Стихи
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 69, 2020
***
изумрудное море не знает о том,
кто вдоль берега бродит,
говорящий планктон, человек ли, фантом,
что в нём зреет и бродит,
что молчит и растёт на воздушных дрожжах
предвечернего света,
в наклоненьях каких и каких падежах,
для какого фацета,
он пустынный прохожий при взгляде извне,
в городском непросторе,
но у ног его блещет, как в сбывшемся сне,
изумлённое море.
***
ты большой уже, четыре,
подойди к окошку…
где сегодня по квартире
черти носят кошку…
не трясись так, ты же смелый…
что, скажи, за шторой:
этот свет, который белый,
или тот, который…
***
оленёнок мой миленький маленький
c неоплаканной лакомой веточкой
над лесной узловатой грамматикой
угловатой приземистой весточкой
под последними звёздными каплями
алфавитом ночным не насытившись
изумлёнными влажными карими
опрокинешь изношенный синтаксис
чтоб налившись весёлыми силами
из-под гибельной зимней окалины
иртышами нездешними синими
задышали на небе прогалины
и намёком на необычайное
всем дарителям и вдохновителям
как завещанное обещание
навсегда растворишься в творительном.
***
и когда от неё отдалится плоть,
и она воспарит, легка,
и вернётся персти земной щепоть
в пеленальные облака,
и когда безмысленной шелухой
в тишину опадут слова
и прозреет музыкой слух глухой ‒
той, что ныне слышна едва,
и когда невидимый вспыхнет луч
в бестелесной твоей тюрьме,
ко всему на свете найдётся ключ
и второй ‒ ко всему во тьме,
но река последняя глубока,
и вокруг неё на века
только эти белые облака,
эти белые облака.
Три стихотворения из цикла “Сhemin des amoureux”*
1.млечный путь. флейта
люди изнашиваются быстрей, чем вещи,‒
пьер улыбнулся, снимая пальто в прихожей,‒
тени ещё густы, но не столь зловещи,
скоро весна, я чувствую это кожей,
есть алфавит и музыка по соседству,
чтоб у кого-то выпорхнуло случайно
то, что, перелетая от сердца к сердцу,
дыры латает мира, как тайну тайна,
хлеб, и вино, и сыр, и тепло живое
здесь, а со мною виолончель и флейта,
звуки искрятся, что угольки в жаровне,
пахнет весной, и моцарт уместней фрейда,
горько смотреть, как топорщится смерть на каждом,
хочется приструнить её, напугать, одёрнуть,
только протянешь руку ‒ зайдёшься кашлем,
словно глотнул не воздух морской, а дёготь,
что же, оставим в скобках её, покуда
небо ломоть луны в океан макает,
время сгущается, как в сердцевине чуда,
волны шумят, и флейта не умолкает.
2.франсуа. обивка мебели
в пасмурном теле сердце не загорится,
дни, словно ласточки, в сумерках растворятся,
нам половина франции ‒ заграница,
мы и в париже были всего два раза,
разве увиденным меряется живое,
или по тени судят о достоверном?
строчка в газете, галочка на шевроне,
фото в альбоме, ‒ пеплом вернутся, ветром
времени, вепрем рвущимся из былого
(цыкнуть, не дать хозяйничать в настоящем),
жизнь без любви и тщания, что полова,
счастье своё по зёрнышку в норки тащим,
даже в починке мебели есть веселье
духа, незамутнённое, без эрзаца,
мысли и чувств отпразднуем новоселье
светлым и лёгким вином моего эльзаса,
я лишь простой обивщик, иным и не был,
тихо живу, не всеми любим словами,
боже, смотрите, небо, какое небо,
небо сейчас над нашими головами.
3.февраль. фиалки
плоть наше счастье, плоть наше горе,
сердцем не обуздать стихию,
мерой вершин мы сделали плоскогорье,
мерой вещей и времени ‒ ностальгию,
в каждой твердыне воют пустоты мира,
подлинное не передать словами,
где тишина взрывается, словно мина,
там нестерпимо музыки целованье,
дух заполняет сущее, как плаценту,
мы и доныне в самом низу девона,
только бесценное в сердце имеет цену,
даже одной фиалки у ног довольно,
где наши боги?‒ умерли; наши чувства
выродились и вырядились такими
фифами, что и, когда очнутся,
не различить их в сумрачной летаргии,
скоро мне за полночь ‒ возраст, в котором лучше
к зеркалу не подходить, избегать пророчеств,
вот этажерка, ларчик, а выше ‒ лучик,
ни приручить, ни присвоить, ни обморочить,
может на то и жизнь, чтоб однажды утром
в сонном окне увидев сиянье мира,
стать на мгновенье солнечным демиургом
в токе небес, блистающих, как порфира.
***
человек, прозревая в пейзаже,
через линзы внезапных прорех
узнаёт, что не тильда он, даже
не фита, а сплошной имярек,
что для вдруг прохудившейся яви
он всего лишь песчинка одна
и от волн увернуться не вправе,
и его накрывает волна,
воспарит, возлетит он, запляшет
с неизбежностью всей наравне,
но ленивая чайка на пляже
даже вслед не посмотрит волне,
он разлепит глаза осовело,
в первый раз удивлённый слегка
тесноте загорелого тела,
над которым плывут облака.
***
однажды утешное нас развернёт,
сорвав потайные засовы,
мостов будет семь и двенадцать ворот,
но буквы и числа ‒ условны,
когда мы пройдём через эти мосты
и эти минуем ворота,
движенья и выдохи станут чисты,
телесного сгинет хвороба,
и свет разольётся по всем письменам,
заставив подумать о чуде,
и новые смыслы откроются нам,
и тварного больше не будет,
и ангел, уснувший на склоне холма,
очнётся и двинется дальше,
и трёх измерений сомкнётся тюрьма,
но мы не почувствуем фальши,
и зелень, и солнечный луч над столом,
и времени грубая сила,
и тихо синичка поёт за окном,
что всё, чего не было ‒ было.
‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒
* См. «Новый мир», 2019, №2.