Пьеса в одном действии 14 сценах
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 76, 2021
Владимир Стерлигов. Композиция, 1969
(См. «Авторы о себе»)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Саша, 30 лет
Катя, жена Саши, 28 лет
Зинаида Петровна, старшая по подъезду, 62 года
Коля Шумахин, обычный школьник, 13 лет
Татьяна, мама Коли Шумахина, 37 лет
Голоса жильцов
СЦЕНА 1
Лестничная площадка на четвертом этаже панельной пятиэтажки. Мы видим край лестницы и сам пролет. Свежевыкрашенные стены кажутся усталыми. То ли от цвета краски — темно-болотной с коричневой полосой вдоль плинтуса, то ли оттого, что через месяц дом снесут. На этаже четыре двери. Три из них в пунктире зеленых капель, четвертая, под номером 75 — заботливо укутана прозрачной пленкой. По центру стены проходит тонкая трещина. Из трещины доносится мелодичный треск. Рядом с крайней левой дверью в потеках краски стоит велосипед. Это квартира 76, где живут Шумахины.
По лестнице поднимается Зинаида Петровна. Она дышит тяжело, присвистывая, как чайник, который вот-вот закипит. На лестничной площадке Зинаида Петровна останавливается, «чайник» внутри нее медленно затихает. Она замечает трещину, подходит поближе, проводит по ней пальцем. Треск усиливается.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Вот говно мелкое. (Настойчиво звонит в дверь квартиры 76. Но ей никто не открывает. В раздражении бьет ногой по велосипедному колесу.)
По лестнице поднимаются Катя и Саша.
На Саше красная толстовка с железным человеком.
КАТЯ. Саш, ну они реально издеваются. Окна либо на кладбище, либо на МКАД. Офигенный выбор.
САША. Ну, кладбище в принципе норм. Тихо, соловьи поют. Зелени много. Ты же хотела, чтобы за окном сирень.
КАТЯ. Саш, какие соловьи? Мы в Москве живем. Здесь уже воробьев не осталось.
Катя и Саша замечают Зинаиду Петровну.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Мишенька, Катенька, добрый день.
САША. Я не Мишенька. Меня Александром зовут.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Ну прости, Сашенька, перепутала. Ну как? Посмотрели квартиру? А то третий подъезд съехал, второй съехал, Николай Петрович из семьдесят третьей квартиры вчера переехал. Один наш четвертый остался.
КАТЯ. Здравствуйте, Зинаида Петровна, нас пока ни один из вариантов не устраивает.
Саша хлопает себя по карманам в поисках ключей.
Смотрит на Катю.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Ну нужно поторопиться. А то я пока ни одну квартиру не посмотрела.
САША. Ну так вы посмотрите, Зинаида Петровна, посмотрите. Зачем на нас-то ориентироваться?
Катя со вздохом вынимает ключ из кармана Сашиной куртки.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Ну как же, Сашенька, я ведь старшая по дому. Чувствую свою ответственность за каждого жильца. Я, как капитан, судно покину последней. А если вовремя не выехать, к нам в пустые квартиры таджиков подселят и батареи срежут. Мне подруга из второго дома рассказывала.
КАТЯ (вставляет ключ в замок). Ну тут, наверное, все-таки или таджики, или батареи.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Катенька, и то, и другое. И то, и другое.
Треск усиливается.
Катя, Саша и Зинаида Петровна смотрят на источник звука.
Трещина становится заметно шире.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА (проводит пальцем по трещине). Вот, вы только полюбуйтесь. По-любуйтесь. Шумахин из семьдесят шестой квартиры. Узнаю его почерк.
САША. При чем тут Шумахин?
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. А кто еще? Вы что ли? Или это, может, я? Вы работаете, я на пенсии. А у Шумахина вечные каникулы. Он в подъезде курит. Я сама видела. Прямо на площадке. Взял и ключом процарапал. А теперь из-за него весь дом развалится.
КАТЯ. Его все равно через месяц снесут.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Как это «все равно»? Принципы должны же быть у людей. Принципы. Вот и вы, давайте определяйтесь, а то уже по трем ордерам сходили, а все что-то вам не подходит.
САША. По двум вообще-то.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Ну по двум. Один, значит, остался. Это у вас все муки от чрезмерного выбора. А я вот никогда ничего не выбирала и всем довольна.
Катя хочет что-то сказать, но Саша аккуратно заталкивает ее в квартиру.Зинаида Петровна какое-то время ковыряет трещину пальцем,
а потом скрывается за укутанной полиэтиленом дверью.
Полиэтилен сердито шуршит. Пустая лестничная площадка.
Мерный треск.
СЦЕНА 2
Вечер. Квартира Кати и Саши. Стол, диван-кровать, торшер и чашки из «Икеи» — стандартная обстановка молодой московской семьи с умеренными амбициями. Что-то потрескивает в такт тикающим часам. Катя и Саша ужинают, уткнувшись в мобильные телефоны.
КАТЯ. Иван или Вячеслав?
САША (не отрываясь от своего телефона). Иван.
КАТЯ. У Ивана обивка какая-то колхозная.
САША (продолжает смотреть в телефон). Ну, значит, Вячеслав.
КАТЯ. Вячеслав только белый остался.
САША (продолжает смотреть в свой телефон). И хорошо. Визуально будет занимать меньше пространства.
КАТЯ. Ну ты посмотри хотя бы.
САША. Кать, я твоему вкусу доверяю.
КАТЯ. А мне ни один не нравится.
САША. Ну погугли Александра. Отличное имя. Мужественное.
КАТЯ. Саш, я уже гуглила. Неудобно раскладывается и на вид слишком мягкий.
САША. И потом это всего лишь диван. Мне и на Иване, и на Вячеславе будет норм спать.
КАТЯ. Саш, тебе всегда все норм.
САША (поднимает голову от телефона). Почему всегда? Ничего не всегда. Ты, кстати, знала, что у вомбатов какашки квадратные?
КАТЯ. Саш, ты издеваешься что ли?
САША (продолжает смотреть в телефон). Как раз про них читаю. Прикольные звери. (Смотрит на Катю.) Кать, ну ты чего все еще из-за этих ордеров так паришься? Ну переедем мы. Я просто реально не понимаю, зачем заранее выбирать новый диван. Может, он по габаритам не встанет. И вообще старый еще ничего. Даже не скрипит.
