Небрежная повесть
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 58, 2017
Жизнь А.
Небрежная повесть[1]
Жизнь не рассказывает историй. Жизнь хаотична и текуча, она не знает
закономерностей; жизнь небрежна – мириады ее сюжетных линий
уходят в никуда.
Брайан Стенли Джонсон. «Не слишком ли вы молоды,
чтобы писать воспоминания?»
Но история С. сама по себе не важна, есть лишь С. перед лицом своей смерти, участник собственной смерти, смерти, которая случайно
стала его смертью, порогом, переходом, отплытием.
Габриэль Витткоп. «Смерть С.»
проще всего было бы не открывать глаза, остаться в темноте, вне пространства, где-то в глубине себя, по ту сторону всех объектов. но, если открыл глаза, назад уже не вернуться. можешь только приспосабливаться, или отгораживаться, или то и другое сразу. некоторые пытаются завоевывать, но это не для тебя. завоеватель из тебя никакой. а если как-то удалось приспособиться, будь благодарен и за это. кому благодарен? скажем так: своему для-себя. не всякое для-себя может поладить с тем, что в-себе, и, если получилось, можешь считать достижением. здесь считаются мелкие достижения, после того, как в главном все проиграно. мелочи идут в счет. неплохой способ убивать время – подсчитывать мелкие достижения. так или иначе все этим занимаются, даже те, кто вроде и считать не умеет. по правде говоря, здесь больше нечем заняться, только считать успехи и поражения. и это после главной неудачи, сокрушительного поражения, о котором, впрочем, не все и догадываются. а некоторые с первого дня знают, и если ты из их числа, то каково тебе заниматься этими подсчетами, но ничего другого не остается, и потому заниматься ими нужно прилежно, не показывая виду, что они тебе безразличны, и даже уверяя себя в том, что нет и напротив. это и есть высшее мужество – подсчитывать то, что для тебя никакой цены не имеет, и подсчитывать основательно, вникая в детали, после того, как главное проиграно, и рана нанесена в самое сердце. такое мужество нелегко дается, да и не дается вовсе, а приобретается в борьбе с самим собой, с той частью себя, где живет безнадежность, а ты устраиваешься посередине и считаешь, взвешиваешь так, будто веришь во все это, не подавая виду, сохраняя лицо, походку, осанку. вот это самое трудное, и, если удалось сегодня, еще не значит, что удастся и завтра. борьба возобновляется каждый день, и каждый день должен быть чем-то вроде утра Аустерлица, несмотря на то, что Ватерлоо уже состоялось. непросто, что и говорить, но пути назад нет. вперед к островам[2], и да поможет нам Святая Елена. вот так он рассуждал сам с собой, потому что ни с кем другим поговорить об этом было невозможно. никто не понимал, куда он клонит, хотя он шел напролом и выражался предельно ясно. рассуждения островитянина, у которого нет секретаря, чтобы записывать все эти максимы и сентенции. сам себе собеседник, представленный к награде и вручающий орден, человек ниоткуда и стремящийся в никуда, что-то вроде метеорита, воображающего себя птицей. и началось это, когда ему не было и десяти лет.
*
первое отчетливое воспоминание о случившемся. хотя что-то наверняка случалось и раньше, но не запомнилось, не осталось в памяти. а это зацепилось, словно репей. может быть, потому, что нужно было отдать себе отчет в важности происходящего, а на это дети способны только начиная с известного возраста. но если спросить: известного кому, то окажется, что именно рассказчику это и неизвестно. он вообще мало что знает, о чем-то только догадывается. так уж сложилось. много раз пробовал рассказать о том, что знает, но рассказа не получалось, и тогда он затеял рассказывать о том, что ему неизвестно, а такого, конечно, немало найдется, можно сказать, великое множество, неисчислимая величина, гораздо больше того, что известно. вот почему вымысел всегда предпочтительнее воспоминаний. чтобы вышло толково, нужно писать о том, что вы сами придумали[3].нельзя работать слишком близко к натуре. вот он и принялся выдумывать и нашел, что получается намного толковее, чем когда рассказываешь по воспоминаниям. он придумал случившееся и того, с кем это случилось, ведь случившееся с кем-то случается, поэтому ему пришлось выдумать и того, с кем это случилось: темноволосый, лет девяти. а потом пришлось выдумать и родителей, хотя это было не обязательно, как он потом сообразил, но тогда казалось необходимым, может быть, потому, что сам он вырос в полной семье и не представлял, что тот, другой, может жить в детском доме. тут его воображение как бы затормозило или, вернее, покатило по наезженной дороге, и он придумал родителей, хотя мог бы обойтись и без них. извлечем их из небытия, сказал он, запустил руку в небытие по локоть и вытащил отца, но сначала мать, которую он предварительно видел как реку, вышедшую из берегов, доминирующую над всем, контролирующую все, что нужно контролировать, и то, что лучше было бы оставить неподконтрольным. он с самого начала решил, что облик не имеет значения, но потом этот облик сложился сам собой, и, конечно, эта женщина была полной, тучной, зримое воплощение ее стремления доминировать, которое, в свою очередь, вызывалось нехваткой того, другого и третьего, как об этом пишут в книгах, которые он прочел без числа, и одно время даже подумывал стать психоаналитиком, для чего окончил соответствующий факультет и получил диплом, но так и не принял ни одного пациента, потому что подвернулась возможность зарабатывать на жизнь другим способом, как именно, об этом может сообщить только второй рассказчик, а нам, как мы давно уже чувствуем, и первого предостаточно. и вот этот первый вызвал из небытия сначала ребенка лет девяти и его мать, а потом и его отца. последнего он представлял поначалу смутно, а потом все отчетливее, пока ему не выяснилось наконец, что он видит перед собой труп солдата с картины Сикейроса[4], тот, что в правом углу, серого цвета и с лицом, похожим на гнилую картофелину. вот так он его видел своим внутренним взглядом, а внешним совсем по-другому. это было не как в случае с матерью, когда внешнее и внутреннее совпадали. здесь все было наоборот, хотя в чем-то и сходно. лицо было правильным, но не живым, и красивые губы были скупы на слова. отца окружало безмолвие. он был погружен в молчание, словно камень, упавший на дно реки, и хотя молчание это было доброжелательным, но все же оно было молчанием, полная противоположность словоохотливости матери, потоку императивов и интеррогативов. общее у тех и других то, что они управляют слушателем. нарратив исключен – как оставляющий право или возможность поступать по собственному разумению. а теперь о том, что случилось. давно пора, но все как-то не складывалось, внимание отвлекалось на что-то другое, но теперь сосредоточилось на том, что произошло, и, само собой, произошло это вечером, хотя, кто знает, может, и в какой-то другой, более ранний или поздний час.
*
как этот дом выглядел и как он в него попал. кирпичный, в три этажа, с длинными коридорами, большими спальнями, похожий на больницу. и половина обитателей больна на голову. это видно по лицам. а если не смотреть, можно узнать по голосам. вот среди таких он и жил, начиная с какого-то года своей жизни, потому что мать лишили ее материнских прав за пьянство, наркоманию и небрежное обращение с сыном. а где же отец? он в далеких краях. отсюда, наверное, то есть поэтому, из-за отсутствия отца, его грезы о морях и островах. он знал, что отец – моряк и плавает в далеких просторах, и грезил о них, а на самом деле грезил он об отце, и на всех островах, что ему мерещились, скрывался отец, не от правосудия, потому что он был примерным и образцовым гражданином, что бы это ни означало для ребенка. тут нужна поправка. все было не совсем так. он грезил об островах сознательно, а об отце бессознательно. его знание об отце было бессознательным. он мечтал стать моряком, но не знал, не помнил, что отец его был моряком. мать рассказывала ему об отце, но все ее рассказы забылись, потому что лет ему, когда он их слышал, было совсем немного. но бессознательно это знание сохранялось и направляло его по жизни, сначала только в мечтах, а потом и наяву, когда он вышел из детского дома, а он все-таки из него вышел, хотя ему казалось, что он никогда не выйдет, так и умрет здесь, раньше, чем выйдет, но все-таки вышел, что случилось очень нескоро, если считать с того дня, как он туда попал.
*
ну и нравы в этих детских домах. в прессе часто публикуют статьи и заметки о жестоком обращении с воспитанниками, об издевательствах, о незаконном помещении в психиатрические больницы. на директоров и воспитателей часто заводят дела, а сами воспитанники могут пойти еще дальше, намного дальше, они могут пойти очень далеко,и за то время, что он провел в этом учреждении, один повесился, а трое пропали. говорили, что их продали и вывезли. мало ли для чего могут пригодиться дети. он узнал об этих возможностях от ребят постарше, и все годы жил в страхе, что такое приключится и с ним, но ничего такого не приключилось, и страх его был напрасным, но избавиться от страха он уже не мог, так и жил с ним позднее, как жила, наверное, с таким страхом и мать, которую он искал, но не нашел, да не очень-то и хотел найти. безвизовое пространство велико, а за его пределами есть другие пространства, в которых человек может затеряться, как лодка в море, и хорошо, если его выбросит на остров с пальмами и песчаными пляжами, но, скорее всего, не видать ему ни острова, ни спасательных самолетов. но привычка грезить об островах и пальмах осталась у него навсегда, как и страх перед людьми, перед жизнью вообще, поэтому, может быть, он и сделался моряком.
*
но правильнее было бы сначала рассказать о родителях, потому что семья была примечательная. дед по отцовской линии был антикваром и держал два магазина, то есть владел двумя магазинами, а дед по материнской линии преподавал физику. мать же его была скрипачкой Национального симфонического оркестра и еще играла в камерном ансамбле. что же до отца, ведь у него был отец, о нем нужно кое-что сказать, без него картина неполна, хотя в дальнейшем его имя не упоминается, как не упоминается и сейчас. итак, отец его был владельцем агентства по продаже недвижимости, а позднее приобрел кое-что из крупной недвижимости и много другой, помельче, то есть был человеком практическим и успешным, и вообще неплохим человеком и неплохим отцом, хотя быть неплохим отцом – этого мало, нужно быть хорошим отцом, но трудно добиться успеха во всех областях, довольно, то есть достаточно, если добился в одной, это как бы служит оправданием посредственных достижений и даже провалов в других областях. и пока еще ничего не было сказано о бабушках, будто дедушки играли в его жизни более важную роль, чем бабушки, по крайней мере одна, о которой мы, кем бы мы ни были, точно знаем, что он был ее любимчиком. она его баловала, да и вообще все его баловали, даже знакомые родителей, даже дед-физик, от которого трудно было этого ожидать. говорят, физики любят шутить. может быть, но только не он. характер у него был сумрачный, возможно, потому, что он не добился в жизни того, к чему стремился, не открыл нового закона, не установил нового факта. он написал учебник, и учебник этот переиздавался, но вряд ли он думал в юности, что его карьера сведется к преподаванию. когда-то он был на хорошем счету, работал под руководством известного физика. говорят ли так о молодых ученых – «на хорошем счету»? может, и нет. но мы, кем бы мы ни были, сказали и повторяем: он был на хорошем счету, что означает: подавал надежды, но так их и не оправдал. не оправдал в первую очередь свои собственные надежды, а потом и надежды других, но не его жены, потому что его жене, той самой бабушке, которая охотно общалась с внуком и водила его в цирк, зоопарк, звание профессора казалось чем-то вроде дворянской грамоты, и она считала, что человек, получивший это звание, жил не зря и может собой гордиться. и она гордилась мужем, не замечая, что для него это звание не имело никакого значения. так альпинист, мечтающий о покорении восьмитысячника, и не одного, а нескольких, может быть, всех четырнадцати, не придает значения восхождению на четырехтысячник, разве что это четырехтысячник Эйгер в Швейцарских Альпах, точнее, его северная стена. и он баловал внука, надеясь, может быть, что из него получится физик, ведь его собственные дети не стали учеными. дочь занималась музыкой, а сын вообще был бездельником, и чуть ли не наркоманом, но, скорее всего, нет. дядя Альберт, так его звал мальчик, тоже баловал племянника. казалось, психологический климат был просто райским, но, наверное, избыток любви вреден, как и ее недостаток. а может быть, баловать – еще не значит любить. потакающая любовь, конечно, возможна, но не есть ли это несовершенная форма любви. во всяком случае он почему-то чувствовал себя таким же одиноким, как тиран, которому все угождают. хотя откуда нам знать. что мы знаем о тиранах. ничего. вообще-то тираном он не был. с уверенностью сказать о нем такое, правда, нельзя, но это совсем другая история, которая имеет столько же оснований быть рассказанной, как и эта.
*
но что же все-таки случилось, что было такого замечательного в этом случившемся, что отличало его от всего другого случившегося и случающегося, а если не от всего, то от многого такого, что случается и забывается, случается и проходит навсегда и бесследно? что же это было? раздвоение? умножение? говоря философски, возникновение рефлексивного сознания, хотя сознание рефлексивно по своей природе. но странно предполагать, что до девяти или одиннадцати человек жил без сознания. тут было что-то другое, что-то вроде учреждения доминиона воображения или метрополии. вот именно, учреждение метрополии. так все и началось и продолжалось в том же духе и тем же способом. действительная жизнь приобрела черты колониальной, и он чувствовал себя пришельцем среди аборигенов, бледнолицым среди смуглолицых. колония, которую бы он охотно покинул, от которой бы он охотно отделался, откупился, но его назначили посланником, консулом, губернатором, привязали к этому месту, обязали провести здесь всю жизнь до последнего дня. пожизненная ссылка и не слишком почетная, скорее, наоборот. вот так он это воспринимал и нашел подтверждение этому своему мироощущению у древнего философа, не в истории с библейским древом, потому что родители его были наполовину неверующие, и половину эту составлял, конечно, отец, а мать верила в какое-то засахаренное христианство, где изгнание из рая представлялось всего лишь переселением, и мир вовсе не изображался долиной слез и юдолью скорби. а до того как он полюбил этого древнего философа, он читал другого писателя, украл томик из читального зала, куда по возрасту его не могли записать, но записали, точнее, разрешили пользоваться абонементом матери. преимущество тех, кто родился в семье со связями или просто благополучной. родившемуся в такой семье открываются возможности, которые для других, менее благополучных и успешных, закрыты, и ему представилась возможность вынести том, которым он зачитывался, перечитывая снова и снова, в том возрасте, когда читают обычно фэнтези и детективы. требует объяснения, почему он увлекся этим писателем и почему предпочел украсть книгу, а не выпросить на покупку денег. разве у него не было денег на карманные расходы? разве не мог он скопить достаточно, чтобы купить собрание любого писателя? разве не баловали его всевозможными подарками? но он предпочел украсть и спрятал эту книгу в надежном месте. вот одна из загадок, которая представляется неразрешимой, а со временем появятся и другие.
*
эта мускулистая женщина с огромными кулаками, обнаженной грудью и гримасой на лице, выражающей то ли страдание, то ли едва сдерживаемое желание, то ли пароксизм страсти. все эти состояния физиогномически почти не различимы. железные шары, прицепленные к ее запястьям, выглядят угрожающе. такие цепи носят парни из банд. факел свободы в ее правой руке можно принять за орудие пыток. но главная угроза и главный соблазн – это ее обнаженные груди, блестящие и круглые, точно металлические шары. умышленно или неумышленно это сходство? скорее всего, умышленно, ведь чего-то подобного требуют законы эстетики. доминирующий мотив. цвет, линия, образ. нас призывают заменить цепи рабства на цепи любви. в правом углу – труп мужчины. он почти раздет. мародеры стянули с него одежду. он лежит на спине в позе женщины, готовой к совокуплению. лицо его похоже на темный фрукт или овощ, например, финик или больную раком картофелину. на голове бесполезная каска. вся фигура мертвенно-серого цвета. смерть, соблазн и угроза. он это чувствовал, но не осознавал. следует помнить, что имаго – не верное отображение реальности, а проецирование архетипов или особенностей субъекта на окружающих его людей.
*
детский дом в благополучной стране, благополучный дом для неблагополучных детей где-нибудь на опушке леса. несколько корпусов: один для постоянных воспитанников, другой для тех, кто сбежал из семьи, или тех, кого родители отдали сюда на время, короткое или продолжительное, необходимое им для того, чтобы отдохнуть от них, третий для переживших психологический шок (авария, ограбление, военные действия, изнасилование), четвертый для инвалидов. так много видов неблагополучия даже в благополучной стране. можно ли сказать, что все неблагополучные семьи неблагополучны по-своему? верно ли это относительно семей? не имеем ли мы дело с ничего не значащей фразой? но в приложении к индивидам такое утверждение кажется более правдоподобным, и потому в благополучной стране на каждый десяток неблагополучных из детского дома приходится один психолог, который стремится учесть особенности каждого из этих неблагополучных, понять уникальность его неблагополучия и помочь ему стать таким же благополучным, как он сам. в благополучной стране все делается во имя индивида и для блага индивида. у каждого воспитанника своя комната. он может экономить деньги, выделяемые государством на его содержание, и если проявит силу воли, упорство, то может скопить на аудиоцентр, телевизор, компьютер. только постарайся и прилежно учись, тогда ты получишь стипендию, и вот уже у тебя новые занавески на окнах, новые обои, новая куртка Adidas, новая обувь EdHardy, коллекция дисков, ридер, iPad, абонемент в теннисном центре, велик, гоночный автомобиль, прогулочная яхта, костюмы от D&G, шелковые сорочки от ThomasPink, туфли от A.Testoni, пакет акций Google, небольшой замок во Франции, дома и участки в США, Индонезии, Бразилии, Хорватии. в благополучной стране даже неблагополучный ребенок имеет шансы стать человеком благополучным на все сто или девяносто девять процентов, если только он не пристрастится к наркотикам, но зачем ему искусственный рай, если он может купить участок в раю естественном, то есть природном.
*
он, как обычно, грезил о каких-то странах, людях, приключениях и вдруг осознал, что это он – тот, кто грезит, кто выдумывает эти страны, этих людей, эти приключения, чтобы скрыться от действительности, чтобы найти в ней или за ее пределами что-то свое. но что может быть более своим, чем он сам, тот, кто грезит? так начался его разговор с самим собой. он нашел в себе лучшего друга, научился общению с самим собой, и с этого дня он уже никогда не был одинок и никогда не был так крепко связан с действительностью, как раньше. он нашел другое измерение, и его настоящая жизнь с тех пор проходила именно там. реальная жизнь, как она есть, стала казаться видением, зато фантазии стали поистине самой реальностью, вселенной[5], куда можно эмигрировать, территорией, которую можно колонизировать. это было чем-то вроде открытия Нового Света, и значение этого события для него можно сравнить со значением открытия Америки для европейцев. что, конечно, имело последствия и для его внешней жизни, в которой он теперь участвовал лишь частично, какой-то долей своего «я», странствовал по ней призраком, тенью, но не всегда: бывало, что его охватывало желание действовать, добиваться каких-то практических целей, и тогда он добивался успехов, но небольших, неполных, частичных. продвижение к полному успеху наталкивалось на барьер. границы Внутренней Империи оказывались границами внешними. больших успехов в этой жизни достигает только тот, кто отдается ей полностью или, наоборот, глубоко уходит в себя и там создает новые миры, которые позднее эксплуатируют люди, причастные этой жизни. они превращают его грезы в коммерческий продукт, от чего и ему перепадает кусок, из чего и он извлекает какую-то выгоду, вроде сочинителей музыки, авторов бестселлеров, генетиков, физиков, программистов или еще каких-нибудь чудаков из артистически-интеллектуального мира. но для успеха такого рода нужен талант, артистический или интеллектуальный, а если у тебя его нет, ты просто уходишь в свои миры и блуждаешь там, стараясь лишь как-то приспособиться к этой жизни, чтобы она не слишком докучала, чтобы оставляла достаточно сил и времени для таких блужданий, этих непрерывных грез, этого разговора с самим собой. такие люди работают дворниками, кочегарами, сторожами, дежурными на автостоянках, продавцами мороженого, расклейщиками афиш, почтальонами, выбирают самые простые занятия, которые позволяют им не отвлекаться от внутреннего разговора, от прогулок в своих Садах, и даже не то чтобы выбирают, но так получается, что ни к каким другим занятиям они не способны. вот цена, которую они платят за открытие Нового Света, – примерно та же, которую европейцы заплатили за открытие Америки. (предположение об американском происхождении сифилиса подтверждено недавними исследованиями Кристин Харпер из университета Эмори.) и со временем эмигранты так привыкают к этому удвоению, умножению, что думают, будто и другие тоже постоянно разговаривают сами с собой, живут в своей Внутренней Империи. но это предположение ошибочно, как и многие другие предположения такого рода людей о жизни на планете, которую они давно покинули. и когда они это осознают, их Внутренняя Империя расширяется еще на несколько квадратных километров, в их вселенной добавляется еще несколько созвездий. растет пустыня[6]. раз возникнув, Внутренняя Империя постоянно расширяется – или сама собой, или в результате воздействий извне, но она расширяется. в ней действует темная энергия, которая раздвигает ее границы и опустошает заключенное в них пространство.
*
дядя Альберт с прямым носом, высоким лбом, светлыми чистыми длинными вьющимися волосами, в черных очках, за которыми не видно серо-зеленых глаз, в майке с треугольным вырезом, и поверх нее в чем-то мягком, теплом, длинной кофте с большими пуговицами.любитель пошутить, рассказать жуткую историю, например, о вампирах, живущих в «нехорошем доме» на одной из центральных улиц, пустом, разваливающемся, затянутом сеткой, чтобы предохранить прохожих от случайно сорвавшегося кирпича или куска штукатурки. в темных комнатах груды мусора, в сыром подвале бегают крысы. вот там они обитают, там они проводят дни, а по ночам выходят и кусают прохожих, и каждый укушенный превращается в вампира и поселяется в том же доме. потому-то город пустеет, это заметно, людей на улицах становится все меньше, а треть прохожих – это туристы, не коренные, вот почему обезлюдели эти странные и меланхолические места[7]. но как же они умещаются все в том доме? очень просто, они живут под землей, вампиры роют подземные ходы, под городом раскинулись огромные лабиринты, они тянутся во все стороны, и по ним можно попасть в любую точку земного шара, а питаются вампиры человеческой кровью, и особенно им по вкусу кровь трусливых мальчишек, она ценится у них выше всего, за стакан такой крови можно получить семь алмазов, или три рубина, или часы из чистого золота, вот такие, и дядя Альберт хватает двумя пальцами за нос племянника, будущую жертву вампиров, не очень-то верящую его рассказам, но по ночам со страхом всматривающуюся в темные углы, разгоняющую ночной мрак светом лампы и засыпающую далеко за полночь, укутавшись с головой одеялом и сжимая в руке игрушечный пистолет.
