Рассказ
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 77, 2022
Хуан Грис. Натюрморт с бутылками и ножом
Они незаметно перешли на виски и так пили последние недели в Москве, что по утрам она не узнавала себя в зеркале. Вскоре начали размываться и привычные очертания дома, а однажды всё перед ней рассыпалось. Она не поняла, где находится, испугалась и приказала прислуге вызвать домашнего врача, но связаться с ним не удалось. И шофера не оказалось на месте. Краем сознания она понимала — что-то сломалось у мужа в той отлаженной системе отношений, которая обеспечивала их жизнь. Но не спрашивала, как не спрашивала никогда.
Они полетели на острова, на то побережье, где встретились когда-то, где так неудержимо вспыхнуло их влечение, оставшееся облачным воспоминанием. Летели они в общем самолете, что слегка удивило ее. Там она пила и набралась, как обычно в полетах, где жизнь от нее не зависела, а значит, ей не принадлежала.
В гостинице перед ней рассыпались пятнами плоские лица слуг, она называла их «грумами», — словом, оставшимся от детства. Женщина пыталась вспомнить, из какой оно книжки, когда муж сообщил, что билеты у них в один конец и, заперев номер, припал к ее ногам.
Женщина не поняла пугающего смысла фразы, выхватив из нее только слово «конец», и расхохоталась: вот и до него дошло, почему она закрыла спальную. Она прощала ему всё, не задумываясь о разнице в возрасте, что было бы признанием в нелюбви, — прощала за то, что он избавил ее от мучительной необходимости принимать решения, — до той ночи, когда ей внятно прозвучало это слово «конец», и она защелкнула задвижку двери.
Она оттолкнула мужа, целующего ей ноги, который не ропща, оторвался от нее и вывел из гостиницы на смотровую площадку.
Женщина не разглядела океана, но ощутила присутствие гигантского животного, чья угрожающая близость делала и саму ее, и всё, что составляло ее блестящую жизнь, столь хрупким и ничтожным, что у нее перехватило дыхание.
И океан заставил ее принять решение. Женщина встряхнулась и тем же усилием, которым когда-то вырвала себя из провинции рухнувшейся империи — надсадным гибельным усилием, стоившим ей семьи, — преодолела свой ужас перед рокочущим чудовищем, закрыла его в себе, защелкнула. И поправила разметавшиеся локоны.
Окинув взглядом встревоженное пространство, муж сказал:
— Ты не бойся, это всего лишь шторм. Страшно, когда вода уходит за горизонт.
Она — женщина, ее не заточить в имени — прислушалась к себе, представила невмещаемую, заглатывающую землю волну, которой возвращается океан, но волна эта не коснулась ее. Женщина снова верила в несокрушимую силу своей красоты, ее принадлежность вечности, которую не одолеть океану, пусть уходит он за любой горизонт.
Муж усадил ее в соломенный плетеный шезлонг, отодвинутый к набережной, куда доставала пена лишь самых высоких волн, и сел рядом.
«Я всё же не изменяла ему», — подумала она и шлепнула по воде узкой своей стопой, смывая поспешные поцелуи мужа. А потом вспомнила вдруг, что они здесь, на том берегу, где так неотрывно любили друг друга, и накрыла ладонью его руку, подрагивавшую на подлокотнике.
Это прикосновение отозвалось во всём существе ее мужа, сжало в той решимости, которая всегда предшествовала главному, что он совершал в своей жизни. Он вскочил и, не оборачиваясь, пошел навстречу волне.
Она не видела, как слизнул его океан, она ничего не видела и никуда не смотрела, просто сидела в шезлонге, пока не окончилась бутылка и не пришли за ней грумы, и не подхватили под руки. Она поднялась и шагнула в мир, который рассыпался в ее глазах уже навсегда.
