Стихи
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 72, 2020
* * *
Я, я! – буду с тобою, можно,
И когда мосты раскрываются, как цветы,
Пропуская баржи – рябью сырой подкожной,
И в лесу осеннем – всюду, где будешь ты.
Я – можно – буду всегда рядом,
И когда вздыхает зимою замерзший дом –
Спичка, растопка, в крови растворенный атом,
Покуда тело не кончится, а потом
Можно, я тоже буду? Лучи – косыми
Прядями падают, ветер летит с Невы.
Женщина – это тропа от отца к сыну,
Свет – ты же знаешь – это волна: плыви.
Я, я! – буду с тобою возле
Мокрой дороги, замершего пруда,
Вверх убежавшей лестницы, до и после
Рухнувшего под ноги дождя – всегда.
* * *
Хлопочет лето о земном,
А осень – это образ рая.
Одна сестра заходит в дом,
Другая молча замирает,
Глядит на ясень у реки,
Который встал и не торопится –
Как ангел за спиной Луки,
Рисующего Богородицу,
На тополь, вышедший во двор,
На лес и пруд в зелёной тине,
Что продолжают разговор,
Не кончившийся в Палестине.
Все выше, круче синева,
Все неизбежней кровь и жертва,
Слабеют возраженья ветра,
Преображается листва.
На берегу, в раскисшей глине
Дрожит береза у моста –
Рыжеволосой Магдалиной,
Прижавшейся к ногам Христа.
* * *
Уснули дети, уснули тени, как тихо в доме.
Замок не звякнет, крыльцо не скрипнет, не вспыхнет печка.
Лес расшумелся о близкой смуте, о темной доле.
Скажи мне издали – хоть не слово, а так – словечко,
Но не о вечном – о рюмке водки, тарелке брынзы,
Что скоро лето, и что до встречи осталась малость,
О том, как страхи свои припомнив, от смеха прыснем,
Глаза прикроем и позабудем, о чем смеялись.
Теперь ты видишь, насколько слово важнее тела –
Ни пальцев больше, ни губ, ни локтя, а только голос.
Ты сквозь помехи шепни словечко – чтобы летело,
Как скорый поезд – через поля – набирая скорость.
* * *
Чашка июля, выпитая почти.
В синем – стрижи струятся резвей мечты,
Для которой уже не нужны слова.
Лист учащенно дышит. Горит трава
Тихим зеленым пламенем. Сахарок
Облака растворяется. Даже рок
Мимо ревет – понарошку, товарняком.
В узенькой речке небо лежит ничком.
Солнце клочками развешано по кустам,
И валун у дороги поставлен, как чемодан.
* * *
Бесснежная пора. Опричников
Глухие черные машины.
Повсюду серый и коричневый –
И ветер общего режима.
Такое тяжкое, предзимнее
Нависло небо над мостами,
Что хоть сегодня не грузи меня
Отчаянными новостями –
И наводненьями, и тюрьмами,
И пареньками за решеткой.
Пока трагедия котурнами
Гремит по мостовым – чечеткой,
На Волге, на Неве, на Яузе
Между привычкою и долгом
Душа поставлена на паузу –
Между собакою и волком.
* * *
Ни запасов, ни надежной норы,
Ни спасительных заморских гражданств.
Отстраниться б от нечистой игры,
Отвернуться бы – да кто ж тебе даст.
Опереться бы на чье-то плечо –
Да такого не водилось вовек.
Остановишься, где речка течет,
Поглядишь, как в воду падает снег,
И пойдешь себе, под нос бормоча –
Сыновей бы уберечь, сыновей.
Под ногами – только тень от меча,
Только сумерки вокруг лиловей.
* * *
Ты говоришь – когда-то это кончится –
Вот так же потеплеют фонари,
И женщины в платочках у Никольского
Пойдут…
– и обрывается внутри.
Все кончится – и толпами вечерними
Потащит прочь поодиночке нас,
И только лиц повернутых свечение
Нас выдаст – и сиянье глаз.
Сливаясь с человеческими реками,
Дробясь
в прозрачных окнах и дверях,
Мы вдруг себя почувствуем калеками,
Как будто бы полтела потеряв.
И не к врачу-советчику-читателю:
Московским, Невским, Лиговским, Большим –
Мы, перед тем как сгинуть окончательно,
Назад рванемся – но не добежим.
* * *
Нету больше ни адресов, ни паспортов, ни метрик –
Только лето фарфоровое на краю у смерти,
Боязно зацепить – расписная чашка,
Ходишь кругами да вздыхаешь тяжко.
Сдвинуты над головой туч гробовые плиты,
Пятнистые валуны медленным мхом облиты,
То мухоловка пискнет, то вскрикнет зарянка,
Каждый звук открывается мелкой ранкой
И опять затягивается тишиною –
Будто обнимаются мир с войною,
Будто мы стоим где-нибудь на карельском
Полустанке, три минуты: между нами рельсы,
И вагоны тянутся с тюками на верхних полках,
И шеренги елок в шинелях долгих.
* * *
Ни малиновки, ни клеста.
Тишина. Огонек листа.
Ночью – мелкая горсть Плеяд.
Если завтра помру – плевать.
Не шепчи, не тянись ко мне.
Дымный месяц застрял в сосне,
Лес шевелится за спиной,
Окна гаснут. Иди домой.
Я хотела пораньше лечь.
Здесь к утру остывает печь,
И деревья стоят, как сны,
Белым небом застеклены.
* * *
Мокрые звезды толпою сбегают с небес,
Желтые окна приняв за пастуший костер наш:
Холодно в небе-то и одиноко, небось,
И поневоле куда-нибудь дернешь.
Плоские лужи хрустят под ногой серебром,
Лестницы елок шатаются, ходят ступени,
Воздух, густея, во рту превращается в ром.
Переминаются звезды и ждут в нетерпеньи
Тихого слова, объятья, простого кивка,
Той же улыбки, что брат ожидает от брата –
В теплую кухню ввалившийся издалека –
И, не дождавшись, со вздохом уходит обратно.
Что мы им скажем? Назад по ступеням ветвей
Звезды уходят, и свет через щели струится:
Видно,
как пишет, склоняясь над книгой, Матфей,
Слышно,
как ветер с опаской листает страницу.
* * *
Мой сын стоит лицом к закату,
Сойдя с дороги. У колен
Полынь, тысячелистник, мята,
В руке велосипедный шлем.
Мой сын стоит в траве цветущей
И смотрит на закат, вперед,
Уже на завтрашние тучи,
Куда мой взгляд не достает.
Там новый день, как черный ящик,
Закрытый солнечным замком,
И сын мой, на него смотрящий, –
Как будущее, не знаком.
* * *
Солнце обнимает деревья, прощается,
Каждый листик целует –
До свиданья, рябина, до свиданья, ольха, мое счастьице,
Помни ласку былую.
Как же вы без меня остаётесь, как же я
Буду без вас, дети мои, сиро́ты –
Каждую веточку к губам прижимает, каждую
Ягодку перебирает, стоит в воротах.
Костерит разлуку – что́ если и вправду – вечная,
Не увижу я вас – неужто?
Разгорается, гладит с утра до вечера
Золотые макушки.
А потом, оглядываясь, шепчет ясеню –
Ну, а ты, сердечко мое, кудри шелковые,
Не убегай далеко, не забудь меня за́ зиму,
Долгую-долгую.