*
все дни были не похожи один на другой, и каждый следующий длиннее предыдущего, словно анфилада залов, уставленных множеством интересных вещей, и каждый следующий просторнее предыдущего, и вещей в нем больше, и она переходила в следующий день, не успев как следует разобраться в дне предыдущем, и потому ей казалось, что она живет слишком медленно, отстает от жизни, которая бежит все быстрее и быстрее, и она просыпалась не позже взрослых, а часто и раньше, и к тому времени, когда мать приходила ее будить, успевала исследовать разные интересные вещи, которые приготовил для нее новый день, успевала поиграть с куклами, поупражняться в волшебстве, поговорить с деревом за окном, а иногда испугаться необычной тени. после завтрака день распахивался по-настоящему, и от его просторности кружилась голова. она спешила прикоснуться ко всему, что предлагал ей день, все рассмотреть и все попробовать. но вечером ей казалось, что она многого не успела, и ей совсем не хотелось спать, и мать по нескольку раз заглядывала к ней в спальню, чтобы проверить, как она засыпает, а когда она действительно засыпала, ей снилось все то, что она не успела за день, и еще многое другое. сестра матери говорила, что за ребенком нужно следить, и нужно сделать анализы, чтобы понять причину такой гиперактивности, так она называла эту спешку, торопливость, это желание удержать в руках все подарки, которые приносят утро, и день, и вечер. и, когда анализы были сделаны и оказалось, что она совершенно здорова, сестра матери покачала головой и посоветовала сводить ее к психологу, но мать решила, что это уж слишком. а потом они переехали в другой город, и квартира у них была в самом центре, и хотя дома вокруг были большие, гораздо больше тех, к которым она привыкла, но дни, наоборот, как бы ужались, точно эти дома их стеснили. в школе она познакомилась с другими детьми и каждый день узнавала много нового, но все это не могло сделать дни такими же просторными, как прежде, и вечером она чувствовала, что узнала о прошедшем дне все, и чтобы продолжить его, помочь ему стать просторнее, упрашивала мать разрешить ей посмотреть телевизор, но разрешали ей это не часто, потому что родители считали телевидение вредным для умственного и физического здоровья, и сестра матери, которая еще раньше переехала в этот город, была с ними заодно, что случалось не так уж часто, обычно их мнения не совпадали, и тогда она представила, будто у нее в голове есть маленький экранчик, и она может смотреть передачи, транслируемые только для нее одной, откуда-то издалека, где жил могущественный король или принц, который построил специальную телевизионную башню и с помощью этой башни показывал ей интересные передачи, поэтому вечером она без капризов шла в свою спальню и забиралась под одеяло, а утром вставала нехотя, потому что передачи шли круглосуточно, но принимать их можно было только в постели, хотя иногда ей казалось, что она улавливает сигнал и днем, и она застывала на месте, пытаясь понять, что же она видит, и, конечно, это сказывалось на ее поведении дома и на успехах в школе, мать нередко выговаривала ей за едой, и учителя жаловались на ее рассеянность, и только учительница рисования хвалила ее рисунки и говорила, что у нее талант.
*
букинистический магазин, где работал отец, находился в Старом городе, и, когда он гулял по центру, ему всегда хотелось зайти к отцу, и поначалу он так и делал, но потом заметил, что отец чувствует себя неловко, когда он приходит. пару раз отец водил его в кафе во время обеденного перерыва, но и тут он молчал точно так же, как молчал дома. по всему было видно, что с книгами ему общаться приятнее, чем с людьми. в этом он вовсе не походил на Златопуста Локонса[8], но, скорее, на самого Гарри, мающегося в семействе Дурслей. ну а мать, конечно, была в родстве с замминистра Долорес Амбридж и с тетей Мардж, унаследовав от неизвестного предка избыточный вес и привычку тиранить всех, кто не мог по каким-то причинам ей противостоять. хотя эти качества могли быть не унаследованными, а приобретенными. даже сейчас, после расшифровки генома, мы еще так мало знаем об ожирении и склонности к тирании. о родителях матери он почти ничего не знал. они жили на окраине страны, и мать не поддерживала с ними отношений. однажды он стащил из коробки в ящике ее стола деньги на новую книжку. поступок необъяснимый, потому что в доме и так было полно книг, и отец мог принести ему на время книгу из магазина, если бы он попросил, и, кроме того, он мог брать книги в школьной и детской библиотеке, но ему нравилось стоять у стендов в магазинах, листать новые книги и, конечно, покупать, что случалось редко и только с разрешения матери, следившей за тем, как он пополняет свою личную библиотеку. и когда она обнаружила пропажу, а случилось это на другой день, и нашла новую книгу, перерыв все его вещи, она сделала примерно то же, что и Долорес, заставив его исписать тетрадку фразой «я никогда не буду красть», хорошо, что у нее не было волшебного пера, а то бы она им воспользовалась.
*
когда у него поднялась температура и его отправили спать, не разрешив посмотреть заключительную серию, в которой все должно было разрешиться и все загадки должны быть разгаданы, а, главное, должно было выясниться, кто останется в живых, а кто погибнет, и, пропустив эту серию, не было уже никакой возможности, никакой надежды узнать, чем все закончилось, до того времени, пока сериал не начнут показывать заново по какому-то из каналов, а произойдет это бог весть когда, а если и вскоре, это ничего не меняет, потому что узнать, чем все закончилось, нужно было именно сейчас, в этот вечер, как дожить до завтра, не узнав, и, когда его уложили в постель, он поклялся отомстить и решил после школы уехать в другой город, а еще лучше в другую страну, и никогда не писать родителям, и даже не оставить им своего адреса. но еще нужно было пережить эту ночь, уснуть, в то время как раскрывались тайны, разгадывались загадки, и кто-то гибнул, а кто-то оставался в живых. и сила обиды была так велика, что он начал придумывать заключительную серию, будто смотрел кино, и было это непросто, потому что мысли скакали, бежали, летели, и нужно было возвращаться к тому месту, откуда они убежали, и придумывать реплики, и воображать движения персонажей. с тех пор у него вошло в привычку воображать разные истории и даже иногда их записывать, но однажды кинокамеру будто повернули в обратную сторону, и он вдруг сообразил, что все эти истории происходят в его голове, и подумал: вот оно, самое крепкое убежище, лучшая страна в мире, внутренняя Финляндия, у меня есть Финляндия, Финляндия в любом случае при мне[9],и от этого сразу полюбил себя, или, вернее, ту часть себя, которая была этим чудесным краем. так он стал беженцем воображения, а точнее, репатриантом, он вернулся на родину и с тех пор в обычной жизни чувствовал себя нелегалом и не умел найти общий язык с другими. но это не помешало ему, а может быть, наоборот, помогло поступить в кинематографический институт и стать то ли оператором, то ли режиссером. можно добавить, что его дипломной работой был фильм о Финляндии, и через год он получил за него приз на фестивале где-то в Германии, кажется, в Мангейме, а на следующий год и в Москве.
*
в этом здании, где вроде бы негде было и спрятаться, они знали тайные места, норы, убежища, ведь это не такие места, куда трудно попасть, а такие, куда редко заглядывают, и нужно знать характер воспитателей, кто на что способен или не способен, и от кого чего ждать или не ждать, и тогда можно найти разрыв в этой сети контроля, можно спрятаться, не беспокоясь, что вас накроют или, наоборот, раскроют, а это важно – не беспокоиться, потому что очень важно, с каким настроением ты дышишь, если в беспокойстве и страхе, то и глюки придут страшные, и первое правило –это думать о чем-то приятном, тогда ничего страшного не привидится, хотя потом, на выходе, может и показаться, но если ты спокоен, ничего такого особенно страшного не увидишь, но поймаешь, словишь, потащишься, развлечешься лучше, чем в кино или с девчонкой, и захочешь испытать это снова и снова, даже после того, как они определят по запаху, словам и движениям и пригрозят отправить тебя в лечебницу, как отправили тех, кто втянул тебя в это дело, а то и в психушку, тут это происходит быстро, по сговору, и попробуй пожалуйся, да и в доме могут замучить уколами, и поэтому, если у тебя есть сила воли, ты подчинишься и перестанешь убегать в заповедную страну, отложив это на будущее, когда ты станешь моряком и большой белый корабль повезет тебя к изумрудному острову вроде того, что ты видел на плакате в окне туристической компании, когда вас водили по городу, ради этого стоит держаться тихо, не нарушать, не убегать, потому что, когда подрастешь, тебе потребуется характеристика для поступления в училище, и потом не всякого ведь возьмут на такой корабль, который плывет к острову с желтым песком и зелеными пальмами, а доплыв, можно там затеряться, жить, как живут дикари, питаясь черепахами, птичьими яйцами и бананами. и вот с тех пор любимым его занятием стало в подробностях представлять эту жизнь где-нибудь на Мальдивах, и он никогда больше не дышал клеем, краской, растворителем, бензином, спреем, кремом для обуви, фреоном, эфиром, попперсом и другими нитритами, никогда не курил крэк и марихуану, не нюхал кокс и героин, никогда не вкалывал эфедрон и первитин, не глотал и не лизал таблеток, марок, не употреблял алкоголя, не читал Берроуза, Уэлша, Томпсона, Ширянова, Бегбедера, Эллиса, Г. Джойса, А. Кроули, Р. Мураками и многих других, вообще ничего не читал, не ходил в кино из опасения увидеть фильм вроде «Дневник баскетболиста», «На игле», «Пуля», «Кислотный дом», не смотрел телевизор, избегал общения с женщинами, избегал любого другого общения, ни с кем не разговаривал, никуда не выходил, ничем не занимался, ни о чем не думал, ни о чем не грезил и, главное, не дышал.
*
она была старше и почему-то недолюбливала его, как и всех мальчишек, но его особенно. летом, когда они жили на даче, она донимала его гусеницами, которых он боялся, и однажды столкнула в воду с мостков и сказала, что он упал сам, а ему не поверили, когда он говорил, что виновата она, и получалось так, что она спасла его, вытащила из воды. он бы утонул, потому что не умел плавать, и с тех пор так и не научился. этот метод с ним не сработал. он боялся неожиданностей, старался предусмотреть все возможности и хотел, чтобы жизнь шла по плану и не выходила за рамки, а если и выходила, то тут же возвращалась. поэтому, наверное, он и поступил на юридический и стал адвокатом, специализируясь на торговых договорах. поначалу он работал в фирме отца, а потом открыл свое дело. Альберта же выучилась играть на флейте и устроилась в камерный оркестр, который был создан в том же году, когда она окончила Академию. ей вообще в жизни везло. этим она тоже донимала его, своей везучестью, как и игрой на флейте, когда училась в музыкальной школе, и, чтобы ее не слышать, он затыкал уши, и ему так понравилось отгораживаться от мира, что он затыкал уши и когда сестры не было дома, или когда она была, но не играла на флейте. по улочке, на которой стоял особняк, изредка проезжали машины. в остальном место было тихое, но он все равно затыкал уши, читая книги, ему нравилось уходить в то, что он читал, с головой, неважно, что это было – Кунц¸ Кинг, Кларк или учебник по банковскому праву.
*
все в ней было порывисто – движения, речь, мысли, и даже не мысли, а видения и обрывки мыслей, и чтобы успокоить этот внутренний ветер, она выучилась играть на флейте. как античный музыкант зачаровывал своей игрой диких животных, так она зачаровывала звуками флейты саму себя. наверное, из таких порывистых людей и получаются талантливые музыканты. нужно, чтобы в душе то и дело взметались вихри, и все неслось и кружилось, и чтобы единственным способом установить штиль была музыка. так случилось, что она стала учиться игре на флейте и вскоре добилась больших успехов, а когда подросла, выиграла международный конкурс Кулау, и после такой победы она могла рассчитывать на работу в европейском ансамбле или оркестре, и ей представилось несколько таких возможностей, правда, не очень заманчивых, и она в конце концов согласилась на место в камерном оркестре, который только-только образовался по решению Министерства культуры, и трудно было сказать, что это – везение или просто лучшее из худшего. а брат ее стал юристом, и преуспевающим. вообще это была благополучная семья, и благополучие ее простиралось до третьего, а может, и четвертого колена, включая и дядю Альберта, с которым вроде были какие-то проблемы, но она не знала какие. вероятно, к тому времени, когда она подросла, эти проблемы уже разрешились и о них не упоминали, разве что случайно и мимоходом, а расспрашивать ей было ни к чему, хотя когда-то, еще в детстве, она спросила у матери, почему ее зовут так же, как дядю, или почти так же, и мама сказала, что их обоих назвали в честь другого Альберта, который жил очень давно и был очень достойным человеком. он заложил основы семейного благополучия. есть такое выражение: «заложить основы», подумала она. и мать показала ей фото того самого Альберта, которое хранилось в большом тяжелом альбоме, и Альберт показался ей очень строгим, гораздо строже, чем дядя Альберт, который совсем не был строгим, и с тех пор она думала, что достойные люди должны быть строгими, и чем больше строгости, тем достойнее человек, и она старалась быть строгой, не улыбалась, не бегала и даже составила расписание дня, а потом эта мысль как-то выгорела у нее в голове, и она забыла о ней. она была живой, непосредственной и не очень-то управлялась с внутренним ветром, и только музыка помогала ей в этом. талант – это ветер, который шумит внутри, и пустить жизнь по ветру – это не то, о чем думают обычные люди, когда говорят о ком-то: «он пустил жизнь по ветру», это совсем другое, это значит жить, усмиряя свой внутренний ветер с помощью каких-то чар, музыки, или рисования, или чего-то другого. она стала музыкантом, и неплохим, такой же талантливой, как ее мать, и даже еще талантливее. у талантливых музыкантов не часто рождаются талантливые дети, но для тех, кто менее одарен, есть надежда, что ребенок окажется намного одареннее. в случае Альберты так и произошло.
*
проще всего объяснить это протестом, восстанием, бунтом, но загнанным внутрь. не хватало смелости протестовать открыто, может быть, потому, что и угнетение было неявным, скрытым, маскирующимся под любящую заботу, и отец не мог подать ему примера в сопротивлении, борьбе за независимость. он тоже испытывал это давление, много читал и часто пил, да что там, всегда был навеселе, работа позволяла, небольшая типография в старом здании грязно-желтого цвета, пройти через двор, где стояли лужи и земля липла к ногам, три помещения – «переговорная комната», «машинный зал» и «склад», а когда-то он мечтал об издании серьезной литературы, думал, что начнет с малого и достигнет многого, будет сидеть в кабинете, отделанном светлым деревом и рассматривать проекты роскошных изданий классиков и философов, но дешевые перепечатки старых изданий расходились плохо, рынок был поделен крупными фирмами, пришлось заняться изданием календарей, проспектов, визитных карточек, забыв о литературе. возможно, он сумел бы постоять за себя, если бы дела шли хорошо, но как прогорающий и почти уже прогоревший издатель, он ничего не значил в семье, и хотя оба, отец и сын, были книгочеями, но о книгах они почти не говорили.
*
отец не мог научить его сопротивлению, и он затаился, обрел внутреннюю свободу, утратив свободу внешнюю, хотя как сказать, и внутренне он не был свободен, его внутренний мир тоже разделился на грезы и боль в желудке, он начал ее испытывать лет в четырнадцать. вероятно, загнанный внутрь протест вызвал немощь желудка[10], и выражалась она в ноющей боли, тошноте, рвоте – то, что называется несварением, или диспепсией, и возможных физиологических причин было множество. столько же было и способов лечения, но ничего не помогало, и эти тщетные попытки эскулапов косвенно указывали на психологическую этиологию, но ни один врач не поинтересовался отношениями в семье, зато нашелся студент-медик, открывший ему чудодейственные свойства опия, психопомп в страну грез, проводник из долины страданий. так он привязался к опиумной настойке, таблеткам, порошку. вовсе не с целью получить удовольствие, а для облегчения самой жестокой боли сделал он опиум частью своей ежедневной диеты[11]. но нет, так далеко он не заходил, лишь время от времени и понемногу, потому что и болезнь терзала его не всегда, давала ему передышки, хотя чувство слабости оставалось с ним, никуда не уходило. он чувствовал себя бессильным, беспомощным и знал, что ничего не добьется в жизни, поэтому и не думал о будущем, вернее, думал, но всегда одинаково, то есть мрачно, и ему не нужен был опий, чтобы понять, что все земное мало реально и что истинная реальность вещей раскрывается только в грезах[12].
*
ее мать играла на флейте в Национальном симфоническом, а она тоже училась музыке, но не стала духовиком, хотя есть женщины, играющие на валторне или тромбоне, последних наберется около семидесяти по всему миру, а первых, конечно, больше. она была альтисткой и устроилась на работу в камерном оркестре, созданном в тот самый год, когда она окончила Академию с отличием. и там было еще несколько струнниц, и все выходили в длинных темных платьях, а она в коротком, до колен, и, когда садилась, край платья поднимался и обнажались ее колени. ее колени были главным богатством оркестра, так, по крайней мере, говорили недоброжелатели. колени у нее были красивые, да и вообще она была красавицей, а еще и везунчиком, все у нее складывалось хорошо, но ведь это не правило, красивым не всегда везет, часто бывает наоборот. в детстве ему казалось, что красота – это панацея от всех бед, дамба, через которую ни одна беда не проникнет. он думал, что красивые люди составляют особую касту и жизнь их осмысленна уже потому, что они красивы, а некрасивым приходится смысл искать. философские опусы написаны людьми заурядной, а то и безобразной внешности. красивым же достаточно просто нести свою красоту, и все, что они делают – каждое их слово, каждый взгляд, каждое движение, – исполнено глубокого смысла. так он думал в детстве, и так он относился к сестре, но не с самых ранних лет, а позже, когда ему вдруг открылось значение красоты. вот она садится на стул, и слушатели превращаются в зрителей. концерты оркестра пользовались большим успехом. в министерстве считали, что благодарить нужно дирижера, и он уже через год получил Большой музыкальный приз, но кое-кто видел главное достоинство ансамбля в ее коленях, и многие приходили на концерты, чтобы увидеть и подтвердить. он этих разговоров не слышал, но тоже ходил и слушал или делал вид, что слушал, закрыв глаза, а когда открывал, взгляд его упирался в ее колени. так уж получалось, и он ничего не мог с этим поделать. на сцене они выглядели совсем по-другому, чем дома. но дома она бывала нечасто. на последнем курсе она сняла комнату в центре, и он иногда бывал у нее, но как-то все мимоходом, а потом она познакомилась с одним немцем и уехала в Германию, и он никак не мог предполагать, что для него это будет потерей, да он и не считал, будто что-то потерял, с чего бы, ведь в детстве она его дразнила и доносила и устраивала каверзы, так что жалеть было не о чем. он и не жалел, но жизнь его будто затянулась туманом. он не знал, чем хочет заниматься, ему было все безразлично, и по совету отца он пошел на юридический и, получив диплом, какое-то время работал в отцовской фирме, а позднее открыл собственную контору и стал преуспевающим юристом. он встречался с девушками, но постоянной подруги у него не было, и он сам не понимал почему.
*
для своего возраста он был крупным ребенком, рослым, крепким или как там еще говорят, но нужна еще решимость, храбрость, и он с самого начала делал все, на что его подбивали – нюхал, глотал, резал руки, крал, донимал учителей, убегал в город и дрался. в драке ему сломали мизинец, но он не сказал об этом, и мизинец сросся неправильно, а может быть, врач был небрежен, и пришлось снова ломать, и на руке осталась шишка, и палец сгибался криво, но зато он добился признания. он видел, как их передергивало, когда он рассказывал, как ломали палец, и ему это нравилось. он рассказывал все подробнее и научился делать отступления и держать паузы, а потом начал придумывать и другие истории. умение рассказать смешную или страшную историю ценилось, и, если тебе не хватало храбрости, ты мог возместить это, рассказывая истории, а уж если у тебя есть и то, и другое, если ты умеешь рассказывать и способен вытерпеть боль, тогда ты можешь чувствовать себя уверенно. если ты и не царь горы, то приближенный. учителя и воспитатели тоже будут относиться к тебе добрее, и ты поверишь, что сумеешь устроить свою жизнь так, как хочешь, потом, когда выйдешь из дома. станешь путешественником, будешь кружить вокруг земного шара на яхте или самолете, а свободное от странствий время проводить в отелях и на безлюдных островах. для этого нужна лишь настойчивость. человеку настойчивому не нужна заботливая мать, не нужен отец-наставник, не нужна ему и удача. он всего добивается сам. главное – знать, чего хочешь, и не отступать.
*
в день рождения ему подарили набор солдатиков, тяжелых, металлических. там были знаменосцы, офицеры, стрелки, пулеметчики, мотоциклисты, всадники, пушки. он не знал, что с ними делать, пока Альберт не принес ему игрушечный арбалет, напоминавший устройство, придуманное магом для борьбы с циклопом в старом фильме, там была еще птица Рух, и дракон, и оживший скелет. армия занимала позицию в дальнем конце комнаты и после каждого выстрела передвигалась вперед, приближаясь к арбалетчику, задачей которого было поразить каждого из наступавших, заставив его опрокинуться. однажды после обидного поражения ему пришло в голову устроить суд над командой, обслуживавшей арбалет, и позже он стал судить дезертиров противника, некоторых приговаривал к расстрелу, других к заключению. поначалу было неясно, что делать с перебежчиками, но вскоре эта проблема разрешилась – перебежчики привязывались к стреле, как бы удлиняя ее, и затем посылались в сторону наступающих. при удачном выстреле перебежчик ударялся в кого-нибудь головой и, если цель была поражена, принимался в команду, а если нет, возвращался к армии, которую предал, и шел впереди под наведенными на него сзади дулами автоматов, пока его не опрокидывала стрела, пущенная из арбалета. он учинял суд и над Альбертой, пользуясь для этого одной из ее кукол, которыми она уже не играла, а потом он стал разбирать и дела родителей, когда они поступали неправильно, и одноклассников. определить меру вины и наказания было непросто, но он справлялся с этим, и играл в солдатиков до двенадцати лет, чем немало удивлял дядю и родителей, а потом увлечение игрушечной армией как-то внезапно закончилось, но интерес к преступлениям и наказаниям остался, и в десятом классе он уже точно знал, что будет юристом.
*
и раскрывались на нездешних полянах цветы, и пели какие-то фантастические птицы, и обнаженные девушки водили хороводы, и бегали друг за другом, и смеялись, и бабочки запутывались в их волосах и садились на их оголенные плечи, и солнце согревало тело, растекаясь по нему медом, и слышались голоса, играла музыка, мир представлялся одним огромным цветком, и небо было голубым и зеленым.
*
в темноте было страшно, и он часто засыпал, не потушив лампы, и при этом читал на ночь рассказы Кинга и Лавкрафта. они его как будто успокаивали. ужас в них часто вызывался чем-то необъяснимым, но описывался словами, и это успокаивало, а темнота была бессловесной, и то, что в ней таилось, тоже было бессловесным, невыразимым, не покоряющимся словам, не доступным заклинанию. и когда он увидел Дэви Джонса, то перечитал все рассказы о Ктулху, и они показались ему еще более захватывающими и жуткими, чем раньше. теперь он повсюду видел этого человекообразного осьминога. Лавкрафт и создатели фильма ухватили что-то глубинное и вытащили его на поверхность, сделали его видимым, и облик передавал то, что трудно было передать словами, но теперь, когда в его памяти, поселилось это ужасное существо, слова тоже приобрели способность изображать неопределенное. он засыпал с Дэви Джонсом и Ктулху, шевелящимися в его голове, и собирал музыкальные композиции на эту тему, и слушал дет-метал и грайндкор, и в этом запредельном шуме, искаженном звуке гитар, рычании вокалистов узнавал голос, который заставлял Эриха Занна бесноваться на скрипке, голос Ктулху. в школе было еще несколько фанатов Лавкрафта и сатанистов, и они собирались на даче и слушали Obituary, и Necrofagia, и Caliban, и TheRedChord, и других, и пили, и курили, и смотрели фильмы, но девчонок не приводили. один раз они поймали и зарезали кота, это был ритуал в честь Древних Властителей, и зарезанный кот поселился у него в голове вместе с Дэви Джонсом и ободранными псами из «Обители зла». странно, как ему еще удавалось учиться и вообще жить нормальной жизнью. родители ничего не замечали. их интересовали только оценки. и еще он пытался создать школьную группу, но у него ничего не вышло, даже играть на гитаре толком никто не умел. после школы они какое-то время еще встречались, но все реже, а потом и вовсе потеряли друг друга.
*
пора перейти к делу и рассказать, как же все началось. речь не о том, что началось в детстве, а о том, что началось позднее. что-то начинается в детстве, а что-то позднее, и о том, что в детстве, уже было сказано, а о том, что позднее, нужно еще рассказать, и при том так, чтобы оно начиналось вместе с рассказом. вот это настоящее начинание, стоящее дело. только так оно и может начаться, а по-другому никак. так что рассказывай, не тяни время, не ищи отговорок, просто начни, а там увидишь. вот как оно началось: она познакомилась в Сети с музыкантом из Барселоны. он говорил, что играет в Национальном оркестре, и она не сразу разобралась, что симфонический оркестр Барселоны называется также Национальным оркестром Каталонии, что это один и тот же оркестр, а не два, как можно подумать, и как она поначалу думала, играл на ударных, то есть на литаврах, тарелках, барабанах, треугольнике, гонге и прочем, и это была не лучшая рекомендация даже для ударника Национального оркестра Каталонии, но потом оказалось, что он играет еще и на ханге, необычном инструменте, с виду похожем на тарелку и барабан, а по звуку – на арфу. он дал ей ссылку на видеоролик с импровизацией, и ей очень понравилась его игра, и сам он тоже понравился. его звали Адольфо, обычное испанское имя, Адольфо Луис Родригес. он приглашал ее к себе в Барселону, но она хотела встретиться с ним в Париже. она еще не была в Париже, и ей хотелось посмотреть Париж, и она написала ему, что хотела бы встретиться с ним в Париже, и он ответил, что это возможно, потому что через месяц он будет там на гастролях.
