Рассказ
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 57, 2017
По степной дороге Илья-углекоп возвращался из Кубы в свою нору. Уныло повизгивали старые велосипедные колеса тачки; встряхивалась на кочках стопка пустых мешков; живым зверьком подпрыгивал на грязных досках тощий рюкзачишко с провизией.
Шахтерский рудник, где восемь лет назад закрыли шахту, на местных картах обозначался поселком Дзержинским, но оставшиеся обитать в нем люди почему-то называли его Кубой.
Еще крепкие здоровьем и разумно пьющие кубинцы давно подались в чужие края искать заработков на жизнь, а в поселке остались существовать старики, шахтерские вдовы, увечные калеки и невозвратно спившиеся особи обоих полов. Их Илья и снабжал углем для обогрева жилья в долгие степные зимы. За мешок собственноручно добытого «черного золота» брал он недорого, но ему вполне хватало на харчи, табак и выпивку.
Осваивая промысел, Илья едва пережил минувшую осень. Когда в конце сентября заладили мутно-зеленые дожди, пришлось ковырять уголь, стоя на коленях по мошонку в холодной и вонючей воде. Выбраться на Кубу по расползшейся, как каша, степи, чтобы продать товар и запастись провизией, было невозможно.
Илья варил и обжаривал на костре какие-то бледно-голубые грибы, кипятил чай из скукоженных ягод шиповника, курил сырые коренья.
Когда в одну ночь схватило льдом полную воды копанку, Илья в горячке валялся на ворохе пустых мешков, не имея сил разжечь буржуйку. Но, слава Богу, выжил, хотя и не один раз порывался вернуться на Кубу.
А весной попал на мощную угольную жилу, обзавелся нужным для угледобычи инструментом и уговорил плешивого козопаса продать ему останки старого мотоцикла с коляской.
Паша держал стадо коз и мечтал о спутниковой тарелке, чтобы смотреть по телику порнуху. А Илье позарез нужен был мотоциклетный мотор, который можно приспособить под лебедку, чтобы таскать из норы корыто с углем; и под насос, чтобы откачивать воду.
Непредвиденно удачно начинался год. Но Илья никогда не был удачливым. Жил, как карта судьбы выпадет, и к сорока годам понял истину, что деньги к деньгам идут, нужда к нужде, а тюрьма к тюрьме.
Весной в окрестностях Кубы объявились отмороженные копачи на черных гробоподобных джипах, снаряженные оранжевыми экскаваторами, похожими на гигантских пеликанов, и стадом по-звериному ревущих самосвалов. Эти беспредельщики не признавали ни законов, ни власти, а, выбрав уголь, оставляли в степи огромные котлованы, куда нечаянно падали и убивались насмерть козы и нетрезвые кубинцы.
Илья уже добрался до косо торчащего из земли камня на обочине дороги, где ему надо было сворачивать в степь, как услышал за спиной нарастающий рокот автомобиля. Он нырнул в густые, затянутые сетью липкой паутины кусты терновника.
На дороге резко остановилась бывалого вида красная «девятка». Из машины выскочил накачанный парняга в черной майке и светлых джинсах. Он рванул на себя заднюю дверь, вытащил и бросил на дорогу растрепанную девицу в короткой юбчонке и расстегнутой блузке. Здоровяк с размахом стал пинать ее ногами в белых кроссовках, хрипло приговаривая: «Ах ты, сученка хитрожопая!» Через минуту машина, презрительно фыркнув, резво помчалась в сторону Кубы.
«Хорошие бабы на дороге не валяются», – подумал Илья.
Девица, свернувшись кренделем, лежала в пыльной траве на обочине.
– Живая? – носком ботинка Илья коснулся ее бедра.
Дамочка отзывчиво зашевелилась, потянулась к Илье.
– Эй, муж-ж-ик…
– О-о, да ты бухая, – покачал головой Илья.
– Мужик, забери меня. Я тебе, что хочешь, сделаю.
«Вообще-то баба в хозяйстве пригодится, – размышлял Илья. – Отвезу на копанку, за ночь откиснет, а утром разберемся».
От дороги до норы он обычно добирался за полчаса, а с увесистой находкой, по-щенячьи свернувшейся в тачке и не издавшей в пути ни единого звука, прибыл, когда уже туманные сумерки тягуче растекались по зарослям кустарника. Здесь пряталась его халабуда – так Илья называл свое жилище: полуразрушенное каменное строение, в котором когда-то находилась мощная лебедка, таскавшая вагонетки из шахты по наклонному стволу.
