Стихи
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 62, 2018
Лампа
Грех: подмигиванья, ужимки.
Святость: нимб на столе.
Смерть: повисла пружинка
В мутном стекле.
Букет
Нет, не выброшу ради того тюльпана:
Свеж и белеет атласный локон ‒
Воротник голландского капитана
На темной куртке. Задник без окон.
Лепестки руки, вполоборота,
Голова, рот сжат, в нем мерцает вишня…
…Нет, пусть выбросит: только не я, а кто-то ‒
Как обо мне еще скажет Всевышний.
Коробочка
Пап, не выбрасывай, в ней можно хранить жука!
Кулак, а потом рука;
Коробочка: она мне всего нужнее
Ночью пришли за нею.
Треск пластмассы и шорох ‒ в мусор.
Крики букв, этикетка: мюсли.
Стул
Больно спине:
Когда человек,
Чья радость — это еда,
Садится плотно,
Вольготно,
Навсегда.
Мне вес отдает, а сам,
От телес избавлен,
Летит себе в небеса.
Я им раздавлен.
В потолке открылся сезам,
Беседа стремится за
Границу мира идей.
Цари они, боги:
Зачем же им ноги
Внизу, в темноте?
Ведь лица людей ‒
Небесные клапаны.
А он внезапно
Оглянулся, тайком
Лицо утирает платком.
Как тучность тяжка,
Как жизнь проскака:
Иска,
Проморга,
Пролита
И скрипит и ноет нога,
Навсегда к сиденью прибита.
Помойка
Кашу небесную
тихо жуем.
Каждый в уши:
я нужен, нужен.
Остов вселенной ‒
не металлолом.
Звезды пули,
а мы ‒ ружья.
Царь
Вот комод, верхний ящик застрял навеки,
и открытка с прошлого дня рожденья.
Перед тем, как кинуть в моря и реки,
всем как царь раздать
по прикосновенью.
От гриппа
Шипит, кометой мечется:
Назад в таблетку хочется ‒
Но у граненых стен
Воды пустые бусины;
Так жизнь, когда источится ‒
Пусть ею кто-то лечится:
Ацетаминофен.
Туалетная бумага
Хотела
Балериной бумажной, носовым платком,
Гипсом статуи в парке,
Бинтом
Размотаться,
Лежать цветком,
Бантом на подарке.
Родня салфетке и книге, хоть
Родства никто не признает.
Истончается нежная плоть
Скелет-трубочка вылезает,
И туда, где в бельмах пустые конверты,
Бросает ее рука
Из желтой кожи, сухая, смертная,
Картонный задрав рукав.
Хлеб
Ну городу,
Ну голубю,
Ну в землю, откуда вырос ‒
Но в черную робу-судьбу,
Навынос,
Навыброс?
Войско баков,
Визг улиц,
Блеск сукровицы съестного,
Память булочек-умниц
о круглом нёбе
О сдобном небе
Где Слово.
Заварочный чайник
Крышечка, крошечка,
Крошево фарфора,
Бриллиантик сахара,
Пятно шоколада.
Эвридика
Я просто дал тебе фору
Я приду
Выведу
тебя из ада.
Или выпью столько метамфетанина
Что белое тело
Рассыпется вдрызг.
Эвридика
Мы оба с тобою глина
Оба по крайней мере из.
Но преображенная,
форму обретши ‒
она не хочет обратно в глину.
Эвридика
Иди за мной
Не можешь?
Медлишь? Где ты,
Ответь!
Подыши мне в спину!
Я в тебя не верю, не оборачиваясь.
Звени, шурши целлофаном, юбкой
Иначе
Споткнусь,
Наклонюсь,
Расплачусь,
Обернусь.
Родная моя!
Голубка!
***
‒ Да, надбита крышка, но чайник-то нет,
И есть эпоксидка. Я вытащу, хочешь?
‒ Не надо, надбитое – плохая примета.
Купим такой же,
Там есть такой же.
Остров
Душ смывающий сон
Лифт взмывающий
на одиннадцать неб
Кофе чай еще хлеб
насущный ‒
Сон снесен
день запущен
Но лишние вещи тоже причем
Живая канва
Стоят неподвижно с ключом, с мечом
Святые по сторонам Рождества
С топором в голове, с головой на ладони
С грудью на оловянном блюдце
Я училась вере по их анатомии
Вырывала глаза
И смогла проснуться
Сон вещий
Лишние вещи
В океане образовали остров
Где мы страхи свои пасем
Танцует пластик под ветром, нежнейший
Денежка в варежке
Все во всем
Сверху солнце, златых орехов тарелка
или плещущих рытвин
А тут из меха себя убитой
возится с изумрудами белка
Лица владельцев
на полотенцах
нерукотворны
и стали лики
Перед последним восходом на гору
кто-то великий
и с ним два вора
Будда моих мыслей
Гора вещей
В океане
К ней плывет пилигрим пакетик
Ненужность ведь святость
Над островом тем сияние
Лишние дети
в яслях рождаются и ответят
А этим
выпало предстояние