*
его желудок был чем-то вроде сейсмографа, отмечавшего самые слабые колебания, или счетчика Гейгера, отмечавшего самое незначительное излучение. он жил в зараженной зоне. все вокруг было пропитано йодом, плутонием, цезием, барием. радиационный фон был неблагоприятен для жизни, но едва ли не каждый день происходили еще и выбросы, утечки, взрывы. волосы выпадали, зубы крошились, кожа облезала, ухудшалось зрение, он глохнул, изменить положение было невозможно, и все, что оставалось, –это выдуманные миры, куда он сбегал, когда боль была не особенно сильной. книги и фильмы – чудесные порталы, вроде арок в «Героях меча и магии». он предпочитал пошаговые стратегии и особенно «Третьих»[13] с их горами, долинами, лабиринтами, шахтами, кентаврами, пегасами, гидрами, ангелами. но и тут неожиданное появление врага отзывалось в нем ноющей болью. он выбирал осторожную стратегию: захватив лесопилку и несколько шахт рядом с городом, затворялся в нем, отстраивал замок, набирал армию, раз в неделю посещая мельницы, совершая осторожные вылазки, расширяя понемногу видимую область. сердце его стучало каждый раз, когда он отправлял героя на неизведанную территорию, и он часто пользовался опцией «загрузить игру», переигрывая последний ход, если терял героя. боль приучала его к осторожности, учила ни к чему не стремиться, ничего не искать во внешнем мире, но это было трудно, потому что внутри было еще так мало, он не мог этим жить, и лишь постепенно его внутренний мир разрастался, превращаясь в экзоскелет, панцирь, покрывая снаружи, защищая от радиации, от всех невзгод, но при условии, что голова оставалась свободной, и ему не нужно было что-то запоминать, чему-то учиться.
*
это недомогание сделало его экспертом, знатоком в музыке и литературе, научило различать удачные и неудачные произведения. впрочем, звуки и слова действовали на него физиологически, с неизбежностью причины и следствия, так что учиться ему, собственно, и не приходилось, оставалось только запоминать. и он стал книгочеем, как и отец. но в увлечении музыкой был одинок и о прочитанном редко говорил с отцом и, тем более, с матерью. он вообще говорил мало. он научился этому немногословию еще в детстве на примере майора Мак-Наббса и Филеаса Фогга. у них не было проблем с желудком, наверное, потому, что они от природы обладали мужественным характером и умели находить выход из любых ситуаций. возвращаясь к опиуму, напомним, что опиум – это ключ от рая[14] (для тех, кто был из него изгнан) и констатируем (в мнимом противоречии с предыдущим), что каждому приходилось в детстве испытать какое-нибудь невыразимое страдание, пройти через беспросветное отчаяние – то молчаливое отчаяние, которое плачет, опустив на лицо покрывало, как Иудея на римских медалях, печально сидящая под тенью пальмы[15], хотя какая же тень на медалях, но страдание и отчаяние – это верно, хотя, может быть, и не для всех.
*
все это как-то связывалось одно с другим, складывалось в одно и вело прямой дорогой к должности прокурора, которую он не получил и которой даже не добивался, потому что прежде чем стать прокурором, нужно было, по закону, несколько лет поработать следователем, а этого ему не хотелось, ведь знакомиться с материалами – это одно, а добывать материалы – совсем другое, поэтому он не стал прокурором и выбрал профессию адвоката, но не по семейным, жилищным или уголовным делам, а по юридическому сопровождению операций, связанных с хозяйственной деятельностью организаций и частных лиц, а именно: участие в переговорах, анализ рисков, подготовка документов, рекомендации и прочее, и первым его самостоятельным делом было составление договора аренды, а каким было второе, он не помнил или не хотел вспоминать, потому что тогда он напутал и серьезно подвел клиента, но постепенно набирался опыта и открыл частную практику, собственный кабинет, так это называется: кабинет, контора, фирма – в порядке увеличения числа сотрудников и технического персонала, я сидел в своем кабинете, аренда кончилась, и Маккелви уже начал процедуру выселения[16]. дела у него, в отличие от Ника Билейна, шли неплохо, на аренду ему хватало, а спустя несколько лет он уже мог позволить себе секретаршу, и дорогой автомобиль, и ежедневный обед в дорогом ресторане, и отдых в Эмиратах, что же до костюма, то он с самого начала уделял одежде большое внимание, и, кроме того, он посещал лучшего парикмахера, а еще играл в теннис в загородном клубе, в общем, он был успешным человеком, хотя и не стал прокурором, не так уж это важно – исполнить свою юношескую мечту, ведь такая мечта обычно увлекает нас в неправильном направлении, она не учитывает всех обстоятельств и часто не соответствует нашим способностям. вряд ли, занимая должность районного или даже городского прокурора, он мог бы позволить себе все то, что позволял, работая бизнес-адвокатом, к тому же, если ты добился успеха, значит, ты так или иначе исполнил свою мечту, потому что о чем же ты мечтал в юности, если не об успехе.
*
кем же был Альберт? игроком, профессиональным игроком. это означает, что он больше выигрывал, чем проигрывал, и настолько больше, что разница позволяла ему снимать квартиру, иметь автомобиль, и счет в банке, и многое другое, и ездить по разным странам. в какую игру играл Альберт? может быть, он играл сразу в несколько игр? но это маловероятно. трудно быть профессионалом сразу в нескольких играх, и если уж удалось стать профессионалом в одной, то этого достаточно. на что-то другое и времени не останется, если ты действительно профессионал, то есть тот, кто играет не от случая к случаю, а постоянно, и зарабатывает этим на жизнь, а именно так зарабатывал на жизнь Альберт, вызывая этим раздражение и неприязнь зятя, и, когда Альберт однажды попросил у него взаймы, он предложил ему место с постоянным заработком, но денег не дал. жизнь профессионального игрока состоит из черных и белых дней. даунстрик может затянуться на двести и даже пятьсот игр, а то и больше, и тогда, если ты опрометчиво истратил резервы на покупку нового гардероба, электроники, оплату счетов своей подружки, неожиданно больших, тебе придется нелегко, и зять хотел показать шурину, что считает его образ жизни неправильным, недостойным. если бы не сестра, Альберту пришлось бы в тот раз туго, но это был редкий случай, вообще-то Альберт был хорошим профессионалом и, когда удача была на его стороне, делал родственникам дорогие подарки, оригинальные, неожиданные.
*
как же он начал новую жизнь? да вот так: набил сумку вещами, сел в поезд и уехал в другой город. а был ли у него какой-то план? где он думал устроиться? чем он собирался заниматься? плана у него не было. просто взял и уехал. так бегут от цунами, не очень задумываясь куда. главное – убежать. и он убежал, и далеко, послав по дороге телеграмму родителям. в город он приехал поздно, снял номер и пошел бродить по улицам, и хотя это был чужой город, в котором он никогда раньше не бывал, а, может быть, именно потому, но той ночью город принадлежал ему. эти безлюдные улицы, темные дома, огни фонарей, цвета светофоров – все было необычным, полным значения, тайны. город как будто ждал его и что-то для него приготовил. позднее он никогда уже не воспринимал город таким, каким увидел его в ту ночь, хотя не раз проходил по улицам ночью, возвращаясь из кинотеатра или с какой-нибудь вечеринки, но чувства тайны больше не возникало. а когда наступило утро, он снова пошел в город, чтобы найти работу, любую, самую простую, но с жильем, местом в общежитии. нашел ли он такую работу? не было ничего проще.
*
когда ему исполнилось восемнадцать, он ушел из детского дома, вернее, срок его пребывания в этом учреждении закончился, и он начал самостоятельную жизнь. восемнадцать – подходящий возраст. знаешь о жизни все, хотя и вырос на ее окраине, но с окраины виднее. не хватает только денег и специальности. квартиру предоставил муниципалитет, – и он знал, что ему повезло: всем полагается, да, но не всякому и не всякой удается увидеть, как этот закон претворяется во что-то реальное, – и даже с кое-какой меблировкой: столом, стулом, кушеткой и утварью, купленной на пособие. главное достижение прошлого века – не научные открытия, не покорение космоса, не появление Интернета, а развитие трудового законодательства и социального обеспечения – сокращение рабочего дня, отпуска, пенсии, забота об инвалидах и сиротах. он мог бы сказать, что почувствовал этот прогресс на себе, вкусил плоды, но он этого не говорил и вообще не задумывался, считал само собой разумеющимся. он даже считал, что общество перед ним в долгу, и большом, неоплатном. какие пособия заменят родителей? и еще он думал, что в его несчастливом детстве виноваты все, не конкретно те двое, но все, начиная с тех, кого он знал в детском доме, и заканчивая президентом республики.
*
что делает тот, кому не повезло с детством? он придирается к другим людям, к миру вообще и даже к самому Творцу, если верит в Творца. ни одно дело ему не удается, и он винит в этом тех, кому что-то удалось. ни одна женщина не стучит в его дверь[17], и он винит в этом женщин. он ведет себя так, будто весь мир ополчился против него[18], а он – против всего остального мира. можно ли так сказать, учитывая, что субъект действия в данном случае – индивид? может ли кто-то один ополчиться против кого бы то ни было, ведь по этимологии «полк» связан с «плебсом», иначе говоря, «множеством», так может ли один, ополчившись, превратиться во множество? переводчики полагают, что может[19], но Шекспир осторожнее, он говорит просто «take arms against a sea of troubles», стоит ли придираться к словам[20]? неужели его (мои, ваши, наши) интересы так измельчали? мы сетуем на то, что интерес к точному употреблению слов угас? утих? умер? исчез? он упрекает мир в небрежении слогом? вы, по-видимому, и вправду старый осел? пусть они катятся со всем миром[21]. разделение на «мы» и «они» лежит в основе любой легитимации[22], даже самой демократической, и мы, воспользовавшись случаем, легитимируем себя посредством этих аллюзий, перекидывая мост между «мы» и «они» над морем бед и смут.
*
что же это была за работа и где, в какой стране, в каком городе? в некоторой стране и в некотором городе. на каком же языке в той стране говорили? на чужом для него языке, но он владел им достаточно свободно, чтобы его взяли на работу и предоставили жилье – домик на двоих, две спальни, две ванные комнаты, ситтинг и лужайка для шашлыков. кто был его соседом? поляк, работавший там же, где и он. и как сложились их отношения? они поладили, развлекались вместе и ездили по стране, хотя поляк не любил читать, а у него эта привычка сохранилась, и он часто наведывался в большие книжные магазины, и покупал книги, и случалось, оставался дома вместо того, чтобы пойти в бар или дансинг. неужели он ходил на танцы и в бары? как же его недуг, его слабая психическая организация? удивительно, но уже через месяц после того, как он уехал из дома, он почувствовал себя лучше. не было этой тошноты и этих болей, и постепенно он как бы стал другим человеком, от прежнего осталась только привычка к чтению. наверное, у него было много досуга? да, вся вторая половина дня, отпуск и праздники, и он тратил свой досуг на путешествия по стране и чтение. и когда он познакомился с той девчонкой на вечеринке, она удивилась его начитанности. благодаря ей он был принят в общество «постановщиков», так примерно переводилось название, так он переводил его для себя, хотя потребность в переводе возникала у него все реже, и постепенно он приучился думать на чужом языке, и язык этот сделался для него если не родным, то привычным, а на родном он уже говорил с акцентом, и это замечали все, кому он звонил, оставшиеся в той стране, откуда он уехал. нужно добавить, что с тех пор он ни разу дома не побывал.
*
наконец они уговорились провести несколько дней в Париже во время гастролей оркестра. она могла бы приехать и в Барселону, но выбрала Париж. какие могли быть причины для такого решения? в Барселоне она чувствовала бы себя стесненной, будто у него в гостях, так это выглядело, а в Париже они были на равных, хотя и не совсем, ведь он приехал с оркестром, рабочий график – репетиция, выступление, он был при деле, а у нее дела в Париже не было, но все равно она чувствовала себя в Париже более независимой, чем в Барселоне, если бы согласилась на его предложение приехать и поселиться у него. ей хотелось сначала получше его узнать, увидеть, посмотреть, послушать, как он говорит, какой у него голос, какая интонация, какие у него глаза, как он движется, и что-то еще, главное, что улавливается не глазами, может быть, запах, пусть это запах одеколона или туалетной воды, все это она хотела узнать, чтобы решить, стоит ли идти на какие-то отношения, сходиться ближе, и Париж был самым подходящим для этого городом. вначале она думала шикануть и заказать номер в «Бургундии» на улице Дюфо между Парижской Оперой и Триумфальной аркой, но передумала и сняла номер в отеле рядом с Биржей, недалеко от Оперы, музея Пикассо, Бобура и Собора. она почитала несколько отзывов, и решила, что ей подойдет, но по приезде она не смогла даже принять душ, потому что рассеиватель был испорчен, на завтрак подавали круассаны и йогурт, и, чтобы выйти на соседнюю улицу, нужно было пройти мимо общественного туалета. во всем этом было мало романтики, и она пожалела, что не заняла денег у матери, поэтому Адольфо и удалось переспать с ней на следующий же вечер, но на ночь остаться было нельзя, потому что Адольфо поселили в двухместном номере вместе с тромбонистом, поэтому они сняли в том же отеле другой номер с большой постелью, вернее, снял Адольфо. утром она вернулась в свою гостиницу, чтобы забрать вещи. мать выслала ей деньги, и она отдала Адольфо половину платы за номер. ей не хотелось, чтобы за все платил он один. и они провели в Париже три дня, и она не видела ни Оперы, ни Бобура, ни Собора, а потом ему нужно было ехать в Германию, и она хотела поехать вместе с ним, но ей уже пора было приступать к работе, и она вернулась домой, влюбленная в Париж и Адольфо, и с мыслью, что вот теперь начинается настоящая жизнь.
*
не так-то просто быть профессором в Сорбонне и вести курс философии, не так-то просто вообще быть философом и знатоком Канта, но преподавать философию Канта в Сорбонне труднее того и другого, хотя и предполагает и то, и другое, и основывается на том и другом. невозможно, чтобы курс философии Канта в Сорбонне вел человек, не имеющий диплома философа, и не только диплома, но и десятков печатных трудов, больших и малых, публиковавшихся в течение десятков лет и высоко ценимых в других странах, но не очень-то известных во Франции. прискорбная историческая случайность. так получилось, что французы больше увлекались Гегелем, чем Кантом. трудно сказать почему. возможно, дело в том русском, который привез в Париж свое знание языков и гегелевской диалектики, самого невразумительного учения, которое когда-либо произрастало на философских полях. любовь русских к диалектике известна, хотя в России было и немало ценителей Канта, может быть, до революции их было даже больше, чем гегельянцев, но кантианцы не добились такого успеха в Париже. а теперь время упущено, и безвозвратно. когда тебе за семьдесят, кажется, что ты в своей жизни только и делал, что упускал время, пропускал его сквозь пальцы, пускал на ветер, зарабатывая на этом занятии разнообразные недуги, среди которых первое место – не по опасности, а по назойливости – занимает остеохондроз верхнего отдела позвоночника, включая три-четыре, а может, и все семь шейных позвонков. достаточно взглянуть на силуэт Канта, сделанный при его жизни Путтрихом, когда философу тоже было за семьдесят, и жить ему оставалось меньше десяти лет, достаточно взглянуть, чтобы проникнуться сочувствием к этому старому больному человеку, достаточно взглянуть, чтобы увидеть: бежит, бежит, все быстрее бежит безвозвратное время[23].
*
на раздаче Альберту выпали дама и девятка одной масти. двое сбросили, четверо остались, в том числе и голландец. Альберт хорошо знал его манеру и после флопа уже мог определить диапазон рук. глаза голландца были скрыты за черными очками. лысую голову прикрывала бейсболка. голландец выглядел непроницаемым, но Альберт уже кое-что подметил, выучил, чего следует ожидать, если он прикасается к бейсболке или слегка поправляет ее, поворачивая влево-вправо. сегодня он решил играть осторожнее, чем обычно, и эта тактика приносила неплохие плоды. на тёрне вышла десятка червей, шансы на флеш возросли, он поднял ставку, хотя вначале собирался выжидать, но внезапно почувствовал прилив уверенности, он поймал волну, знакомое состояние, в котором он чаще выигрывал, чем проигрывал. испанка и голландец ответили, и, когда на ривере вышла тройка червей, сердце Альберта радостно застучало, хотя глаза и пальцы оставались спокойными. он был опытным игроком и хотел вытянуть из голландца побольше. и тут испанка поставила олл-ин, голландец сбросил, Альберт быстро ответил. шансов на то, что девчонка собрала каре, было мало, и Альберт не сомневался, что на этот раз она окончательно вылетит из игры. действительно, у испанки не было каре, зато у нее был червовый флеш на тузе, и, когда она укладывала в стопки выигранные фишки, Альберт улыбнулся и даже сказал что-то веселое, хотя внутри его просто трясло, и он подумал, что хорошо бы провести с ней остаток вечера и даже ночь. до этого она не казалась ему привлекательной, но невероятная удача окрасила ее волосы в чудный золотой цвет, бросила загадочные тени на ее лицо и придала ее глазам таинственную глубину.
*
что же он преподавал в этом университете или в том университете, в этом городе или каком-то другом, например Руане? университет Руана – подходящее место для профессора средних лет, так и не сделавшего научную карьеру, если карьеру философа можно назвать научной, да и вряд ли философия во Франции проходит по разряду наук, значит, он просто не сделал карьеру, назовем ее карьерой философа, десяток книг и сотня статей, а если карьера очень успешная, то оригинальный взгляд на мир, то есть оригинальный взгляд на фундаментальные проблемы в рамках какого-то философского направления. университет в Руане – это правдоподобно. что неправдоподобно, так это его любовь к Платону и тайная вера в мир идей и в «иную землю», именно так, как все описано у Платона, с той же предположительностью, с той же иронией, но все-таки вера. а тайная, потому что такие взгляды могут быть предметом лишь исторического рассмотрения, но никак не действительным вероисповеданием. он не признавался в них даже самому себе и мог открыто называть себя скептиком или деконструктивистом, не испытывая неловкости, не считая, что вводит в заблуждение. но платонизм жил в его душе, как прекрасные формы живут в прекрасных телах или как благо живет в прекрасных душах. и это накладывало отпечаток на его облик: он был высок, широкоплеч, бородат и лицом походил сразу и на философа Брентано, и на поэта Уитмена, и на пианиста Лупу.
*
Париж – город большой, и сколько случайных встреч происходит на его улицах, площадях, в кафе, ресторанах, парках, магазинах, концертных и спортивных залах. «ситроен» пожилого счетовода останавливается на красный свет. загорается зеленый, но машина не трогается. у водителя случился сердечный приступ, и профессор философии из Руана, только что перешедший улицу, оборачивается на чей-то нетерпеливый гудок. латвийская скрипачка выходит из кафе через пять минут после того, как счетовода увезли на «скорой». она бродит по улицам и сидит на скамейке в сквере возле концертного зала, где будет выступать оркестр из Испании. там она увидит Адольфо, молодого испанца, с которым провела эту ночь и с которым проведет еще две ночи, а потом они расстанутся и больше никогда не встретятся. тем временем профессор философии из Руана спешит в издательство, где готовится к выпуску его книга, посвященная Лефевру д’Этаплю и его отношению к Николаю Кузанскому. он писал ее восемь лет и ожидает от ее публикации очень многого: похвальных отзывов коллег, рецензий в крупных философских журналах, приглашений на конференции и симпозиумы, но ничего подобного не случится, и он доживет свой век в Руане, написав еще пару книг, пару десятков статей и так и не осмелившись завести другого пса, когда умрет старый пес по кличке Фидо. он будет прилежно ухаживать за цветником на заднем дворе и даже выведет новый сорт роз, что будет отмечено в «Вестнике цветовода».
*
преподавать философию в Руанском университете, быть тайным платоником и любить классику во всех ее видах – литературном, скульптурном, живописном, архитектурном, музыкальном, – говоря проще, любить все виды искусства и все произведения искусства, в которых ощущается гармония или порыв к чему-то гармоническому, и однажды приехать в Париж по делам, связанным с книгой, на которую ушло пять или шесть лет, исследование о французском платонике Лефевре д’Этапле, пятнадцатый век, сравнение взглядов д’Этапля со взглядами Аристотеля и Николая Кузанского, подробности издания им собрания сочинений последнего, скрупулезная работа, которая может принести известность и даже премию, оказаться в Париже по делам, связанным с изданием книги, и, воспользовавшись случаем, купить билет на концерт Национального оркестра Каталонии, классическая программа: «Фантастическая симфония» Берлиоза во втором отделении, «Испанская симфония» Лало в первом, партию скрипки исполняет скрипачка в длинном темном платье с широкими рукавами, напоминающем кимоно, волосы стянуты на затылке, в волосах блестит какое-то украшение, оно вспыхивает, когда она наклоняет или поворачивает голову, вспыхивает, как вспыхивает ее скрипка, как вспыхивают звуки скрипки, как вспыхивает душа профессора из Руана, когда он понимает, что скрипачка похожа на одну из его студенток по имени Анет.
*
шесть девушек и трое парней записались на его курс. немного, но для него и это немного сводится к ней одной, с такими же темными волосами, такими же глазами и скулами. никаких дополнительных занятий, никаких бесед при закрытых дверях, никаких прогулок вдвоем, только разговоры в кафе или в сквере при университете. Эдуард Лало женился на юной Жюли Бернье-Малиньи, когда ему было за сорок, но со студентками нужно быть осторожным. есть же фильм, название которого он не помнит, снятый по пьесе, а та написана по реальной истории, и есть роман, и еще какие-то другие романы и фильмы, да и без них все ясно, и самое большее, что он может себе позволить, это пройти в артистическую после первого отделения, чтобы выразить свою благодарность скрипачке, которая вблизи не так уж и похожа на студентку по имени Анет, но это неважно, как и то, что один раз она немного сбилась. играла она превосходно, и он говорит ей это по-французски, уверенный, что она его понимает, и целует руку, а потом уезжает на вокзал.
*
она едет в гостиницу, думая о вечере, который проведет с Адольфо, ударником оркестра. они познакомилась через Интернет в прошлом году, и так совпало, что солистка, которая должна была играть с оркестром, серьезно заболела, и Альберте, вернее, ее менеджеру, удалось договориться о замене. испанец Адольфо ей нравится, он симпатичный, и эту ночь она проведет с ним, а потом они разъедутся в разные стороны: он – в Барселону, а она – в Амстердам, и за все это время она ни разу не вспомнит о высоком французе средних лет в темно-синем пиджаке, который поцеловал ей руку в артистической и что-то такое сказал, чего она не поняла. до и после него подходили другие и тоже целовали ей руку и что-то говорили, но понимала она только тех, кто говорил по-английски, хотя и не запоминала, что они говорили, возбужденная после выступления, не очень-то им довольная, переживая за фальшивую ноту, которую она взяла в коде, и прикидывая, какое из двух вечерних платьев больше подойдет для встречи с Адольфо Луисом Родригесом, ударником Национального симфонического оркестра Каталонии, синее или черное.