КАТЯ. Мы, когда сюда въехали, ты мне что обещал? Что это только на полгода. А потом мы вообще отсюда уедем. К морю куда-нибудь. А сколько мы тут живем?
САША. Четыре года. Только это тут при чем?
КАТЯ. Пять лет, Саш, пять лет. И съезжаем мы отсюда в сторону кладбища.
САША. Зато асфальт под окнами точно перекладывать не будут.
СЦЕНА 3
Ночь. Квартира Кати и Саши. Темнота. Ритмичный треск. Саша ворочается под одеялом рядом с Катей.
САША. Кать, ты спишь?
Катя мычит что-то неразборчивое.
САША. Вот ты считаешь, что мне все норм. А мне не все норм. Меня некоторые вещи прям бесят.
КАТЯ (сонно). Саш, может, утром?
САША. О’кей, давай утром (ворочается в темноте).
КАТЯ (со вздохом). Ну что тебя бесит?
САША. Ничего не бесит. Ты спать хотела (продолжает ворочаться).
КАТЯ (раздраженно). Саша, ну прекращай ворочаться, ну что тебя бесит? Что мы переезжаем из одной жопы мира в другую? Еще более глубокую?
САША. Не угадала.
КАТЯ. А что тогда?
САША. Ну вот почему Шумахин?
КАТЯ. Саш, какой Шумахин?
САША. Из семьдесят шестой квартиры. Почему Шумахин мог поцарапать, а я вот не мог?
КАТЯ. Саша, Шумахин в восьмом классе учится. Ему тринадцать лет.
САША. А я типа уже старый для такого, да?
КАТЯ. Саш, сейчас… (смотрит в телефон) полвторого ночи. Никак нельзя про Шумахина утром поговорить?
САША. Кать, ты не понимаешь.
КАТЯ. Мне в семь утра на работу вставать (с головой накрывается одеялом).
САША (говорит, приподнимая край одеяла). Ну вот тебя раздражает, когда в метро подростки ржут?
КАТЯ (жалобно). Господи, ну, Саша, ну, когда ты от меня отстанешь?
САША (говорит куда-то в пододеялье). Ну скажи, раздражает или нет, и сразу отстану.
КАТЯ. Ну, раздражает иногда.
САША. И меня раздражает. А это ведь всё. Это, значит, приехали, Кать. Всё — старость, выходим. Я тут, короче, пытался вспомнить, когда последний раз по-настоящему ржал. Как подросток в метро. Не потому, что выпил там или дунул. А просто. Ну вот мы лет в шестнадцать все время смеялись. В основном, конечно, над тупостью всякой. Сиськи, говно, ну всякое такое. Но в этом легкость какая-то была. У меня рожа вся в прыщах, я знаю, что ни в одно нормальное место, скорее всего, не поступлю, меня все раздражает, но одновременно с этим мне от всего смешно. Ну, может, я тупой был, конечно. Типа смех без причины…Зато сейчас я с друзьями встречаюсь и заранее знаю, что у нас будет два раунда, в первом мы будем друг другу доказывать, что у нас все норм, а во втором — жаловаться друг другу на жизнь. И пока своей очереди ждем на высказаться, будем стараться незаметно посмотреть ленту в телефоне под столом. Не заметила, как сегодня Зинаида Пет-ровна нас разделила: вот есть Шумахин, а есть мы? И мы как бы уже на ее стороне. И от Шу-махина еще чего-то ждут, а от нас уже ничего не ждут. Про нас уже все понятно.
КАТЯ. Она, как зовут тебя не помнит. Или специально путает, чтобы позлить. У нее задача, чтобы все побыстрее согласились на косые малометражки у МКАДа, съехали, и тогда ей самой квартиру побольше дадут. Тебя вот это не бесит?
САША. Катя, а ты сама от меня чего ждешь?
Катя хочет что-то ответить, но не успевает, потому что
внезапно раздается страшный, оглушительный треск.
Катя прижимается к Саше. Тишина. Слышно только
прерывистое дыхание.
КАТЯ. Саш, это же батареи срезают, да?
СЦЕНА 4
Лестничная площадка. Прямо по центру стены, там, где раньше была трещина, теперь зияет дыра. Размеры у нее довольно компактные — метр на полтора. Внутри дыры темнота, но это не холодная чернота погреба, в который ты заглядываешь солнечным днем, а бархатистая и переливающаяся видимая тьма. Спиной к дыре стоит Зинаида Петровна со сложенными на груди руками. Чайник внутри нее вот-вот закипит.
Катя и Саша осторожно выходят на лестничную площадку. Из двери напротив выглядывают худенький подросток и женщина в халате.
ШУМАХИН (восхищенно смотрит на дыру). Охренеть.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Напакостил и радуется. Завтра же заявление напишу о порче общественного имущества. По тебе детская комната милиции плачет.
ТАТЬЯНА. А что вы вечно к моему сыну вяжетесь? Чуть что — сразу Шумахин?
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. А потому что больше тут некому. Я сама видела, как он стену царапал. И вообще, курит ваш Шумахин. Прямо на лестничной площадке. Ничего не стесняется. Бычки прямо на пол кидает.
ТАТЬЯНА (дает Шумахину подзатыльник). А это не ваше дело — курит он или нет.
ШУМАХИН. Мам, ну не курю я.
ТАТЬЯНА (Шумахину). Дома поговорим!
Шумахин подходит к дыре.
Зажигает спичку. Спичка гаснет.
ШУМАХИН (восхищенно смотрит на дыру). Охренеть.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. А спички тогда у него откуда? Зачем тебе спички, если ты не куришь?
ШУМАХИН. У нас плита газовая.
САША. Кать, я сейчас МЧС вызову, а ты пока собирайся. Только не бери особо ничего. Только самое важное. Паспорта там, деньги.
Катя вглядывается в дыру.
КАТЯ. Саш, там всполохи какие-то.
ШУМАХИН (восхищенно). Значит, рванет скоро!
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Слышали? Все слышали? Сам сознался!
ТАТЬЯНА (тянет Шумахина за рукав). Давай-давай, иди домой, не на что тут смотреть.
ШУМАХИН (вырывается). Ну, мам, ну подожди.
САША (говорит по телефону). Да, здравствуйте, у нас дыра в стене… Ну так метр на полтора… Нет, вроде, не увеличивается… Ну только что…Не знаю… Вернадского двадцать два… Ждем… Как это не приедете? Ну и что, что через месяц снесут… Мы тут пока живем вообще-то… Ну пока никто не пострадал… А если пострадает… В смысле, когда рухнет, тогда и вызывайте. Вы в своем уме вообще? Кате: Трубку повесили. Кать, ты чего стоишь? Тут сейчас все обвалится.
