О коротком списке литературной премии «Ясная Поляна»
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 71, 2020
Короткий список литературной премии «Ясная Поляна» в номинации «Современная русская проза» в этом году во многом повторяет короткий список «Большой книги». Судите сами: из шести книг в шорт-листе вроде бы конкурирующего конкурса «засветились» три! Это «Чуров и Чурбанов» Ксении Букши, «Не кормите и не трогайте пеликанов» Андрея Аствацатурова, «Сияние «жеможаха» Софии Синицкой. Полагаю, дело отчасти в том, что роман прошлогоднего лауреата «Ясной Поляны» Сергея Самсонова «Держаться за землю» вызвал очень неоднозначную реакцию. Вплоть до обвинения в графомании – что напрямую касается авторитета солидной премии. В этом году такого гарантированно не будет, книги в шорт-листе «Поляны» «нормальные», «проверенные»… Более того – четыре из шести книг шорт-листа издано в самой престижной сегодня «Редакции Елены Шубиной». С точки зрения читателя, ожидающего все же разнообразия, а не перетасовывания одной и той же колоды, такое положение дел скорее минус. Тем более, что о каких-то особых достоинствах финалистов крупных литературных премий говорить сложно. Три книги из шорт-листа «Ясной Поляны» – в нашем обзоре.
АВТОМАТИЧЕСКОЕ ПИСЬМО
Ксения Букша. Чуров и Чурбанов. М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2020
Ксения Букша наделена счастливым даром писать на профессиональном уровне с самой ранней юности. Пока ее сверстники все еще ходят в молодых авторах, петербургская писательница – уже автор множества разнообразных книг, отмеченных и критиками, и премиями (и вот в этом году сразу два шорт-листа крупнейших премий). Я сказал, что Букша автор «разнообразных книг», но это не совсем так. Вот, к примеру, биография Малевича и роман «Завод «Свобода»» – совсем разные по жанру вещи, но написаны с использованием одних и тех же приемов, одним и трем же стилем. Как и другие вещи автора. Профессиональный уровень исполнения играет с Букшей в плохие игры: кажется, что новые книги пишутся уже сами по себе. Помните, литературный анекдот про Бальмонта и его пишущую машинку, которая отстукивала сотни и сотни однообразных строчек в отсутствии автора? Вот «Чуров и Чурбанов», кажется, написан именно так, неким текст-процессором, в который заложены основные (и неизменные) приемы и стилевые особенности Букши. Конечно, этого мало – в таком процессоре должно быть запрограммировано ее литературное мировоззрение, «мягкий модернизм» в изводе женской прозы. Такого рода вещи охотно печатал журнал «Юность» в начале 80-х. Ранняя Дина Рубина, Галина Щербакова и т.п. Разве что у Букши немного более жестко и изобретательно, с фантастическими элементами. По нынешней моде.
Согласно фантастическому допущению автора, два заглавных персонажа (некогда одноклассники, потом студенты-медики) оказываются крепко связанными между собой, так сказать, скованными одной цепью. На уровне (буквально) сердечного ритма, то есть, судьбы. Один из них – сильно положительный. Другой – не очень. Один – совсем интеллигент, другой – интеллигент, так сказать, заблудший. Ничем хорошим, конечно, кончиться это не может. Да и жить в этой стране как-то невесело, господа. Атмосферы добавляет узнаваемый (и поэтому легко продающийся публике) мрачноватый питерский колорит.
По поводу основной идеи – ничем не объяснимой, парадоксальной, трагической связи двух совсем разных людей – нельзя не вспомнить маканинскую притчу про Ключарева и Алимушкина, да и, собственно, много чего еще. Букша пишет широкими мазками, не стесняясь брать свое, там где она его увидит – что в сюжете, что в стиле. Сюжет, как обычно у Букши, здесь является слабым местом, поэтому для укрепления конструкции приходится дробить повествование на мелкие отрезки. Я даже допускаю, что нарезанные кусочки могли быть соединены по принципу жребия, случайно. Ну, собственно, и что с того? Этот прием не более и не менее содержателен, чем другие приемы автора этой игровой прозы. В книге вообще немало привлекательного для многих читателей авторского произвола – как захочу, так и заверну, невзирая на правдоподобие и логику. Игра все стерпит.
Читать в целом любопытно, как, например, наблюдать за чем-то заведомо бесполезным, но увлекательным – жонглированием теннисными мячиками, например. Возможно, для пущего эффекта, они могут быть даже кубической формы.
СКУЧНАЯ ИСТОРИЯ
Андрей Аствацатуров. Не кормите и не трогайте пеликанов. М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2019.
Если Букша одинаково пишет разные книги, то Андрей Аствацатуров много лет пишет как будто бы один роман. Я бы даже сказал «один и тот же». Собственно, об этом говорится уже в издательской аннотации: «В новом романе… все тот же герой. Городской невротик, преподаватель литературы, не слишком удачливый в любви, уже знакомый нам по книгам…». Дальше перечисление предыдущих серий – прошу прощения, предыдущих романов.
В общем, это и неплохо. На новую книгу работает эффект сериала. Тем более, что «городской невротик» – который по внешним, биографическим, контурам в целом совпадает с автором – персонаж, несомненно, симпатичный. Неудачи его не носят фатального характера, в повествовании от первого лица много самоиронии, описание бытовых реалий (Санкт-Петербург и Лондон начала 2000-х) читается с интересом. Как и описание «кухни» филологического факультета одного из питерских вузов и, шире, среды постсоветской интеллигенции. В «эпизодах» появляются хорошо известные и вполне реальные люди, вроде легендарного критика-скандалиста Виктора Топорова. Количество аллюзий и, как говорят сегодня, «референсов», неизбежно значительное в «петербургском тексте», все же не зашкаливает. Вообще, «Пеликаны…» написаны мастерски, опытной и уверенной рукой, романная форма соблюдена (в отличии от ранних «Людей в голом», сборника заметок и «виньеток», которые романом назвать все же крайне сложно).
