Стихи
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 78, 2022
Господе
Снова надо мне Тебя защищать,
Становиться рыцарем, облекаться луной.
Защищать себя:
ведь я просто твоя часть.
Прикройся гневной и вздорной мной.
Твой радужный шарф бантом на моем рукаве.
Любимая Господе, на Тебя ополчились полки.
Не хочет славить Тебя даже муравей.
Муравейник падает, а тельца и лапки мягки.
Кто говорит промысел, кто теодицея,
но Ты нежна
и не слушаешь громких мужских разговоров.
Ты наткала столько земного, небесного полотна,
вышила гладью сей многоцветный ворох
платьев, сладких хлебов, лаванды, домов в три окна,
где любили, ссорились —
домов, что предали огню.
Ты горишь со всеми, но Ты осталась одна.
Дай же руку, любимая! Я Тебя спасу, сохраню.
Глобус
Тени картами распластаны под ногами.
Наступать страшно — а вдруг мы там?
Беженцы берут с собой города, убегая,
Ничего уже не расставить назад по местам.
Голова кружится при виде застывшего глобуса.
Где его витки, стальная ножка и ось?
Tолько очередь из машин и валких автобусов
на шоссе застыла, пока время не началось.
Нет ночей и дней. А помнишь, папа брал лампу,
говорил: «Вокруг ходи, крути земной шар
— и поймешь, как устроено». Во сне ты с шара соскальзывал, плакал,
просыпался, опять засыпал — будущим, пылью дыша.
Первый день: бабка Настасья
Бабка Настасья
просила небо:
мол, держись, не падай!
Била на жалость —
и небо держалось.
Только вчерась вот
сил у ней не было.
Она бы и рада —
но весь день лежала.
Небо подумало: померла старуха,
теперь уже можно —
и на землю рухнуло.
За день до
закрой все окна
завтра ветер
говорят ураганный
представляешь поднимется рябь на синей воде
на холме Святой Анны
ветки будут к стволам прижиматься деревья к корням корни к земле
к плотине ходить не велят сладко мурашки по коже ночь веселей
открой все окна
тихо-тихо
ничего ниоткуда
представлять себе нечего
мыслей дел бесцветная груда
лес как лес поле молча лежит намыкался день
смена сдана
смотри в эту ночь она как все но пустей
завтра война
Снег
Хорошо в этом парке дышать тревогою белой.
Очертанья мира отсюда совсем другие:
не те, что страшные правители мелом
рисуют ‒ чей голубь смахивает на гибель.
Снег ‒ это тайна, отменяющая все тайны.
Свои нательные крестики нащупывают кусты.
Я не хочу, чтобы ты растаял.
пусть лучше растаю я, а не ты.
***
Вот уже люди идут
вот уже новые люди идут
вот уже новые люди живые идут
вот уже ближе они стрельни
Саньк
говорит танк
Ваньк
отвечает танк
зачемтакзачемтакзачемтакзачемтак
Фонтан «Тритон»
если так хочу умереть почему так хочу жить
вероятно все приходят с этим вопросом
а психолог мраморным ртом выпускает воду не пить
написано на табличке есть торс нет носа
чего-то нет на всем статуях и домах
ум поселяется в несуществующей тихой части
небытие его сумочка с проездным его мех
прозрачные ласки без конца и зачатья
если я так люблю тебя почему вдвоем
никогда подолгу и разве не все не все так
выйдет луна вместе давай повоем
о плывущих наверх людях и других предметах
Супермаркет. Вечер.
Отсекая плодам обратный путь к размноженью,
я кладу в корзину то, что будет обедом.
Сотни белых ламп избрали меня мишенью,
сотни черных стёкол мне обещают победу.
Расторопен, всегда приветлив мальчик на кассе.
Бирка «Питер»: значит, это очередь в рай.
Насыщаются все. Радевший с любого часа
выплывает наружу с тележкой, полной добра.