Катя продолжает завороженно смотреть в дыру.
САША. Кать. Ну ты чего замерла? Нужно эвакуироваться скорее. Я сейчас Максу позвоню, у него переночуем. Лена как раз в командировку уехала. У него диван свободный. Ну встань хотя бы в дверной проем. Уже безопасней. Не хочешь вещи собирать, я сам сейчас соберу. (Говорит по телефону.) Привет, прости, что разбудил… Тут такое дело…
Саша заходит в квартиру.
Шумахин бросает в дыру монетку. Дыра молчит.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА (Шумахину). Тебе все мало? Что ты туда руками своими грязными лезешь? Террорист малолетний.
ТАТЬЯНА (Шумахину). Я последний раз повторяю: марш домой!
ШУМАХИН. Ну ма-ам-м-м.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Завтра же в управу пойду. И в милицию. И в опеку!
Татьяна затаскивает сопротивляющегося Шумахина в квартиру.
Саша выбегает из квартиры с небольшой сумкой, из которой торчат джинсы и футболки. Хватает Катю за руку. Тащит ее к лестнице.
САША. Кать, давай скорее. Вещи я твои взял. С Максом договорился, он нас ждет.
КАТЯ. Я никуда не поеду.
САША. Кать, ты чего? Не хочешь к Максу, давай в гостиницу. Ну, пожалуйста, ну сейчас не время для твоих сложных настроений.
КАТЯ. Саш, я же сказала, я остаюсь.
САША. Сейчас все отсюда будут эвакуироваться.
КАТЯ. Саша, я тебя не держу. Хочешь — езжай к Максу, хочешь — в гостиницу. Чего ты за меня решаешь? Никто, кроме тебя, что-то не эвакуируется.
САША. Зинаида Петровна…
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Боренька, ну куда же я съеду? А вдруг я ордер пропущу. Их же в почтовые ящики кладут. А я пока ни одной квартиры не посмотрела. Я все вас жду голубчиков. А вы все что-то не торопитесь. Совсем меня не жалеете. Еще и из дыры теперь этой сквозняк. Чувствую, мне в поясницу надует.
САША. Я не Боренька, я Александр.
КАТЯ. А вы к ней спиной не стойте.
САША. Катя!
Катя не отвечает.
САША. Да что с вами со всеми не так?
Голоса жильцов.
ПЕРВЫЙ ЖИЛЕЦ. Ты посмотри, как распсиховался.
ВТОРОЙ ЖИЛЕЦ. А он из семьдесят четвертой. Там и до них какие-то нервные жили.
ТРЕТИЙ ЖИЛЕЦ. Че, дыр никогда что ли не видел. Чай в России живешь. Срамота.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Петенька, Катенька, ну я пойду, а вы давайте определяйтесь побыстрее (уходит).
САША. Катя!
КАТЯ. Саш, посмотри лучше. Там сияет что-то.
Саша хочет что-то сказать, но в итоге машет рукой и начинает
спускаться по лестнице, но через несколько секунд возвращается.
Проходит мимо Кати в квартиру, на пороге оборачивается.
САША. Ну встань хотя бы в дверной проем!
Удаляющиеся голоса жильцов.
ПЕРВЫЙ ЖИЛЕЦ. Точно американцы.
ВТОРОЙ ЖИЛЕЦ. Ты идиот, что ли?
ПЕРВЫЙ ЖИЛЕЦ. Ну, значит, китайцы.
ТРЕТИЙ ЖИЛЕЦ. Да что вы заладили про свой иностранный след? Как будто наши таджики сами не справятся. Специально сделали хреновый ремонт, чтоб потом переделывать. Бабла попилят, а потом вообще снесут. Делов-то.
Катя стоит в дверном проеме и смотрит
в дыру. Там мелькают всполохи, и слышится тихая-тихая музыка,
настолько тихая, что непонятно, то ли ты ее действительно
слышишь, то ли это просто кровь шумит в ушах.
СЦЕНА 5
Квартира Кати и Саши. Предрассветные сумерки. Саша лежит на разложенном диване, завернувшись в одеяло как мумия. Катя тихонько садится рядом.
САША. Ну что нагляделась в бездну?
КАТЯ. А ты чего не спишь?
САША. Все равно вставать скоро.
КАТЯ. Саш, ты на меня злишься?
САША. Нет, не злюсь.
КАТЯ. Я же вижу.
САША. Кать, давай спать. Вставать скоро.
КАТЯ. Ну а чего ты сам к Максу не поехал?
САША. У него диван жесткий. У меня потом спина болеть будет.
Катя раздевается, залезает под одеяло.
КАТЯ. Знаешь, я раньше, когда фильмы ужасов смотрела, никогда не понимала главных героев. Вот сидишь ты в пустом доме, за окном гроза, электричество отключили, и тут на чердаке какие-то шорохи или там детский плач. И ты вместо того, чтобы как можно скорее оттуда уехать, зачем-то идешь наверх. Ну это же бред. Ни один нормальный человек так поступать не станет.
САША. Ну и…
КАТЯ. Ну а, с другой стороны, ты просто не можешь не пойти. Потому что впервые в жизни с тобой что-то происходит. Что-то не как у всех.
САША. Кать, по-моему, ты загоняешься. Некоторые вон Иисуса в куске поджаренного хлеба видят. Я в детстве тоже Уэллса прочитал про зеленую дверь в белой стене. Где чувак случайно в райский сад попадает. Мне тогда лет восемь было. И весь следующий год, если видел зеленую дверь, то пытался ее открыть. Мне даже на цвет стены было пофиг. А потом мы в деревню первый раз поехали. Я зимой болел сильно. И родители решили, что мне нужно пить парное молоко каждый день. Договорились, что будут снимать комнату у каких-то дальних родственников. И вот мы заходим на участок. Родители с хозяевами что-то обсуждают. Я рядом болтаюсь. И вдруг я замечаю маленький покосившийся домик, даже не домик, а сарай. Но дверь у него зеленая, а из щели сложенная газета торчит. Ну я, конечно, подошел и резко ее распахнул. А там дед сидит в телогрейке со спущенными штанами. Я его лицо до сих пор помню — красное и помятое. Я, конечно, растерялся сразу. А он мне, знаешь, так зло: «Дверь закрой, пиздюк».
