О книге Вадима Месяца «Дядя Джо. Роман с Бродским». М.: «Русский Гулливер», 2020.
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 71, 2020
Критика называет роман Вадима Месяца автобиографическим, с чем согласиться никак невозможно, несмотря на то, что некоторые факты и события совпадают с реалиями жизни автора в Америке. Только в таком случае нам и «Войну и мир» придется тоже окрестить автобиографией Толстого. А уж «Игрок» Достоевского… Поэтому будем исходить из того, что главный герой романа и автор – полные тезки. Хотя с жанром, действительно, было бы неплохо определиться, потому что от этого определения будет зависеть дальнейшая трактовка текста. Термина «автофикшн», который Павел Басинский упоминает в отношении романа «Дядя Джо», явно недостаточно. Вадим Месяц в данном случае гораздо более радикален в области жанра. Мне близка мысль Михаила Трофименкова (правда, только она, в остальном его критический отзыв мне показался просто пересказом содержания романа), написавшего, что «Дядя Джо» – это «скорее комикс, чем роман». От комикса, и правда, в романе что-то есть: комичность, визуальность (отдельные истории, из которых состоит текст, в большей степени картинки, нежели сюжеты с прописанной психологией героев), и супергерой в центре повествования. Причем у Месяца наличествует не только супергерой, но и суперзлодей, некий Бенджамин Крюгер, пытающийся присвоить себе всю существующую поэзию. Гротеск здесь настолько очевиден, что ни о каком понимании «Дяди Джо» в духе реализма речи вообще не идет, а фото Вадима Месяца с Иосифом Бродским, размещенное на обложке книги, кажется, еще один прием по запутыванию автора в пеленки его собственных ожиданий. О том, что жанр произведения далек от реализма, говорит и тот факт, что в выходных данных помимо автора романа указан и автор идеи. Эдакая сериальная черта, присущая фильмам о Джеймсе Бонде или каким-нибудь «Симпсонам».
Однако комикс комиксу рознь, и Вадим Месяц создает свой, на пересечении Гоголя и Хармса. Гоголь, конечно, первичен. Обратимся к финалу романа, на мой взгляд, не случайному: «Мы соскользнули с мокрых дощатых мостков на первый паром до Джерси-Сити и с печалью смотрели на удаляющийся большой город. Народу в этот ранний час было мало, и я без труда различил среди пассажиров мою студентку Джиту Марвари. Она сидела на ярком пластиковом стульчике и читала «Мертвые души» Николая Васильевича Гоголя. Великий девственник пришелся ей по душе, и я подумал, что становлюсь не таким уж плохим педагогом». Гоголь – единственное, что выживает в романе. Остается в итоге. Мне кажется, Месяц имеет в виду его стиль, обезличенный, лишенный сентиментальности и копания во внутреннем мире персонажей. Как говорит об этом герой: «у Гоголя не было ненавистной мне психологии». Нет ее, ясное дело, и в самом романе. Раз она ненавистна.
По сути, Месяц объединяет два основных гоголевских типажа – Хлестакова и Чичикова. Другими словами, Хлестаков выступает в функции Чичикова: путешествует, «собирает» новые, ранее неизвестные стихи и перепродает их Крюгеру. Здесь соединяются две традиции: философская (сделка с дьяволом) и комиксная (герой, в конечном итоге, Крюгера убивает).
Вернемся к финалу романа. Из предыдущих глав мы с вами знаем, что индийские студенты Вадима Месяца (того, который главный герой, а не того, который автор) отличались тупостью и усидчивостью. В образе Джиты Марвари перед нами читатель, до которого автор таки к концу романа, как ему кажется, донес несколько основополагающих мыслей, а именно:
– русская поэзия в целом – «цветастая херня»
– настоящая свобода – это «избавление от автоматизма мышления»
– «вдохновенное вранье вообще основа искусства»
Эпатирующая позиция обозначена вполне четко. Герой говорит о себе, что единственный знакомый ему способ самовыражения – осквернять святые места. Приходя в кому-то в гости, герой романа незаметно пришивает к шторам огромные желтые и зеленые пуговицы. То же самое делает автор в романе. Пришивает яркие пуговицы. Всем, кроме нескольких поэтов: Алексея Парщикова, Елены Шварц, Андрея Таврова, Валерия Исаянца. Остальные к концу романа все в пуговицах. Основная характеристика современных поэтов, данная Месяцем: «боятся смерти, не любят женщин, уважают поэзию как жанр. Позорище. Плоское бытовое сознание». Все это вполне в духе Хлестакова: он не меняет среду и не пытается с ней слиться. Не предлагает способов борьбы. Для него, как и для героя Месяца, основная форма жизни – фестиваль. Он здесь проездом. Симпатичный проходимец, если трактовать это слово в том числе, как человека, проходящего мимо, не вовлеченного в события. Единственное отличие – герой Месяца более лирический, переливает воду из Белого моря в Черное, собирает дожди в бутылочки, подписывая дату и место сбора, пишет письма умершему Дилану Томасу, описывая соседей за столиками и жалуясь на несчастную любовь. Можно было бы сказать, что его отличает от Хлестакова глубина, но Месяц старательно избегает изображения психологии персонажей, делая исключение лишь изредка (любовная линия главный герой и Маргарет, отношения между героем и дядей Джо). В остальном, у главного героя на все находится готовая формула или сентенция. Или цитата. Как и положено супергерою.
Роман разворачивается между двумя полюсами: живым и неживым. Живые души и мертвые души. К мертвым относятся памятники, увенчанные премиями и забронзовевшие графоманы, в общем-то, почти все, кого Месяц в романе упоминает. Три-четыре десятка известных российских поэтов и прозаиков. Не буду сейчас всех перечислять, дабы не пробуждать в искушенном читателе праведный гнев. К живым в первую очередь относится Бродский. Мне кажется, поэтому роман и называется «Дядя Джо» (а вовсе не потому, что так американцы называли Сталина). Название задает дистанцию по отношению к великому. Великому и все еще живому. Бродский показан как человек, постоянно преодолевающий автоматизм мышления. Его антипод в романе Александр Генис, который постоянно ходит в музей Метрополитен смотреть на одну и ту же картину Брейгеля «Жатва». Противоположный полюс. Заезженность. Артефакт. Заменяющий биение «мирового сердца». Поэтому, когда Бродский умирает, роман заканчивается. Не остается ничего живого. Даже Крюгера.
Читать этот роман все равно что переливать воду из Белого моря в Черное. Может, это приведет к сдвигам тонкой материи и геополитическим изменениям. Может, раньше срока изобретут вакцину от корона-вируса. А может, ничего не произойдет. Сложно сказать, но попробовать стоит. Главное, сесть при этом на такой стульчик, как у Джиты Марвари, пластиковый и яркий.