Опубликовано в журнале Новый берег, номер 56, 2017
Дамы и господа,
читатели и авторы «Нового Берега»!
Примите наши
поздравления с годовщиной Великой победы, отмечаемой ныне потомками победителей
военным парадом и праздничным шествием в пилотках и георгиевских ленточках под
рефрен «Можем повторить»!
Хорошо бы вспомнить о
том, что намерены повторить эти карнавальные толпы, и среди не исчисленных и
неисчислимых жертв Великой Отечественной войны помянуть и Игната Матюшкина из
Фатьяновки.
Игнат с войны не пришёл
– принесли его с госпиталя, да к печке и прислонили. Клавдея, как лицо его
признала, воплем зашлась, тех чужих в белом Богом молила обратно забрать: куды
я с ним, мне детишек поднимать, день световой надрываюсь, зёрна пересчитываю, а
с ним ведь перемрём, все перемрём. Не дослушали её, трёхтонкой укатили.
Слух по селу
просквозил, к вечеру Марья Костылая самогоном разжилась и явилась отпраздновать
ли, погоревать за компанию, потом и Настька Завалка прибилась, нюх у ней на
события – это ж второй мужик вернулся, после бригадира Пахомыча, что без руки.
Литру осилили молча, с жутью косясь на Игната. Тут Марья и присоветовала:
– Ты, Клавдея, в корыто
его ставь, пусть туды и ходит, а к ночи ополоснёшь.
Немым принесли Игната,
так, мычал изредка, согласия не спросишь.
– Скажи, а это дело у
него тоже оторвало?
Сохранилось оно,
торчало. Клавдея сызначала убедилась, теперь ждала, когда девки закосеют и
простятся.
А как ушли, обмыла
Игната, в охапку взяла и в постель уложила, до утра плясала над ним, шутка ли,
четыре года без мужика изнывать. Крепким Игнат всегда был, четверых ей до войны
настрогал. А теперь что ж – не человек, обрубок с сучком. На вторую ночь сил у
Клавдеи не хватило, свалилась после поля. И хоть спала вмёртвую, слышала,
мается Игнат, медалями звенит, в постель просится.
Казалось, вся крепь
оторванных у Игната рук и ног переместилась в его сучок – всегда торчал,
требовал, выть заставлял, пугая и детишек, и Клавдею. Не хватало её на мужа,
промаялась с месяц, а потом решилась – перенесла Игната в ветхую пристройку,
утеплила, чем смогла, и Марью Костылую привела к нему на ночь. А дальше и само
пошло, покатилось. Село вдовье, бабы, что проворней, вслед за Настькой Завалкой тропку к Игнату огородами протоптали, простоя
не давали. И от благодарного женского сердца – нет, нет, а глянь – подкидывали
детишкам то муки, то гороха, то даже масла постного.
Зажила Клавдея,
зажировала на своём горе, стало ей сил хватать и на Игната. Обмывала,
заботилась, только на люди выходила глаза долу, а коли Игнату в лицо
заглядывала, такое в нём читала, что хоть руки на себя наложи.
Третим годом, когда
старшие её окрепли, в возраст входить начали и в колхозе уже мужиками
числились, отмечало село Победу.
Знала Клавдея –
перепьются бабы, в очередь к её Игнату станут. И не стерпела.
Зашла в пристройку,
свалила обрубок родной на земляной пол, прикрыла лицо чистой тряпицей, села и,
когда затихло под ней, отзвенело медалями, из ветоши удавку сочинила, на слегу
закинула, да над Игнатом своим и удавилась.
К ночи подтянулись
бабы, причетом отголосили.
Этот ад на земле
предков предлагают повторить праздничные толпы теперь, спустя 72 года?
С памятным Вас днём
Победы и Скорби, читатели и авторы «Нового Берега»!