Опубликовано в журнале Новый берег, номер 77, 2022
* * *
опять над притихшими залами
гремят записные витии
посверкивая голозадыми
затылками в злой травестии
опять их лоснящейся бестолочью
закормленная по горло
восторгов невнятицу беличью
толпа исторгает покорно
вольно им стоящим у пропасти
дошедшим до самого края
цепляться за ветхие прописи
зловоние бездны вдыхая
вольно им склонения путающим
и мыслью не обременённым
пугая то прошлым то будущим
указывать путь миллионам
но сколько ни топай кирзовыми
как брови ни хмурь образцово
какими ни лязгай засовами
живого не вытравить слова
восстанет над всеми пожарищами
морщины холопства утюжа
целительными подлежащими
первейшими после удушья.
19.08.1991
P. S. Это стихотворение написано в первую из трёх ночей, проведённых в августе 1991 года у Белого дома. Чистой воды идеализм, но верю, что так и будет. Жаль, не в этой жизни. Sapienti sat. Скорбь безмерна.
* * *
я попал в полевой госпиталь
живой
с уцелевшей левой ногой
целиком
от стопы до бедра
она лежала передо мной
метрах в шести
санитар не смог её унести
пусто
видно такая пора
маму окликнешь господа ль
не отзовётся никто
только белый человек
порхал надо мной как снег
снег
снег
снег
доктор умер вчера
все погибли и сад
сад мой погиб мой сад
как он цвёл как сиял
шмель гудел
мама в синей косынке рукой заслонялась от солнца
как давно это было
давно это было
это было
было
как
мальчики
Я не знаю, зачем…
А. Вертинский
стук сердец романы и романчики
поцелуй у снежного крыльца
ах как сладко засыпали мальчики
под созвездием стрельца
вспышки слов упругих словно мячики
и румянец юного лица
ах как складно присягали мальчики
за отчизну до конца
жёлтые комочки мать-и-мачехи
тёплая весенняя пыльца
ах как славно уходили мальчики
что им капелька свинца
их на смерть пославшие обманщики
не жалели красного словца
ах как страшно умирали мальчики
ни веночка ни венца
от записки в потайном карманчике
на лице улыбка гордеца
ах как сладко засыпают мальчики
как колотятся сердца.
правильный человек
правильный человек носит правильное пальто
смотрит правильную рекламу правильные новости узнаёт из газет
и душа у него правильная и тело а всё не то
и работа правильная и мысли а счастья нет
правильный человек знает правильные слова
правильные книги читает уходя выключает свет
и руки у него правильные и ноги и голова
и даже уши правильные а счастья нет
правильный человек выпивает перед обедом сто
и обед у него правильный и сам он бодрый, что твой корнет
и жена его любит за это да и за то
и дети его почитают а счастья нет
и тогда однажды утром он достает револьвер
оставшийся от деда ссыпает патроны в карман
и выходит с осанкой правильной в близлежащий сквер
и стреляет стреляет стреляет стреляет и весел его наган
и его бросают на нары измочалив страстно и горячо
совершенно счастливого но уже через пять минут
помощник бережно трогает задремавшего за плечо
и шепчет акакий акакиевич пора кончилась нефть журналисты ждут.
* * *
золотая в синих прожилках осень
желтизна тяжелых что грозди лет
край где смех немыслим а страх несносен
и земля не ближе иных планет
где возвысит если то лишь паденье
где уверен шаг да не ровен след
где тиран боится постылой тени
по пятам крадущейся в кабинет
где лакею снится его ливрея
где и твой витой оседлав браслет
как ручной кузнечик стрекочет время
отмеряя жизни которых нет.
* * *
какие-то слова больные фразы бредни
едва живая речь
душа витийствует а всё огонь последний
пытается сберечь
с размахом нищенки в укромных разговорах
пирует а потом
надежд и ужасов замысловатый ворох
в холодный тащит дом
и там нахохлившись и отщипнув лучину
при свете взаперти
всё ищет в зеркале лицо а не личину
да поздно не найти.
* * *
как растёт пугая младенческим нежным ртом
до чего ясны колокольчики веки венчики
пироги с вязигой огурчики а потом
ей захочется человечинки
поделись последним отнимет всё
протяни ей руку отхватит обе
в саркофаге узком в чертогах твоих мавсол
с деревянной биркой нагим на снегу во гробе
всё равно в каком облаченье в какой пыли
под певучим пологом зыблющихся вершин
будет сладко спать государю всея земли
всех её бескрайних нескладных скаредных трёх аршин.