*
неужели они были обыкновенными книгочеями? отчасти и так. книгочеями они были тоже, но еще и постановщиками сцен, описанных в книгах. они разыгрывали их в реальности. значит, они были начинающими актерами? нет, никто из них не занимался в сценической студии и не собирался стать актером. они просто читали книги и разыгрывали некоторые сцены, мы, то есть я и весь шерифский отдел Мидленда, полагаем, что преступления совершаются в точном соответствии с книжкой[24], почему копируют только преступления? но нет, фанаты наверняка организуют и другие инсценировки. вот, значит, что. это обещает интересное чтение или, наоборот, очень скучное, примерно такое же, как «Лунный парк». никаких отрезанных голов, блюд из плоти и прочего. все гораздо невиннее, а значит, еще скучнее. ну, как посмотреть. с этого места еще не видно, ни нам, ни ему. что до него, то он видит перед собой только девчонку чуть моложе его, выкрашенную в цвета радуги: на макушке волосы оранжевые, слева платиновые, справа желто-зелено-синие, веки тоже радужные, ресницы черные, губы розовые, а на шее золотая цепочка с янтарной книгой.
*
он работал почтальоном, но не тем, что разносит газеты. он разносил рекламные бланки и бандероли. для такой работы не требовалось свободное владение языком, и собеседование состоялось по телефону. поискав в Интернете объявления о вакансиях, он позвонил в почтовое отделение Манчестера. спустя какое-то время ему перезвонили. чиновник долго с ним беседовал, выясняя заодно и уровень его языковой компетенции, и в конце разговора сообщил, что он может приехать и приступить к работе. вот так он оказался в Англии и не разочаровался. он получал приличные деньги, мог снимать квартиру и даже путешествовать. никаких проблем на работе не возникало. если и случались какие-то происшествия, то обычно из разряда забавных. например, однажды он ловил собачку, выбежавшую на улицу, когда он открыл калитку. хозяева благодарили его за помощь, а он благодарил чернокожего из соседнего дома, без которого ловить собачку пришлось бы до обеда. но, конечно, были и такие, у кого он вызывал неприязнь. их пугали звуки незнакомого языка, поэтому он не отвечал на звонки старых друзей, когда подходил к дому, где, как он знал, недолюбливали иммигрантов. в остальном не было никаких проблем, и за пару лет он объездил Англию и Шотландию и провел несколько дней в Венеции, где отыскал чудесный отельчик, дешевый и рядом с площадью св. Марка. ему особенно понравились окраинные улочки, куда редко заходят туристы: разноцветные дома, лодки, белье, вывешенное для просушки, и тишина по вечерам, когда некуда пойти, и все местные смотрят телевизор.
*
он почувствовал перемену. нет, это неверно. слишком умеренно, осторожно. он узнал свободу, а это много, так много, что поначалу он растерялся. можно уйти, никого не предупреждая, и вернуться, когда захочешь, никому не давать отчета. это главное для свободы – проводить время как хочешь и где хочешь, ни перед кем не отчитываться, не спрашивать разрешения, не оправдываться. он чувствовал, будто его сразу повысили от матроса до капитана. только тот, кто живет один, знает это чувство свободы. семейным людям оно незнакомо, они его позабыли, а детям, подросткам неведомо потому, что их время еще не наступило. для многих оно так и не наступает. те, кто живут в семье, а потом переходят из одной семьи в другую, всегда живут с кем-то, и этот кто-то должен знать, как они проводят время вне дома. а теперь еще и мобильники. ты всегда как бы под колпаком. и только тот, кто живет один и ни с кем не связан, может по-настоящему узнать свободу, почувствовать ветер, морской простор. всем остальным суждено каботажное плавание. никто из них не выходил в открытое море, где на много десятков километров ни одного острова, ни одной птицы. вот так он себя чувствовал – свободным пиратом Джеком Воробьем, и его однокомнатная квартирка была чем-то вроде «Черной жемчужины», вроде – потому что он не хотел никого грабить, он хотел просто бороздить волны в свое удовольствие, и даже необходимость учиться, чтобы получить какую-то специальность, чтобы позднее зарабатывать себе на жизнь, даже это не привязывало его к берегу, по крайней мере, первое время.
*
кажется, ты можешь получить все, что захочешь. но знаешь ли ты, чего хочешь? потому что за каждым желанием кроется что-то еще, и желая этого или того, ты желаешь чего-то еще, чего-то, чему нет названия, и о чем ты, может быть, даже не догадываешься, наверняка не догадываешься, между тем как оно-то и направляет твои желания, определяет каждое из них, все они – его тень, отблеск, и, когда ты получаешь то, чего хотел, это всегда оказывается не тем, и даже совсем не тем, и ты сам каждый день оказываешься не тем, что ты есть на самом деле, и даже совсем не тем, может быть, просто потому, что никакого «на самом деле» не существует, но если есть желание, определяющее все другие, то есть и это «на самом деле», ведь если ты падаешь, значит есть что-то такое, что тянет тебя вниз, и, если ты поднимаешься, есть что-то такое, что тянет тебя вверх, хотя не проще ли предположить некую универсальную силу, отталкивающую тебя от всего, что есть, не приближая ни к чему другому, чему-то такому, на чем можно было бы остановиться, успокоиться, вот так все и происходит и длится изо дня в день.
*
«постановки» происходили обычно так: кто-нибудь предлагал книгу и сцену из книги, остальные ее перечитывали, распределяли роли, при этом одна из ролей оставалась свободной, и ее должен был сыграть человек, не читавший книги, человек случайный, принимающий происходящее за реальность, не догадывающийся об инсценировке. «постановщики» же импровизировали в зависимости от того, как поступит и что скажет этот посторонний. происходило как бы смешение вымысла и реальности, и возникало новое произведение, соединявшее в себе элементы хэппенинга и литературы. первой постановкой, в которой он принимал участие, была сцена из «Идиота», где Настасья Филипповна бросает деньги в камин и предлагает Гавриле достать их «голыми руками». для постановки пришлось, как и в других случаях, адаптировать персонажей и мотивы так, чтобы случайный человек мог принять в ней участие, ни о чем не подозревая, и, кроме того, он должен был твердо знать, что в пакете лежат настоящие деньги, а для этого заворачивать их нужно было у него на глазах, по ходу действия. немного поспорили, во что заворачивать банкноты, не лучше ли использовать плотную оберточную бумагу, чтобы огонь дольше к ним подбирался, тогда оставалось бы больше шансов, что они уцелеют, но победили те, кто стоял за художественный реализм. потом «постановщики» говорили, что ему повезло и он сразу попал на лучшее представление. он верил этому, как верил в искренность Айрис, когда она говорила, что постановка прошла бы удачнее, если бы они потеряли не половину, а все, что было в пакете.
*
поначалу он долго не мог заснуть. это было непривычно – засыпать одному в комнате, раньше он всегда жил с кем-то и привык ощущать присутствие другого и днем, и ночью. конечно, он мечтал о том, чтобы жить отдельно, самостоятельно, но, когда это случилось, он растерялся. так привыкаешь к боли и теряешься, когда боль отступает. но вскоре ему понравилось проводить вечера в одиночестве, смотреть телевизор, слушать музыку, просто лежать, глядя на потолок и мечтать о тропических островах. он бродил по улицам, изучал город, разыскивая что-нибудь любопытное в бесконечных лабиринтах улочек, которые вились между старыми домами, а также в современных зданиях, встающих, наподобие вавилонской башни, черными тенями под убывающей луной, но нашел лишь страх и угнетенное состояние духа[25]. он впал в депрессию. по ночам ему слышались странные шорохи за стеной и далекий голос на незнакомом наречии говорил ему что-то, чего он не мог разобрать, но в обход ума этот зов завладевал им и требовал чего-то такого, на что у него пока не хватало решимости. все его сны были связаны с морем, и обычно ему снилось спокойное море, песчаный берег, солнце, плеск воды, и взгляд бежит все дальше и дальше, а потом погружается вглубь, все глубже и глубже, и там, в сумраке, различает черные тени, колышущиеся или неподвижные, а иногда проносящиеся стремительно, но всегда молчаливые.
*
каким же было его первое дело? разные у него были дела, но первое, конечно, должно было запомниться. наверное, оно и запомнилось, но вспоминалось редко, потому что не представляло собой ничего особенного. он же был начинающим адвокатом, и откуда взяться громкому делу или просто сложному, интересному. это уж потом, когда у него сложилась репутация хорошего профессионала, знатока своего дела, у него появились другие дела, посложнее и прибыльнее, и он уже имел дело не с хозяином маленького магазинчика, задолжавшим за аренду, а с людьми известными, преуспевающими, вроде бизнесмена, чья мамаша организовала вместе с неким юнцом фирму по торговле недвижимостью, а когда три больших участка выросли в цене и на бизнес-горизонте замаячили супербарыши, провернула хитрое дельце, выведя компаньона из состава правления и введя в него сына. так им самим казалось, что хитрое, но в действительности шито все было белыми нитками, и, когда молодой компаньон, неожиданно потерявший свою долю, решил передать дело в суд, нитки эти начали рваться, но еще неизвестно, чем бы все кончилось, если бы дело не попало к нему, и он заключил пари на то, что выиграет, и действительно выиграл, отсудив у ответчиков шесть миллионов, из которых он сам получил за услуги столько, что купил квартиру в Оксфорде, чтобы сдавать ее состоятельным студентам за шестьсот фунтов в неделю. после этого у него было еще несколько крупных и благополучно завершившихся дел, и он часто выезжал за границу. ему нравилось путешествовать по миру. он увлекся составлением виртуальных фотоальбомов, но потом бросил это дело и начал подумывать о том, чтобы заняться экстрим-туризмом.
*
вещи требуют к себе внимания так же, как и люди, и, может быть, даже больше, потому что принимать их во внимание труднее, чем принимать во внимание людей. само собой, люди всегда находятся в поле нашего внимания, так уж оно устроено, и подобно тому, как взгляд некоторых животных различает лишь движущиеся предметы, так и внимание человека всегда настроено на другого человека, и стоит этому или другому человеку появиться в поле зрения, как он тут же попадает и в поле внимания. но, даже оставаясь невидимым и неразличимым зрением, слухом, вкусом, осязанием, оставаясь как бы вне поля чувственного восприятия, человек может присутствовать, и весьма настойчиво, в поле внимания другого человека, и часто бывает так, что отсутствующий человек привлекает больше внимания, чем присутствующий. с вещами такое происходит редко, поэтому настроить внимание на вещи гораздо труднее, особенно те, что мы видим изо дня в день, поэтому лучше начать с вещей удаленных, но не настолько, чтобы их никто никогда не видел и никто никогда к ним не прикасался, а таких, которые, хотя и располагаются далеко, но остаются все-таки достижимыми, хотя бы в возможности. вот на них-то и следует упражнять, оттачивать свое внимание, как оттачивают свой язык ораторы, свою выносливость – спортсмены, и свой ум – математики. и среди таких вещей можно взять любую наугад, например, Трафальгарскую площадь в Лондоне или петуха на башне собора св. Петра в Риге, и если это будет Трафальгарская площадь, то придется потрудиться, чтобы отвлечь свое внимание от людей на площади. в основном это молодежь и подростки, устроившиеся на бронзовых львах у колонны Нельсона, и на выступах ее основания, и на чашах фонтанов, и на ступеньках лестницы перед Национальной галереей, и на скамейках, парами и по одиночке, о чем-то говорят, кто-то их фотографирует. не так-то просто отвлечь от них внимание и перенести его на львов, на колонну, на шляпу адмирала, на струи фонтанов, на лестницу у входа в Национальную галерею, на памятники, на пустой четвертый постамент и на странный знак, выложенный за спиной у адмирала: прямоугольник из светлых плит с четырьмя дугами, примыкающими к его сторонам, не так-то просто догадаться, что он символизирует, но если внимание полностью отвлечено от людей и сосредоточено на знаке, то становится ясно его значение: он символизирует книгу и возможные вариации исходного текста. книга – это что-то вроде цветка, распускающего свои лепестки возможностей, неизменное, лежащее в основании изменений, что-то вроде четвертого постамента.
*
переписка длилась еще полгода, и полгода она жила любовью к Адольфо Луису. так его звали – Адольфо Луис. обычное имя для испанца, и ей нравилось, что оно немного похоже на ее собственное. все это время она вспоминала дни, которые они провели вместе, и ждала, когда они снова смогут встретиться, но как-то не складывалось, не получалось. она готова была приехать к нему в Испанию, но он писал, что очень занят, и еще не время, хотя какие же могут быть дела у барабанщика симфонического оркестра, и даже новый ансамбль, в котором он играл, не мог быть помехой. но она доверяла ему и ждала, когда наконец все помехи будут устранены и он пригласит ее в Барселону, как уже однажды приглашал, а она не согласилась, предпочла Париж. любовь помогала ей находить нужный тон и фразировку в музыкальных пьесах. ее записи двух сонат Бетховена получили Национальную премию и даже номинировались на «Грэмми». она жила в чудесной атмосфере влюбленности. такого с ней раньше не бывало. она будто родилась заново. она стала не только увереннее в себе, но и мудрее. она понимала то, чего не понимала раньше, и ей удавалось то, что не удавалось раньше. любые возможности казались реальными. мир был создан для нее, а она и Адольфо были созданы друг для друга. и в таком настроении она жила полгода или около того, пока Адольфо не перестал отвечать на ее письма и пока она не смирилась с этим и не стерла его адрес в списке почтовых адресов.
*
вот что ты утрачиваешь, когда утрачиваешь любовь, когда утрачиваешь любимого, начнем со второго, потому что именно так все и происходило: сначала утрата любимого, а потом и утрата самой любви. когда утрачиваешь любимого, с тобой остаются воспоминания, и стук крови в висках и в сердце, и еще много чего остается, всплывая в памяти иногда по мелочам, а иногда все сразу, и тогда где-то в глубине начинается извержение, просыпается вулкан или взрывается сразу, без подготовки, и лава течет по его склонам, и жаркий воздух окутывает все вокруг, и дым, и пепел, и ты уже ничего не видишь, пока все это не закончится, иногда постепенно, а иногда сразу, как и началось, вот что значит потерять любимого. ну а когда ты теряешь любовь, все вулканы засыпают, ничто не мешает твоему взгляду, перспектива ясна, ты почти не чувствуешь своего пульса и бродишь по вулканическому пейзажу, словно турист, а потом покидаешь эти места и никогда не пересматриваешь сделанные там фотоснимки.
*
случайный мир, где каждая вещь может превратиться в любую другую, потому что у вещей нет никакой сущности, нет ничего, что делало бы их тем, чем они являются, они таковы по чистой случайности, и та же случайность может их превратить в нечто иное, этот случайный мир, если вдуматься, не намного отличается от полицейски-бюрократически-упорядоченного мира, где все происходит согласно параграфам и пунктам, смысл которых известен только избранным, точнее, наоборот: он известен большинству, он известен самым обычным людям, а вот избранные как раз остаются в неведении и совершают ошибки, за которые потом расплачиваются, расплата наступает так или иначе, и неважно, кому или чему ты платишь, Порядку или Случаю, но заплатить придется, чью бы сторону ты ни занял, и если говорить об Альберте, то он предпочитал действовать на стороне Случая, а его племянник – на стороне Порядка. дядя считал, что миром правит Случай, и приложил немало сил, чтобы сделаться человеком из его свиты, а племянник был уверен, что миром правит Порядок, и старался стать одним из его поверенных. ему это удалось даже больше, чем Альберту, если здесь возможно сравнение, а оно возможно, потому что существует единый стандарт достижений, единая мера, по которой успех племянника превосходил успех его дяди. но, как часто бывает, добившись чего-то, человек начинает стремиться к прямо противоположному. получив дипломы и грамоты на службе у Порядка, он может заскучать, и его мысли обратятся к Случаю, если не мысли, то бессознательное желание, и он будет искать случая познакомиться со Случаем, а тот, кто завоевал дружбу, добился благосклонности Случая, может посчитать, что расположение Порядка гораздо важнее, и начнет искать пути к осуществлению новой цели, пренебрегая уже достигнутым, меняя уклад своей жизни, сразу или постепенно. вот так получилось, что Альберт решил открыть магазин и заняться торговлей антиквариатом, а его племянник решил попробовать себя в параглайдинге, в охоте на тигров и буйволов и съемке любительских фильмов в экстремальных условиях.
*
первой постановкой, в которой он принимал участие, была сцена из «Идиота», каждый «постановщик» обязан был снять со своих счетов почти все, что у него было, оставив сумму, достаточную, чтобы прожить неделю. набралось почти двадцать тысяч фунтов, в основном благодаря двум состоятельным «книгочеям», и кто-то предложил разыграть с этой суммой сцену из «Игрока»: поручить какому-нибудь случайному человеку пойти в казино и поставить двадцать фунтов на четное, а потом уже играть по усмотрению[26], но эту постановку отложили на будущее, решив не изменять плану. когда же это будущее наступило, «Игроку» предпочли «Казино “Рояль”» и Алексею Ивановичу – виконта де Вийорэна. не все были согласны с деталями сценария. главное возражение состояло в том, что у игрока не было никаких альтернатив, кроме выбора дюжины на игорном столе[27]. итог всей постановки укладывался в простую дилемму «выиграл/проиграл», и кое-кто считал, что это не соответствует идее постановки, тем более, что в таком случае не было нужды брать человека со стороны, роль виконта мог исполнить любой из членов группы. в книге было сказано, что он «играл по максимуму на первой и последней дюжинах». максимум в Casino at the Empire составлял двести фунтов. кто-то предложил осуществить постановку где-нибудь в Черногории или в пражском казино Royal, но это предложение было отвергнуто. не прошло и предложение сделать героем постановки Джеймса Бонда, игравшего мартингал на красном. максимум в двести фунтов обрекал эту систему на провал. в конце концов решение было принято. роль виконта должен был исполнить Александр. он никогда не играл на рулетке, и ему объяснили, что значит ставить на дюжину. игра заканчивалась по его желанию, если он был в выигрыше, и продолжалась, если он проигрывал. денег собрали три тысячи фунтов. перед началом игры все выпили шампанского в баре казино. какое-то время Александр ждал, когда освободится место, а потом начал играть. он поставил на первую дюжину и проиграл, поставил на последнюю и выиграл. напротив него сидел мужчина лет сорока. он играл на красное/черное. за его спиной стоял другой мужчина, помладше. Александр услышал, как он советовал Альберту (так он назвал игрока) ставить на красное, но тот поставил на черное.
*
по статистике, в рулетку играет лишь каждый пятидесятый посетитель казино, и число это не увеличивается, даже если казино меняет американское колесо на европейское, понижая тем самым шансы заведения и увеличивая шансы игроков. игроки этого будто не замечают. похоже, им все равно. похоже, тех, кто выбирает рулетку, вообще не волнует, что игра ведется с заранее установленными шансами в пользу казино: 5,26 процентов в первом случае и 2,7 во втором. многие из них верят, что хладнокровие и расчет победят и зеро, и дабл-зеро. если играть хладнокровно, спокойно и с расчетом, то нет никакой возможности проиграть[28].ну а другие верят в удачу, которой все равно, с какими шансами иметь дело, на то она и удача. большинство же игроков, почти каждый второй, поступают разумнее и выбирают блэкджек, в котором преимущество казино не так велико. кстати, при игре в кости оно совсем незначительно, и если бы выбирал Альберт, он выбрал бы блэкджек, но Артур предпочел рулетку – теперь, когда ему наскучил порядок, он хотел испытать азарт в чистом виде, и Альберту удалось только отговорить его от прямых ставок на число, предложив попробовать сначала красное/черное и чет/нечет. он показал, как ведется игра, проведя у стола минут пятнадцать, делая минимальные ставки и выиграв шесть фунтов, а потом его место занял Артур и за полчаса спустил в десять раз больше, я все проиграл, все до последнего[29],но Альберт следил уже не за Артуром, а за парнем, сидевшем напротив: тот ставил на первую и последнюю дюжины, и ему чертовски везло.
*
он знакомится с девушками и приводит их к себе. они живут у него какое-то время, а потом уходят, вернее, он их выпроваживает, если совсем точно, две ушли сами, а остальных он выпроводил. много ли их было, этих остальных? сказать трудно, и уточнять незачем. в нем борются стремление к одиночеству и страх одиночества, и у одиночества, к которому он стремится, есть свои страхи, и они донимают его по ночам, и тогда он звонит какой-то из бывших своих подружек или находит новую, и она остается у него на несколько дней и спасает его от страхов, но потом ему делается с ней тесно, скучно, и он выпроваживает ее, забыв, что у одиночества есть свои страхи, и они возвращаются к нему ночью, и беда, если все бутылки пусты. здесь уместно спросить, не нанесло ли пребывание в детском доме ущерба его психическому здоровью, функциям, ответственным за сближение и овладение, за эротическую привязанность, за привязанность любовную с ее нежностью, заботой и так далее? как у него было с этим? почему его связи длились так недолго? настолько, что и связью это нельзя было назвать, скорее, что-то вроде соударения бильярдных шаров, после чего шары разлетаются в разные стороны, правда, в игре многое зависит от придаваемого битку вращения, прицельный шар может покатиться к борту, а биток остаться на месте, или покатиться в том же направлении, или отразиться под острым углом, или прямым углом, а то и вернуться на прежнее место, шары могут даже остаться рядом, почти соприкасаясь друг с другом. так что же происходило, и почему ни с одной из подружек он не сумел завязать, установить прочные, длительные отношения? почему ни одна не сумела приручить, привязать его к себе? может быть, потому, что он не испытывал удовлетворения? может быть, его желания были так причудливы, что он сам их не сознавал, а то, что доходило до его сознания и осуществлялось, не приносило удовлетворения? да и многое ли совершалось? многое ли доходило? не ограничивалось ли все обычными способами удовлетворения? кажется, что на экране сегодня можно увидеть самое экстремальное, самое необычное, но это неверно, ограничения существуют. лишь во снах ему открывается подземное море его желаний, но сны забываются, и наутро он уже ничего не помнит, он не помнит, даже если просыпается ночью, и тогда он ничего не помнит или помнит смутно, и вот так подземное море остается подземным, и снаружи нет никакой шахты, никакого хода, который привел бы любопытного исследователя в этот подземный мир.
*
откудабыл родом Адольфо? был ли он каталонцем, валенсийцем, кастильцем, арагонцем, галисийцем, наваррцем? и если он был каталонцем, то родился ли он в Барселоне, Жироне или Таррагоне? и был ли он каталонцем по месту рождения или также по языку? не имея дополнительных сведений об этом человеке, можно поставить с шансами два к одному на то, что его родной язык каталонский, таково соотношение числа этнических каталонцев и не-каталонцев, проживающих в Каталонии. дополнительная информация может содержаться в имени Адольфо – насколько оно распространено среди этнических каталонцев и не-каталонцев? ответить затруднительно. в любом случае ясно, что Адольфо общается с зарубежными знакомыми на испанском или английском, может быть, на французском, но вряд ли на каталонском, если только эти знакомые не этнические каталонцы, в таком случае для них было бы естественно использовать в общении между собой родной язык, при условии, что и Адольфо относится к этническим каталонцам, хотя этнические корни у большинства каталонцев наверняка смешанные, как впрочем и у большинства других людей, каталонцев и не-каталонцев, испанцев и не-испанцев, поэтому примем за исходное язык, на котором общаются в семье, и окажемся в трудном положении, ведь даже о таком каталонце, как Сальвадор Дали, мы не можем с уверенностью сказать, был ли его родным языком каталонский, по крайней мере, в источниках, которыми мы располагаем (их не так уж много), прямо об этом ничего не сказано, но если Дали имел каталонские корни и родился в Каталонии, то и родным языком его был, скорее всего, català, и, следовательно, помимо родного языка, он владел еще тремя: испанским, французским и английским, хотя, конечно, в различной степени, а вот Бретон, по слухам (впрочем, надежным), оказавшись в эмиграции, отказался учить английский, такой сюрреалистический снобизм, его отношения с Дали были не просто натянутыми, они оказались разорванными, он разорвал их еще в Европе и весьма решительно (чтобы разорвать, нужно натянуть, и сильно, это ясно, и натянутость в их отношениях появилась еще до эмиграции, как об этом рассказывается в авторитетных трудах, посвященных истории сюрреализма).