КАТЯ. И чего?
САША. И ничего. Давай, может, спать уже.
СЦЕНА 6
Лестничная площадка. Шумахин стоит перед дырой. В левой руке у него телефон. В правой — моток веревки, к концу которой привязана розовая гантеля. Шумахин медленно опускает веревку с гантелей в дыру, параллельно говорит на камеру.
ШУМАХИН. Хаю Хай! День четвертый. Продолжаю наблюдение. Высота пятиэтажного дома — пятнадцать метров. Мы живем на четвертом этаже, следовательно, чтобы достать до дна дыры должно хватить веревки длиной двенадцать метров. Длина моей веревки — пятьдесят метров. (Включает фонарик в телефоне. Правой рукой держит свободный конец веревки. Светит телефоном на веревку.) Веревка по-прежнему натянута. Глубина дыры все еще…
Открывается дверь шумахинской квартиры.
Из-за двери показывается голова Татьяны.
ТАТЬЯНА. Коль, ты мои гантели не видел?
ШУМАХИН (заводит правую руку за спину) Не, мам, не видел.
Татьяна закрывает дверь.
Шумахин поворачивается обратно к дыре.
ШУМАХИН. Веревка все еще натянута. Глубина дыры по-прежнему…
Открывается дверь шумахинской квартиры.
Из-за двери показывается голова Татьяны.
ТАТЬЯНА. Точно не видел?
ШУМАХИН (снова заводя правую руку за спину). Точно. Мам, ну не отвлекай. У меня научный эксперимент.
ТАТЬЯНА. А меня из-за твоего эксперимента в детскую комнату милиции не пригласят?
ШУМАХИН. Мам, ну ты кому веришь мне или Зинаиде Петровне?
ТАТЬЯНА. Тебе, конечно.
Шумахин опять заводит правую рук за спину.
Татьяна делает вид, что закрывает дверь в квартиру,
но на самом деле она через щелочку подглядывает за Шумахиным.
ШУМАХИН. Итак, веревка все еще натянута, а значит, глубина дыры остается невычисленной.
Татьяна резко распахивает дверь.
ТАТЬЯНА. Коля!
От внезапного окрика Шумахин пугается и отпускает веревку.
ШУМАХИН. Тихо!
Шумахин и Татьяна прислушиваются.
Шумахин смотрит на наручные часы. Пауза.
ТАТЬЯНА (шепотом). А чего мы ждем?
ШУМАХИН. (шепотом). Когда гантеля упа… (осекается).
ТАТЬЯНА. Ну, Коль, ну блин!
ШУМАХИН. Ш-ш-ш.
ТАТЬЯНА. Ну, зачем ты мои вещи берешь?
ШУМАХИН (шепотом). Ну потому, что тебе эти гантели все равно не нужны. Ты пару раз позанимаешься и бросишь.
ТАТЬЯНА. Ничего я не брошу.
ШУМАХИН (шепотом). Бросишь. Йогу бросила, пилатес бросила и аэробику свою бросишь. Чтобы выработать привычку нужно повторять действие как минимум сорок дней. А ты больше трех никогда не выдерживаешь.
ТАТЬЯНА. Это другое. Ты не понимаешь.
ШУМАХИН. Все я понимаю. Просто мне и вдвоем хорошо.
ТАТЬЯНА. А мне нет. Мне не хорошо!
Слышится далекий хлопок.
Шумахин и Татьяна смотрят друг на друга. Пауза.
ТАТЬЯНА. Это дверь входная. (Уходит в квартиру, захлопывает за собой дверь.)
СЦЕНА 7
Квартира Кати и Саши. Катя и Саша сидят за столом и завтракают. Перед Сашей два мерных стаканчика: один побольше, а другой — поменьше. Саша насыпает в один мерный стаканчик хлопья, а в другой наливает молоко. Катя переписывается с кем-то в телефоне.
КАТЯ. Тебе не надоело еще?
Саша пересыпает хлопья в миску, заливает их молоком.
САША. Нет, Кать. Еще пара дней и я вычислю идеальную пропорцию. А то либо хлопья остаются и приходится доливать молоко, либо молоко — и приходиться досыпать хлопья. Бесит. Хочется хоть что-то в жизни контролировать. (Намазывает тост вареньем.) Тебе тост сделать?
Катя отрицательно качает головой, продолжая
что-то строчить в телефоне.
САША. Че пишут?
КАТЯ. Маринка пишет, что беременна и в горы в марте не поедет.
САША. А я тебе сразу говорил, что она сольется. Каждый год одно и то же, только поводы разные.
КАТЯ. Хочу тиндер для друзей. Старые сломались — несите новых.
САША. Да ладно тебе, не расстраивайся. У тебя еще куча тусовых подруг. (откусывает кусок тоста).
КАТЯ. Кучка. (Берет у Саши тост. Кусает. Мощно так кусает.)
САША (глядит на след укуса). Зато могучая. Маша (загибает палец), Лера (продолжает загибать пальцы), Тамара, Юля… или Юля выбыла уже?
КАТЯ. Нет, Юля пока держится. А вот Леру мы уже полгода не видели. У нее теперь какие-то женские практики, воронки силы… Мы в прошлый раз над ними посмеялись, и теперь она с нами не общается.
САША (кидает остаток тоста в рот, жует). Получается трое. А что хорошее число.
КАТЯ. Ты не слишком на углеводы налегаешь?
САША (жует хлопья с молоком). Норм, я тренирую свой метаболизм. Чтоб не расслаблялся. Давай я тебе тоже тост намажу, мы же оба знаем, что целлюлита не существует, и это все заговор косметических компаний.
КАТЯ. Саш, а почему у нас нет детей?
САША. Так ты, вроде, не хотела.
КАТЯ. Я и сейчас не хочу. А ты?
САША. Кать, я как ты. Есть свои плюсы. По крайней мере лего можно будет не стесняясь покупать.
КАТЯ. А я думаю, что никогда не захочу. Слишком много рисков. Вот ты растишь его, растишь. Учишь английскому, водишь на развивашки всякие. Выстраиваешь доверительные отношения, пытаешься понять, что ему самому интересно. Не давишь, поддерживаешь. Школу выбираешь хорошую, чтоб никакого буллинга, зато уроки керамики и робототехники. И вроде ты все сделал хорошо и правильно. А он в итоге берет и вырастает унылым, несчастливым чмом.
