Стихи
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 75, 2021
Паром
Мы шли по Днестру к морю,
трепалось бельё на заборе,
отбившись от рук,
ломалась палка-толкалка,
паромщик бросил цигарку
и выругался вслух.
Лицо его было в морщинах,
вокруг сапог его длинных
вовсю пузырилась вода,
паром он толкал, сколько силы,
и к берегу нас относило,
туда, где качались суда.
Уже моряки загорелые,
большие, красивые, смелые,
бросали на воду круги…
Я жизнь буду ждать, что он выплывет,
святое ругательство выплюнет,
наденет свои сапоги.
***
Потворствуя примете редкой —
блажен, кто верит в чепуху, —
ладонь с серебряной монеткой
тяну я месяцу вверху.
Дай хлеб, чтобы путём прокорма
днём не шатался человек,
шарфом укутывая горло,
чтоб не сгребал лохматый снег.
Чтоб горемыка у аптеки
газетами не торговал,
чтобы поэт у табуретки
с верёвкой длинной не стоял.
Чтоб нас оставили в покое
хотя бы на короткий срок,
пока плывет над головою
твой ослепительный челнок.
***
Наверное, всё будет лучше,
когда позабудутся чуть
утра метросхемы паучьи,
советская хищная чушь.
Бездарные передовицы
и серость газетных ларьков,
троллейбусные вереницы
и тени ночных воронков.
Вот вспомнить бы мне напоследок
пред тем, как забыть это всё,
чтоб в чистый отбеленный свиток
внести только имя Твоё.
***
Круг ласточки невозмутимой
над рассветающей долиной
опишет друг строкой красивой,
а ты тверди её в дни сплина.
И с ней ненастный день прекрасен
среди берёзовых отметин
и выступающих балясин,
возведенных другим столетьем.
Сдается мне, и я другая,
одна из вечных ротозеев,
где из угла в другой шагаю,
свои слова навек посеяв.
***
День настоян на байховой пачке,
облака на просушке легки,
и хватает двора с водокачкой,
чтобы в мяч разошлись игроки.
Длится снова взлетанье-падение,
сушка мокрых ботинок, сапог,
свет небесный, и по истечении —
керосиновой лампы цветок.
Луч один от фольги сигаретной —
совершенно такой в аккурат
молодой, абсолютно последний,
от пехоты отставший солдат.
Джаз на улице
Растаможу-ка пыльную память,
немудрёный багаж рассмотрю,
если что-нибудь в жизни оставить,
то вот эту игру на скверу.
И, покуда ещё не приелись
переливы валторны, трубы,
я возьму на себя даже смелость,
чтоб назвать это зовом судьбы.
Надевайте же чёрные шляпы
и играйте про дали морей,
про высокие белые трапы —
помогай вам студёный Борей!
Про беду, про тоску, про мытарства,
про унылые сходни портов —
только вверх с этой музыкой страстной,
только так и вовеки веков!
***
Как слепые по картине
Брейгеля идут в снегу,
по своей ещё России
я пройду в слепом углу.
Мимо улиц незабытых
с белым снегом налицо
я пройду, как вдох и выдох, —
продевай платок в кольцо!
Но возьми, когда, уставши
мучиться, в чём был подвох,
отыщи меня в пейзаже —
выдох, вдох.
***
Не все же сериалы нам смотреть!
Не хватит человеческого века!
Скорее просишь сумерки стемнеть
и открываешь снов видеотеку.
Так крутят жизнь с начала до конца
и все её подробности, детали:
пятиэтажный дом из котельца —
всё память возвращает в идеале.
Длиннее, что ли, были дни тогда
Любви ли больше, греющего солнца?
Обычный самолётик из листа
летел так долго в дворовом колодце.
И даже если вовсе не о том —
проделки мнемотехники, приёмы,
какое счастье забываться сном,
где осени пространства невесомы.
***
В царстве сухого гороха,
спичечных тех кладовых,
чёса и прочего «плохо»
там, где в скулу и под дых,
видится чётко эпоха
идеалистов худых.
Острой соринкою колет
утра кленовая ржавь.
Вышли студенты во дворик —
дождику щёку подставь.
Тайной свободы историк
пишет по памяти явь.
Кровельные черепицы,
медных коньков купорос,
транспортные вереницы,
в полдень продуктов подвоз.
Тем и заполнить страницы,
что увидать довелось.
Это эпоха отпетых,
четверть столетья — запой,
числились в юных поэтах
до сорока мы с тобой.
Время кровавых отметок,
как на стаканах с каймой.
Как подобру-поздорову,
Господи, выжили мы!
Каша и шницель в столовой,
голову не подними.
Выйди в дворик — готова
почта кленовой листы.
Это всё плоско, а в сносках
то, что душе и уму, —
группа извечных подростков
вышла на площадь одну.
«Мы первоцвет девяностых», —
шепчет историк в дыму.
***
Чуден вечер природы
сразу после дождя,
водомерка гнёт воду
голубого пруда.
Корабельные снасти
с облаками в строку —
обещание счастья
на другом берегу.
И стоишь, как на грани,
своего ничего,
всё — одно лишь сиянье,
обещание всё.