Илья присел на старую автомобильную шину, закурил сигарету без фильтра и по привычке устремил свой взгляд в ту сторону густеющего синевой неба, где всходит первая звезда.
Летом он часто устраивался на ночлег на ворохе пустых мешков, сваленных под стенами халабуды. Просыпался от запаха настоянной на травах росы, когда первые солнечные лучи нежным теплом касались его лица. Умывался водой из пластиковой бутылки, натягивал на голову ремешки китайского фонарика, бросал в корыто кирку и лопату и спускался в нору. Некоторое время спустя выбирался наружу, волоча за лямки, как бурлаки баржу, корыто полное угля.
Когда золото солнца расплавилось на полнеба, а гора добытого угля закрыла просвет между кустами, сквозь который была видна дорога на Кубу, Илья присел на колесо и достал из рюкзака пивную бутылку. Не успел сделать несколько глотков, как услышал за спиной шаркающие шаги. Гостья в его клетчатой сэкондхэндовской рубахе неустойчивой походкой выходила из-за угла халабуды. Волосы были кое-как причесаны, нижняя губа вывернута и скособочена.
Илья молча протянул ей бутылку.
– Зоя, – назвалась девица, вытирая грязной ладонью пену с подбородка.
Допив пиво и выкурив две сигареты, она, будто это было привычное для нее дело, впряглась в корыто, на четвереньках вытаскивала его из норы и насыпала уголь в мешки – по пять ведер в один, как велел Илья.
Вечером они сидели у небольшого искристого костерка, ели растворимую в кипятке лапшу и пили круто заваренный в чайнике чай.
Когда-то у Ильи были женщины, случайные и которых он добивался, может быть, даже любил. Простодушные и коварные, бескорыстные и скупые, чистоплотные и неряшливые, но по сути – одинаковые. И расставаясь с ними, Илья ни о чем не сожалел.
Зою он видел впервые, но почему-то не хотел, чтобы она ушла.
Однажды она сказала:
– Ты меня ни о чем не расспрашивай. Я тебе потом все сама расскажу.
Однообразные дни становились короче, небо тяжелело и все ниже опускалось к земле, все меньше звезд загоралось в ночи.
Как и прежде, дважды в неделю Илья возил на Кубу уголь и возвращался с провизией и деньгами. Деньги он с удовольствием пересчитывал, туго сворачивал в рулончик и перетягивал красной резинкой. Рулончик тщательно заворачивал в кусок полиэтилена и прятал в носок.
Все отчетливее проявлялись приметы приближавшейся осени. Сквозь багровый кустарник уже четко прорисовывались ультрамариновые силуэты Кубы, а по ночам на землю с хрустом, как выстиранная простыня с мороза, опускался холодный туман.
Илья перебрался в халабуду. За день надолбавшись увесистой киркой и намахавшись широкой лопатой, вечерами он замертво валился на жесткий топчан, а по утрам, как только ощущал послушное тело Зои, его охватывало непреодолимое желание.
В то утро Илья, как обычно, забрался в нору и уже вонзил острый клюв кирки в угольный уступ, как почувствовал гнилое дыхание кровли. Он едва успел выскочить наружу, когда копанка, утробно прохрипев, изрыгнула ему в спину дробь мелких камней.
– Что случилось?! – выскочила из хижины Зоя.
– Полный хандец! – Илья сплюнул комок черной слюны. – Кровля села, до угля теперь не добраться.
Илья замызганной тряпицей размазывал угольную пыль по лбу, долго выковыривал грязным пальцем сигарету из пачки.
– Теперь топить нечем, а на носу зима, – рассуждал Илья. – Что жрать будем? Придется тебе на Кубу возвращаться.
– Никуда я не уйду, – прервала его Зоя.
Илья молча курил. Спустя минуту Зоя тихо сказала:
– Илья, не прогоняй меня, пожалуйста.
Прозрачное небо после полудня захватили клубящиеся чернильные тучи. Низко над степью порывами проносился мокрый ветер. В воздухе запахло снегом. День тянулся долго, каждый сам себе искал занятие. Илья перекладывал с одного места на другое мешки, пересчитывал их. Зоя спустилась в овраг к роднику и долго чистила там закопченный чайник.
Ночью она стала рассказывать:
– Мать сошлась с Петровичем, когда мне лет десять было. Отец уехал в Москву на заработки и там растворился. Одни говорили, что где-то в пригороде под электричку попал, другие – что сидит.
Мать без работы маялась, нищета беспросветная. А у Петровича шахтерская пенсия. Квартиру запущенную и в долгах бросили, перебрались к Петровичу во флигель. Стали они на пару запоями пить. Мать, хоть и была почти вдвое моложе Петровича, но померла первой, через полгода и он за нею.
