Завыло. Дед поворчал, что зря только тащил кастрюлю на улицу, опять заносить. Потом подумал, что сходит все-таки лучше сейчас за солью. А то закончилась.