VAE SOLI
1
непоправимое нежное утро
всё в голубом и цветы и душа твоя тоже как будто
небу ты был обручён
над курчавым ручьем
обмерла золотистая лань
отдаляя двойной водопой
сердце сердце мое государство весны пред тобой
повернул бы сейчас тамерлан
искажённое смертью лицо
2
было ли это
это ли было
масляной краской пахнут перила
тучи наткнулись на мачты нелепых антенн
терпкий немного с горчинкой глухой аромат хризантем
позже у женщины будет такой же таинственный запах и ты
вспомнишь себя семилетнего новенький ранец и эти цветы
чинно вносимые в чистый проветренный класс
класс где однажды рука твоя выведет пёрышком словно пустившимся в пляс
имя мне человек
исток мой земля
небо устье
все люди братья
даже чика на третьей парте
это висит над тобой как проклятье
крутится юркое веретено
тянется серое полотно
3
девятнадцать тебе гимнастёрка трещит и ночами
сотни юных цирцей ненасытными дразнят очами
заставляя порой до рассвета в поту просыпаться
то же будет и в двадцать и в тридцать и было в пятнадцать
ты до спазма противен себе и сегодня опять
мир тебя словно брат попытался обнять
он раскинул руки-лучи но наткнувшись на ствол автомата
помертвел и зарницей сверкнул и восстал брат на брата
ты над раной смеялся своей на матраце больничном
вновь примеривал жизнь привыкал к необычным обличьям
человека которому смерть по колено была
а любовь
но теперь безнадёжна её кабала
одиссей возвратился бессильным больным стариком
девятнадцать ему он ступил на траву босиком
но уже не обманет свой возраст седой ни на лето
это ли было
было ли это
крутится юркое веретено
тянется серое полотно
4
как безлюдно в толпе ты озяб тебе нечего делать
жизнь твоя позвонить обещала без четверти девять
водопады волос её блещут покой отнимая
и бездонны глаза как зелёные сумерки мая
в тридцать три ты узнал вкус пьянящего душу напитка
днём расстаться невмочь вам а ночь обоюдная пытка
ты любить был не вправе поскольку не мог не любить
бедный клоун посетуй поплачь что не вышел кульбит
покачай-ка паяц головой
и портрет убери голубой
осень как крик разбивается вдребезги
ночь
красные и жолтые багряные и золотые осколки листопада
ужас
ужас
5
когда-нибудь и в эту дверь постучат
случайно по ошибке быть может
я прокричу ха-ха чего уж
извинение завянет едва распустившись
я потащу изумлённого гостя
в комнату где заставлю его похвалить
мою коллекцию черепов и костей
ха-ха скажу всё мои жертвы.
он отшатнётся а я
тут же всучу ему стаканчик медвежьей крови
таинственно прошептав на ухо
что это
кровь укушенного мною в лопатку негуса
и не дав опомниться
мигом вытолкаю его в шею
незаметно сунув в карман его одежды
осу завёрнутую в ассигнацию
а если этим человеком окажется женщина
то йа-а-а йе-е-е йо-о-о
и провожу до подъезда
ха-ха
когда-нибудь и в эту дверь постучат
ха-ха
хавронья пожирает сыновей
присаливая их слезой своей
6
и когда ты закрывал глаза
восхитительная песнь тысячеустая
длилась благоухала
ангельские плыли голоса
но над каждой нежной флейтой и челестою
птица филин ухала
и когда ты открывал глаза
различал детишек хоры светлогласые
чистенькие детишки
но гноилась в веках бирюза
и обкусывали мотыльки белёсые
в нежных ушках денежки
7
человечищечек человечекище
в утро веры твоей на земле красоту распинали
с той поры ты забился в себя как сурок и живёшь словно в чёрном пенале
ни согрели тебя ни любовь ни цевница
ты работой себя изнурял чтоб к забвению сметь прицениться
жил со всеми в ладу и с отчизной сроднился навеки
был лугами её в твоих венах текли её синие реки
но тупой приговор прочитав на лице озверевшем хавроньем
адом стал для себя сам собою в себе похоронен
это нежное утро тебя не встревожит уже
никогда не светает в оставленной духом душе
монотонно стучат по асфальту твои каблуки
людоеды-дома скалят лестниц щербатых клыки
дом
том
горб
шаг
шмяк
гроб
ха-ха
хавронья пожирает сыновей
присаливая их слезой своей
повернул бы сейчас тамерлан
чистенькие детишки
и провожу до подъезда
8
кровоточащая синева.