*
Александр вовремя остановился. если бы он продолжал играть, удача наверняка бы заскучала и перешла на сторону казино, и тогда они проиграли бы все, как проиграл тот, кто сидел напротив: ставил сначала на красное/черное, а потом на числа и отошел от стола без фишек, что его, похоже, совсем не расстроило. после его ухода Александр играл еще минут сорок, и удача была на его стороне. его дюжины выигрывали, и хотя выплаты были два к одному, но он ставил двести, по максимуму, как виконт де Вийорэн. случалось, что он проигрывал несколько раз подряд, но в целом ему везло, а последние десять ставок выиграли, и крупье уже о чем-то шептался с менеджером, и тогда он остановился, хотя кое-кто из постановщиков просил его продолжать, но это уже не имело значения, выигрыш намного превосходил сумму, выигранную виконтом, миллион двести тысяч франков, хотя перевести эту сумму в нынешние фунты с точностью до сотни было бы непросто, но по общим соображениям он оставил виконта далеко позади, поэтому ничего нового к постановке дальнейшая игра не добавляла, да и вообще этот проект не нравился ни Айрис, ни Александру, вариантов развития событий было немного, и они были точно определены: остаться при своих, все проиграть, или часть, или выиграть кое-что, или выиграть много. они выиграли очень много и, получив деньги, отправились в Айкон-бар, тут же, в казино, заняли два столика на террасе и заказали дорогой ужин, отсюда, с террасы Айкон-бара, был виден Лестер-сквер, и сквозь деревья – памятник Чарли Чаплину, спиной, и лицом – памятник Шекспиру, а поблизости, у соседнего кинотеатра, останавливались дорогие автомобили, из них выходили знаменитости, приехавшие на премьеру нового фильма о Джеймсе Бонде (не случайно они выбрали для постановки именно этот день, совпадение дат было чем-то вроде изысканной виньетки), потом перешли в бар с люстрами и малиновой мебелью в духе французского будуара. выигрыш поделили пропорционально вкладу каждого, и Александр, по предложению Айрис, получил еще десять процентов от всей суммы. теперь денег должно было хватить на любую постановку и где угодно, в любой части света.
*
противостоять случаю – для этого нужны хладнокровие и дисциплина. случай случаем не перешибешь, а он как раз хотел свободы и треволнений, и он их получил. в первый день проигрыш был не так уж велик, зато в следующий раз он проигрался по-настоящему. хорошо, что ему было все равно, где искать свободу и повод для переживаний, поэтому третьего раза не было, и семья должна была благодарить Альберта за то, что он остановил племянника на краю бездны, выражаясь образно, а буквально – у края игорного стола. Альберт знал, что такое случай, но знал и что такое порядок. не то чтобы у него была врожденная склонность к порядку, как у Артура, теперь видно, чем может обернуться такая склонность, но он воспитывал в себе качества игрока и преуспел в этом. есть как бы прирожденные игроки, а есть и такие, которые стали игроками благодаря терпению и воле, и трудно сказать, кому при встрече один на один следует отдать предпочтение. часто второй побеждает первого, но самые высокие вершины покоряются, конечно, только тем, у кого хладнокровие и расчет в крови. однако и без сияющих высот жизнь успешного игрока полна света и бодрящего воздуха, несмотря на то, что ему приходится подолгу сидеть за столом в закрытом помещении. правильный режим и умело спланированный отдых все компенсируют – до тех пор, пока не почувствуешь внутреннюю усталость, что-то вроде кризиса среднего возраста, и не захочешь заняться чем-то другим, например, издавать книги, торговать антиквариатом или пойти в политику, что, впрочем, при таком прошлом выглядит маловероятным. в самом деле, будут ли голосовать за карточного игрока? другое дело – теннисист, футболист, боксер, но игрок в карты? нет, из этого ничего не могло выйти. даже у порномодели больше шансов, и намного, хотя покерный заработок так же легален, как проституция в некоторых странах. впрочем, это неважно. мысль о политике не приходила Альберту в голову, а вот идея открыть свой антикварный салон казалась привлекательной, правда, для этого нужен был капитал побольше, чем тот, которым располагал Альберт, и он надеялся на племянника, они могли бы владеть магазином вместе, вот почему он был так расстроен, когда Артуру вдруг захотелось сыграть в рулетку, он испугался, не пристрастится ли Артур к игре, это означало бы разорение, и быстрое, но потом он понял, что игра сама по себе племянника не увлекает, и ему удалось заинтересовать его проектом антикварного салона, для реализации которого, однако, не хватало еще кое-чего, помимо денег, а именно – умения разбираться в товаре и знакомств среди торговцев и коллекционеров.
*
торговля антиквариатом – дело непростое, если подходить к нему серьезно, и пусть дед Артура был антикваром, его советы не могли восполнить знаний и личного опыта, к тому же единственный его совет заключался в том, чтобы забыть об этой идее, зачем открывать свое дело, если у родственника все давно налажено, что это за семейная конкуренция, хотя о конкуренции речи не было, потому что Артур и Альберт собирались торговать там, где у деда не было никаких коммерческих интересов. им это представлялось чем-то вроде работы археологов или охотой на редких животных, и еще это напоминало игру в карты или рулетку, ведь тут тоже многое зависело от случая, и еще это было похоже на работу детективов: розыск спрятанных улик или малозаметных следов, оставленных преступником. они представляли, как будут бродить по лавочкам и блошиным рынкам, чудесный весенний день заманил нас на Блошиный рынок[30] в поисках занятных вещиц, о ценности которых продавцы не имели и приблизительного представления, как будто они сами могли похвастаться таким знанием. в том-то и дело, что ни тот, ни другой не интересовались искусством, к большому огорчению деда, который рассчитывал когда-то найти помощника и преемника среди родственников, а потеряв эту надежду, решил, что позднее продаст дело и оставит наследство в деньгах. неожиданное решение Альберта все-таки заняться торговлей редкостями не обрадовало его, а наоборот, возмутило. время, по его мнению, было упущено, и ничего хорошего из этой идеи выйти не могло.
*
ничего из нее и не получилось. идея так и осталась идеей, во многом благодаря тому, что у Альберта появился новый проект: как профессиональный игрок он много ездил по миру, ночевал в гостиницах, а при таком образе жизни не обойтись без легкого чтения, и Альберт читал – в залах ожидания и гостиницах перед сном. так делают, вероятно, все люди, чья работа связана с частыми поездками и жизнью вне дома, например, музыканты, актеры, спортсмены, летчики, ночные сторожа и просто одинокие люди. и вот однажды Альберту пришло в голову организовать продажу электронных книг, а тексты брать у непрофессионалов. это позволило бы продавать их очень дешево, ведь популярность сетевых авторов доказывает, что людям в общем-то все равно, как написана книга, лишь бы у нее был сюжет и рассказывалось в ней о том, что их занимает: о любви, о насилии, о преступлении и наказании, о семейных и личных драмах, о тайнах истории, о политическом закулисье, о приключениях на суше, на воде и в космосе, о гоблинах, эльфах и других сказочных существах.
*
пример истории, написанной непрофессионалом: в одной стране, не то чтобы процветающей, но и не бедной, с неплохим инвестиционным рейтингом, жила богатая старая дама, у которой не было прямых наследников, да и не совсем прямых тоже, а может, они и были, но она с ними не общалась, и эта дама решила завещать часть своего состояния на содержание детских домов в той стране, откуда была родом ее бабушка, такая бедная маленькая страна на востоке Европы, может быть, Эстония, может быть, Литва, и для этого она вступила в переговоры с чиновниками из той страны, но переговоры шли медленно и трудно, и тогда она обратилась к местному адвокату, жителю той страны, чтобы он уладил все вопросы и составил нужные документы, которые бы она подписала, конечно, у нее был свой адвокат, но именно он и посоветовал ей связаться с местным адвокатом, который знал все особенности системы и мог говорить с чиновниками на их родном языке. адвокат прилетел для переговоров. это был молодой человек, хорошо говоривший по-английски и по-немецки. она сразу почувствовала к нему доверие и показала коллекцию антиквариата, который собирала всю жизнь, пополняя собрание своего отца. там были картины, камни, монеты, медали, часы, книги, бронза, фарфор, старинные игральные карты и шахматы, кое-что из мебели, зеркала, подсвечники, модели кораблей, холодное и огнестрельное оружие, портсигары, кальяны, глобусы и даже куклы и плюшевые игрушки. она жила в большом двухэтажном особняке с прилегающим парком. в том же доме вместе с ней жили еще два человека из прислуги и один охранник. охранник любил играть в сетевой покер и шутеры. ему было двадцать восемь. звали его Алонсо.
*
чтобы объяснить такие внезапные перемены, можно просто сослаться на течение реки, которое подмывает берег, – однажды часть берега рушится, и береговая линия изменяется, – или скопление снега в горах, когда от легкого звука – выстрела, крика, шепота, вздоха – снежный покров внезапно приходит в движение, и через десять минут или меньше пейзаж уже не узнать. вот как это бывает в природе, и примерно так же это происходит с людьми.
*
если человек склонен к саморефлексии, и не просто склонен, а упражняется в ней изо дня в день, он может добавить к этому еще кое-что, он может заявить, что тождество личности – такая же фикция, как и сама личность, которая основывается на тождестве и основывается до такой степени, что непонятно, может ли существовать личность без тождества, и если нет, то зачем нужны два слова, нельзя ли обойтись одним и сказать просто, что никакой личности нет, что это фикция, вымышленная психологами, которые, как и философы, любят повсюду отыскивать тождественное, неподвижное, вечное, любят настолько (речь о философах), что один из них даже создал «философию тождества», но и задолго до него, за двадцать три столетия приблизительно, а большая точность здесь ни к чему, хотя и возможна, другой философ создал такую же философию, и как тогда нашелся человек, утверждавший, что нет ничего тождественного, так и позднее, то есть через двадцать три с лишним сотни лет, нашелся человек, сказавший приблизительно то же самое, приблизительно, потому что если нет ничего тождественного, то и сказать то же самое не способен никто, даже тот, кто будет ритмично и отчетливо повторять свои слова или какое-то слово, и тут возникает вопрос, как вообще возможны слова, если нет ничего тождественного, как возможна речь и отрицание тождества, действительно, из наличия и употребления слов проистекают важные следствия относительно этих вопросов, которые мы оставим пока в стороне, чтобы напомнить, что, согласно учению Будды, а это приблизительно шестой век до нашей эры, никакой личности нет, есть лишь случайные соединения, пучки, узлы, вязанки мыслей и восприятий, которые в потоке жизни могут разъединяться и соединяться по-другому, для этого даже не требуется какого-то особенно бурного потока, достаточно самого тихого движения, потому что и в самом тихом движении возникают турбулентности, завихрения, расщепляющие и соединяющие силы, и нужно только подождать, чтобы увидеть, как соединенное разделилось и связалось совсем в другие пучки, узлы, снопы или вязанки, не удивительно, что спустя две тысячи триста лет, приблизительно, с точностью до сотни, примерно то же самое сказал и другой человек, примерно потому что, согласно его собственным словам, он не мог сказать то же самое, но о нем обычные люди и философы-дилетанты наслышаны меньше, следовало бы сказать, что о нем наслышано гораздо меньше как обычных людей, так и дилетантствующих философов, и вот мы уже это сказали и продолжаем, чтобы прийти к заключению и завершить наше рассуждение именем этого человека, которое, из любви к неожиданностям, мы все же не назовем.
*
у него была привычка считать овец, птиц, числа, просто числа по порядку, как водолаз отмеривает глубину, какой-то датчик на запястье или голос в наушниках, с той лишь разницей, что водолаз действительно погружается, но тот, кто считает, чтобы заснуть, может и не достичь цели, плавая, как поплавок, на поверхности сознания, если такое сравнение возможно, если оно имеет смысл, что мы знаем о сознании и метафорических поплавках, и потому не так-то часто встретишь в литературе героя, который любит считать и считает что попало: капли дождя, удары колокола, крики чаек, считает и числа, особенно по ночам, пока не засеребрится полоска неба, долгожданный знак рассвета[31], который не может обмануть так, как, случается, обманывает свет под дверью[32], но есть одно произведение[33], правда, не литературное, построенное именно на счете, и начинается оно с подсчета звезд и продолжается подсчетом погибших птиц, кроликов, коров и других животных, включая садовника, бизнесмена, безработного и коронера, последний несколько выделяется из этого ряда, потому что именно он устанавливает причину смерти, которая всегда одна и та же – недостаток любви.
*
в поездках Альберта много читала. как еще убить эти одинокие ночные часы, а иногда и дневные. она покупала дешевые карманные издания, специально предназначенные для таких читателей – мягкая обложка, мелкий шрифт, серая бумага. прочитав, книжку можно было оставить в номере или, если это случилось в парке, на скамейке, а то и выбросить в мусорный бак. просто удивительно, как может увлечь любой сюжет и даже только намек на сюжет. какие-то люди, какие-то отношения, разговоры, события, и вот уже ты заинтересован или заинтересована настолько, что не замечаешь как прошел час, и два, а через месяц не можешь вспомнить, чем там все началось и чем закончилось, даже имена героев вылетают из головы. иногда Альберте делалось неловко, что она читает такую макулатуру, и она принималась за что-то серьезное, например, у нее появилась мысль прочесть по книге каждого из последних нобелевских, гонкуровских и пулитцеровских лауреатов, но мысль эта не удержалась среди других мыслей и быстро пропала, исчезла, точно стриж в вечернем воздухе.
*
именно в разговоре с племянницей Альберт и наткнулся на идею «Читальни», к тому же он и сам часто убивал досуг тем же способом, читая детективы и триллеры, а иногда и фантастику, и ему казалось, он понимал, какого рода произведения нужны предполагаемым посетителям «Читальни». поначалу он собирался основать обычное «бумажное» издательство и начать с издания романов и рассказов об азартных играх и игроках, но потом выбрал электронные книги – триллеры, детективы и любовные истории.
*
без любви живешь, будто во сне, или, вернее, живешь не полностью, какая-то часть твоего «я» спит, она пробуждается, только когда ты любишь. настоящая любовь пробуждает того, кто любит, потому что он любит и душой и телом, и ждет ответного признания своего «я», точнее, своей души и своего тела. в любви человек желает признания своего тела, признание тела выражается только в страсти. по словам древнего философа, любящий без ответной любви совершенно мертв, ведь он не живет в себе и не живет в другом[34], но философский способ речи затемняет дело, без ответной любви человек мертв, потому что не получает признания своего тела и своей души. чтобы проснуться полностью, бодрствовать, человек должен реализовать свою способность признавать и получить признание от другого, однако большую часть жизни люди проводит в лунатическом сне. мир населен лунатиками.
*
Альберта хорошо знала различие между сном и бодрствованием, потому что, только бодрствуя, понимаешь музыку по-настоящему, но, конечно, такое бодрствование было не полным, и полностью она проснулась лишь встретив Адольфо. это были чудесные дни, она признавала Адольфо целиком и была им признана от затылка до пяток и ногтей на мизинцах ног, не говоря уже о ее душе, так ей казалось. в этом случае важны только мысли и ощущения, ведь пробуждение складывается из мыслей и ощущений, спящий и пробужденный различаются только состояниями души и тела, Альберта чувствовала себя проснувшейся. но у чего-то такого срок не долог, как говорят в каком-то фильме[35], и когда Альберта написала своему любимому, что ждет ребенка, он не ответил, этим обычно все и заканчивается, таковы мужчины. признавать чье-то тело – это не то, что признавать случайные последствия сближения тел, и любовь – не то же самое, что ответственность. Альберта написала еще раз, и еще, и еще, а потом получила сообщение «такого пользователя не существует». так закончилось лето ее любви, так закончилось ее бодрствование, Альберта снова заснула, хотя в какой-то части ее души проносились бури и вздымались смерчи, но другая ее часть будто оледенела.
*
в любви можно делать небольшие ставки, а можно пойти на все, и если ставки небольшие, то это вовсе и не любовь, в настоящей любви ставки всегда высоки, так высоки, что повысить их уже невозможно, ни в одном деле не ставят так много. например, в борьбе за власть или за какое-то достижение, бывает, рискуют жизнью, но жизнь не самая большая ставка, это доказывает пример влюбленных, чья любовь осталась без ответа: все решено, я должен умереть и пишу тебе об этом спокойно, без романтической экзальтации, в утро того дня, когда последний раз увижу тебя[36]. некоторые люди с юности, отрочества, а может, и детства, живут в ожидании любви, как будто они уже сделали ставку и теперь ждут, когда судьба передвинет фигуру, откроет карты, остановит шарик на рулеточном колесе, и это ожидание накладывает отпечаток на все их мысли и чувства, на их отношения с миром, они ко всему относятся гораздо серьезнее, чем те, кто ставит на другое и не так много. такие люди будто ведут непрерывную беседу с миром, они говорят с миром, и мир говорит с ними, в явлениях природы, в произведениях искусства, они отыскивают намеки, знаки, предвестия, и эта непрекращающаяся беседа иногда помогает им стать большими художниками, музыкантами, поэтами, но чаще лишает всякой способности к сосредоточенным занятиям и обрекает на жизнь в мечтах.
*
если бы Альберта не забеременела, расставание с Адольфо, возможно, было бы для нее не таким мучительным, но теперь ей приходилось решать, как быть с ребенком, и это добавляло ей новых страданий, потому что при любом выборе она теряла очень многое, так ей казалось, ее мысли были заняты тем, что она потеряет, а не тем, что она могла бы приобрести, и даже когда она пыталась мысленно свести баланс потерь и приобретений, первые все равно перевешивали и добавлялись к потере Адольфо, а если смотреть в самую суть происшедшего, то к потере любви и всего, что было с связано с ней. мир, полный красок и запахов, стал черно-белым и безвкусным, как тот, в котором обитали ангелы Вендерса[37], да и звуки были уже не те – мир, окружавший Альберту, погрузился в молчание. если бы Адольфо был рядом, все наверное было бы проще, решение делать аборт далось им без горечи, к нему их спокойно подвела нежная необходимость[38], и если бы Альберта обладала спокойной уверенностью Вайды, если бы у нее был такой же ясный и прямой взгляд на жизнь, как у этой очаровательной подруги библиотекаря, она бы, наверное, не колебалась до последнего, но Альберта не была Вайдой, и, когда она решилась, время было почти уже на исходе.
*
мать растила его несколько лет одна, без отца, а потом ее лишили материнских прав, чему она не очень-то огорчилась, потому что к тому времени уже потеряла способность радоваться и огорчаться, совсем сторчалась, как говорят те, кто еще до этого не дошел, и так он оказался в детском доме, где воспитывался, именно воспитывался (ведь в детских домах работают воспитатели, и живут в них воспитанники) до совершеннолетия, после чего ему были предоставлены полагающиеся по закону пособие и жилье. теперь он жил один, и его мучили ночные кошмары, он начал пить, пропускал занятия в училище, куда поступил, мечтая о далеком острове. он мечтал об островах с детства, и эта мечта связывалась у него с мыслью об отце, которого он почему-то представлял моряком, и хотя, когда подрос, понял, что считать отца моряком у него нет никаких оснований (отец мог быть водителем, полицейским, строителем), мечта об острове так и осталась главной его мечтой, и она давала ему силы выносить жизнь, вот почему он поступил в мореходное училище, но не проучился в нем и года, как его отчислили за прогулы, и тогда он какое-то время работал грузчиком, а потом поступил на курсы матросов и окончил их.
*
постепенно у него сложился план: он хотел поработать матросом на круизном судне где-нибудь в южных морях, подыскать за это время работу на каком-то острове и поселиться там. два года он работал палубным матросом на различных судах, пока наконец ему не повезло: он получил место на лайнере, совершавшем недельный круиз по Сейшелам. это была большая удача, потому что компания, владевшая лайнером, считалась одной из лучших и попасть в команду было непросто. на лайнере он почувствовал, что мечта его сбывается: лайнер сам по себе уже был райским островом с пальмами, бассейнами-лагунами, пусть и без пляжного песка.
*
основные сведения для интересующихся райскими островами:
остров Маэ – начальный и конечный пункт круиза, здесь находится столица республики, национальный музей, ботанический сад и многое другое;
коралловый остров Дерош – место, где можно практиковаться в погружениях с маской;
остров Ла-Диг – красивые скалы, розовые пляжи, бухты, слоновые черепахи, хлебные деревья и домик, где снимались эпизоды из фильма «Прощай, Эммануэль!» (недавно мир простился с актрисой Сильвией Кристель);
остров Праслен – всемирно известный пляж Ансе Лацио, заповедник «Майская долина» – место обитания черного попугая, горячее озеро, две церкви и монументы с изображением плодов морской кокосовой пальмы, символа Сейшельских островов;
любителям райских островов небезынтересно также будет узнать, что долгое время Сейшелами правили марксисты, и отказались они от марксизма, введя многопартийную систему, только после развала СССР, однако и по сей день Прогрессивный фронт народа Сейшел, то есть бывшая марксистская партия, имеет в парламенте большинство;
в переводе с английского «сейшелы» означает «говорящие раковины».
*
мысль непоседлива, ей не сидится на месте, она всегда стремится в прошлое или будущее, настоящего для нее как будто не существует, наверное, потому, что рассудок – это орудие выживания, способность предвидеть будущие опасности, он всегда занят тем, что просчитывает варианты развития событий, за исключением тех минут, когда занят припоминанием прошлого, хотя, возможно, это разные способности – память и предвидение. как бы то ни было, мысль живет либо в будущем, либо в прошлом, и очень нелегко заставить ее устроиться в настоящем, но, когда это удается, наступает чудесный покой, ну а если настоящее – это тропический остров с пляжами, пальмами и лагунами, то покой мысли оборачивается райским покоем. лежать в тени пальмы или мангровых кустов, глядя на голубое небо, слушая плеск волн, танцевать с мулаткой на горячем песке, прятаться вместе с ней от палящего солнца в хижине, любить ее, пока солнце не опустится за горизонт, и после того, как опустится, и ночью, под шум воды, крики обезьян и ночных птиц, а днем собирать ракушки и крабов, купаться, дремать в тени пальм или мангровых кустов, под крики птиц и однообразный плеск волн, пока твоя подружка не разбудит тебя пением или поцелуем, вместе гулять по острову, рассказывать друг другу забавные истории о том, что было, что будет, и о том, чего не было и не будет, только в таких рассказах мысли и позволяется отвлечься от настоящего, – вот что такое рай, но существует он лишь для тех, кто способен укротить свою мысль и поставить ее на привязь.
*
она мечтала о том, как проведет ночь с юным арабским принцем в самом роскошном отеле Лондона. она мечтала об этом, когда училась в младших классах и позднее. она взрослела, но мечта оставалась прежней, хотя интерьер гостиничного номера и события той ночи менялись – она обставляла апартаменты по-другому, и принц ее любил по-другому, и она любила принца по-другому. эта мечта сделалась для нее привычной. никакая реальная близость не могла сравниться с этой ночью в мечтах. никакой парень не мог сравниться с арабским принцем. бывало, она читала в газете о каком-нибудь знатном арабе, молодом и красивом, и рассматривала его снимок, но ни в одного настоящего арабского принца она не влюбилась. однажды она вдруг подумала, что принц, которого она представляла в грезах, мог быть похож на юного аль-Файеда, и стала разыскивать в Сети снимки молодого Доди, но не нашла, а посмотрев случайно старый фильм «Седьмое путешествие Синдбада», поняла, что Синдбад больше напоминает ее принца, чем Доди, хотя лицом он был мало похож на араба. у Синдбада было лицо Кервина Метьюза, еще больше Кервин был похож на героя ее мечты в фильме «Джек – убийца великанов», хотя тут ему было уже тридцать шесть. она просмотрела все его ранние фильмы и собрала много его фотографий. когда она узнала, что Кервин был геем, это не помешало ей любить его образ. в ней даже поселилась подсознательная мысль, что Кервин как бы ждал ее и потому не хотел иметь дела с другими женщинами, жаль, что она родилась так поздно. к тому времени, когда она встретилась с Александром, эта ее старая мечта как бы выцвела, Айрис уже выросла из нее, и поэтому, когда он предложил снять на часть выигранных денег пентхауз и провести там ночь, она согласилась. Александр походил немного на Кервина и говорил по-английски с акцентом, что напоминало ей об арабском принце. он заказал в номер дюжину букетов роз и оборвал с одного букета все лепестки и рассыпал их на постели. за окном горели лондонские огни. в номере горели свечи. Александр любил Айрис нежно и страстно, и она подумала, что вот так, наверное, любят своих принцесс арабские принцы. они оставались в номере до последних минут и покинули его ровно в полдень.
