Опубликовано в журнале Новый берег, номер 78, 2022
1
…je demeurais tout le jour enfermé seul dans un poêle —
R.Descartes. DdlM 1
Когда он пишет, что вокруг зима,
что в комнате свет, а снаружи тьма,
что в камине трещат дрова, но повсюду такие снега-снега,
что даже валлонская сталь замерзает в ножнах
(потому что, конечно, везде война и вполне возможно,
он и сам был из тех, кому она мать родна)
и что вот, мол ‒ сидит он один в четырёх стенах,
ведь артисты уехали и с ними все дамы нах
(то есть отсель туда, где не так похоронны зимы,
где не только ватники, но и платья еще носимы),
и что вот — даже в самой кромешной зиме
появляется что-то как бледный росток в земле,
как в зерне под снегом тяжелым, как во сне согретом,
когда он пишет так, и когда я читаю это,
то сам как зерно наливаюсь последним теплом и светом
и думаю тоже, что всё это не просто сны,
что холод и дрожь — только способ дожить до весны,
то есть верить, что это — жизнь, и нет, похоже,
иных наружу путей как расти напролом, раздирая кожу,
сквозь землю любую, но и сквозь эту тоже.
2
…l’âme ne se conçoit que par l’entendement pur.
R.Descartes. à Elisabeth2
Когда он так холодно пишет ей,
что движение чувств — это приливы дурных кровей,
просто пена и густь, гидравлика в тесных трубах,
он не гонит муму, и наверняка
много раз нащупывала его рука
в амстердамских мертвецких эти комочки в трупах.
С кем-то быть или быть одному
не имеет значенья особого потому,
что он — Ренатус,
то есть однажды уже побывавший там,
где у пылких господ и даже у дам
остывает градус.
Потому получаются такие слова,
что когда душа болит и рассматривает себя сама
как прозектор, а не как дура,
то находит лишь сумму сложенья разумных частей,
а все чувства — движенья случайные в ней,
только литература.
3
…je trouve en moi des facultés de penser toutes particulières, et distinctes de moi, à savoir les facultés d’imaginer et de sentir, sans lesquelles je puis bien me concevoir clairement et distinctivement tout entier.
R.Descartes. Méditation sixième 3
Когда он смотрит
на глухое броженье, на вращение тел слепых
на площадях и на шумных улицах, как вдоль них
копошится всё та же жестокая брейгелевская игра,
как течёт и как пенится черновая людская икра,
он думает,
мол, зачем это всё опять и опять, о боже,
как это всё повторяется, на неолит похоже,
и опять механизмы птенцов тычут клювами в тело мамки
и повсюду одни тела, только тела одни, только самцы и самки.
Тогда он скажет или не скажет даже,
а немо попросит — Господи, ведь это не я ?! не я же —
только место моё, только тело моё пустое,
черновая схема, пространство необжитое,
сделай так, чтоб я жил, чтобы изредка был я,
ведь быванье моё — это не только моё усилье,
но и что-то ещё дословесное, что-то как вдох такое
саднящее где-то внутри и в каждую нутрь влитое.
И когда он опять посмотрит
не глазами, а ясным светом льющимся изнутри,
он скажет — о, Господи, сколько хочешь, сколько можно ещё повтори,
повторяй опять и опять легких пар переклички,
да будут их игры просты, да будут птенцы и птички
гомонить,
в спелых кронах пусть так же шумят ассамблеи,
да будет в темнях темно, но всё же в светлях светлее,
пусть ты устал смотреть это кино всё то ж, но
если можешь ещё продли, если ещё возможно.
… когда смотришь издали на это всё,
кажется что… как бы… впрочем, едва ли
это… возможно, наверное, оттого,
что смотришь из слишком далёкой дали.
То есть, как будто бы видишь что-то,
скажем, вещи какие-то или формы что ли,
кажется, вот они — есть, а они — пустоты,
пустые как лунки в трескающем дыроколе.
И понима… или чувствуешь скорее даже
что-то такое… другое ‒ oткрытость небес таких,
пустых и холодных… И не столько важен
ты сам, сколь твоё отраженье в них.
