Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 71, 2020
***
Ты станешь символом и тайной,
ты станешь памятью,
случайно
меня разбудит зов
к тебе,
а ты
в далеком далеке,
где от меня лишь символ, тайна,
в чулане памяти
случайно
тебя разбудит зов
ко мне,
а я
в далеком далеке.
***
Случилась жизнь, и в ней случились мы.
Случились. Как там все мы получились?
А получились только наши сны –
сны осени и голубой весны, –
они по нашей жизни прокатились
и укатили в невидаль ли, даль,
и на витке нездешнего блаженства
они земной мешают календарь,
даря нам неземное совершенство.
Как вышло так, что жизнь влюбилась в сон
и в полусне несет нас и качает,
несет наш полудом, полувагон,
и полоумный этот перезвон
давно нам ничего не обещает?
Всё, как во сне положено, всё вдруг,
вдруг всё нахлынет, и летит, и рвется.
Но, завершив не нами данный круг,
всё так же вдруг внезапно оборвется.
Ну, вот и всё, вот так случилась жизнь.
А мы не долетели – доплелись
до старенькой скамейки у оградки
и до вершин, увы, не добрались –
к вершинам можно только без оглядки.
***
Еще одна осень слезами зальет и стихами.
Ах, что это с нами? Мы знаем. Но что это с нами?
Еще одна осень, блаженное время для грусти,
сезонно потреплет и также сезонно отпустит.
Ах, милое время. Ах, самое страшное время.
Когда еще так вопрошаю: «И с кем я? И где я?»
Ах, грустное время. И так с этой грустью уютно,
и чудится тайна, и что-то предчувствуем смутно.
А мы как деревья, с нас листья осыпятся к сроку.
И истинно это, но что в этой истине проку?
И все здесь поэты, и плачем навзрыд без умолку.
И истинно это, но что в этой истине толку?
***
А знаешь, ничего я не могу. И ничего давно не понимаю.
Я знаю только то, что я бегу. Что от себя все время убегаю.
И где тот я, что грезил превозмочь, мечтал и западал от перспективы?
Глухая ночь кругом, глухая ночь. И гиблые тоскливые мотивы.
Отдал бумаге. Большего не смог. И, видит бог, иного не умею.
А знаешь, я до судорог продрог в своей постели.
Зашаркаю на кухню. Пусть кипит. Сейчас заварим. Этот лысый чайник
затянется. Ведь он всегда дымит. Печальник.
И знаешь, вот и весь ее секрет, вся мудрость многокнижного развала –
семь тысяч бед, и проклятый ответ: нет разницы жил много или мало.
***
не важно все это
наверно все это не важно
что как-то не внешне
а внутренне как-то живем
не важно как каждый
ты просто проснешься однажды
и больше не спишь
все глядишь и глядишь в окоём
и тянет
не манит
а именно тянет и тянет
уйти за него
оборвать пуповину с землей
и боль первородства
уже не саднит и не ранит
а просто добитого
молча ведет за собой
простите меня
и уже ничему не учите
ученый картошкой печеной
всего не забыть
и в белую дверь
покидает тюрьму заключенная
ей пó небу плыть
***
и что с того? она уже мертва остыла так должно быть холодна природа ничего не упускает и жадно как на пачке сигарет затяжкой манит тот неэтот свет надеждой что куренье убивает всё это рок и рак и всплески рук над пропастью парящий виадук во лжи скажи зачем нам эта повесть? а он молчит да что тут говорить? и сдохнуть рад но приказала жить через дефис написанная со-весть
***
а он всё кружит и кружит
каким мёдом намазано?
ведь все сказки рассказаны
все слова давно сказаны
и пыльца разлетелась прахом
и лепестки пожухли и опали
а он нарезает подбитым птахом
круги любви и печали
и по лугу несется шорох нехорошего слуха
это мол не шмель а большая осенняя муха
это мол не танец любви а предсмертная пляска
это значит не о чем говорить
досказана сказка
а он всё кружит и кружит
и лишь ему одному слышно
как под его крыльями пыльца вьюжит
и значит цветок распустился пышно
так бывает
в этом озябшем мире вдруг свет весенний
так бывает
старый седой шмель и цветок осенний