*
чего только не увидишь в маленькой антикварной лавке: картины, циновки, фото и фотоальбомы, открытки, книги, эстампы, гравюры, ордена и медали, почетные значки, кубки, блюда, подносы, канделябры, чайники, сахарницы, солонки, перечницы, портсигары, зажигалки, кальяны, ножницы для обрезания сигар, маникюрные ножницы, щеточки для усов, перьевые ручки, чернильницы, увеличительные стекла, телескопы, китайские фонари, веера, монокли, очки, маски, камзолы, туфли и пряжки от туфель, заколки для галстуков, кольца, браслеты, ожерелья, кулоны, серьги, гребни, опасные и безопасные бритвы, ножи, кинжалы, мечи, стилеты, штыки, сабли, шпаги, статуэтки из гипса, бронзы, меди, фарфора, бюсты, старинные атласы, игральные карты, игральные кости, заспиртованных уродцев, черепа, скелеты, полудрагоценные камни и поделки из них, электрические фонтаны, настольные лампы, абажуры, чашки, блюдца, ложки, вилки, шкатулки, сундуки, чемоданы, сумки, монеты разных стран и веков, банкноты, облигации, модели парусников и автомобилей, ключи, джезвы и турки, мышеловки, клетки для птиц, книжные закладки, пуговицы, рыцарские доспехи, граммофоны, пластинки, старинные телефоны и телеграфные аппараты, радиоприемники, телевизоры, барометры, термометры, стетоскопы, комплекты для игры в лото, шахматные доски и фигуры, шашечницы, рога оленей и морды оленей, чучела птиц, старые велосипеды, коньки, ружья и пистолеты, пушечные ядра, зеркала в раме и на подставке, часы, настенные и наручные, армейские и гражданские, с секундомером и без секундомера, с крышкой и без крышки, с музыкой и без музыки, с будильником и без будильника, мужские и женские, каминные и настольные, охотничьи и флотские, с римскими цифрами и арабскими, счеты, арифмометры, логарифмические линейки, карандаши и карандашные точилки, бинокли, ситечки для чая, ремни и пряжки, зонты, палки для ходьбы, костыли, слуховые аппараты, бельевые прищепки, иголки и подушечки для иголок, наперстки, ножницы, водолазные шлемы, скрипичные смычки, фигурки для автомобильных капотов и даже пропеллер для самолета, последний может быть так велик, что для перевозки потребуется пикап или грузовик.
*
это была длинная цепь случайностей, первое звено которой можно отыскать в семнадцатом веке, когда молодой певец приехал из Италии в чужую страну, чтобы выступать перед состоятельными горожанами, и встретил там девушку, которая стала его женой, а последним звеном можно считать молодую итальянку, отец и мать которой погибли в автомобильной катастрофе, поэтому она воспитывалась у бабушки, которая отписала в завещании большую сумму на поддержку детских учреждений в той самой стране, откуда родом была одна из ее прародительниц, и молодая итальянка, чтобы исполнить ее волю, связалась с одним из тамошних адвокатов и попросила его приехать в Рим, чтобы помочь с оформлением документов.
*
так Артур оказался в Риме, можно сказать, он был еще одним звеном в этой цепи, хотя здесь речь уже не о родственных, а о чисто деловых отношениях, которые, если бы это зависело от него, могли перерасти в нечто большее, потому что итальянка была красива, он влюбился в нее через пять минут после того, как увидел, когда они гуляли по Риму, он несколько раз прикасался к ее руке, и ему казалось, что она отвечает на эти прикосновения, поэтому он был разочарован, когда в конце прогулки она отвезла его к отелю, вместо того, чтобы пригласить к себе, но он не терял надежды, и только последний день, когда все было решено и не оставалось уже причин для встреч, лишил его этой надежды, и тогда, раздосадованный, он решил пойти в самый лучший итальянский бордель, но это оказалось невозможным, потому что в Италии нет публичных домов, почему бы просто не снять девочку на улице, но он боялся попасть в переделку, и поэтому, проведя примерно час в баре отеля за коктейлями, пошел в ближайшее казино.
*
он кричал что-то на своем языке, то ли для того чтобы привлечь внимание прохожих, то ли для того, чтобы напугать нападавших, обе эти цели были недостижимы, не столько из-за того, что поблизости не было прохожих, потому что кое-какие прохожие были и слышали его крики, и не столько потому, что кричал он на непонятном им языке, а скорее всего из-за их нежелания отвлекать свое внимание на что-то неприятное, опасное, что, однако, может оказаться криками пьяного, и что, кстати, и являлось ими, потому что он крепко напился в баре и потом, пройдя несколько кварталов, думая, что идет к отелю, но в действительности удаляясь от него, почувствовал, что ему нужно облегчиться, и эта потребность, это настоятельное желание привело его в узкий и темный переулок, точнее, тупик, заваленный пустыми коробками и другим мусором, куда за ним прошли двое, и один, не дожидаясь, пока он расстегнет брюки, приставил к его горлу нож, а другой обшаривал его карманы, и вот тут он начал что-то кричать и вырываться, может быть, потому, что ему нужно было как можно скорее удовлетворить свою естественную нужду, ради чего он, собственно, и зашел в этот тупик, а может быть, он звал на помощь, протрезвев и осознав опасность, или укорял этих двоих за агрессивное поведение, нарушение прав туриста и человека, как бы то ни было, тот, кто держал нож, ткнул его им в живот и еще повернул[39], от чего сознание А. залила жаркая волна боли, и он перестал кричать, а стоны его были гораздо тише его криков, цель которых, возможно, состояла в том, чтобы напугать нападавших, и была эта цель недостижимой, потому что эти двое были не юнцами-наркоманами, а крутыми парнями, следившими за ним от самого бара, где он раскрыл кошелек, набитый купюрами, так ему повезло в рулетке после неудачи с Айрис, вот уж воистину: не везет там, повезет тут, но на этом везении жизнь не кончается, она продолжается, и еще много чего может случиться, то есть в его случае жизнь, можно сказать, на этом закончилась, и случиться предстояло совсем немногому, одному или двум событиям, и еще можно сказать, что везение его на этом закончилось, и началась полоса неудач, выражаясь образно, красное пятно неудачи, хотя и полоса – тоже образ, и, когда они ушли, бросив его среди мусорных куч, он какое-то время еще был в сознании, но потом его потерял и обрел вновь только незадолго до кончины, вызванной повреждением внутренних органов и потерей крови, это было время больших потерь – сознания, крови, жизни, но для него время как бы остановилось, хотя что мы знаем о его последних минутах, может быть, он считал их, думая дожить до рассвета, но нет, это неправдоподобно, хотя он и был в сознании, он не сознавал течения минут, так же, как не чувствовал истечения крови, боль и слабость заполняли его сознание, а потом ушли и они.
*
по совету стоиков, следует размышлять о различных несчастьях, которые могут приключиться в жизни, и заранее себя к ним готовить, чтобы сохранить присутствие духа, если и вправду произойдет что-то подобное, как и для того, чтобы не тревожиться понапрасну из-за этих предполагаемых несчастий, когда они еще не наступили. рекомендуется по возможности ярко и подробно представлять себе все эти несчастья и, разлагая их умом на отдельные элементы, из которых они складываются, убеждать себя в том, что ни один из нихне является таким пугающим, каким он кажется нашему чувству или воображению. возьмем, для примера, страх смерти, прежде всего разделим его на два страха: первый – страх полного исчезновения, и второй – страх мучений, связанных с этим исчезновением, после чего рассмотрим каждый из них отдельно, начав со страха полного уничтожения «я». представим, будто мир устроен таким образом, что в нем нет ни болезней, ни катастроф, и поэтому каждая смерть совершается внезапно и мгновенно, без каких бы то ни было предшествующих знаков, примерно так, как гаснут окна в многоэтажном доме. будет ли такая смерть пугающей? подумав, мы ответим отрицательно, мы опасались бы ее, если бы предполагали посмертное существование, условия которого зависели бы от того, что мы успели сделать в этой жизни, и мы тревожились бы, думая, что, может быть, не успели обеспечить себе достойного существования после смерти, так же, как человек среднего возраста мог бы тревожиться о накоплениях, которые обеспечили бы ему безбедную старость. но если мы говорим о страхе уничтожения «я», то такую тревогу нужно отбросить, потому что это тревога другого рода, и вызывается она другими причинами, которые мы, возможно, рассмотрим позднее, теперь же сосредоточимся на мысли о внезапном исчезновении, много ли пугающего найдем мы в таком конце? это будет что-то вроде внезапного обморока, и если отделить факт исчезновения «я» от всего сопутствующего, то сам по себе он никак не может пугать. сопутствующими же могут быть мысли о детях и стариках, которых мы оставляем без поддержки, о любимых, которых мы оставляем в одиночестве, но это уже, скорее, страх страданий, чем страх исчезновения, мы сострадаем тем, кого, как мы думаем, наша смерть может затронуть, и, по сути, это чувство – не столько страх, сколько огорчение, о котором если и стоит говорить, то в другом размышлении. итак, мгновенное исчезновение нас не должно пугать, но точно так же не должны мы страшиться и того исчезновения, которому предшествует агония или какие-то иные страдания, потому что исчезновение остается исчезновением, то есть тем же самым, что и в первом случае, оно остается тем же, что бы ему ни предшествовало, и если мы не боимся его в одном случае, то не должны бояться и в другом. остается рассмотреть страх страданий, и мы займемся этим, когда у нас будет время, сейчас же вернемся к А. и попытаемся восстановить цепь случайностей, которая привела его в этот темный римский тупик и которую следовало бы называть не цепью, а тропой или нитью, раз уж она куда-то его вела и привела. насколько вообще это правильно – говорить о случайности? и не связаны ли все события в нашей жизни в крепкую цепь причин и следствий, которые, в свою очередь, становятся причинами для других следствий и так далее, пока одно из следствий не окажется столь своеобразным, что уже не может быть причиной для чего-то последующего? выражение «цепь» здесь было бы уместным, потому что рассматриваемый вопрос никак не связан с представлением о пути.
*
конечно, и с философской, и с медицинской точки зрения, умирание А. началось в день его рождения или, может быть, немного позже, в детстве или отрочестве, так что в Рим он прилетел уже умирающим, и причем давно, на протяжении многих лет, число которых было приблизительно равно его возрасту, но если смотреть на вещи более здраво, по крайней мере так, как на это смотрят драматурги, писатели, сценаристы, то умирание А. началось на третий день его пребывания в Риме[40], когда он, завершив все дела, ради которых прилетел, отправился бродить по городу, и прогулка его затянулось до полуночи, до тихой, теплой, летней римской ночи, на пути к которой он успел посетить несколько музеев, рассмотреть несколько площадей, соборов, фонтанов и других достопримечательностей, зайти в два или три бара, выпить виски, джина, ликера и потратить изрядную сумму, после чего в его кошельке осталось еще достаточно денег, чтобы этот кошелек показался привлекательной добычей для двух наркоманов, которые, конечно, не знали, что у него в кошельке, но полагали, что на несколько доз им хватит, и, когда А., растроганный теплой летней римской ночью и всеми виденными чудесами, брел по какой-то улице, напевая что-то, его остановил итальянец и задал вопрос на языке, которого А. не понял и, с трудом выговаривая слова, сообщил об этом по-английски, что, по-видимому, сильно раздражило итальянца, так как он заговорил быстро и горячо, а потом из темноты переулка, возле которого они стояли, протянулась рука и втащила А. в эту темноту, из которой он спустя некоторое время мог бы, вероятно, благополучно выйти, отделавшись легким испугом и кошельком, но А. решил оказать сопротивление, и он оказывал его довольно успешно, пока один из грабителей не воткнул ему в шею нож, после чего А. опустился на землю и остался лежать на ней в одиночестве, которое длилось не так уж долго, вскоре то, что лежало в темном переулке, уже нельзя было назвать А., и в римском морге, куда его доставили поутру, ему присвоили обычный регистрационный номер.
*
жизнь учит переносить боль, и некоторых – с особенной настойчивостью, но о многих она словно бы забывает или уделяет им мало внимания, и в результате, когда для них приходит время сильной боли, они не могут ничего ей противопоставить. но что это значит – противостоять боли? значит ли это уметь отвлечь свое внимание настолько, чтобы перестать ощущать боль или хотя бы облегчить ее? на такое способны только йоги, всю жизнь упражнявшиеся в ментальной технике обезболивания. тем же, кто посвящает жизнь обычным делам, такая анестезия недоступна. противостоять боли прежде всего означает – терпеть ее, а под этим подразумевается стойкое поведение без слез и криков, то есть терпеть боль означает переносить ее, не подавая виду, скрывая, человек, терпящий сильную боль, исполняет свои обязанности так, что окружающие даже не догадаются, какое страдание он испытывает, вот это и называется терпеть боль. сюда относятся многочисленные примеры из истории, вроде того случая, когда юный спартанец терпел боль от укусов лисы, чтобы не попасться на краже, воровство было для мальчиков Спарты обычным делом, и позорным считалось не воровать, а попасться. так возникает тема позора и чести, чтобы выносить боль спокойно и сдержанно, очень важно всей душой сосредоточиться на том, чего требует честь[41], сюда подойдут примеры из античной истории, все эти воины и философы, все эти сенеки и гаи марии, можно еще вспомнить русскую поговорку «на миру и смерть красна», но какое отношение эти примеры и поговорки имеют к человеку, истекающему кровью в римском тупике, темной ночью, никого поблизости, криков его никто не слышит. он и не кричит, возможно, он даже не стонет, не так уж болезненны эти колотые и резаные раны, боль, которую причиняет дантист, может быть гораздо сильнее, хотя вряд ли, боль велика, но человек еще жив, и принцесса в залитой кровью машине может еще что-то говорить, и у нее хватает сил, чтобы сорвать капельницу по пути в больницу. в рассуждениях о боли и разного рода несчастьях античные философы, например, Боэций, охотно прибегают к тому доводу, что страданиями человек как бы испытывается, что боль и другие несчастья дают ему возможность укрепить свой дух, но бывает так, что времени на это не остается, и боль лишь сопровождает прощание человека с духом, точнее, с жизнью, потому что «дух» – понятие очень сомнительное, в то время как «жизнь» – это то, с чем каждый имеет дело.
*
бабушка проживала недалеко от Рима, и Анжелика, встретив А. в аэропорту, повезла его в соседний городок Анцио, где бабушка владела большой виллой, примерно в пятидесяти километрах от аэропорта Фьюмичино. дорога шла вдоль побережья и часто подходила к самому морю. Анжелика была в черных очках. она свободно говорила по-английски и рассказывала А. об истории Анцио. по легенде, город был основан Антеем, сыном Одиссея и Цирцеи. в Анцио родились Нерон и Калигула. именно здесь нашли Аполлона Бельведерского. в древнем Анцио было построено множество вилл для римских патрициев. во время Второй мировой войны в районе Анцио высаживались союзники. в городе есть порт. до Рима примерно час езды на поезде. в Анцио можно взять машину напрокат. А. был очарован и Анжеликой, и открывавшимися видами. поездка представлялась А. скорее туристической, чем деловой. он хотел подробнее расспросить Анжелику о ее работе, но не успел – ему помешал неожиданно выехавший на их полосу «фиат».
*
есть такие жизненные перекрестки, когда требуется принять решение, в какую сторону повернуть, те самые, что из сказки: налево пойдешь, направо пойдешь, лучше бы никуда не ходить или повернуть назад, но эти варианты исключаются, и, куда бы ты ни пошла, куда бы ни повернула, твоя жизнь изменится навсегда. твои родители разводятся, и тебе нужно выбирать, с кем ты останешься, и неважно, кого ты выберешь, в любом случае ты многое потеряешь, или ты случайно сбиваешь на дороге человека, и он умирает, и неважно, уедешь ты с места происшествия или вызовешь полицию, твоя жизнь уже не будет такой, как прежде, а если ты забеременела, то тебе приходится выбирать: вынашивать и рожать или сделать аборт, и, что бы ты ни выбрала, это изменит твою жизнь, и если в первом случае это очевидно, то во втором как будто есть надежда, что ничего существенно не изменится, но даже при самом удачном исходе есть вероятность, что спустя какое-то время, а то и сразу, к тебе явится та, кого психологи называют «дамой в черном», и сделается твоей компаньонкой, то есть будет следовать за тобой как тень. приблизительно семьдесят процентов сделавших аборт через два года уверенно говорят, что поступили правильно, и не испытывают никакой тревоги или угрызений совести, но небольшой процент таких женщин впадает в депрессию, и нельзя гарантировать, что ты не окажешься в их числе. перед концертом Альберта вдруг почувствовала, что не может играть, на нее напала слабость, ее охватил страх, и хотя она совладала с ним, вышла на сцену и отыграла программу, но это был провал, и его заметили даже простые любители, не говоря уже о профессионалах и обозревателях.
*
чем он занимался до того, как стал игроком, и какое у него было образование? скорее всего, он учился в каком-нибудь техническом колледже или на математическом факультете университета. возможно, он был программистом, имел дело с компьютерами и поначалу играл в покер онлайн и вскоре так усовершенствовался, что мог играть на нескольких столах сразу. заработок его возрастал, если не считать двух-трех неудачных месяцев, когда он больше терял, чем выигрывал. он стал участвовать в настоящих турнирах офлайн, и ему понравилась эта жизнь игрока. когда ты знаешь многих других игроков, начинаешь чувствовать себя членом братства, похожего на братство пиратов, получаешь ник, прозвище, придумываешь образ, имидж, или он складывается сам собой, и вот она, свобода, уникальность, то, о чем мечтают миллионы обывателей и что составляет подлинную романтику пиратства. почему он решил бросить это занятие и стать бизнесменом, коммерсантом? наверное, потому, что жизнь игрока утомительна. сосредоточенная игра на протяжении многих лет утомляет, выматывает, как и всякий серьезный спорт, к тому же у человека с достатком появляются другие возможности обеспечить себе свободу, а вопрос индивидуальности его уже не тревожит, эта проблема ушла вместе с молодостью, и вот так он начинает строить планы по развитию бизнеса, обдумывать проекты, и перед ним снова раскрывается широкий простор, как тогда, когда он решил стать игроком, и сейчас, выбирая дело, он снова чувствует себя молодым, возможности – вот что наполняет нашу жизнь, чем больше возможностей, тем полнее жизнь, и тем моложе ты себя чувствуешь.
*
то же самое, наверное, испытывал и Артур, когда ехал вместе Анжеликой по берегу Тирренского моря, очарованный спутницей и пейзажем, но Алессандро Пинто, водителю красного «фиата», торопившемуся в аэропорт, чтобы встретить своего делового партнера, жизнь представлялась совсем другой.
*
случилось это на одном из турниров. у Альберта была полоса невезения, и он поселился в скромной гостинице. номер был тесным, кровать неудобной, вид из окна унылым. гостинице требовался не то что косметический, а капитальный ремонт. времени, чтобы искать другую гостиницу, не оставалось, и Альберт решил переночевать здесь, а на следующий день найти что-то получше. он устал с дороги и думал, что быстро заснет, но ему мешали голоса и шум мотоциклов на улице – на площадке возле дома собралась компания байкеров. в телевизионном пакете было только шесть каналов и все – на французском. пришлось включить лампу и достать книгу, которую он купил перед вылетом. это были «Мысли» Паскаля. иногда Альберту хотелось почитать что-нибудь серьезное. Паскаля он купил в аэропорту. дешевое карманное издание. у него был с собой еще детектив Несбё. он читал детектив в самолете и прочел до половины, но сейчас открыл Паскаля. листая книгу, он заметил абзац, где говорилось о карточной игре, «иной человек живет, не ведая тоски, потому что ежедневно играет по маленькой», и так далее, фрагмент о развлечениях. Альберт прочел его с начала до конца, а потом и несколько соседних. суть паскалевой «теории развлечения» сводилась к тому, что удел любого человека, от монарха до бедняка, настолько печален, горек, невыносим, что человеку нужны заботы, приключения, развлечения, чтобы забыть об этом. каждый человек подвержен болезням, а главное, смертен, и стоит ему остаться в одиночестве, да еще без дела, как тут же в его душе начинают шевелиться тоска и отчаяние. человек играет в карты не для того, чтобы умножить свое состояние, а чтобы забыться. в другое время Альберт не обратил бы на эти слова внимания, но тут как-то все сложилось против него и в пользу Паскаля. он не мог спать и вышел на улицу. ближайшие бары были уже закрыты. метро не работало. Альберт вернулся в гостиницу и снова попытался уснуть, но заснул он только под утро. на следующий день он перебрался в другую гостиницу, оставив «Мысли» на тумбочке. турнир для него завершился удачно, но с тех пор он уже не был прежним. в душе его будто вырос какой-то сорняк. возможно, у него начался кризис среднего возраста. Альберт решил оставить игру и заняться каким-то солидным делом, вроде торговли антиквариатом. посоветовавшись с дедом, профессиональным антикваром, он убедился, что это реально, и ему удалось заинтересовать проектом Артура.
*
какое-то время он осваивался на корабле, знакомился, привыкал к команде. ему удалось расположить к себе матросов и боцмана. все шло хорошо. он получил то, чего хотел: южное море, тропические острова. морские пейзажи были ему не в новинку, но здесь даже цвет моря был другим, и он много времени проводил на палубе, глядя на небо, волны и острова. ему снились счастливые сны: острова, прекраснее тех, что он видел наяву, и чудесные города с широкими террасами и лестницами, спускающимися к воде, белые здания, дворцы и храмы, а иногда здания были темными, причудливой архитектуры, он видел башни, стены и каменные фигуры на стенах и башнях, и все это было удивительным и прекрасным, и, когда он просыпался, ему казалось, что он побывал в этих городах. однажды он снова услышал шепот, который пугал его в городе, когда он жил один, и ему приснился страшный сон, в котором не было кошмарных образов, но все было проникнуто ощущением надвигающейся беды, а потом сны действительно превратились в кошмары, ему снились чудовища, одно другого ужаснее, и он то убегал от них, то преследовал кого-то вместе с ними, и, когда он был одним из них, это было еще ужаснее, чем когда он бежал от них, ему казалось, что шепот идет из глубины, а иногда – с необитаемого острова, мимо которого проплывал корабль, обычно в этом шепоте была угроза, но иногда он различал неясный призыв, и тогда у него возникало безумное желание броситься в воду и погрузиться на самое дно или поплыть к берегу, туда, откуда слышится зов. через неделю кошмары прекратились – так же неожиданно, как начались, и снова потекла спокойная жизнь. он решил не обращать на эти галлюцинации внимания. главная его цель была найти работу на каком-то из островов, и он расспрашивал матросов и местных жителей во время остановок, когда сходил на берег. он нашел несколько отелей, где можно было устроиться уборщиком или работником бассейна, но все зависело от обстоятельств. контракт с круизной компанией был заключен на полгода, и по-настоящему вести переговоры он мог только после того, как его контракт будет завершен.
