Стихи
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 74, 2021
***
1
когда вершки и корешки
меняются местами
летают майские жуки
в метро на Теплом стане
цветы не лезут из земли
но точно кровь Чужого
до самой нежности прожгли
косметикой дешевой
сдвигается стеклянный лифт
возносит инвалида
над пропастью как мегалит
к вершине пирамиды
а он хотел чтоб старый лифт
поднял его визгливо
как лодку легкую прилив
над скалами залива
растут подземные ларьки
и отпадает кафель
от стен как если аллергия
на новое и кашель
но руслами подземных рек
не ведая об этом
идет по верху человек
к ночному лазарету
его разбитое лицо
и сбитые костяшки
сдувают бедных мертвецов
с Ордынки на Овражки
благословенно время пик
часы московских буден
где так и лезут на язык
слова про все там будем
2
машина припорошена
рождественским снежком
принцесса на горошине
а прочие пешком
горошина шипована
и наледь к ней с душой
принцесса не подкована
в движении Левшой
ей не давать бы тень ее
увидеть — развернуть
поверхностью к растению
тепличному — не суть
чтоб жизнь изнанкой замшевой
как нижнее белье
пока она не замужем
лишь гладила ее
3
И когда уже снег, летящий в мое лобовое,
стал проникать за оного горизонт
и сгорать в атмосфере любви и покоя,
я вдруг понял, что мокрый раскрытый зонт
роговицы держит за ручку — нервно
теребя ее — именно этот бег,
этот свет, и образ, рождаемый им, наверно
и закроет зонт, как растает снег.
4
На столике — «Школа для дураков»,
«Москва — Петушки».
Правление Брежнева, как дырокол,
мотает кишки.
В пельменных и рюмочных — хмурый народ
добреет, стоймя,
а время съедает его кислород
в мозгах у меня.
Куда ни пойду — всюду пенится кровь,
везде — бахрома,
как если бы век растрепался с краев,
завился с ума.
И я его ниточки в детском саду
тащу, распушив,
чтоб в семьдесят третьем лохматом году
он сделался жив.
Как будто бы время и ветер одно,
и я — его связь:
ремень передачи, стекла волокно,
со всеми вась-вась.
Как если бы в этот период и сам
я был защищен
родительской лаской, и певческий сан
носил под плащом.
И если пойду я в Столешников пер.,
то сразу в Ладью
нырну с Васильком и уж там, ясен хер,
зарплату пропью.
ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ
1
жизнь дает ответ по теме
как выклевывают темя
и зачем во тьме просвет
между этими и теми
да и нет
как влезает нос клеста
меж волокнами креста
раздвигая клювом крепким
щепки строгого поста
облегчая муки — точно
понимая что к чему —
лишь почуяв древоточца
можно сунуться во тьму
есть у малой птички пища
так спасись сегодня сам
и вокруг спасется тыща
получивших по носам
2
есть искусства столь полные муз
что деревья как голые жерди
остаются когда этот ТЮЗ
разлетается с шумом от смерти
птицы думают дерево — крест
и хотят разлетевшись окрест
разнести его в щепки
став училищем для музыкантов
и обратно учителем лепки
***
я понимаю что я стою всего одно земное горе
попробуй выплакать и вскоре мы распрощаемся с тобою
храни его в прозрачных пятках ходи немного над землею
и если так, то что-то злое мы не вернем петле обратно
храни его как пуповину соединяющую тело
и душу что поверх надела или сняла наполовину
***
не разбрасывайся стриженными ногтями,
как помрешь и душа полетит путями,
вместо, чем любимые посещать места,
принесет ей нелегкая —
поднимать свою роговицу, легшую
полумесяцем в ноги креста
будет долго потом распаренным веничком
по углам отростки свои сметать,
чтоб сложить во что-нибудь человеческое
этот пальцевый самиздат
ни единая кость твоя не — станет маяться —
сокрушится — к какой же тогда ростки
онемевшей руки
роговые, прочные, словно матрица,
из телесных констант близки?
помнишь, были когда-то в два пальца варежки
для стрелков из РККА,
а попробуй такую надень — обваришься,
так невинна твоя рука
надо думать, за суеверия
пожурят тебя, но и напомнят холл,
где тогда прищемила мизинец дверью
так, что ноготь сошел
МИР УСТРОЕН ИНАЧЕ
молоко убегает,
выбиваясь из сил
когда устает
лезть на стену,
случается пенка
стен грозовые тучи —
молнии, промелькнув,
оставляют ожогом на роговице
сеть электрических проводов
диван как посмертная маска тела
ПОМЯЛСЯ-ПОМЯЛСЯ
И ВЫШЕЛ ВОН
небо углублено
на несколько сантиметров
в землю, чтоб не снесло
ветер попутным ветром
бесшумный трамвай
вытекает из сказанного
и девушек — светлые стайки
воробышки чики
чирики
грустны ли глаза веселящего газа?
но в этих тельцах, только-только обросших
наивнейшим мясом прозрачнейшей кожей,
с рожденья оставлено место для лезвия ножевого,
как если влагалищем названы первые ножны
не зря или зря —
я не знаю
но где-то блуждает обиженный дядя,
и вши искусали его, как живая душа,
и пахнет, как ладаном, бедный маньяк — керосином
и фильм Чикатило выходит уже на экраны
но мир-то иначе устроен, иначе, зачем бы
светить темноте сквозь прозрачные улицы (фото
Сергея Каревского, Германа Барбуха фото)?
уже не на свет реагирует пленка,
но дышит собой, как горячее полотенце,
и даже на даче стекло, как описанная пеленка,
с образом Богородицы и Младенца
но мир не таков — он любые промашки прощает,
в нем главное — соль острота и кислинка,
и нежного сердца пророщенный щавель,
и спать завалиться
и ты на груди моей греешься или смеешься,
и я потрошитель, себя искромсавший на дольки,
кормлю тебя с ложечки дикой домашней морошкой,
дурак да и только