***

Ты мне прислала ссылку на znamlit,

но снег пошёл, и голова гудит,

неясно, что есть голос, что есть эхо.

 

На пятерицу чувств ложится мгла,

я лёг в кровать, но ночь не помогла: 

опять глаза болят от PDF-а.

 

Молитвы только знаю наизусть,

ещё стихи, а больше знать боюсь,

свободу с арифметикой не спутав.

 

Я ограничен комнатой моей,

где нет часов и нет календарей,

и всё одно: что вечность, что минута.

 

 

A Beautiful Mind

 

Добрый мент родился…

              Глеб Самойлов

 

Я носил вместо дикого зверя кепку,

я тянул вместо хилого деда репку,

а когда заканчивались таблетки,

слышал голос: ты к смерти уже готов?

 

И потом, как птицу, меня ловили,

как речную рыбу, меня глушили,

о меня окурки свои тушили

трое добрых родных ментов.

 

По весне отправили в санаторий,

положив на вязки – но я не спорю,

как всегда, поддерживаю режим. 

 

А во сне лечу над гнездом кукухой,

человек без зрения и без слуха

сам не верит, что мы сбежим.

 

 

***

К словам не имея подхода,

один самодельный поэт

стихи сочинял по полгода,

рифмуя «лафет» с «Лафайет».

 

Он знал, что удачная фраза

в язык попадёт, будто в ил,

её не придумаешь сразу,

как Лермонтов мог Михаил.

 

Измотанный этим процессом,

когда наконец одичал,

«бульонные кубики пресса»

в отчаяньи он написал.

 

И в теле не зная покоя,

уже обречённом на слом,

душа его в небо простое

взлетела под острым углом.

 

 

***

Я объяснил: мой друг совсем загнался,

ему прозрачный человек казался,

за ним повсюду следует поныне

и повторяет на плохой латыни

одну из сказок матушки Гусыни.

 

Но доктор притворился глуховатым

и молча руки вытирал халатом

(он мойву жрал, пока я ждал в приёмной).

Потом сказал, что голова есть тёмный

предмет математически бездонный.

 

Какой резон возиться с человеком?

Не Кьеркегор и вряд ли Френсис Бэкон,

поэтому в отечестве моём

давно приметы краха узнаём,

и не сегодня-завтра все умрём.

 

Что делать мне? Куда смотреть глазами,

цветы какие поливать слезами,

ночному шуму подчиняя слух? –

не объяснил никто из этих двух.

Я был один и свет во мне потух.

 

 

***

«Флоренция» и «Рим» из словаря

случайно очутились в разговоре,

они на свете существуют зря,

как эта этажерка в коридоре,

 

как этот стол, лишённый бытия,

оставшийся для вечности эскизом.

Как родина безвестная моя,

что сверху не видна, а только снизу.

 

На карте мира мир пошёл вразнос,

и проще раствориться и забыться.

Но что такое? Мальчик произнёс

нелживыми устами слово «быльца».

 

 

***

Газета «Правда» никогда не врёт,

мне сорок лет, мне надо на завод,

завод меня убьёт.

 

Нет смысла говорить про звёздный блеск.

С трубой такой, похожей на обрез,

тоска меня заест.

 

Ошибся Вильяминов-Воронцов:

на Марсе не настроили дворцов –

ни шахт там нет, ни ЦОФ.

 

Нет снега – только углекислота,

лицо с провалом вместо злого рта,

и смерть в него влита.