А я после училища в городе помыкалась: то официанткой-уборщицей в чебуречной у азеров, то овощами на рынке торговала, то горячий асфальт кидала на дорогу.
Однажды мой братец объявился – сын Петровича. Он в городе крутился с валютчиками на рынке, бензином торговал. Короче, крутой. «Девятка» у него, музыка из салона бумцает, золотая цепь на шее, гайка на пальце. Говорит: я здесь металл принимать буду. Или освободи помещение, или приемщицей оставайся. Мне деваться некуда, согласилась.
Безработные мужики тащили железо днем и ночью, весь двор завалили. А цветной металл – медь, алюминий – я отдельно в сарайчике под замком держала. Помогал мне один парень, жила я с ним.
Вроде, все нормально шло, кое-какие деньги завелись. А как-то Серега приехал и ревизию устроил. Сарайчик для цветного металла открыли, а в нем пусто и в задней стенке две доски сдвинуты. Алкаши по ночам таскали, а утром мне снова сдавали. А разве их запомнишь, железки? Ну Серега и взвился, парня моего побил, а у меня паспорт забрал и сказал: я тебя на счетчик ставлю.
А как-то нагрянул ночью, пьяный в хлам. Ввалился ко мне в постель… Потом стал друзей привозить. А что мне делать? Ни жилья, ни паспорта, ни денег. Весной Серега меня на точку отвез, сказал: будешь долг отрабатывать. Там еще три девчонки стояли, он их крышевал.
Был у меня один левый клиент. Солидный дядечка из начальников. То ли из налоговой, то ли из собеса. Ему на точке светиться ни к чему, а в машине корячиться – возраст не тот. Вот он и приезжал ко мне на Кубу.
Дядечка был тихим и щедрым. Всегда мне подарки привозил: шоколад, кофе, сигареты дорогие. Но, как и все другие, с вавкой в голове: у него получалось только когда я пьяной была. Смешивал водку с пивом, чтобы я скорее окосела, и вытворял такое, что рассказывать стыдно.
Ну, Серега выследил, дождался, когда клиент уедет, ворвался в дом, все вверх дном перевернул, нашел мою схованку и забрал все, что я накопила. А я бухая, убивай меня – по фигу! Да ты сам видел.
Серега меня пару раз по анфасу съездил, в машину затолкал. За Кубой выбросил на дорогу: без денег не появляйся, зарою!
– Нормальный декамерон, – сказал Илья. – Переживать о том, что уже случилось, не имеет никакого смысла. Не рви себе сердце напрасно, живи дальше.
Утром Зоя обнаружила Илью, снаряжавшегося в дорогу.
– Попробуем рвануть, – сказал Илья, затягивая шнурки на высоких ботинках. – На Кубе я знаю одного мужика, он взрывником на шахте работал. Наверняка у него что-нибудь подходящее найдется.
Оставшись одна, Зоя никак не могла унять охватившее ее беспокойство. Носила воду из родника, затевала уборку в халабуде, бесконечно курила и пила вчерашний чай. В полдень она выбралась из кустов, окружающих копанку, присела на камень и стала пристально всматриваться в степь, где змеилась едва заметная тропинка на Кубу.
Внезапно из-за пригорка выкатилась растрепанная голосистая собачонка, а вслед за нею выступило стадо коз и низкорослый пастух с выпяченным животом.
Зоя ринулась в кусты, но у халабуды ее догнал жизнерадостный песик, заюлил у ног, заливаясь отчаянным лаем.
Через минуту возник и козопас. Он устало опустился на автомобильное колесо, снял белую парусиновую кепку и стал вытирать ею розовую в росинках пота лысину. Блестевшие под нависшими веками угольные глаза ощупывали Зою.
– Во, знакомая тачка! – воскликнул пастух. – А меня расспрашивают: где Ильюха уголь роет? Откуда мне знать, говорю. Мотоциклет у меня хочет купить – это да. А где его копанка – нет мне никакого дела.
Из кустов стали выглядывать рогатые головы, похожие на чертей, жалобно блеять и обдирать желтыми зубами ветки.
– А ну пошли, идолы! – пастух замахнулся на коз длинной палкой.
– Забирай своих коз и вали отсюда!
Зоя вышла из-за халабуды и пнула ногой собачонку.
Пастух поднялся с колеса и сделал несколько шагов в сторону Зои.
– Вали отсюда, козел! Сейчас Илья придет, он тебе плешь на жопу натянет!
