Опубликовано в журнале Новый берег, номер 61, 2018
***
В этом мире сделаться ничем,
Имя себе выдумать: Никто,
Расточать сокровища вотще,
Воду собирая в решето,
Отпускать, по заповеди, хлеб
Черного, высокого труда,
Зная, что найдешь его – истлев,
Как в колодце выпитом звезда.
И тогда, от кривотолков толп,
Словно лев – пустынником, храним,
В огненный шагнешь прохожий столп,
Растворишься в нем, пойдешь за ним, –
Сам себе творенье и творец,
Выбравший святое ремесло,
Чтобы в кипарисовый ларец
Слово, плотью ставшее, легло.
***
Хорошо бы собаку купить.
И. Бунин. «Одиночество»
Мается дождь, передышки – и мига нет;
Слякоть, – хозяин собаку не выгонит;
Что мне скормить зябкой скуке своей?
Дай созову чудотворных друзей.
Как пережить непогоду презренную?
Может быть, снова затеем Вселенную?
– Эй, Духи Воли, довольно роптать!
Мудрости Духи снимают печать!
Чу! Будто пчельника слышу роение:
Мигом воспрянули Духи Движения;
Духами Формы сгущается шторм –
Огненный вихрь пробудившихся форм.
Руку на пульсе держа, ногу – в стремени,
Пустятся времени вслед Духи Времени,
Личности Духи достроят ковчег,
Чтобы вступил в бытие человек.
Духу Земли не впервой соответствовать
Замыслу: вскармливать, взращивать, пестовать.
– Воздуха Духи, Воды и Огня,
Братним плечом поддержите меня!
Вот и достроена наша Вселенная –
Столь совершенная и несравненная.
Что с нею делать мне? Дальше чем жить?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Может, собаку купить?
***
«И я бы мог…» – незаконченная строка Пушкина.
В черновике рядом с ней – рисунок виселицы.
Душе – легко. Лишь косной плоти больно…
Оставив на полях: «И я бы мог…»,
Терновый лавр примерить добровольно –
Бессмертия страдательный залог.
Но не попустит дружеский и ратный
Мир – смертный, тяжкий, любящий – уйти:
В урочный час тебя залог возвратный
Вернет к началу нового пути.
***
«im Nebellande jung geworden…»
«молод стал в стране туманов…» (Гёте).
Nebelland – средневековое именование Германии.
Пережевав житейский жмых
И в ступе дней смутивши воду,
Вступи, воскресший из живых,
В обетованную свободу.
К ней примеряется с трудом
Жилец квартиры-табакерки:
Нежданный безразмерный дом
Переселенцу не по мерке.
Но чуть отвалится, сойдет
Страстей растраченных короста, –
Дух, словно свиток, развернет
Тебя до подлинного роста.
Как будто в Свет лозы побег
Пробьется из юдоли плача
И просияет Человек –
Недорешенная задача.
Душа cвершит солнцеворот,
Ей снова грезится работа,
И воля маятник толкнет
Часов обратного отсчета.
Судьбой сгустится долгий дым
Предвестий, мыслей, правд, обманов…
И снова станешь молодым.
Коль повезет, – в стране туманов.
***
Не впервые толковать день-деньской
С перехожей мировою тоской.
Видно, лишь за гробовою доской
Углядишь первоначала.
Тронет пчелка на заре клеверок,
Наработает семье на медок.
Мне бы липового чаю глоток, –
Всё одно: не полегчало.
Верно, вывихнут у века сустав
И частей земных разрушен состав.
Летний день, а на душе ледостав
Поздней осени понурой.
Ветерок качает трав говорок,
Гомонит кузнечик-смысл между строк.
Липа цветом заплатила оброк,
Человек – своею шкурой.
По живому дóлжно шить и кроить.
Тянет разум вековечную нить –
Сердце с нажитой судьбой примирить
Под фанфары в честь Натуры.
Тронет пчелка на ветру клеверок,
Наколдует поутру на медок.
Поразмыслим, поглядим, скажем: «ОК»,
Как катары-трубадуры.
***
И.
Лета сутолока многолика:
Ландыш, донник, фиалки глянец,
Зимнеликая земляника…
Благородный ее румянец
Заалел, словно щеку дева,
Ознобив, трет снежком терновым,
Застыдившаяся, как Ева,
Пред раскрывшимся знаньем новым.
Ева ела, а он – покуда,
В бытии предначальном, сонном,
Пребывал на пороге чуда
Сотворенным, но не рожденным,
Не готовым стезю страстнýю,
Разделить в трудной жертве встречной
С ней – привившей судьбу земную
К нескончаемой, райской, вечной.
***
От яблони ложится яблоко не далеко;
Хрустит под каблуком у рифа корабля обломок;
Смахнув, как корку, с губ младенческое молоко,
К праматери зубами туго тянет нить потомок.
Песок и прах взвивает ветер на путях кривых,
Где эллипсы орбит планеты собирают к бою.
Потомок приникает к предкам в череде живых,
Небесного родства в себе ища с самим собою.
Сон яблока срезает пуля; ствол терзает стон;
Разрывы всё кучней, и жизнь едва ль удержит волос.
«Заплатишь головой за рьяный свой закон, Ньютон!» –
За праотцев потомок гневно поднимает голос.
