Стихи
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 69, 2020
***
Зола зимы сладима,
и снова снится мимо
березовый обоз.
И сердце утолимо
объятьем глаз и дыма –
соленой силой слез.
О, не целуй топорик
и не буди меня –
твой снег горяч и горек,
и в небе полынья,
где ходит без огня
Кассиопеи дворик –
и пихты пятерня.
***
Плещутся в окнах сивые лужи
силы небесной, небесной стужи:
спирт или снег, верховой эфир –
рвет занавески озябший мир.
У телогрейки короткий ворот –
ниже инея воротник.
Первым валенком снег распорот –
белым пламенем – материк.
Синим плещется твердый порох
влаги, высохшей до кости.
Слышит дерево мертвый шорох
звезд, рождающихся в горсти.
Черным пламенем помнят печи:
в топке холод и вой трубы –
так золой посыпает плечи
ужас белый любви, судьбы.
***
Прямо в зиме постою
над пустотой, на краю,
выше сугробов… С востока
перекрестила сорока
с неба деревню мою –
нежную землю, до срока
застеклившую колею
речки с прорубью: око
в сердце нальет бытию
злую кутью-толчею…
Я ее с ветром допью.
***
Какие ночи ледяные –
скрипит, как дерево, рыбак,
движенья вожжи водяные
наматывая на кулак:
и сеть, и смерть, и нети взгляда,
и невод неба и земли,
и бред, и бредень снегопада,
чтоб за спиной снега легли.
Оледененье отвлекает
и вяжет вереском уста,
и впереди зимы сверкает
вся неземная пустота.
И лодка воском облита́.
***
Сердце помнит сады – сады
ниже неба, сильней воды,
и тяжелый от снега взгляд –
так что звезды в траве скрипят.
Не ходи по траве в траве –
только ангелы в синеве
носят дерево в рукаве,
а в другом – снегопад и сад…
И сквозь сердце твое летят.
***
Дом сделан богом из тепла,
объятий, дерева и снега,
где синькой стужа отекла
и в рамках комнаты стекла
врастают в пол кусками неба,
и жизнь, как смерть, сплошная нега,
и весь – от берега до брега –
простор заснежен догола.
***
И ты уснул и снова стал нигде,
и рыбка малая искала жизни малость,
и тень моя скользила по воде
и в глубине, как память, оставалась.
Я исчезал, и начиналась речь,
и губы обнялись, неосторожны,
река себя вложила словно в ножны
незакаленный теплый мягкий меч.
И умер я, как дым – от костерка,
и вспомнил я прозрачное движенье,
когда из бездны вынута река –
и бесконечно отраженье.
***
К.
Падает снег – я навстречу лечу,
инея ленты в саду расплетая;
близкая вечность скользит по плечу –
злая, серебряная, золотая.
Господа окна вдоль неба летят –
лики прозрачные по вертикали,
но успевает измученный взгляд
трогать, как воду во сне наугад,
все, что мы видеть всю жизнь отвыкали.
***
Скажи «метель» – и слышится земля,
шумит мороз, как печь, когда осина
свистит себе и щелкает, и плеть и плоть – петля,
и слышит лыжи в белой бездне глина.
И слышится, как слушает зима
сама себя, и слух – ореха тверже –
и слышно с ближнего холма:
калитка хлопает в ладоши.
Скажи «метель» – и небо пустотой
услышит,
как звук струится – белый, золотой –
и прямо в сердце стужей дышит.
***
Сад из пяти коромысл, яблоневых, завис:
вёдра падучих звезд тянут то вверх, то вниз,
призрачны плечи женщин, богинь, старух –
зренье ушло в ресницы, и остается слух:
пересыпанье смыслов – так снег встает
сам из себя на вершок, и вот
дикая страшная высота
учит косноязычной стужей звучать уста.
Призрачны печи, и дым, отрываясь прочь,
скрученной простыней крепко вморожен в ночь.
Дикая пустота шелестит и летит едва,
словно пять стрел из пяти коромысл божества.
***
У окошка постою. Постою.
В дом заброшу тень свою – не свою.
Серым звездам карий свет накрошу,
правой веткой на снегу напишу,
как я небо в шесть крыльев ношу
и у жизни ничего не прошу –
левой веткой из окошка машу.
***
Снег вытесняет время –
вечность вошла в сады.
Сыплется с неба семя
выспавшейся воды:
ищет свои следы…
***
Дрожь воды – иная дрожь:
руку в вечность окунешь –
и рука прозрачна.
Исчезаешь, звезды пьешь,
над собой, как бог, встаешь
призрачно и мрачно.
И глядишь себе вослед,
между вами смерти нет –
только дрожь иная:
и во тьму струится свет –
речка ледяная.
***
Взгляды животные смерти короче:
заячьи, волчьи, крыжовничьи очи
тянутся вдоль темноты из куста,
звезды зеленые пьет высота.
Взгляды длиннее животного страха,
в зеркальце глаза глядится тоска:
белая-белая ходит рубаха
прямо в ресницах, пока
без человека и ветра, и бога –
не потеснилась тайга,
хоть бы чуть-чуть расступилась – немного,
чтобы упали снега.
***
Небо не оторвать от земли –
дерево держит его:
двойное распятие лиственницы –
в воздухе и под землей.
Да, не уловишь великое поле,
полное снега,
лыжной петлей.
***
Свежей смертью запахла земля,
отвернув молодую дернину,
холодком заглянули поля,
как во тьму, в самолепную глину.
Покажи мне ладони, старик:
ты живой или мертвый, сожженный
тишиной, или ты нерожденный,
ртом распахнутым ищущий крик,
вспоминая небесный язык.
***
Битое, с латинскою губою,
стеклышко, как небо, голубое
вылизало слезы из реки,
и горстями, гнутыми судьбою,
носят дождик в речку старики:
нынче нам и хлебушка не надо,
пусть пустое стеклышко болит –
стеклышку и небушка и взгляда
хватит, – и на дне чужого сада
пусть оно, прекрасное, горит.
***
Вина с голубизною на зрачке,
и воздух сети выплеснул рыбачьи.
На снежном у крыльца половичке
пять лепестков и пальчики кошачьи.
Так по земле неслышная земля
идет – и появляются поля,
и речка объявляется весною,
и нежится вина с голубизною.
У пустоты окрест болят зрачки,
последний лед чеканится в монетках.
Синичек золотые кулачки
созвездьями расставлены на ветках.
И слаще смерти тлеют табачки
в чинариках, в бычках и сигаретках.