– Илья на Кубу подался, я видел, – спокойно сказал пастух. – Ну что ты из
себя целку корчишь? Если я подскажу пацанам, где ваша сраная копанка, то завтра
здесь яма будет. И тебя с Ильюхой в ней закопают.
Козопас вплотную приблизился к Зое, короткими руками обхватил ее за ягодицы. Зоя напряженно застыла, рассматривая пульсирующие жилки на лысине.
– Ну так что? – не поднимая головы, спросил пастух.
Зоя повернулась к халабуде и тихо сказала: «Ну ладно, пошли».
Спустя короткое время козопас выскочил из хижины, затягивая на ходу ремень на широких штанах.
– Эй, козлодоев! – окликнула Зоя. – Смотри, если про копанку кому-нибудь вякнешь, то я собственными зубами твои вонючие яйца отгрызу!
Зоя сплюнула и вытерла губы ладонью.
Вечером Илья вернулся с добычей: колбаска взрывчатки, карандаш электродетонатора и моток цветной проволоки.
Пока он пристраивал в копанке взрывчатку и растягивал провода, потемнело.
– Завтра с утра рванем, – сказал Илья. – Тут-то и дел – к батарейкам присоединить.
Долго сидели на колесе, прижавшись друг к другу и накинув на плечи одну телогрейку. Черный купол неба был густо проколот искристыми звездами. Луна куда-то исчезла.
– Как думаешь, получится? – спросила Зоя.
Илья пожал плечами.
– Я вот что подумала. Мы могли бы пока пожить за те деньги, что ты на мотоцикл откладывал. А до угля доберемся, вернем.
– Могли бы, но их уже нет, – сказал Илья. – Часть за взрывчатку отдал, а
потом твоего братца отыскал. Договорились, не тронет он тебя.
Утром они проснулись от натужного рева автомобильного мотора. Илья выскочил из халабуды. Черный в комьях грязи джип занял всю площадку перед копанкой. У машины стояли трое, похожие не только одинаковыми кожаными куртками и бейсболками, но и щетинистыми физиономиями.
– Давно не виделись, стахановец! – приседая, развел руки тот, что постарше и направился к Илье. – А Паша говорил, что без него не найдем.
– Мы же с тобой договорились, – с укоризной сказал Илья.
– Ты кто такой, чтоб я с тобой договаривался? За два мешка угля договориться хотел?
Серега ударил Илью в грудь.
– Не трогай его! – выскочила из хижины Зоя.
– И ты здесь прописалась, пришмандовка! – Серега поймал Зою за волосы, ударил лицом о колено и с размаху всадил носок ботинка в живот. Зоя клубочком покатилась в кусты.
– Что же ты делаешь, тварь?! – подскочил Илья и тотчас же получил резкий удар в висок, свалился на бок, и тяжелые ботинки Сереги гулко и часто застучали по его бокам.
– Да брось ты убогих. Надо в нору заглянуть, – позвали компаньоны.
Серега сбросил с себя куртку, достал из джипа шахтерскую лампу и на четвереньках спустился в копанку.
– Здесь провода какие-то, – глухо донеслось из норы.
И в этот миг тихое дождливое утро взорвалось так, что низкорослые акации у копанки вздрогнули. Черная огненная лавина вырвалась из норы и облизала джип. Когда дымящиеся жестянки разлетелись по кустам, из-за стены лачуги на четвереньках выкарабкалась Зоя. В руке она сжимала, как связку гранат, несколько батареек, скрепленных вместе синей изоляционной лентой. Разноцветные провода, как жилы, тянулись за ней.
По раскисшей от дождя степи тащить тачку с неподвижным телом – не для женских рук. Но Зоя тащила и толкала, ибо дороже этого груза не было для нее ничего на свете.
Окровавленная голова Ильи болталась по грязным доскам, он дышал редко и
порывисто, в груди сипело и булькало, как в закипающем чайнике.
Велосипедные колеса, облепленные комьями травянистой глины, не вращались, а скользили. Зоя, переламываясь в поясе и падая на колени, все тащила и тащила тачку в глубь мглистой степи.
В апреле, когда на месте копанки Ильи уже зиял огромный котлован, Паша выгнал на первый выпас свое стадо. Поздно вечером ошалелые козы в сопровождении собачонки вернулись на Кубу без пастуха.
Только на третий день кто-то из кубинцев обнаружил в мелком овражке обглоданное зверьем тело. Пашу опознали по сандалиям с металлическими пряжками. Говорили, что на пастуха напали дикие кабаны или степные волки, но почему зверье выгрызло пастуху пах – так и осталось загадкой.