*
купив два билета Fast Track, они уже через пятнадцать минут вошли в 17-ю кабинку «Лондонского глаза». капсула двигалась со скоростью 26 км/сек, и Александр, зная диаметр колеса, принялся высчитывать, с какой скоростью они поднимаются сейчас и какова будет максимальная скорость подъема, но потом бросил расчеты и вместе с Айрис стал рассматривать панораму. они видели Темзу, и мосты на Темзе, и корабли на Темзе, и людей на кораблях, и Чаринг-кросс, и Вестминстер, и Тауэр, и Букингемский дворец, и Сент-Джеймский дворец, и Собор святого Павла, и Трафальгарскую площадь, и Кларенс-Хаус, и Альберт-Холл, и здание мэрии, и стадион Уэмбли. они видели Стоунхендж, и корты Уимблдона, и Эдинбургский университет, и Виндзорский замок, и Морской музей в Ливерпуле, и Собор святого Патрика в Дублине. они видели гостиницу «Вольный мельник» в Менге, и трактир «Красная голубятня» на дороге из Лажарри в Буанар, и старую мельницу неподалеку от Армантьера, и монастырь в Бетюне, и монастырь в Нуази[42]. они видели факел Свободы, и Говернор-Айленд, и Бруклинский мост, и Пулитцер-Билдинг[43], и Химический банк на углу Одиннадцатой и Первой, и «Макдональдс» на углу Четвертой и Седьмой[44]. они видели Адмиралтейский шпиль, и Александровскую колонну, и коней Клодта, и Медного (бронзового) всадника Фальконе, и переулок Гривцова, и дом 104 на канале Грибоедова, и дом на Поварской, и Сокольники, и Воробьевы горы. они видели Альпы, и Кордильеры, и равнину Хэтао, и вулкан Котопахи, и пролив Беринга, и водопад Виктория, и залив Амундсена, и море Росса. они видели то, что видел западный ветер[45], и намного больше. «полет»[46] в кабинке занял двадцать семь минут.
*
«фиат» выехал на дорогу с полным баком, и при столкновении обе машины загорелись. одну дверцу сорвало, другую заклинило. Артур первым пришел в себя и вытащил потерявшую сознание Анжелику. все горело. он пытался потушить огонь на своей и ее одежде. ему помогли подбежавшие люди. в «скорой» он потерял сознание. их отвезли в местную больницу. сотрясение, ожоги, ушибы, рваные раны, переломы, повреждение внутренних органов. позже их перевели в дорогую частную клинику, где когда-то лечилась бабушка Анжелики. все медицинские расходы оплачивала бабушка. постепенно разорванное соединилось, сломанное срослось, раны затянулись, синяки прошли, но следы от ожогов остались. у Артура от огня больше всего пострадали руки, а у Анжелики было обезображено лицо. она говорила ему, что хотела бы умереть в огне, как водитель «фиата». Артур утешал ее, но думал, что, возможно, она права.
*
катастрофы тела случаются ежедневно, как и катастрофы сознания. жизнь сама по себе катастрофа, и первую травму человек получает при рождении. все остальные его несчастья – эхо первого. если смотреть шире, то и возникновение вселенной – катастрофа, понять которую мы никогда не сможем. и не только возникновение, но и существование вселенной – это перманентная катастрофа, битва темной и светлой энергии, исход которой в любом случае окажется катастрофичным для обоих противников и для поля битвы. триллер – самый реалистический жанр, а современное вырождение триллера – и в кино, и в литературе – свидетельствует лишь о том, что черты триллера приобретает сама реальность. раньше дело ограничивалось Землей – стихийные бедствия, эпидемии, войны, но теперь поле битвы – не только Земля[47], а бесконечная совокупность всех миров, всех параллельных и непараллельных вселенных. согласия нет нигде. вражда – обычный порядок вещей. все возникает через вражду и за счет другого[48]. это знание не утешает, и философ, выходя из дома, плачет, видя тех, кто обречен дурно жить и дурно умереть[49]. а если учесть, что и знание спорит с самим собой, то появится повод для смеха, и все будет оправдано, ведь должно же быть что-то, над чем можно было бы смеяться и танцевать[50].
*
чтобы избежать столкновения, Анжелика выехала на встречную полосу и едва не врезалась в фуру, но ей удалось увернуться и, проскочив между двумя машинами, она остановилась на обочине. Артур сильно ушибся плечом, но он не чувствовал боли. его сознание заполнял страх. руки дрожали. тело покрылось потом. он словно застрял в том мгновении, когда столкновение с грузовиком казалось неизбежным. он переживал его снова и снова. позднее, когда страх прошел, он с необыкновенной остротой ощутил реальность автомобиля, дороги и всего, что вокруг. мир реален, и он сам реален. мир существует, и он существует. это существование привычно, и потому как бы полустерто, бледно, но стоит привычке отступить, и оно окажется непостижимым, чудесным, сверкающим.
*
А. понял, вернее, почувствовал, что жизнь случайна в самом своем основании, или, что то же самое, у нее нет никакого основания, и точно так же никакого основания нет у мира в целом. мир возник в результате расклада карт, броска игральных костей, и, несмотря на физические, химические, физиологические, психологические, социологические и другие закономерности, многое, если не все, происходит случайно. осознание случайности всего происходящего может сделать человека свободным. А. вспомнил лекции по философии, которые он когда-то слушал, и слова о том, что человек может стать свободным, только пережив страх смерти. тогда это утверждение показалось ему лишь курьезным и загадочным, но теперь он понял его смысл. он думал, что понял смысл этих слов, но это был не тот смысл, который вкладывал в них немецкий философ, потому что философ говорил о необходимости не только страха смерти, но и труда, а для А. все свелось к случайности существования. это был нигилизм, отрицающий осмысленность любого усилия, любой попытки чего-то добиться, что-то сделать в этой жизни. итог любой борьбы в конечном счете определяется случаем, и хотя можно сказать, что борьба является непременным условием всякого достижения, однако А. чувствовал, что это мало меняет дело или не меняет его вообще. именно осознание власти случая и делает человека свободным, освобождает его от тирании жизненный целей, долгосрочных проектов и, главное, от чувства вины за лень или неуспех. случай господствует над жизнью, но человек, осознавший эту власть, становится господином случая и господином самому себе. вот так А. переформулировал для себя гегелевскую диалектику – и все благодаря неосторожному маневру красного «фиата», удивительно быстрой реакции Анжелики и случаю, позволившему им благополучно выйти из этой переделки. Анжелика ничего не рассказала бабушке о происшествии: нельзя волновать старушку, предупредила она А., когда они подъезжали к вилле.
*
если читать Гегеля поверхностно, – а по-другому его читать невозможно, примешься разбирать каждую фразу и обдумывать ее смысл, и смысл сказанного вообще улетучится, потеряешь всякую способность понимать, – Гегеля следует читать быстро и как бы в полете, довольствуясь тем, что при этом приходит на ум, а если попробуешь приземлиться, то останешься ни с чем, все испарится или, наоборот, так сгустится, что задохнешься, – если читать Гегеля поверхностно, быстро, в одном темпе, то окажется, что человек не может прожить чужую жизнь, то есть он всегда поступает сообразно своей натуре, и любое его действие есть выражение этой натуры, поэтому, говорит Гегель, нет места ни для самомнения, ни для жалобы, ни для раскаяния[51], ибо все это проистекает из мысли, которая воображает себе некоторое иное содержание и некоторое иное «в себе», нежели первоначальная натура индивида. что бы ни сделал индивид и что бы с ним ни случилось, это его действие, и это он сам, у него может быть только сознание чистого перевода себя самого из мрака возможности на дневной свет настоящего, и он может обладать достоверностью того, что то, что с ним случается в действительности, есть не что иное как то, что дремало в возможности. индивид, следовательно, может только радоваться по поводу себя. он знает, что в своей действительности он не может найти ничего иного, кроме ее единства с ним, и что он, стало быть, всегда достигает цели.
*
как же разворачивались события? они разворачивались словно роза, лепесток за лепестком, расширяясь, распространяясь, раскрывая скрытое, обнаруживая внутреннее, выявляя неявленное, и не столько соединяясь в целое, сколько, наоборот, разделяясь, дробясь, лепесток за лепестком, каждый сам по себе, не соприкасаясь с другими. обращалась ли она к психотерапевту? да, на этом настояла ее мать. она записала ее на прием, и привезла Альберту на своей машине, и ждала потом ее в приемной, и Альберта вышла в таком же настроении, в каком она сюда и приехала, молчаливая, подавленная, и ее мать потом разговаривала с психотерапевтом, но недолго, потому что в приемной уже сидел другой пациент. Альберта ходила к психотерапевту два раза в неделю в течение месяца, и ей это не помогло. ее состояние не изменилось ни к лучшему, ни к худшему, по крайней мере, так казалось ее матери. спрашивать у самой Альберты было бесполезно. она не хотела рассказывать о том, как проходит терапия. она вообще ни о чем не рассказывала. она не вынимала скрипку из футляра. большую часть дня она проводила в комнате, слушая записи в наушниках. она жила теперь в доме родителей. мать уговорила ее переехать. оставлять ее одну ей казалось опасным, и психотерапевт согласился с ней. зимой Альберта почти перестала есть и не выходила из комнаты, и тогда ее мать решила попробовать «лечение солнцем». она решила отвезти Альберту на какой-нибудь курорт, к тропическому морю, и, по совету одной знакомой, выбрала Сейшельские острова. на Островах как раз закончились дожди, и наступил жаркий сезон. они поселились вдвоем в маленьком отеле на северной оконечности острова Маэ.
*
поначалу экзотическая природа раздражает, и ты прячешься от нее в комнате или в тени. ничего не хочется делать, никого не хочется видеть, ни с кем не хочется говорить. но постепенно что-то в тебе оживает. пробуждается любопытство к растениям, птицам, морю, закатам. и вот ты уже соглашаешься на прогулку по окрестностям, а потом и на поездку в город. Ботанический сад так велик, что туристы не особенно тебе досаждают. ты покупаешь какую-то безделушку, что-то вроде сувенира с изображением доброго духа. поездка на Ла-Диг пробуждает тебя. ты испытываешь удовольствие, бродя по розовому пляжу, и сознаешь это. теперь ты борешься против депрессии. ты чувствуешь, что жизнь и радость еще возможны. тебе хочется взять в руки скрипку, и ты берешь ее – впервые за долгое время. жалобный крик сажистой крачки (Sterna fuscata) не удручает тебя, а волнует, и ты улыбаешься, когда на Альдабре к тебе подходит священный ибис и легонько клюет тебя в подставленную ладонь.
*
кому пришла в голову мысль инсценировать этот роман? может быть, мысль родилась сразу в нескольких головах. кто-то прочел и пересказал, хотя что там пересказывать, а может быть, они вместе, кто на полу, кто на диване, кто на подоконнике, сочиняли любовный роман или прикидывали, каким он должен быть, чтобы на сочинение ушло две недели по шесть часов в день. прежде всего они ознакомились с возможными сюжетными линиями по списку, который легко нашли в Сети: история Золушки, герой богаче героини – фиктивный брак, герои из разных сословий, ссора/размолвка – герой богаче героини, герой намного старше, главный герой циник, служанка, ссора/размолвка, трагедия в прошлом – борьба за власть, герой выдает себя за другого, заговор, история Золушки, беременность – встреча через много лет, вынужденный брак, герой выдает себя за другого, герои из разных сословий, герой богаче героини, главный герой циник, дети, незаконнорожденные – новейшее время, острова, герои из разных сословий, герой богаче героини, болезнь героини, главный герой мачо, заблуждения, любовники. поисковик выдал несколько десятков произведений, подходящих под последнее описание, из которых они выбрали историю скрипачки и миллионера: умирающий богач хочет оставить все состояние внуку, но требует, чтобы тот женился и продолжил род, вместо богатой невесты внук выбирает скрипачку, с которой случайно познакомился на одном из греческих островов, за полгода до этого с ней приключилось несчастье: она сломала руку, ей пришлось бросить музыку, жизнь для нее потеряла смысл, и тут она встречает симпатичного молодого человека и влюбляется в него, он тоже очарован ею, она не знает, что ее любовник – наследник громадного состояния, он скрывает от нее свое положение, она выходит за него замуж, дед умирает, внук становится главой большой корпорации, но молодая жена, узнав, что брак был заключен по необходимости, чтобы получить наследство, решает порвать с миллионером и хочет развестись, ничего не взяв из его богатств, однако все заканчивается хэппи-эндом: ему удается уверить ее в искренности своих чувств[52].
*
«постановка» предполагала роскошный отдых на островах Средиземного моря, аренду яхты и так далее. это был самый дорогостоящий проект в истории группы. предполагалось, что по ходу действия кто-то расскажет «невесте» об идее «постановки», а «жених» попытается убедить ее, что влюблен в нее по-настоящему, и, если отсутствие миллионов не станет помехой, если «невеста» поверит и согласится на предложение, он должен будет жениться на ней под угрозой исключения из группы. оставалось самое главное: найти скрипачку, пианистку, певицу, которая приходила бы в себя после автокатастрофы или еще какого-то несчастья, загорая под южным солнцем, желательно со сломанной рукой или потеряв голос. конечно, рассчитывать на такие совпадения было трудно, поэтому в запасе оставался вариант «золушки», то есть «девушки из простых». проект одобрили не все. кое-кому идея показалась циничной, но сомневающихся убедили. и действительно: то, что «постановщики» делали раньше, не намного отличалось от того, что они собирались проделать в этот раз. больше месяца ушло на поиски подходящей кандидатуры. не удалось найти никого из мира музыки, и, чтобы не затягивать дело, решили отдать роль «невесты» актрисе, отдыхающей на острове после травмы, полученной на съемках.
*
он подружился с одним из младших офицеров лайнера, и это знакомство помогло ему найти работу на острове. сестра офицера-связиста служила администратором в крупном отеле, и связист узнал от нее о вакансии технического директора по обслуживанию бассейнов, о чем и рассказал своему новому другу. это было удачным совпадением. срок его контракта с компанией заканчивался через несколько дней. если бы ему пришлось остаться на лайнере еще месяц, место отдали бы другому. он снял комнату далеко от места работы, в противоположном конце острова. ничего ближе найти не удалось. в отель он ездил на велосипеде. по закону о найме неграждан, с ним могли заключить рабочий договор только на год, но договор можно было продлить. вот так он попал на остров своей мечты: море, солнце, песок и пальмы – все было, как в его детских мечтах. когда он был свободен, то бродил по острову, сидел за столиком кафе, купался или дремал в шезлонге под пальмой. отца, конечно, на острове он не встретил, да если бы и встретил, то не узнал – ведь он его никогда не видел.
*
двухэтажная вилла, облицованная панелями белого и каштанового цветов. такого же красноватого цвета плитки вокруг дома – терракотовый остров в море зеленой травы. на первом этаже – гостиная, четыре спальни, кухня, ванные комнаты и крытая веранда. выше – еще одна гостиная и терраса с чудесным видом на море. старинная мебель, фарфоровые блюдца и небольшие картины на стенах. бабушке под девяносто. она глуховата и пользуется слуховым аппаратом. Артур тщательно выговаривает несколько итальянских слов, которые успел выучить по дороге. бабушку зовут Агостина. ее имя он узнал от Анжелики. он разговаривает с сеньорой Агостиной по-английски. Анжелика переводит. бабушка рада приезду внучки. Анжелика рассказывала ему, что видятся они нечасто. она взяла два дня на работе в дополнение к выходным, чтобы помочь уладить дело с оформлением документов и побыть с бабушкой. в доме еще живет служанка. по виду ей около пятидесяти. Анжелика и Артур проводят около часа в гостиной и на верхней террасе, а потом выходят к морю. предполагается, что они проведут в Анцио воскресенье, а на следующий день вернутся в Рим. Артур думает о предстоящей ночи. Анжелика ему нравится. похоже, он ей тоже симпатичен. она опирается на его руку, когда снимает туфли. они бродят по берегу, а потом возвращаются на виллу.
*
широкое, длинное, тяжелое, но в то же время подвижное, легкое, ладное, иногда стремительное, но чаще ленивое, полагающееся больше на обоняние, чем на зрение, привлекаемое запахом крови, этим красным запахом, или бесцветным из-за отсутствия цветоразличающих элементов в органе зрения, а значит, и в воображении, которое могло бы ассоциировать запах с красным цветом, следовательно, бесцветный запах, но влекущий, раздражающий, соблазняющий в случае голода, а может, и на сытый желудок, сто тысяч, а может, и миллион или даже пятьсот миллионов лет, древний род, рыбья аристократия, пережившая величайшее вымирание на планете, древняя память о крови, голос крови, всегда в движении из-за отсутствия воздушного пузыря, чтобы компенсировать отрицательную плавучесть, кратковременный сон или непрерывное бодрствование, одно полушарие обязательно бодрствует, глаза открыты, зубы постоянно обновляются, способность к социальному поведению, совместные действия, а иногда что-то похожее на игру.
*
нет, она не напоминала восьмилетнюю девочку[53], рослую, как четырнадцатилетняя, и с формами двадцатилетней, нисколько не напоминала, тонкая, стройная, похожая на подростка с маленькой грудью, и ноги у нее были худые, и бедра узкие, но почему-то это подействовало на него так, как будто она была воплощением вечной женственности, или, по-другому, изначального лона, но не сразу, когда он увидел ее в аэропорту, и потом, когда ехал с ней в машине, а позднее, ночью, когда он увидел ее обнаженной, может быть, из-за необычности местоположения, обстановки: Италия, кровать, покрытая дорогим бельем, красивая вилла на берегу Тирренского моря, шум южных волн, запах южных цветов, непривычные звезды где-то над крышей. эта ночь была лучшей из всех, и Анжелика была лучшей из всех, и потом, когда он вернулся в свою комнату, а он должен был вернуться, потому что сеньора Агостина не одобрила бы его визит в спальню внучки, если бы узнала, а она непременно узнала бы от служанки, которая вставала рано, и лучше было не искушать случай и вернуться к себе заранее, пока служанка спала, и, когда он вернулся к себе, он думал, как ему повезло, подарок судьбы, как хороша Анжелика и как хороша жизнь. с этой мыслью он и заснул.
*
тени скользят под водой, черный плавник, синяя спина, если это акула-мако, но это может быть и доисторическое чудовище, какой-нибудь плезиозавр, вылупившийся из чудом сохранившегося яйца, и тогда тень будет другая, огромная, медленная, но еще более грозная, еще более опасная для плывущей у самого дна и той, что сидит на борту, беспечно болтая ногами, не обращая внимания на лай собаки, на поднимающийся из воды гребень, и вот она уже в воде, и вода вокруг лодки окрашивается красным, и когда ее спутница, забравшись на лодку (не заметив, как изменился цвет озера) потянет ее за руку, чтобы втащить на борт, она выдернет из воды только легкий, как кусок дерева, огрызок тела. он заметил неправдоподобность, мультяшность резиновых чудищ, натяжки в сюжете и то, что эпизод на озере сопровождается невыразительной музыкой в стиле чил-аут, и все же кадры с обгрызенным телом показались ему впечатляющими, может быть, из-за саспенса, которым полон весь фильм[54], и особенно этот эпизод на озере, когда зритель уже знает то, о чем девушка в лодке, тянущая свою спутницу за руку, не догадывается.
*
массовое кино действует напрямую, бьет по нервам, не скупится на декалитры краски. настоящее же искусство более сдержанно, неважно, кино это или литература. например, стихотворения Леонида Тарентского, среди которых есть и эпитафия рыбаку, погибшему от укуса акулы. вот откуда идея «Антологии Спун-Ривер», если бы человек мог укусить схватившую его огромную руку[55].но, возможно, все зависит от степени чувствительности читателя. может быть, кто-то в подходящей обстановке и подходящем настроении вздрогнет от этих слов так же, как вздрагивает зритель, когда половина и даже четверть тела, описав дугу, шлепается на дно лодки. далекие, легендарные времена детской восприимчивости, времена, от которых остался лишь маленький, уже переставший кровоточить огрызок.
*
одна старая дама предложила Альберту приобрести у нее картину известного британского авангардиста. Альберт отправился к ней с искусствоведом, у которого он обычно консультировался. эксперт сразу сказал, что картина написана неизвестно кем и никакой ценности не представляет, но Альберту она показалась замечательной. полотно было покрыто сегментами, различными по форме и цвету, и напоминало картины кубистов. сегменты складывались в образ города: можно было различить стены с темными и горящими окнами, деревья, дорожки, в просвете между домами голубело небо, а выше на темно-синем фоне белели звезды. в картине как бы совмещались разные времена суток – утро, день, вечер, ночь. некоторые здания были освещены солнцем, а другие прятались в ночной темноте. солнце выглядывало из-за угла дома, расположенного правее, и смотрело на зрителя большим глазом с отчетливо прорисованным зрачком и радужкой красновато-коричневого цвета. из-за дома слева выглядывал другой глаз – это был взгляд Ночи. и хотя в обоих глазах не было ничего угрожающего, а черточки, которые можно было принять за длинные ресницы, придавали им сходство с глазами куклы, то, что они смотрели прямо в лицо зрителю, смотрели пристально, неотрывно, не закрываясь, вызывало неловкое чувство. зрителю делалось не по себе – так, по крайней мере, почувствовал себя Альберт. ему вдруг вспомнился его детский страх перед Стеклянным человеком.
*
Стеклянный человек жил на лестнице, и он встречался с ним, когда приходил в гости к деду. ему было тогда лет восемь. он жил с родителями по соседству и часто ходил к деду в гости один. Стеклянный человек был на самом деле большим прямоугольным окном на лестничной площадке, над которым располагалось еще одно овальное окно поменьше. когда он увидел окно в первый раз (он поднимался тогда по лестнице вместе с родителями), он сразу понял, что это – Стеклянный человек, и с тех пор никак не мог приучить себя видеть в нем обычное окно. приближаться к Стеклянному человеку было не так уж страшно, но когда нужно было удаляться от него, поворачиваясь спиной, поднимаясь или спускаясь по лестнице, трудно было не оглядываться. казалось, что человек просыпается и тянет к тебе свои длинные руки. рук у него вроде и не было, но когда ты поворачивался к нему спиной, они вырастали. и позднее, уже в старших классах, Альберта не оставляло ощущение, что Стеклянный человек на него смотрит постоянно, даже когда он находится от него далеко. он чувствовал на себе его пристальный взгляд, который как будто чего-то требовал, чего-то ждал, а может быть, в чем-то и укорял. со временем это гнетущее чувство ослабело, а потом и вовсе забылось. и вот сейчас, глядя на картину, Альберт вспомнил о нем. поторговавшись немного, он купил полотно, чем немало удивил искусствоведа. «на таких покупках и разоряются» сказал искусствовед, но Альберт только улыбнулся. он повесил картину у себя в гостиной и первые дни подолгу разглядывал ее, а потом привык и не замечал. позднее он продал ее за хорошую цену.
*
при столкновении, даже легком, водитель обязан остановиться и ждать приезда полиции. но Алессандро не хотел встречаться с полицией. в прошлом он встречался с полицейскими часто, даже слишком часто, поэтому встречаться с ними еще раз ему не хотелось. правда, нельзя было исключить, что ему все-таки придется объяснять, почему он скрылся с места происшествия, но Алессандро надеялся, что те, кто были в «феррари», не запомнили его номера. он надеялся, что они вообще не станут звонить в полицию. возможно, они куда-то торопились, а сменить бампер будет стоить не так уж много. Алессандро тоже придется менять дверцу, и это очень некстати. придется доплачивать за экспресс-ремонт, но откладывать дело больше нельзя. Алессандро собирался обчистить богатую виллу в Анцио. он давно уже присмотрел дом, в котором жили двое – владелица и служанка. в воскресенье он вернется за деньгами и драгоценностями. в его планы не входило объясняться с дорожной полицией, поэтому он не остановился, после того, как бампер «феррари» скользнул по дверце его «фиата». Алессандро было сорок четыре года. десять из них он провел в тюрьме.
