Опубликовано в журнале Новый берег, номер 65, 2019
Диалог
– Поделом тебе, поделом.
По делам тебе, по делам.
Если время пошло на слом,
Что останется? Срам и хлам,
Потому что и время – дом,
Но догадка о том – потом,
Много после, весьма спустя,
А до срока ты в нём – дитя…
Даже если под облака
Увлекала тебя тоска,
Выше пыльного чердака
Не взлетала твоя строка.
Для того ли, скажи, крыла,
Чтоб их судорогой свело?
– То, что выше добра и зла,
То и есть на поверку зло.
***
Ни флейты пастушка,
Ни скрипочки паяца
Тебе, моя строка,
Не следует бояться.
Чувствительна одна,
Другая саркастична,
Но каждая нужна
Для жизни фантастичной.
Без отдыха и сна,
Друг дружку отвергая,
В лугах поёт одна,
На ярмарках – другая.
Я слышал ту и ту,
И выбрать не дано мне,
Какую больше чту
И пристальнее помню.
Немыслим их дуэт,
И всё ж таки, пожалуй,
Иной музыки нет
У жизни небывалой,
Не бывшей никогда,
Нигде, ни с кем на свете…
Избытой без следа
В несыгранном дуэте.
***
1
То в сон вплывёшь, то выплывешь из сна
В действительность, которая темна
Не более, чем этот ртутный сон,
В который ты, как в воду, погружён.
То в сон нырнёшь, то вынырнешь из сна,
Продышишься – и новая волна
Тебя, пловца, накроет с головой
И даст понять, что ты ещё живой.
Душа всегда Элизиум теней,
В действительности же ещё нежней:
Лишь тени снов, как то назвал Эсхил,
Дрожат над миром зыбок и могил.
…Река забвенья к вечности строга:
Заилены глухие берега.
Что былью было – поросло быльём,
И затянуло ряской водоём…
2
…И затянуло ряской водоём,
И я один на тихом берегу,
На миг представив, будто мы вдвоём,
Ищу слова, которыми солгу.
И я солгу, и былью станет ложь,
Поскольку правды большей в сердце нет,
Но ты, река забвенья, не солжёшь
В ответ.
***
Тёмный холод русских зим
Иногда бывает ярок
И тогда неотразим,
Словно ангельский подарок.
Солнце ало, воздух бел –
Прямодушен, своенравен,
Этот мир старик Державин
Прежде Пушкина воспел.
Не справляются зрачки
С вихрем солнечного света,
И берёза у реки
Не в меха – в шелка одета.
И сама река всегда
После часа ледостава
По-имперски величава
В лебедином блеске льда…
***
Быть героем русской словесности –
Участь Боже не приведи…
Лучше сгинуть в глухой безвестности,
Затеряться в пустынной местности,
Претерпеть колотьё в груди…
Образцовые неуспешники –
Хоть Онегины, хоть Левши –
Нераскаявшиеся грешники,
То мятежники, то потешники,
Страстотерпцы и алкаши,
Доморощенные мыслители,
Толкователи вещих снов…
И, признаться, в родной обители
Мы иных-то почти не видели…
Впрочем, Левин… ещё – Гринёв…
В Михайловском
Мелодия прозрачных арф
Меж пальчиков легко струится,
Как будто кто-то вяжет шарф –
И в полутьме мелькают спицы.
А за окном метёт, метёт,
И хлопает отставшим ставнем
Февральский ветер, и поёт
Сверчок о чём-то стародавнем.
В ночах, превозмогая мглу,
Мерцает свечка восковая,
И тень Аринина в углу
Молчит, себя не называя.
А в тесной памяти, опять
Полна соблазна и желанна,
Мелькает, как виденье, Анна,
Что означает – благодать.
Лермонтов
Пока душа в стеснении земном,
Достаточны для пристальной отваги
Печная сажа пополам с вином
Да грубый лист обёрточной бумаги.
По-петербургски жалкая весна
Из арестантской кажется случайна
И как-то неестественно бледна,
Но есть и в ней смятение и тайна.
Душа-подранок слишком тяжела –
Что суждено ей? Грезить и молиться…
А за окном – решётчатая мгла
Да лунный абрис северной столицы.
***
«А роза упала на лапу Азора» –
Нет памятней с детства, чем эта строка.
В ней выси небес отвечают озёра,
Равно как лазури озёр – облака.
Что справа налево, что слева направо
Читаешь – мелодия жизни одна,
Но всё-таки Фета пустая забава
Не только волшебна, а чем-то страшна.
Не то чтобы слова – и звука не сдвинешь
С законного места. Как с правдою ложь,
С начальной порою смыкается финиш,
А что там и где там, едва ли поймёшь.
А роза упала на лапу Азора,
И значит, что роза уже умерла,
И в сумерках как-то болезненно-скоро
За окнами дышит осенняя мгла…
То слева направо, то справа налево,
Туда иль обратно – не всё ли равно?
Горчайшего рабства, чем рабство распева
Строки палиндромной, тебе не дано.
Она беспощадна, строга и железна
В своей нерушимости, будто бы мост,
Протянутый кем-то над чёрною бездной
При свете обманчивых северных звёзд.
***
Две жизни во мне,
Двумя и живу:
Одною – во сне,
Другой – наяву.
Но вот же беда:
Поди разбери,
Какая когда
Со мной до зари.
Ночами луна
Струится в окно:
Поднимет со дна,
Потянет на дно.
Вот так и живу,
Не зная вполне:
Не то наяву,
А может, во сне.
Две жизни во мне,
И обе на Суд
В чужой стороне
Меня поведут.
Я ими храним,
Покуда живой,
И неотменим
Их строгий конвой.
Но, даже страша,
Что их разлучишь,
Едва ли, душа,
Ты их различишь.
Едва ли поймёшь,
Что в мире ночном
И правда и ложь
Твердят об одном.
***
Мама варит варенье в железном тазу,
Пузырится и плавится жаркая пена.
Облака обещают большую грозу –
Очищенье от скверны и выход из плена.
Дед Израиль стоит у забора, над ним
Исполинского древа раскинулась крона…
Он – астматик, дыханьем войны обожжённый, –
Лишь женой Евдокией и дочкой храним.
Мама варит варенье, полуденный сад
За окном нестерпимо сверкает на зное,
И в траве у крылечка цикады звенят,
Оттеняя, пожалуй, томленье земное.
***
То, что в памяти заныкал
От сторонних глаз,
Словно в детстве – день каникул,
Спрятал про запас,
То, что сердце забывало
Столько лет подряд:
Душный запах сеновала,
Августовский сад,
Потемневший сруб колодца,
Звяканье ведра –
Всё когда-нибудь вернётся:
Завтра… иль вчера…
***
Сонно и жарко,
Пятнами солнца заляпаны кроны в июльском саду…
Впрочем, подарка –
Ливня с грозою – от этого полдня уже я не жду.
Жарко и сонно,
В дачном посёлке, почти обезлюдевшем, мёртвый покой…
…Обруч со склона
Катится, катится, пущенный детской счастливой рукой…