Фальшивый камуфляж – данайский фронтовой наряд,
Срывается с небес взбесившийся поток железа.
На клавишах судеб горит разъятый звукоряд,
Мгновенье тишины не выкупить казною Креза.
В оптический прицел глядит Аид на пир ворон,
В угодья Коры дичь манком из боя зазывая.
Потомок переходит к предкам через Ахерон,
На смутном берегу потомком быть переставая.
Пока не всходит на Земле озимое родство,
Червь жирно гложет чрево яблока, как Змий в Эдеме.
Пикник добра и зла и смерти к жизни сватовство –
Непройденный урок: для каждого, за всех, со всеми.
***
Вот и лето Господне минуло,
Отшумели его шмели,
Кроны в обморок опрокинуло,
Опалило огнем земли.
Сколько красок вокруг набросано:
Алтабас, камка аксамит…
Под ногами немолчный Розанов
Коробами листвы гремит.
Что диктует, как лампа бражнику,
Под пером речевой нарост?
(Словно лунную гонит важенку
Чистокровная свора звезд.)
Наворчавшему от усердия
Сто томов, – во спасенье труд
Да могила под сенью Сергия –
Мимолетный крутой маршрут.
***
Помнишь, в юности преходящей
Чувства путаный разворот:
«Неужели я настоящий,
И действительно смерть придет?»
Но в последней ночи ледащей
Опыт взращивает ответ:
«Неужели я настоящий?
Это значит, что смерти нет».
***
Разыгрались чувства разом,
В мыслях – птичья кутерьма.
Если ум зашел за разум, –
Мало в разуме ума.
Оскудел умом рассудок;
Неуверен и смущен,
Духа яростных погудок
К бытию не слышит он.
Ум – высот нездешних житель,
Но решительным трудом
Гостю вырастит строитель
Сердца выверенный дом,
Чтобы цвел небес посланник
В человеческой глуши,
Словно херувимский странник
На окраине души.
***
Сораспявшись варварке-стране,
Равной мерой – другу и врагу,
Господи, спаси Себя во мне.
Как Тебя один спасти смогу?
Ран Твоих себе не попущу,
Терном острой совести гоним,
Зная, что в крови Твоей гощу,
Вызволен дыханием Твоим.
Здесь, в юдоли временного зла,
Сколько боли должно перенесть,
Чтобы Дух-голубка принесла
В эту чудь и мерю Неба весть?
Ждешь ее, к разбойничьей судьбе
Плоти-хлеба крошками маня.
Господи, спаси меня в Себе, –
Если мир неполон без меня.
***
Довольствуясь пешим ритмом,
Вопросы решив ребром,
Поскрипывает постскриптум
Гусиным своим пером.
Опять не поспеет к сроку
Старательный тугодум,
Трескучую мысль-сороку
Войти понуждая в ум.
Но он же всегда умнее
Летучего языка;
Кристаллы его коснеют,
Отстояны на века.
Числа нет несчетным криптам
Напрасных его побед…
Глядит человек-постскриптум
Непрожитой жизни вслед.
***
Белые флаги верба
Выбросила с испуга;
Встретила – словно вермахт
Хлебом-солью Калуга –
Холод весны осенней.
В самодовольстве храбром,
Пленным поникшим садом
Ходят фюнебр с макабром,
Смотрят хозяйским взглядом:
Вербное воскресенье.
Воздух, души разруха,
Прежде живой и милый,
Был колыбелью духа, –
Станешь его могилой,
Камнем-замком у входа.
Вербной сухой метели
Снегом полна страница.
Есть впереди неделя:
Будет пуста гробница, –
Жизни живой свобода.
***
То ли звезда, то ль эпоха-полынь;
Не разгадать уготованных каверз.
Бросишь монету: ян или инь?
Гербовый реверс иль численный аверс?
Искрой бенгальской бежит огонек –
Времени образ подвижный и ловкий;
Варит себе человек Рагнарёк –
Злую похлебку – с изрядной сноровкой.
Он зачитался, должно быть, всерьез
Кухнею ведьмы – поваренной книгой
Грез и страстей, вожделений и слез,
Не насыщаясь посконной ковригой
Благоразумья. Ретив и упрям,
Жаден до чувств обольстительной пены,
Рвется немедля сойти к Матерям
Ради забав местечковой Елены.
Бросишь монету. Внезапный укол
В сердце, в недужной его обороне.
Решку в когтях умыкает орел,
Миг – и исчезнет в Господней ладони.
Тает ее одинокий хлопок.
Празднуй пока, человечья полова, –
Ангела брат, прогулявший урок,
С небом родства не познавший былого.
***
Гремят грошовых дней карандаши,
Но все-таки счастливый человек я:
В тмутараканской муторной глуши
Пичуга мне поет: «Чивитавеккья!»
Где слово стати ангельской нашла
И песню подхватила, как простуду?
Каких прибрежий воздух припасла,
Где не был я и, видимо, не буду?
Тебе благодаря не прокляну
Залитую осеннею микстурой
Угрюмо-низколобую страну
С воловьей неспасаемою шкурой.
Сестра, благодарю за твой урок
Поверх границ, разломов и агоний.
Расслышавший тебя – не одинок,
И мир ему – почти не посторонний.