Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 57, 2017
Левкадская скала
Der Fels, der hier sich
thürmet, ruft er dir
Nicht den berüchtigten
Leucat’schen Stein
In das Gedächtnifs?..
Ludwig Heinrich von
Nicolay. Das Landgut Monrepos in Finnland. 1804.[1]
Не напомнит скала эта камень Левкада,
На себя не похож – а не то
что на море – залив,
И не требует он ничего от случайного взгляда,
Лишь ослепнуть, быть может, незрячестью довоплотив
Миф, не верящий в миф.
Вжившись в прихоти жизни, в
стволов вековое упорство,
В пятна мхов и лишайников вжавшись тропой
По гранитному склону – но всё же серьезней
притворства
И дотошнее замысла пропуск любой
Здесь заполнен тобой.
И потом на вершине, в тени обелиска де Бройлей,
Полукруг обведя не спеша, с высоты оглядев
Искривленную зелень воды, задремавшую в стойле
Берегов, неподвижные кроны дерев,
Длинным облаком треснувший неф
Небосвода, где так же спокоен
и нежащ,
И почти не заметен, развеянный по ветру прах –
Не волнуйся, дитя, для всего тебе хватит
прибежищ:
Войны, горе, безумие, страх,
Всё, что держишь в руках
И приносишь сюда, наугад повинуясь закату,
В этот вымысел давний, вельможный каприз,
Принимая в оплату,
То проснувшийся бриз,
То свой собственный крик, со скалы устремлявшийся
вниз.
Храм Нептуна
… «Je! brauchet es
Dazu der Säulen? Herr!
es ruhet sich
So sanft im Gras an einer
Birke Fufs».[2]
Оранжево—синий скользнет язычок
Наверх по сухой древесине.
Мелькнувшая точка, мигнувший зрачок,
Ему из травы подыграет сверчок
На зыбком своем клавесине.
Движение, пауза, легкое па
На первом коленце мазурки,
И тени из ночи выводит тропа,
И вторит послушно немая толпа
Изгибам растущей фигурки.
Нептун угодивший в Гефестов полон,
Цветок запылавший в пейзаже –
По стенам дощатым, по стеблям колонн
Окрестностям дарит учтивый поклон
Питомец галантных соважей.
Как должно быть замыслам барских забав,
Их гибель изящна в начале.
И корни горевших деревьев и трав
Всё громче звенящих от жара октав
Звучание не обличали.
Всё гибель, всё пламя – разомкнутый створ.
И рушится россыпь обломков
Финальным аккордом в единый костер,
Где цепь разрушенья доверил простор
Заботам достойных потомков.
Всё гибель, всё пламя – в веселье своем,
Играя смертями своими…
Мы будем, мы вспомним, мы встретимся в нем –
И в пепле, сомкнувшись, прочтет окоем,
Чуть тронув губами сухими
Лишь наше сожженное имя.
Источник Сильмии
Heute noch besucht der Fenne,
Wenn ihn der Staar bedräut, der Nymphe
Sitz,
Und dankbar beut er ihr sein Scherflein dar.[3]
…Трижды промыты глаза, но станет ли ближе
В буйстве цветения мира отверстого зев, –
Ниже к воде наклоняясь, на камень присев,
Молит слепец над источником, просит: приди же,
Но утаи, что увижу, что встречу, прозрев.
Свет уносил меня. Светом меня побороли.
Я полюбил тебя, Сильмия,
но поневоле!
Зрения чистого нимфа, обманка, блесна,
Что поднимаешь со дна, возвращая истоку?
Чем заполняешь пространства и времена,
Свой неприметный ручей
направляя к востоку,
Милости ради – но только, что ею полна, –
Первый рассвет объясняя
незрячему оку?
Слишком просты эти линии, слишком чисты,
Пусть хоть монетка на гальке блеснет одиноко –
Хватит ее для оплаты моей слепоты?
Падающий камень
…Gute liebend, Guten werth.[4]
Со скалы падает, рушится монолит,
Но застыв прихотью вечности над водою,
Словно вне тяжести тяжесть его летит
Посреди осыпей, зарослей, сухостоя.
И когда чайками светится небосвод,
И когда полнится в зрителе одиноком,
Он омыт скорбными красками от щедрот
Октября позднего, тусклым его потоком.
Над волной темной и сам он еще темней,
Говорит с собственным скомканным отраженьем:
– Стань на миг радостью, вспыхнувшей, не своей,
Превратись в вымысел, в замысел на мгновенье.
[1] И не напомнит ли
Левкадский камень
Тебе,
о юноша, скала крутая?
Людвиг
Генрих фон Николаи. Парк Монрепо в Финляндии. 1804.
Пер. Михаила Костоломова.
[2] …«Для чего ж
Тогда
нужны колонны? Господин,
В
тени березы отдыхать не хуже».
[3] Сюда и ныне
финн, в обитель нимфы,
Приходит,
мучимый глазным недугом,
И
лепту жертвует за исцеленье.
[4] …Полюбив
Добро,
нельзя не стать добра достойным.