САША. Не знаю, Кать. Я думаю дети, они как фотка. А родители просто раствор, в котором она проявляется. То есть можно, конечно, передержать или недодержать, но в целом картинка от тебя не сильно зависит. А если не зависит, значит, можно просто взять и отпустить ситуацию. Ты же вон на свою маму не похожа. (Саша отправляет в рот последнюю ложку хлопьев.)
КАТЯ. Это ты сейчас так говоришь.
САША. Я и дальше так буду говорить. (Победоносно переворачивает пустую тарелку.) Как тебе такое — Илон Маск?
КАТЯ. Мне вообще кажется, что большинство людей к старости уже тупо устают жить.
САША. Кать, ну ты же не устала?
КАТЯ. Нет, Саш, я просто не выспалась.
СЦЕНА 8
Лестничная площадка. Катя сидит на табурете перед дырой. В дыре пролетают созвездия. Из 76-й квартиры выходит Татьяна. В руках у нее стул, на котором лежит полиэтиленовый пакет. Как только Татьяна подходит к дыре, звезды выключаются, и дыра становится обычной черной дырой.
ТАТЬЯНА. Не помешаю?
Катя отрицательно качает головой.
Татьяна ставит стул рядом с Катей, садится, достает из пакета вязание.
ТАТЬЯНА (раскладывает клубки пряжи на коленях). Шапку Коле вяжу. Правда, он ее носить все равно не станет. Восьмой класс. Поэтому я сначала вяжу, а потом распускаю. Это уже пятая, наверное.
Катя кивает.
ТАТЬЯНА. Раньше я на выпечке отрывалась. «Черный лес», медовик, «Черепаха»… Пару раз даже наполеон делала. Но как-то незаметно пять килограмм набрала и решила, что пряжа безопасней. Хотя переходный период был сложный. Это выработать привычку можно за сорок дней, а отучаться сложнее.
КАТЯ. Саша тоже наполеон любит.
ТАТЬЯНА. В наполеоне главный секрет — скалку и коврик на двадцать минут убрать в холодильник, чтоб тесто не текло.
КАТЯ. Я уже забыла, когда последний раз его делала. Года три назад, наверное. А потом как-то повода все не было. Хочется ведь, как на фотках в Инстаграме. Чтобы раннее утро, теплый солнечный свет через окно, и наполеон не лип к ножу. А он у меня всегда разваливается.
ТАТЬЯНА. Нужно в кипяток обмакнуть.
КАТЯ. Кого?
ТАТЬЯНА. Нож.
КАТЯ. А Сашу это не парит. Ну развалился и развалился. Вкусно же. Он его вообще слоями ест. Прям руками отрывает слой за слоем и в рот. Он когда с моей мамой пришел знакомиться, она как раз наполеон испекла. Семейный рецепт. Чашки красивые поставила, ложечки с витыми ручками. И вот Саша сидит: «Да, Ольга Тимофеевна, нет, Ольга Тимофеевна». О чем-то возвышенном с ней разговаривает. Она любит, чтоб про возвышенное. А сам от наполеона верхний слой оторвал и жует. А я вижу, она прям скривилась от этого. Потому что нужно обязательно ложечкой, хотя и неудобно. И мне вдруг так смешно стало, и внизу живота тепло-тепло. А теперь я сама бешусь, когда он круассан ест, а на столе крошки остаются.
ТАТЬЯНА. И никогда ведь их не вытрет нормально. Тряпкой поелозит по столу — только половину на пол смахнет.
КАТЯ. Да. И еще чайные пакетики.
ТАТЬЯНА. Я ему говорю: «Коль, ну кидай его сразу в мусорное ведро». Зачем его класть на блюдце. А потом эти блюдца по всей квартире. На подоконнике, у компьютера. Везде. Как грибы после дождя. А еще зубная паста…
КАТЯ. А что зубная паста?
ТАТЬЯНА. Ну почему тюбик закрутить нормально нельзя?
Катя пожимает плечами.
ТАТЬЯНА. Вот тебе сколько лет?
КАТЯ. Двадцать восемь.
ТАТЬЯНА. А мне тридцать семь. Ничего что я на «ты»?
Ритмичное постукивание спиц.
Катя и Татьяна молча смотрят в дыру.
КАТЯ. Как думаешь, что там?
ТАТЬЯНА. Не знаю. Я в нее смотрю, чтобы нервы успокоить. Можно сидеть и не думать ни о чем. Я раньше телевизор без звука смотрела. Но рожи все равно противные. Раздражает. А тут чернота. Я смотрю и прям чувствую, как меня отпускает.
КАТЯ. А я звезды вижу.
ТАТЬЯНА. У меня зрение плохое. Так-то я в очках хожу, но к вечеру глаза устают.
КАТЯ. А если долго смотреть, начинает казаться, что на меня оттуда тоже кто-то смотрит. Причем ласково так, без ожиданий. Не в смысле, что уже от меня ничего не ждет. А в смысле, что это вообще не важно.
ТАТЬЯНА. Понимаю. Мы когда с Колиным отцом познакомились, он мне сразу понравился. Хотя я даже не думала ни о чем таком. Мы с ним просто в гостях чаю попили. А на следующий день я проснулась с ощущением, что у меня в квартире все окна вымыли. Как будто до этого они пыльные были, а я даже не замечала.
КАТЯ. Круто.
ТАТЬЯНА. Да в итоге не очень.
Катя и Татьяна молча смотрят в дыру.
Легкий перезвон спиц.
ТАТЬЯНА. А я помню, как вы въезжали. У тебя волосы еще длинные были. На вас Зинаида Петровна жалобу подать хотела, что вы по ночам хохочете. Но потом на любителя металла с третьего этажа переключилась. Я вообще думала, вы тут надолго не задержитесь. У нас, если смотреть на средний возраст жильцов, дом — остановка по требованию перед кладбищем.
СЦЕНА 9
Квартира Кати и Саши. За окном полыхает закат. Саша сидит на диване с телефоном. Катя обливает нож кипятком из чайника. Разрезает наполеон на ровные куски. Ставит перед Сашей блюдце с тортом. Саша, не отрываясь от телефона, отрывает верхний слой от наполеона.
САША (с набитым ртом). Офигенно. С магазинным вообще не сравнится. Не убирай посуду — я потом помою.
КАТЯ. Саш, а ты как считаешь, у нас все норм?