Но! До чего же незначительны, даже мелки все эти интеллигентские хождения туда-сюда, страсти из-за университетских ставок, многочисленные полулюбови, полупотери… Дело не в наборе героев, дело в их заземленности. Нежелании что персонажей, что автора выйти из своего круга. Все здесь дано как будто в слабом свете петербургского вечера или утра: нерезко, размыто, грязновато… Вот характерная цитата. «Они стояли молча в ряд прямо на выходе с эскалатора. Все трое: Жорик и еще два типа, худые, сутулые, в грязных ветхих куртках со старыми рюкзаками. Сердце дернулась куда-то вниз. Мне вдруг захотелось, очень захотелось пройти мимо, и я стал глядеть в сторону, сделал вид, что залюбовался девушкой, проходившей через турникет. Жорик меня заметил, окликнул. Я еще надеялся какие-то секунды, что могущественный Костя просто пока опаздывает, что у него много дел и он послал вот этих парней, которые у него на побегушках, нас встретить. Но тут сутулый парень с длинной тощей шеей сделал шаг навстречу, коротко хихикнул и протянул руку – Костя. Ладонь оказалась вялой и влажной».
В книге нет трагедии. Да и драмы порядочной даже нет. А есть слабый герой со своими слабыми страстями. Такой не способен ни удивить, ни напугать. Как, собственно, и вся книга.
СКВЕРНЫЙ АНЕКДОТ
Саша Филипенко. Возвращение в Острог. М.: Время, 2019.
Сочинение Саши Филипенко «Возвращение в Острог» уже успело удивить публику самим фактом попадания в шорт «Ясной Поляны». Дело в том, что это своего рода памфлет, крайне критически рисующий жизнь современной России. Кажется, ранее «Ясная Поляна» такими жанрами и такой направленностью не увлекалась. Хотя книги Филипенко уже несколько лет вполне органично входят в «премиальную обойму». Сравнительно молодой (ему нет и 40) автор успел получить «Русскую премию» (он родом из Белоруссии), был и в коротком списке «Большой книги». Теперь вот «Ясная Поляна».
Весьма вероятно, что своей легкой манере письма Саша обязан профессии: он побывал сценаристом комедийных шоу на Первом канале, потом составлял на «Дожде» пару Павлу Лобкову. Книги он пишет в привычном для такого рода деятельности фельетонно-комиксовом духе. Они – в частности, и рецензируемая – даже формально выполнена а-ля сценарий телевизионного шоу или телесериал (иногда автор сознательно этим бравирует – например, прямо вводя в текст «содержание предыдущих серий»). Короткие фразы. Четкие картинки. Афористичные высказывания. Простые, но эффектные (или с претензией на эффективность) метафоры. Сразу вспоминается манера молодого питерца Кирилла Рябова, (который, кроме этой манеры, с Филипенко не схож ни в чем, а во многом – и идейно, и эстетически – противоположен).
Опасность «памфлетного» письма – неизбежное «сползание» в публицистичность. А если ты пишешь прозу как сценарий – неизменно вылезут общие места и штампы, которые в сценарии, как служебном жанре, неизбежны и допустимы, прозу же попросту портят. Поэтому написано «Возвращение…» очень неровно. Но дело даже не в этом.
Действие здесь происходит в глухом провинциальном городе Остроге (метафора всей российской жизни!), который, само собой, кошмарен. Филиал ада на земле. Грязь, неустройство. Изощренно пытающие подозреваемых местные менты (пытки описаны крайне тщательно и подробно). Совсем плохо дело обстоит в местном детдоме, где дети, один за другим, кончают жизнь самоубийством. Распутывать дело прибывает следователь-неудачник по фамилии Козлов, отягощенный личными проблемами. В общем, все мрачно. Вот фрагмент, рисующий жизнь острожскую.
«Возле общежития припаркована битая «девятка», и в её тонированных стёклах отражается местная агора – отделанный сайдингом мини-маркет. Рядом со входом висит афиша предстоящих матчей острожского «Шанса». Козлов переступает через хребет замёрзшей грязи и идёт вдоль заборов, поверх которых наклеена одна и та же аккуратно выписанная от руки реклама: «Качественный солярий без последствий». То и дело под ногами оказывается какой-нибудь мусор, пачки сигарет, упаковки таблеток. Даже заложенный нос улавливает запах сероводорода. «Край мира, – вновь думает Козлов, – обрыв земли».
Причина самоубийств, как оказалась, такова: дети побывали за границей, благодаря местному меценату (впоследствии посаженному властями в тюрьму), и не смогли вынести возвращения к мрачной российской реальности…. Не правда ли, крайне малоправдоподобная история. И не история даже, анекдот, притом довольно скверный. Ни сострадания к детям, ни искреннего чувства по отношению к описываемым событиям тут мы не видим. Так, какая-то ухмылка, желание «блеснуть» поворотом сюжета или стилистическим оборотом.
Все это – сценарий ли, памфлет – по большому счету имеет мало отношения к прозе. Тем более к прозе «премиальной», призванной показывать некие ориентиры, задавать тон.
А если такой прозы нет даже в коротких листах самых престижных премий – стоит ли всерьез к этим премиям относиться?