Стихи
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 73, 2021
***
Речь бунтаря вращается, как винт:
я зеркало, я дух, я лабиринт,
я горсть песка, я сеть для ловли света,
я город, возведенный на крови,
я сирота и я дитя любви,
я гость под кровом Ветхого Завета.
Речь кроткого, как рана, горяча:
Господь от нас скрывает три ключа –
один из них от гробового свода,
а два других – от житниц и от туч.
Но иногда проходит зренья луч
сквозь нервные сплетенья небосвода
и видит, что принадлежит Тебе…
Мы при последней, говорят, трубе
изменимся, и ничего не знача,
как странник, с изменившимся лицом,
я с матерью увижусь и отцом,
их обниму в пустых пещерах плача.
***
Просыпается утром не тот человек, кто спал.
Тот, другой, летал над вершинами черных скал,
над волной морской, над улицею Тверской,
тот, другой, совладал со своей тоской.
У него – молодое имя, иная стать.
Он могуч, как ангел, прекрасен и полон сил.
Засыпает ночью не тот, кто ложится спать,
умирает тихо не тот человек, кто жил.
Он теперь лежит, как в замерзшей земле зерно.
Я найти пытаюсь пропущенное звено
между этой жизнью и жизнью незримой той.
где сидят, обнявшись, разбойник, дитя, святой.
Я найти пытаюсь ту точку, где явь и сон,
словно жизнь и смерть, на минуту одну сошлись.
А когда найду – Благодать победит Закон,
и пустая бездна, как небо, поманит ввысь.
***
Расскажи мне о жизни в пустыне,
о тоске, о великом огне,
о любви, об отце и о сыне,
расскажи о бессмертии мне,
о грехе, милосердии, страхе,
о предательстве мне расскажи,
о победе, о жизненном крахе,
о молчанье, о правде, о лжи,
о страдании, смехе и плаче,
о враче – или нет – палаче
расскажи – ты не можешь иначе:
плачет мир у Тебя на плече.
***
В объятьях дня хрустального
плыву среди свечения
в ладье вагона спального
до места назначения.
Но все, в чем глаз купается,
не ловится на удочку –
лишь яблочко катается
по маленькому блюдечку.
И возникают синие
с каким-то странным норовом
таинственные линии
на блюдечке фарфоровом.
И линии сплетаются,
и яблочко катается,
и ангел в платье шелковом
за удочку хватается:
он сквозь завесу зыбкую
увидел из окна,
как золотою рыбкою
в ночи плывет луна.
***
В ожидании снежной пряжи
и в надежде на свет в ночи,
в эмигрантском ажиотаже
улетают на юг грачи.
На песок, на речные воды,
на теряющий листья лес
смотрит маленький царь природы
с автоматом наперевес.
Он родился во время оно,
а теперь сам себе не рад.
Так зачем же ему корона,
и зачем ему автомат?
Он стоит, как в любви признанье,
перед светом чужих очей,
и, быть может, его призванье –
слушать осенью крик грачей?
***
Днями ветхая Сарра
горючие слезы лила,
ствол зеленого дуба
уже оплетал виноград…
И пока мы еще не дошли до горы Мориа,
Я б твердил Аврааму:
«Вернёмся скорее назад!»
Так писал Кьеркегор;
два столетия с лишним прошло,
только мир не решил,
что сильнее – добро или зло,
и уже не понять ему, бедному,
подвига веры.
Утвержден Вавилон.
Небеса заселили химеры.
Только детскому сердцу
Архангела видно крыло.
Ну, а в зарослях тёрна
запуталась чья-то овца,
и безмолвие сына
похоже на выход из мрака.
Жизнь должны мы прожить –
и молчанью внимать Исаака:
послушание сына равняется вере отца…
Искупительный свет
Памяти Александра Лобычева
Есть заповедные края,
Где горизонт высок.
С Крестовой сопки вижу я,
Как спит Владивосток.
И стыки океанских плит
Теряются во мгле,
А Саша Лобычев лежит
Один в сырой земле.
Светает. В воздухе сыром
Вдруг воскресает свет
И те, кто был его пером
Очерчен и воспет.
Без компасов, подробных карт,
Без гробовых венков
Плывут куда-то Хейдок, Март
И Толя Кобенков.
Ни сон, ни чох, ни птичий грай
В небесной синеве –
Восстал Казанцев Николай
С гнездом на голове.
А Саша тихо шепчет: «Нет,
На свете смерти нет,
Есть только искупленья свет,
Есть искупленья свет».
***
На холмах золотых и зеленых,
В заколдованном царстве травы,
где ковыль седовласый на склонах
не склоняет своей головы,
где в траве, словно юный разведчик,
обретает любовь светлячок,
а рожденный в июне кузнечик
для концерта готовит смычок,
где сидит богомол за роялем –
и внимают ему муравьи,
тихо Пушкин беседует с Далем
о бессмертье, о тайне Любви.