САША. Норм, конечно. У голодающих детей в Африке не норм, а у нас норм. (отрывает второй слой наполеона.) Вообще не представляю, чтобы я делал, если бы родился в какой-нибудь Уганде.
КАТЯ. А я бы хотела в следующей жизни быть собакой. Лабрадором или золотистым ретривером.
САША. Главное не мопсом. Или этой чихуахуа. Крысы какие-то, а не собаки.
КАТЯ. Да, главное не чихуахуа. Хочу, чтобы меня все любили, просто потому что я — собака, а собака не может облажаться по определению. Ну то есть ты можешь загрызть кошку или там порвать обои. Но это просто твоя собачья природа.
САША. Кать, ну хочешь, я тебе прямо сейчас мячик покидаю.
КАТЯ. Шутки за триста.
САША. Извини, ты сама про собак начала (обнимает Катю). Кать, ну я тебя и без достижений люблю.
КАТЯ. Я тебя тоже.
Саша и Катя сидят на диване, обнявшись.
Полоса заката за окном остывает, превращаясь в серый след
на фоне быстро темнеющего неба.
КАТЯ. А ты когда-нибудь представлял себе другие варианты собственной жизни? Типа ты, но из параллельной вселенной.
САША. Ну если я — это я, то только текстуры поменяются. А я все равно в них буду застревать.
КАТЯ. А я в детстве очень хотела поскорее вырасти.
САША. Просто главная наебка в том, что есть взрослые. А их нет. Точнее есть, наверное, но я пока не встречал. А на деле есть только дети и старики.
КАТЯ. А мы кто?
САША. А мы еще не определились.
СЦЕНА 10
Лестничная площадка. Шумахин стоит перед дырой и фонариком посылает сигнал SOS. На нем красная толстовка с железным человеком. Дыра в стене выглядит буднично. Ни всполохов, ни бархатной тьмы. Обычная чернота. Саша поднимается по лестнице на площадку. В руках у него пакеты с продуктами.
САША. Здорово. А ты чего тут делаешь?
ШУМАХИН (убирает фонарик в карман, утыкается в телефон). Ключи забыл, а мамка на работе еще.
САША. Сегодня же суббота.
ШУМАХИН. А у нее сутки через трое.
Саша встает перед дырой, достает сигарету, закуривает.
Протягивает пачку Шумахину.
ШУМАХИН. Блин, да не курю я.
САША. Сорян. Я на автомате.
Шумахин смотрит в телефон, Саша — в дыру.
САША. Как дела в школе?
Шумахин не отвечает.
САША. Извини. Все почему-то этот вопрос задают. Меня он тоже бесил. Шапку надел? Суп доел? Уроки сделал?
ШУМАХИН. Мусор вынес?
САША. За хлебом сходил? Ну да все то же самое.
ШУМАХИН. Сколько можно в телефон свой смотреть?
САША. Точно, только мне не мама, а жена это говорит.
Шумахин и Саша усмехаются.
Шумахин смотрит в телефон, Саша — в дыру.
САША. Как оно вообще все?
ШУМАХИН. Да так как-то. А у вас?
САША. И у меня как-то так.
ШУМАХИН. Отстой.
САША. Зато без шапки ходить можно.
Шумахин усмехается. Садится на корточки.
САША. А чего ты туда светил?
ШУМАХИН (пожимая плечами). Да так просто.
САША. Ясно.
ШУМАХИН. Я когда совсем мелкий был, меня мамка часто с дедом оставляла. Он уже совсем старый был. Но с ним всегда было о чем поговорить. А еще он разрешал кино смотреть, хотя было уже поздно. Мамка бы меня сразу спать погнала, без разговоров. Последний раз мы смотрели фильм про инопланетян. А потом дед умер. И в то лето я каждую ночь светил в небо фонариком. Думал, что они увидят, прилетят и заберут меня к себе. В высокоразвитую цивилизацию. Правда, тупо?
Саша тушит бычок о кроссовку, собирается кинуть его в дыру,
но в последний момент передумывает и убирает его себе в карман.
Из-за укутанной полиэтиленом двери появляется Зинаида Петровна.
Она несет помойное ведро на вытянутых руках.
В ее поступи чувствуется сдержанная торжественность.
У дыры Зинаида Петровна останавливается и высыпает
в нее содержимое ведра.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА (Шумахину). Все сидишь? Еще в будущем насидишься. (У своей двери Зинаида Петровна поворачивается к Саше.)
САША. Я — Александр, и, нет, мы еще не определились.
Зинаида Петровна захлопывает дверь.
САША. А чего она на тебя зуб точит?
ШУМАХИН. Ну вы же курите на лестничной площадке?
САША. Курю.
ШУМАХИН. Ну а она думает, что это я курю. У нас кофты одинаковые. Она один раз в глазок увидела и запомнила.
САША. Блин, извини.
По лестнице поднимается Татьяна.
ШУМАХИН (Саше). Ну я пошел.
Саша кивает.
Все расходятся по своим квартирам. Пустая лестничная площадка.
В дыре светится млечный путь. Зинаида Петровна скотчем приклеивает
к стене объявление с буквами, выведенными через трафарет. «Дыра
предназначена только для жителей четвертого этажа. Просьба соседям
с других этажей пользоваться мусорными баками на улице.
В противном случае будут приняты меры».