*
когда все приготовления завершены, – участники «постановки» разместились в отелях, арендована яхта, за «невестой» ведется постоянное наблюдение, – кое-кому приходит в голову, что Сейшелы сами по себе – приключение, и не лучше ли провести это время в безделье, не строя никаких планов, не реализуя никаких проектов. кое-кто приводит моральные аргументы – выиграть на этот раз могут только сами постановщики, а та, для которой предназначена главная роль, обречена на разочарование. кое-кто уже готов выйти из игры, но главный спонсор напоминает, что музыку заказывает тот, кто платит. они притащились сюда не для того, чтобы заниматься подводной охотой и загорать на пляжах. дезертиры могут дезертировать по-настоящему, то есть отправиться восвояси, и при этом их следует исключить из клуба. угроза кладет конец всем сомнениям. план будет осуществлен, и в кратчайшие сроки, потому что проживание на Сейшелах стоит недешево. подготовка затянулась: прошло три дня, а «жених» так и не познакомился с «невестой».
*
почему их вообще привлекали эти розыгрыши (правильное название для того, что они сами называли «постановками», прикрываясь интересом к литературе)? первое апреля, растянувшееся на весь год. есть люди, которые не понимают розыгрышей, не видят в них ничего забавного, по крайней мере, когда разыгрывают их самих, и есть другие, любители разыгрывать, подшучивать, подавать надежду и разочаровывать, подниматься над обстоятельствами и над людьми, чувствовать себя режиссерами. доля садизма, у кого больше, у кого меньше. но они не отдавали себе в этом отчета. большинство развлечений всегда имеют долю садизма. например, куриные бои. речь, конечно, о петушиных боях, названных куриными по причине столкновения каких-то бессознательных течений, потоков. что-то бурлит там, в глубине, и вот уже петухи становятся курами. это отдает тюремным жаргоном. не кроется ли за этим предупреждение? не приведет ли очередной их проект к нарушению закона? и не было ли таких нарушений раньше? а если так, то последует ли за этим возмездие? не только нарушение порядка, установленного законом, но и нарушение морального порядка, согласно некоторым теориям, влечет неизбежное наказание. рано или поздно на голову нарушителя опускается карающий меч. или на его шею. среди морских обитателей есть одна диковина под названием рыба-меч, и ее можно считать карающим мечом, несущим возмездие за неправильное поведение в море. достаточно ли ясно сказано, и, если нет, нужно ли пояснять. некоторая смысловая неясность была бы кстати, то есть уместна, там, где речь идет о глубинах моря и психики. чего только не водится в этих глубинах. между прочим, меч-рыба – излюбленное лакомство для больших акул, таких, как тигровая акула-мако, белая акула, но случаев нападения меченоса на человека пока не отмечено.
*
если бы вилла стояла пустой, дело можно было бы провернуть в одиночку, но там жили трое: хозяйка, экономка и служанка, поэтому нужен был помощник, и такой помощник нашелся. Алессандро давно знал Аугусто, но никогда до этого к нему не обращался. он обходился без помощника. ему не нужен был помощник, потому что грабил он пустые квартиры, то есть во время отсутствия жильцов, – мелкие кражи, по сравнению с тем, что он затеял в этот раз. тут обойтись без помощника будет трудно, хотя бы потому, что нужно следить за домом, чтобы узнать распорядок дня, кто и когда выходит и возвращается. Аугусто тоже имел проблемы с законом. это касалось наркотиков – не распространение, только употребление. он курил и кололся, и это было заметно по его поведению. он походил немного на Ричи из фильма «От заката до рассвета», и, если бы Алессандро посмотрел этот фильм, он, возможно, задумался бы о перспективах работы с таким напарником, но он этого фильма не видел, и ему казалось, что некоторая замутненность сознания не помешает Аугусто исполнить порученную часть работы. поэтому он взял Аугусто в дело, о котором сам еще не имел ясного представления. у него не было опыта в настоящих грабежах, когда приходится угрожать жильцам. поначалу он рассчитывал дождаться случая, когда старуха куда-то отправится в сопровождении экономки, но она, судя по всему, была домоседкой. за две недели наблюдения она ни разу не покидала виллы, и если выходила экономка, то с хозяйкой оставалась служанка, а если выходила служанка, то на вилле оставалась экономка. удивительно, думал Алессандро, почему они никогда не выходят вместе? неужели это осторожность, предусмотрительность? но если так, то можно ожидать и других коварств: охранной сигнализации с несколькими каналами связи, видеокамер с непрерывным наблюдением оператора. и Алессандро разработал план: познакомиться с экономкой (или служанкой) и узнать от нее, как охраняется дом.
*
в обязанности технического директора входило следить за состоянием бассейнов и контролировать других работников. это была неплохая должность, с приличной зарплатой, но она ему не досталась, несмотря на предварительную договоренность. место отдали какому-то французу, а ему предложили самую простую работу – выдавать полотенца. платили мало, и ему пришлось еще наняться уборщиком в офис. убирать помещение можно было ночью – главное, чтобы к утру все блестело. свободного времени оставалось немного, и все же ему нравилась его новая жизнь. когда-то он мечтал стать капитаном лайнера, но сейчас он знал, что суша его привлекает больше, чем море. сидеть на берегу и смотреть на горизонт – вот что ему нравилось. даже в плохую погоду (а такая здесь выдавалась редко) ему нравился вид моря. глядя на серые валы с белыми гребнями, он вспоминал слова из старого фильма: «моря не нужно бояться, оно доброе, когда наверху буря, там, в глубине, покой и тишина»[56].
*
вилла была окружена решеткой. перебраться через нее было бы нетрудно. в доме наверняка имелась сигнализация, но днем ее, конечно, отключали. итак, главная проблема состояла в том, чтобы жильцы не успели вызвать полицию. проще всего было спрятаться во дворе, потом захватить экономку или служанку, когда она выйдет из дома, а затем уже связать остальных. если в доме и были камеры наблюдения, то они, скорее всего, просто записывали происходящее. жильцы, конечно, могли попытаться напугать грабителей, сказав, что за домом ведется операторское наблюдение (как это сделал в свое время Дитер Болен), но вероятность того, что дом охраняется таким способом, была ничтожной. впрочем, и этой вероятностью не следовало пренебрегать. чем больше Алессандро размышлял над задуманным ограблением, тем более сложным оно ему представлялось. возможно, лучше было бы найти человека, опытного в таких делах, но тогда пришлось бы делиться добычей и, может быть, отдать больше половины. этим его колебаниям положил конец случай.
*
они не думали о Сейшелах, как не думали еще недавно и друг о друге. они даже не знали друг друга, но теперь были полны друг другом до краев, как переполняется водохранилище после долгих дождей, или, лучше, озеро или река. эти ежегодные наводнения, эти теплые зимы. правы те, кто предупреждает об опасности изменения климата. никакого заговора с целью получения прибылей. все так и есть: климат меняется. не за горами время, когда вода начнет захватывать сушу, природа перейдет в наступление и докажет, что смысл существования вселенной вовсе не в истории человека, а в истории воды и земли, что история цивилизации ничего не значит по сравнению с историей климата или тектонических сдвигов. один писатель перестал следить за собой и поддерживать порядок в квартире, когда услышал по радио, что во вселенной существуют мириады солнц[57]. он осознал масштабы физического мира и понял, что все прошедшие века человечество занималось самообманом. человек ничего не значит на этой планете, и потому, пока природа еще оставляет время для улаживания личных дел, не будем противиться обвалу чувств, ведь скоро нам будут угрожать настоящие обвалы, землетрясения, наводнения. и так они вскоре оказались на Сейшелах, в этом подобии рая, не в последнюю очередь благодаря щедрости бабушки, оплатившей за них и перелет, и дорогой номер в самом лучшем отеле на острове Праслен.
*
Алессандро возвращался из Анцио, радуясь удачной сделке. он не так давно открыл собственный магазин, и ему нравилось покупать вещи для своего магазина. работать на себя – совсем не то, что работать на другого. мысль банальная, но от этого не менее истинная. солнечный день на побережье тоже банален, но от этого не менее красив. в динамиках звучит голос Витторио Григоло, по мнению Алессандро, лучшего тенора современности, а в багажнике лежат аккуратно упакованные вещицы – пара канделябров, каминные часы, статуэтка, немного фарфора. браслет и кольцо Алессандро положил в карман. один раз ему пришлось резко затормозить – идущий впереди «мерседес» поздно включил сигнал поворота. «не хватало только попасть в аварию», – подумал Алессандро и приглушил музыку, но этого было мало, чтобы уберечься от катастрофы.
*
Альберта настолько оправилась от депрессии, что решила научиться плаванию с трубкой. за два дня молодой инструктор (грудь и плечи его были покрыты замысловатыми тату) научил ее задержке дыхания (на месте и в движении), технике входа в воду (с борта яхты или надувной лодки), технике проныривания в длину, разным видам нырков под воду, удержанию себя на поверхности воды (используя и не используя силу рук), технике разворота под водой, технике парного проныривания, проныриванию сквозь арки, тоннели и другие препятствия, а также плаванию в условиях сильного течения. после этого она могла уже самостоятельно знакомиться с подводной жизнью, и эта жизнь показалась ей феерической. вместе с компанией молодых людей из Британии, занимавших номера в соседнем отеле, она совершила две снорклинговые экскурсии у берегов Маэ. симпатичный парень по имени Арчибальд, или Арчи, оказался любителем классической музыки, и она согласилась поужинать с ним в ресторане. мир снова приобретал краски, и она жалела, что до отлета у нее оставалось всего три дня.
*
через месяц он нашел работу получше – инструктором снорклинга. для этого нужно было только пройти подготовительный курс. из заработка он мог оплачивать комнату и покупать самое необходимое. путешествовать по миру на такие деньги, конечно, было невозможно, но он и не собирался путешествовать: синее море, голубое небо, острова и скалы, цветущее побережье, солнце – мечта его сбылась. он не тревожился о будущем и старался не вспоминать о прошлом. это был сбывшийся сон, чудный сон[58].
*
Альберта уверяла мать, что с ней все в порядке, и это было похоже на правду, но Анна все же не решилась оставить ее одну и попросила брата присмотреть за дочерью. ей самой нужно было возвращаться. Альберт не обрадовался такой просьбе, но согласился провести на Сейшелах неделю, чтобы потом улететь вместе с Альбертой, тем более, что Анна предложила оплатить половину расходов. на острове он быстро убедился, что племянница ни в каком присмотре не нуждается. днем он купался, загорал, осматривал достопримечательности, а вечера проводил в казино. в игре ему везло как никогда раньше.
*
разыгрывать роль миллионера было поручено Арчибальду. вначале решили, что миллионером-притворщиком будет Александр, но у него уже завязались отношения с Айрис. из всей компании холостяком и без подружки был только Арчибальд, и роль досталась ему, к тому же он разбирался в классической музыке, а это было кстати, потому что на следующий день по прибытии они узнали, что в соседнем отеле живет скрипачка. знаменитостью ее нельзя было назвать, но профессия, как все согласились, важнее. Арчибальд выяснил, что она берет уроки снорклинга, и это помогло ему завязать знакомство.
*
Арчи заинтересовал Альберту. по некоторым его словам можно было догадаться, что он богат и носит дворянский титул. это было любопытно – загорать и гулять по пляжу с английским дворянином. кроме того, Арчи разбирался в классической музыке и сам немного играл на скрипке. он был высок, строен, с правильными чертами лица. когда они ужинали вдвоем, он умел создать романтическую атмосферу. Альберте казалось, что она никогда не встречала такого интересного человека. Арчи пригласил ее на свою яхту, называвшуюся «Аркадия», красивый катамаран, очень удобный, как объяснил его владелец, для занятий водным спортом. Арчибальд замечательно катался на водных лыжах. за несколько дней, проведенных с ним и его друзьями, Альберта забыла о своей депрессии. она начала забывать и Адольфо. она даже подумывала, не остаться ли еще на некоторое время, но решила не менять своих планов. пора было возвращаться домой и приниматься за работу. она замечала, что внутренне изменилась: музыка уже не казалась ей смыслом всей жизни. иногда она ловила себя на мысли, что могла бы отказаться от музыки и жить так, как живет Арчи, если бы это было возможно. и еще ей казалось, что она нравится Арчибальду, что он хотел бы продолжить знакомство, но для нее самой завести новый роман было пока немыслимо.
*
Арчибальд попросил инструктора провести экскурсию у берегов Праслена. Альберта уговорила поехать и Альберта. на острове к ним присоединились Артур и Анжелика. они жили на Праслене уже неделю. большинство коралловых рифов Сейшел давно обесцветились, но инструктор обещал показать им еще живые кораллы и такие роскошные, каких не найти возле Маэ. трое из группы никогда не занимались дайвингом и просто плавали рядом с яхтой. остальные вместе с инструктором исследовали подводный мир, вернее, любовались им. кораллы здесь и вправду были красивые. Альберта увлеченно делала снимки фотоаппаратом для подводных съемок, который ей подарил Арчи.
*
день за днем, едва различая свет и тьму, полагаясь больше на запах, иногда глубоко, иногда у поверхности, в сопровождении лоцманов и прилипалы, ползающей по телу, вроде стюардессы, медленно катящей тележку по салону авиалайнера, ты и вправду – будто реактивный самолет, способный на неожиданные маневры, патрулируешь территорию, ты на дежурстве, но не для того, чтобы предупредить нападение, и не для того, чтобы нападать, ты просто бодрствуешь, скользя над донными рыбами и растениями в сопровождении лоцманов и прилипалы, которой нужно умножить свою длину на десять, чтобы протянуться от кончика твоего носа до хвоста, это просто прогулка, а может быть, исследование, ты уже в незнакомых водах, плывешь вдоль рифов, еще живых, цветных, и юркие лоцманы снуют у тебя под брюхом, и прилипала выискивает рачков возле жабр, и, когда впереди появляется что-то движущееся, ты неторопливо приближаешься и описываешь круги, все уже и уже, эти чужие движения тебя раздражают, и хотя ты не голодна, это существо, эти существа привлекают твое внимание, ты проплываешь так близко, что одно из них пытается ударить тебя по носу, и ему это удается, и тогда ты резко поворачиваешься и бросаешься на врага, теперь это враг, и ты бросаешься на него снова и снова, пока остальные удирают, быстро как только могут, но ты никого не преследуешь, и даже запах крови не возбуждает тебя настолько, чтобы продолжать нападение, ты выплываешь из красного облака и не спеша направляешься в открытое море, не оставляя лоцманам времени, чтобы подобрать крошки, они догоняют тебя, несколько разочарованные, как и прилипала, но вскоре вместе с тобой забывают о случившемся, берег удаляется, и ты не знаешь, вернешься ли сюда когда-нибудь, в море так много места, и твои угодья не здесь – тебя привел сюда случай.
[1]Выражение
«небрежная повесть» встречается у М. Горького в статье «О литературе».
[2]«…держать никуда
… на тот остров … и больше никуда …» – С. Беккет. «Каскандо».
[3]«Чтобы вышло
толково, надо писать о том, что вы сами придумали…» – Э. Хемингуэй. «О
писательстве».
[4]«Новая
демократия» (1945) – роспись в Музее изящных искусств, Мехико.
[5]«Реальная жизнь,
как она есть, стала казаться мне видением и не более как видением, зато
безумнейшие фантазии теперь не только составляли смысл каждодневного моего
бытия, а стали для меня поистине самим бытием, единственным и непреложным». –
Э. По. «Береника».
[6]«Растет пустыня.
Горе тому, кто скрыл в себе пустыню!» – Ф. Ницше. «Так говорил Заратустра»
(«Среди дочерей пустыни»).
[7]«Почему
обезлюдели эти странные и меланхолические места?» – Дж. Ш. Ле
Фаню. «Кармилла».
[8]Локонс, Гарри, Дурсли, Амбридж, Мардж – персонажи «поттерианы».
[9]«…у меня есть
Финляндия, Финляндия в любом случае при мне…» – Э. Лу. «Лучшая
страна в мире» (оригинальное название: «Факты о
Финляндии»).
[10]«…юношеские
страдания, вызвавшие немощь желудка…» – Де Квинси.
«Исповедь англичанина, любителя опиума».
[11]«Вовсе не с
целью получить удовольствие, а для облегчения самой жестокой боли впервые
сделал я опиум частью моей ежедневной диеты». – Де Квинси.
«Исповедь англичанина, любителя опиума».
[12]«Здравый смысл
говорит нам, что все земное мало реально и что
истинная реальность вещей раскрывается только в грезах». – Ш. Бодлер. «Искусственный рай».
[13]«Герои меча и
магии III» – компьютерная игра.
[14]«Ты обладаешь
ключами от рая». – Де Квинси. «Исповедь англичанина,
любителя опиума».
[15]«Каждому
приходилось в детстве испытать какое-нибудь невыразимое страдание, пройти через
беспросветное отчаяние – то молчаливое отчаяние, которое плачет, опустив на лицо покрывало, как Иудея на римских медалях, печально
сидящая под тенью пальмы». – Ш. Бодлер. «Опиоман».
[16]«Я сидел в своем
кабинете…» – Ч. Буковски. «Макулатура».
[17]«Вокруг
миллиарды женщин, и ни одна не постучит в мою дверь». – Ч. Буковски.
«Макулатура».
[18]«Я был угнетен.
Весь мир ополчился против меня». – Ч. Буковски.
«Макулатура».
[19]«Что благородней
духом — покоряться // Пращам и стрелам яростной судьбы // Иль,
ополчась на море смут, сразить их //
Противоборством?» – Шекспир. «Гамлет» (Пер. М. Лозинского).
[20]«Да не
придирайся ты к словам. Ведешь себя как человек с несчастным детством". –
Ч. Буковски. «Макулатура».
[21]«Но мир полон таких старых ослов вроде меня. Сидят и слушают дождь, и
думают, куда это все катится. Вот когда понимаешь, что ты стар, – когда сидишь
и думаешь, куда же это все катится». – Ч. Буковски.
«Макулатура».
[22]«Легитимность,
как было сказано, обеспечивается мощью нарративного
устройства… Рассказ есть полномочность как таковая. Он уполномочивает
непреложное "мы", вне которого есть лишь какие-то "они"». –
Ж.-Ф. Лиотар. «Постмодерн в изложении для детей».
[23]«Бежит
безвозвратное время». – Гораций.
[24]«Мы, то есть я и
весь шерифский отдел Мидленда, полагаем, что
преступления совершаются в точном соответствии с книжкой». – Б.-И. Эллис.
«Лунный парк».
[25]«Ища что-нибудь любопытное и
воодушевляющее в бесконечных лабиринтах древних улочек… а также в
циклопических современных башнях, встающих, наподобие вавилонской, черными
тенями под убывающей луной, я нашел лишь страх и угнетенное состояние духа». – Г. Лавкрафт. «Он».
[26]«Я начал с того,
что вынул пять фридрихсдоров, то есть пятьдесят
гульденов, и поставил их на четку». – Ф. Достоевский.
«Игрок».
[27]«Месье виконт де
Вийорэн сыграл миллион двести на рулетке. Играл по
максимуму на первой и последней дюжинах. Ему везло». – Я. Флеминг. «Казино
“Рояль”».
[28]«Если играть
хладнокровно, спокойно и с расчетом, то нет никакой возможности проиграть!» –
Ф. Достоевский. Письмо А. Достоевской, 22 мая 1867.
[29]«Веришь ли: я
проиграл вчера всё, всё до последней копейки, до последнего гульдена,». – Ф. Достоевский. Письмо А. Достоевской, 22 мая 1867.
[30]«…чудесный
весенний день… заманил нас на Блошиный рынок…» – А. Бретон.
«Безумная любовь».
[31]«Но видимая мне
полоска неба засеребрилась. В былые дни я обычно считал, до трехсот,
четырехсот, и считал многое – капли дождя, удары колокола, воробьиное чириканье
на рассвете…» – С. Беккет. «Мэлон умирает».
[32]«А полоска света
под дверью исчезает». – М. Пруст. «По направлению к Свану».
[33]Фильм П. Гринуэя «Отсчет утопленников» (Drowning
by Numbers, 1988).
[34]«Существуют два
вида любви: одна простая, другая взаимная. Простая,
когда любимый не любит любящего. Тогда любящий целиком
мертв». – М. Фичино. «Комментарий на “Пир” Платона».
[35]«Матрица»
(1999).
[36]И.-В. Гете.
«Страдания молодого Вертера».
[37]Фильм «Небо над
Берлином» (1987).
[38]«Решение делать
аборт далось нам без горечи – к нему нас спокойно подвела нежная
необходимость». – Р. Бротиган. «Аборт». Вайда –
персонаж этого романа.
[39]«…у него была
повреждена печень, и это было бы не столь опасно, если б убийца не повернул
лезвие в ране». – Г. Витткоп. «Смерть С.».
[40]«…тот день,
когда я окончательно превратился в умирающего…» – М.
Пруст. «Обретенное время».
[41]«Чтобы выносить
боль спокойно и сдержанно, очень важно всей душой сосредоточиться на том, чего
требует честь». Цицерон. «Тускуланские беседы».
[42]«Но там, у самых
ворот «Вольного мельника»,.. д’Артаньян
в раскрытом окне второго этажа заметил дворянина…» – «…возвращались втроем
из кабачка под названием «Красная голубятня», обнаруженного Атосом два дня назад на дороге из Лажарри».
– «Налево высилась старая заброшенная мельница…» – «Согласно желанию вашего
высокопреосвященства, я направляюсь в Бетюн, в
монастырь кармелиток…» – «Через полчаса они
достигли первых домов Нуази». – А. Дюма. «Три
мушкетера», «Двадцать лет спустя».
[43]«Свобода светит
миру… А с другой стороны – Говернор-Айленд, там,
где деревья. А вон там – Бруклинский мост… и Пулитцер-билдинг…»
– Дж. Дос Пассос. «Манхэттен».
[44]«ОСТАВЬ НАДЕЖДУ
ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ – криво выведено кроваво-красными буквами на стене
Химического банка на углу Одиннадцатой и Первой…
слово СТРАХ, выведенное красным граффити на стене «Макдональдса» на углу
Четвертой и Седьмой». – Б.-И. Эллис. «Американский психопат».
[45]«Что видел
западный ветер» – прелюдия К. Дебюсси.
[46]«Полет над
Лондоном» – рекламный девиз колеса обозрения London Eye.
[47]«Поле битвы:
Земля» (1982) – фанастический роман Р. Хаббарда, а также одноименный фильм-экранизация (2000).
[48]«…война
всеобща… и все возникает через борьбу и за счет другого».
– Гераклит. Фрагменты.
[49]«Гераклит всякий
раз, как выходил на люди и видел вокруг себя столько дурно живущих, а вернее,
дурно погибающих людей, плакал…» – Сенека. «О гневе».
[50]«Разве не должно
существовать то, над чем можно было бы танцевать?» – «…над тучами, и днем, и
ночью раскинул я смех, как пестрый шатер». – Ф. Ницше. «Так говорил
Заратустра».
[51]«…нет места ни
для возвеличения, ни для жалобы, ни для раскаяния…» – Г. Ф. Гегель.
«Феноменология духа».
[52]См.: Сьюзен Стивенс. «Скрипачка и
миллионер» (2006).
[53]«…он увидел личико восьмилетней
девочки, рослой, как четырнадцатилетняя, с формами женщины двадцати лет,
причем, едва переступив порог, она привнесла в унылую, полутемную, выстуженную
обитель суровых отправлений протестантского начального образования влажное
дуновение сладостного весеннего соблазна, языческого всепобеждающего
преклонения пред верховным культом изначального лона». – У. Фолкнер.
«Деревушка».
[54]«Легенда о динозавре» (1977, реж. Дз. Курата).
[55]«Если бы человек
мог укусить // Схватившую его огромную руку… // Но человек не способен
отомстить // Чудовищу, людоедке Жизни». – Э. Ли Мастерс.
«Антология Спун-Ривер» («Роберт Фултон Теннер»).
[56]Фильм
«Человек-амфибия» (1961).
[57]«Сегодня утром,
услышав, как какой-то астроном рассказывает о мириадах солнц, я не стал приводить
себя в порядок: к чему теперь мыться?» – Э. Чоран.
«Признания и проклятия».
[58]«Здесь был
земной рай… Чудный сон…» – Ф. Достоевский. «Подросток».