/2014/
***
Стихи врага —
возьми их мёд тягучий,
учти их вес и слов прекрасный ход,
запомни навсегда на всякий случай
блеск его глаз, прозрачный колкий лёд.
Возьми всю синь из окон детских спален,
всю розовость ладошек дочерей,
запомни летний сад, вишневый запах мамин,
когда он тесно прижимался к ней.
Пусть он тобою станет обеспечен,
весь его мир в себя возьми и сохрани,
возьми всю жизнь как выедают печень,
но самого его —
перечеркни.
* * *
Не гневись княже аже аз к тебе рекох
есмь скарид книгчий — не гудошный скоморох
не винен тем что тако дерзо рещи
бытийски леéствицы читах зело́бо вещи.
Егда поидешь на врази во глухомуди
со многы рабие твое и со все люди
возьмите стрел опричь чюдесный вес
помалу кажд хоть пядь от сиих небес.
Тамо кровно ристающе в селах и во степях
аки гладные волци зубаты во лютых прях
буди дух на вас светом исполон он
яко мужеск топча а девы беря в полон.
Яко же абие отворяше во град врата
вострубите какая жиза́ настанет и годнота́
и воззрите во мертвый ворожий отверзый глаз
и свет воссияет в нем навечно исшед из вас.
***
Проходят медленными снами
не дни, не годы — времена.
Не то ли происходит с нами,
когда мы длимся и длина
разматывает нас в прямую
одну лишь движимость, в немую
растянутость не наших слов.
Во временах, в иллюзионе снов
играет кажимость явлений,
как вещество глухонемы
звучат лишь формы, но не мы.
Но есть словарь иных словений,
запас бессрочный, и он в нас
открыт на миг. Он здесь. Сейчас.
***
Кому показать, если увижу тучу?
Н. Мандельштам мужу.
Из последнего письма 22 октября 1938 г.
— Какие белые там, посмотри какие
подкрашенные охрой по краям…
— Вот те, что?.. — Нет, вот эти надувные,
подобные взлетевшим простыням
и на ветрах как на ветвях повисшим.
— Но это просто пар… — Я знаю, милый, но
скажи, что это души в круге высшем,
не так ли говорить заведено?
— Кому сказать ? — Скажи хотя бы мне,
я так и быть тебе поверю снова,
что в мерзлой пересыльной тишине
ты просто принимаешь форму слова
иль только выдоха парящего парного
иль стона тихого из штольни ледяной.
На смерть электрочайника
В иные дни, в былые годы
как ты сиял и как бурлил!
Из носика какие лил
жаркоклокочущие воды!
Какие бури чувств кипели
в твоем блестящем животе,
а нынче страсти уж не те
в твоем перегоревшем теле.
Из упаковки, краснолоб,
твой сменщик славит новоселье.
Ему что было колыбелью,
то для тебя — картонный гроб.
И если правда, что сознанье
есть сумма импульсов, и в нас
проводят токи микросхемы —
где мысль потом и где желанье?
Какой же смысл в тебе погас?
И в нас, когда он гаснет, где мы?
***
когда мы говорим словами
они идут как поезда
и прошумев совсем проходят
туда где их не повторить
но что-то остается с нами
последней дрожью полотна
быть может и онa проходит
совсем проходит может быть
***
Тягуче и невыносимо долго,
как будто всё кого-то ждёт,
как ртуть тяжелая, как Волга —
так время русское течёт.
Из горьких соков подземельных,
cнегов, ключей, плевков и слёз,
из подлинных и из поддельных
теченье ровное слилось.
И ты — любимый и прекрасный,
и он — ничтожество, урод,
впадаете единогласно
в разлив холодных этих вод.
Примечания ред.
1 …Я проводил целый день в одиночестве в закрытой комнате (в оригинале «теплой комнате, диалектизм). Р. Декарт. Рассуждение о методе.
2 …Душа постигается только чистым рассудком. Из письма Р. Декарта Елизавете I.
3 …Я нахожу в себе очень определенные — и отличные от меня — способности мышления, а именно способности воображения и чувств, без которых я могу четко и отчетливо полностью представить себя. Р. Декарт. Шестое размышление.