СЦЕНА 11
Лестничная площадка. Монолог Зинаиды Петровны.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА (в желтых резиновых перчатках протирает пол шваброй. Бормочет себе под нос.) Ничего нормально сделать не могут. Все переделывать за всеми приходится. А у меня между прочим радикулит (замечает сигаретный бычок. Внимательно осматривает его. Хмыкает и бормочет). Но кому это интересно. Все же только пакостить умеют (бросает бычок в ведро). А я разве такое отношение заслужила? (Выжимает тряпку. Отставляет швабру в угол. Выливает содержимое ведра в дыру. Переворачивает ведро и садится на него как на табурет, говорит, глядя в дыру.) Ну скажи, Васенька, разве я это заслужила? Ты же мне обещал, что вот выйдешь на пенсию, на дачу переедем. Я, дура старая, даже «Огородник» выписывать начала. До сих пор с закрытыми глазами могу рассчитать лучший день для посадки редиса по лунному календарю. В этом году, например… (закрывает глаза, считает что-то в уме…) Тринадцатое, четырнадцатое, пятнадцатое апреля… А ты что сделал? (Снимает резиновые перчатки, достает из кармана смятую пачку сигарет.) Даже попрощаться не успела. (Открывает пачку, пересчитывает сигареты.) Пять штук всего осталось. (Вытаскивает из пачки сигарету и зажигалку, поджигает сигарету, неумело затягивается. Закашливается.) Как ты их вообще курил? Гадость ведь ужасная. (Говорит, держа тлеющую сигарету в руке.) Такие, как у тебя, уже давно никто не покупает. Запах совсем другой. Издалека, кажется, что вроде то же самое. А ближе подойдешь — нет, совсем не то. Чужое. (Снова затягивается и выпускает облачко дыма.) А так я глаза закрываю и кажется, что это ты рядом смолишь. Зря я тебе курить не запрещала, может быть, сейчас бы вместе редиску на даче сажали. (В третий раз затягивается.) Вась, а ведь это та самая пачка. Твоя еще. Мне, когда врачи вещи отдали, я ее в кармане куртки нашла (свободной рукой пересчитывает сигареты в пачке.) Четыре (убирает пачку в карман). А так-то все хорошо у меня. Квартиру вот новую скоро дадут. Я вчера рассаду пересадила. У меня теперь на балконе целый огород. Укроп, петрушка, кресс-салат. В этом году кабачок посадила. Скоро лето уже. (Пальцами тушит истлевшую сигарету.) Вась, ты только скажи, что мне делать, когда у меня последняя сигарета останется.
СЦЕНА 12
Квартира Кати и Саши. Катя сидит перед ноутбуком. На столе веером разложены какие-то бумаги. В квартиру заходит Саша.
САША (начинает говорить прямо с порога). Кать, а нам ордер третий пришел. Я, короче, глянул в интернете: дом прямо у метро и кухня, вроде, большая. Как ты хотела. Стол можно будет у окна поставить. А над раковиной мелкую плитку положить. Представляешь, она оказывается «Кабанчик» называется. Смешно.
Пока Саша говорит, Катя сосредоточенно что-то
печатает на ноутбуке.
САША. Кать, давай, может, завтра прямо утром съездим посмотреть.
КАТЯ (собирает бумаги со стола). Нет, Саш, завтра утром я с мамой встречаюсь.
САША. Ну вечером, значит.
КАТЯ (подходит к Саше со стопкой бумаг). Саш, короче, я в Москомархитектуры и Управу написала уже. Но надо хотя бы сто подписей собрать. Большинство, конечно, съехало, но кто-то же остался еще.
САША. Кать, какие подписи? Ты о чем?
КАТЯ. Чтоб дом не сносили. Давай, собирайся, еще только девять вечера. Как раз все сидят ужинают. Можно прямо сейчас по квартирам пройти и попросить, чтобы подписали.
САША. Кать, ты из-за дыры, что ли?
КАТЯ. Саш, не тормози. До сноса три недели осталось. Нам за это время нужно кучу всего успеть.
САША. Кать, ну не подпишет же никто.
КАТЯ. Татьяна точно подпишет.
САША. А Зинаида Петровна тебя вообще съест.
КАТЯ. Да, плевать я хотела на Зинаиду Петровну. Она вообще туда мусор выкидывает. До бака ведь сложно дойти. Это на три этажа вниз надо спускаться. И хоть бы разделяла. Я не говорю про разные виды пластика даже. Ладно, ей это не по силам. Очки нужно надевать. Но, блин, что сложного складывать стекло в один пакет, бумагу в другой, а картофельные очистки в третий? Нет она из принципа все в одно ведро кидает, а потом ведро прямо в дыру опрокидывает. Ну это же варварство какое-то. (Снимает тапочки, надевает кроссовки.)
САША. Кать, ну остановись хоть на секунду.
КАТЯ. Саш, тебе помочь сложно что ли?
САША. Катя!
КАТЯ. Ну если сложно, я одна пойду.
САША. Катя, я вчера специально целый час стоял перед этой дырой и ничего не увидел. Нет там ничего. Чернота одна. И только где-то далеко крысы скребутся. В твою дыру весь подъезд мусор кидает. А ты подписи какие-то собирать хочешь.
Катя садится на пол и закрывает лицо руками.
САША. Ну, Кать, ну, не надо.
Катя плачет как человек, который очень давно хотел заплакать,
но никак не находил повода.
САША. Ну, прости меня. Ну, хочешь, давай вместе пойдем. Смотри, я уже кроссовки надеваю. Только, пожалуйста, не плачь. Ну, я не могу, когда ты плачешь.
Катя плачет все отчаянней. Саша наливает
в стакан воду, садится на пол рядом с Катей.
САША (протягивая Кате стакан). Это все перепады настроения от стресса. Работа, переезд. У меня вон тоже залысины появились. Кать, а хочешь медитацией займемся? Макс каждый вечер по полчаса сидит в позе лотоса, и у него все прекрасно. Вообще не из-за чего не переживает. Он мне сам рассказывал.
Саша пытается обнять Катю,
но Катя отталкивает его вместе со стаканом.
САША. Кать, ну ты хотела смотреть квартиры, мы смотрели. Захотела остаться, мы остались. Ну чего ты сейчас хочешь? Чего? Можешь хоть раз по-человечески объяснить?
КАТЯ (сквозь всхлипывания). Чу-у-да.
САША. Кать, какого чуда?
КАТЯ (сквозь всхлипывания). Обыкновенного.
САША. Кать, ну я не знаю, что тебе на это сказать.
КАТЯ. Ну просто не получается ничего, все рассыпается. Знаешь, над ключицей есть место, где пульс хорошо прощупываешься. Если к нему прислониться щекой или шеей и полежать так некоторое время, непонятно становится, чье сердце слышишь: чужое или свое. Я вот раньше думала, что это ощущение оно все перевешивает. Что если оно есть, со всем остальным можно справиться. А на самом деле — все то же самое, просто в лучшем случае тебя кто-то за руку держит. Мне вообще кажется, что мы еще не разбежались, потому что нам обоим лень. Потому что тело само знает, как свернуться, когда засыпаешь, чтобы руку тебе не отлежать. Когда я была маленькая, к нам родственники приезжали и оставались иногда с ночевкой. Дядя Боря, тетя Люся. Мама им всегда в отдельной комнате стелила. И потом в этой комнате всегда оставался запах. Такой еле уловимый, но чужой. А я не хочу его опять чувствовать. Не хочу опять на эти свидания долбаные ходить, где непонятно, о чем разговаривать. Саш, я устала просто, что мы все время чего-то ждем: сдачи проекта, весны, переезда, а ничего не происходит.