Кем мне быть теперь, раз собой так больно, может быть рыбкой?
Или бабочкой, ей легко умирать, она однодневка;
половинкой луны в реке, но там зябко и зыбко,
там полощет небо свой сумрачный флаг на древке.
А вверху, где облака, в бездомном сером просвете
все цари, все полки, тучные все стада.
Ветер рвет из рук пустой магазинный пакетик.
Или сам пакетик рвется, хочет туда?
Половиной лица смотрит луна над деревом ночи.
Половино-телом и я стану и половино-тенью.
Сквозь меня пройдет мелкий ангел, печенье канюча.
Но нигде для него нет ни слов, ни стен, ни печенья.
***
хочется снова попробовать: вдруг изменился вкус
ночи, детской сладости, слова искус, Иисус
снова взглянуть: море в окне не мелькнет ли
там, где только холод, деревья, ведьмы на метлах
день тот же, ночь та же, сладость все та же
в гостинице, вне тела, дальше и дальше
всё как обычно: земля, небо, месяц, свинец
мало что меняется от перемены мест
новости дятел-мозг из сердцевины дерева вынул
другого не было в мире, разве что кто-то выдумал
хочется снова прочесть историю: вдруг не так
шли хазары, венгры, монгол, варяг
дятел-мозг болит, ищет гусениц дятел-птица
гусеницы решают не в бабочку — в танк превратиться
кто готовится к тишине, кто к утреннему обстрелу
черное стало красным, упало и оказалось белым
белый на лестнице без перил: что же делать с руками
идет, светел лицом, брат ему лунный камень
не задевая звезд поднимается молча, робея
вверх, где меж млечных бинтов ползут молитв скарабеи
одна из звезд не звезда, а планета непереживших Освенцим
белому машут с нее: сюда, бери шампунь, полотенце
управишься — будем петь, танцевать, играть, ударим в кимвалы
а он все ищет себя черного,
внизу,
в пожарах,
в завалах
***
«Я хочу только спать», — говорит статуя ночи.
Но в который раз за собою ее зовут
мраморные боги: «Давай поскорей соскочим
с постаментов в такую нежную в мае траву!
Ведь до петухов еще полных шесть часов, дорогая,
поглазеем в окна, где спят и еще не спят,
реку вброд перейдем, края одежд поднимая,
сладость мира, влагу, дым вбирая в себя».
«Я хочу только спать», — отвечает ночь, но с надгробия
поднимают ее, несут на плечах силачи.
Оживают статуи.
Слабые их подобия —
каменеют люди, истратив слезы в ночи.
«Говорили годами мы о любви, потом о смерти, теперь о войне.
Хочешь — будем молчать, раз век преступен-постыден, —
говорит один человек другому, выключив свет, в полусне. —
Заодно мы больше тогда никого не обидим».
А другой подходит к окну. Лицо заблестело,
и на нем лучится тьма, чернеет листва.
Голос, голос, ты где? ты хочешь вдогонку тело?
винова слова или не вы не винова
Цинь Шихуанди
Победим мы или нет спрашивает император Цинь
Отвечает астролог все зависит от фазы луны
Но у нас говорит Цинь луна ушла из страны
а луну из глины видят только слепцы
Тогда по костям пленных гадать предлагает астролог
по полетам птиц над устьем великой реки
Но всех пленных сожгли ждать новых придется долго
птицы стали хитры и не попадают в силки
По предсмертным крикам дев когда солдаты
насилуют их убивая
говорит астролог не глядя Циню в глаза
Но чтоб были живые солдаты девы нужны живые
а у нас все из глины без дев больше нельзя
Так говорит император и призывает охрану
Простершись астролог ползет задом к двери
Его хватают вырезают сердце он щупает рану
Ну сердце по тебе гадают давай говори
Сердце сжимается разжимается сжимается разжимается
Мертвая армия Цинь Шихуанди на бой поднимается