Саша гладит Катю по волосам, она не сопротивляется.
Саша и Катя какое-то время сидят на полу.
Наконец Саша встает, надевает кроссовки и выходит
на лестничную площадку.
Дыра крест-накрест заклеена синей изолентой.
Саша подходит к дыре. Отлепляет изоленту. Засовывает голову в дыру,
держась руками за края стен. Стоит так какое-то время.
У него вздрагивают плечи, то ли от того, что он плачет, то ли от того, что он очень редко ходит в спортзал, и у него слабые трицепсы.
Когда Саша возвращается в квартиру, Катя уже спит.
СЦЕНА 13
Квартира Кати и Саши. Саша спит на диване. В окно бьет яркое солнце. Звонок телефона. Саша, не открывая глаз, пытается нащупать мобильник.
САША (сонным голосом). Алло. (Мгновенно открывает глаза, садится и откашливается, телефон при этом держит на вытянутой руке, чтобы кашель не был слышен в трубку, и с максимальной степенью бодрости, на которую только способен человек, которого внезапно разбудили, говорит). Нет, что вы, Ольга Тимофеевна, конечно, не разбудили… Я уже давно встал… Катя?.. Так она вроде бы к вам поехала на встречу… Телефон недоступен?… Ну она просто в метро, скорее всего, едет… На час… Ну мы легли вчера поздно… Она проспала, наверное… Ну что вы, конечно, не ругались… Из-за чего нам ругаться… Не из-за плитки же… Да, два посмотрели, третья осталась… Нет пока… Дыра… Ну почему сразу к психологу… Ну там действительно всполохи какие-то видны… Нет, я не придумываю… Я сам вообще-то видел… Хорошо… Да… Передам… (кидает телефон на кровать). Ка-а-ать. Катя?
Тишина.
Саша набирает Катин номер. Абонент недоступен.
Саша быстро одевается и выскакивает на лестничную площадку.
СЦЕНА 14
Лестничная площадка. Четыре двери. Три из них в потеках краски, одна — укутана полиэтиленом. Место, где раньше была дыра, заложено кирпичом. Саша смотрит на кирпичную стену. Прижимается к ней щекой, затем звонит в квартиру Зинаиды Петровны. Давит на кнопку звонка до тех пор, пока она наконец не открывает дверь.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Ну что ты трезвонишь, как на пожар? А-а-а, Лешенька. Ну как вы третью квартиру посмотрели?
САША. Где дыра?
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Какая дыра?
САША. Куда вы мусор кидали.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Так МЧСовцы приезжали сегодня и заложили. И, правильно, я считаю. А то сквозняк. Мне поясницу вон продуло.
САША. Когда приезжали?
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Да вот только уехали.
Саша убегает.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА (кричит в открытую дверь). Так что с третьим ордером-то, Боренька? Посмотрели? А то уже пора решаться. Вон и Шумахины съехали. Голубя завели и съехали. Вечно дрянь какую-то в дом тащат. На нашем этаже одни вы остались.
Саша возвращается с молотком.
Он размахивается и с силой бьет по кирпичам.
Их осколки разлетаются в стороны.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА (уворачиваясь). Да, что ж ты делаешь-то, гад? Это общественная собственность!
Саша продолжает бить по кирпичам, не обращая внимания
на Зинаиду Петровну.
ЗИНАИДА ПЕТРОВНА. Я сейчас в полицию позвоню! Мало было Шумахина, теперь и этот еще.
Когда в кирпичной кладке появляется брешь, Саша начинает
разбирать ее руками, он работает быстро, не останавливаясь
и не отвлекаясь. Но за кирпичной кладкой только гладкая
бетонная стена. Со всех сторон слышатся голоса жильцов.
ПЕРВЫЙ ЖИЛЕЦ. Да наркоман он. Закладку ищет. Я по телеку видел.
ВТОРОЙ ЖИЛЕЦ. Полиция приедет — разберется.
ТРЕТИЙ ЖИЛЕЦ. И, главное, никакого уважения к чужому труду.
Саша сидит перед гладкой стеной, поперек которой бежит тонкая трещина. Вокруг валяются обломки кирпичей.
Вытаскивает из кармана мобильник, набирает номер. Долгие гудки.
САША (шепотом). Катя, ну давай. Ну возьми трубку.
Одновременно слышен звонок Катиного мобильника. Где-то совсем
рядом. Как будто бы из-за стены. Саша бросает телефон.
САША (бьет рукой о стену и кричит). Катя! Катя! Катя! Катя! (Он кричит долго, до изнеможения. Но ничего не происходит. Прислоняется к стене.) Кать, ну ты думаешь я не задолбался? Я еще как задолбался. Мы один раз в детстве с пацанами в смерть играли. У Коли родаки новый холодильник купили, а от него коробка осталась. И мы, короче, по очереди в эту коробку залезали и там лежали. Типа, как в гробу. Сверху коробку еще одеялами накрывали вместо земли. И вот я лежу, темно, и запах еще такой мерзкий, химозный, наверное, от нового холодильника остался. Пацаны снаружи сначала ржали, а потом притихли как-то. А уже минут пятнадцать прошло, а мы, вроде как, по десять лежать договаривались. Я им кричу: «Пора откапывать». А вокруг тишина. Они обедать пошли и про меня забыли. Кать, я в этой коробке каждое утро просыпаюсь. Может, я из-за нее звезд и не вижу… Катя… (Саша закрывает голову руками.)
По лестнице поднимается Катя.
КАТЯ. Саш, а ты чего тут сидишь?
Саша удивленно смотрит на Катю. Катя садится рядом с ним на пол.
КАТЯ. Представляешь уснула в метро. Никогда не засыпала, а тут взяла и уснула. Прямо на кольцевой. Пару кругов точно намотала. С мамой не встретилась в итоге. Она, наверное, теперь рвет и мечет. И телефон еще где-то потеряла. (Трет лоб.) Мне кажется, даже снилось что-то. Как будто меня во сне звал кто-то или нет… Нет… не помню. (Кладет голову Саше на плечо.) Саш, а ты чего молчишь?
Из-за бетонной стены слышится тихая-тихая музыка,
настолько тихая, что непонятно, то ли ты ее действительно
слышишь, то ли это просто кровь шумит в ушах.
ЗАНАВЕС