(памяти петербургского поэта Галины Гампер)
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 54, 2016
Десять лет назад я
вошла в дом к Галине Гампер и, как это бывало со
многими к ней приходящими, осталась с ней рядом навсегда. Может быть, потому,
что она подписала мне так свою книгу в день знакомства: «…Надеюсь, что
навсегда. Галя Гампер». Величественная спина,
безукоризненная прическа, лукавый взгляд: «Привет. Что ты пишешь?» Но я вовсе
не писала тогда, а была занята организацией вечера памяти Льва Друскина (с ним очень дружила Галина Сергеевна) и в
основном музыкальной частью этого
вечера, в которой должны были звучать песни моего отца Льва Рыскина.
Еще я занималась инвалидностью, если можно так выразиться, профессионально.
Поэтому я обрушила на нее всю базу данных своих коллег – физических и эрготерапевтов, специалистов по коляскам, столам,
тренажерам, матрасам, специальным техническим приспособлениям к компьютеру…
Позднее я поняла, что это лишь увеличило в этом необыкновенном доме количество
ненужных предметов, а один из них (специальная доска – накладка на стол)
послужил причиной неудачного падения Натальи Михайловны, мамы Галины Гампер. Падения, после которого она уже не встала…
Мне потребовалось немного
времени, чтобы понять, что Галя – необыкновенный инвалид. Это человек,
физические ограничения которого настолько мало влияют на «активность» и
«участие в жизни общества» (как это обозначено в теории и различных
классификациях инвалидности), что многие не-инвалиды
рядом с ней кажутся немобильными и пассивными. Жажда жизни, живость, искренний
интерес к каждому человеку и желание ему помочь, поучаствовать – все это потрясало
и заставляло ставить под сомнение древнее высказывание «В здоровом теле –
здоровый дух». Что такое здоровый дух? Отсутствие страданий? Непохоже,
чтобы древние были так примитивны. Как много вокруг «здоровых тел»… Они на обложках
журналов и экранах телевизора, но вот насчет здорового духа…
Все эти десять лет
общения с Галей и Гритой я вспоминаю как
необыкновенно ценный период своей жизни, период прикосновения к настоящему,
тому, что заставляет трепетать, когда оно рядом. Такой была Галя, в своей
необыкновенной простоте создавая вокруг себя пространство, в котором
переживание катарсиса становится возможным и реальным. За этим я начала
приходить в ЛИТО и в их дом,
это ценила я в стихах Гали, поэтому
начала писать сама. И вскоре стала понимать, что такое «настоящие» стихи…
Будучи психологом, не
перестаю удивляться способности Галины Гампер
выразить сложнейшие человеческие переживания, например, чувство вины, которое
обыкновенно не оставляет человека, но приобретает особую окраску, когда вину мы
чувствуем после ухода близких – вину от того, что вины
больше нет…
Избыть
бы еще нам бредовые сны –
Тот, где к умирающей встала спиною,
И плачу, и плачу, и маюсь виною, –
Хитра аллегория нашей вины…
И хоть и избудем – спасения нет:
Измучимся тем, что не мучимся боле,
К самоистязанью привыкшие в школе,
А впрочем, и раньше – с младенческих лет.
Это
поражало меня всегда в литературных объединениях – сложнейшие откровенные и интимнейшие переживания, которым задана форма и интонация,
становятся чем-то, что способно отделиться, быть выслушанным внимательно и
спокойно кругом очень разных и иногда малознакомых людей, что может
сопровождаться аплодисментами и короткой паузой и начинает жить своей жизнью,
плыть как «любви непарный башмачок», мужественно отпущенный в плаванье Галиной Гампер… Интимное, возможно вызывающее
в жизни море слез и страданий, становится литературным произведением и так
пронзительно и благотворно для созидающего его, что
порой хочется рекомендовать клиентам в кабинете – «больше плачьте, а потом
читайте и пишите стихи…»
На одном из ЛИТО дама, пришедшая в первый
раз, представилась психоаналитиком и начала читать тексты, мало похожие на
стихи… Галя выслушала и сказала так, как могла сказать только она: «Это не
стихи. Садитесь, послушайте, и, может быть, когда-нибудь Вы сможете понять, что
такое стихи…»
ЛИТО
Галины Гампер потрясало разнообразием – здесь было
место всем, очень разным людям из самых разнообразных кругов, но жесткий
камертон в лице Галины Сергеевны с неизменно натянутой спиной в корсете, от
несовершенства которого она испытывала постоянную, трудно переносимую боль в последние
годы, звучал строго и внятно – «теперь читай ты, а ты пока посиди и послушай…»
Галя настойчиво
пыталась узнать про жизнь что-то важное, недоступное при простом поверхностном
общении. «Витюха, подвези меня вот к тому бомжу, я
хочу с ним поговорить» или «Сегодня вечером будет выступать поэт из Харькова, я
хочу поехать и спросить у него, что на самом деле происходит на Украине». Она
прорывалась к людям с поиском правды и порой страдала оттого, что не все
понимали и принимали такой уровень искренности и прямолинейности.
В поисках вдохновения,
которое порой оставляло ее, она искала ярких переживаний, которые трудно
получить, когда тело так неподвижно. Но то, что удавалось ей найти в итоге этих
поисков, становилось целительным и терапевтичным для
всех – мобильных и подвижных. На встрече «Психотерапия и
литературное творчество», которую мы успели организовать в последний год жизни
Гали в Доме писателей, она со свойственной ей детскостью и напором спрашивала у
собравшихся экзистенциальных психотерапевтов – «скажите, где взять вдохновенье,
когда оно уходит?», а те лишь благоговейно трепетали рядом с мощью присутствия
Галины Гампер, которая в таком тесном физическом теле
творит то, что мы только что услышали… И, как
было написано в одном из предисловий к ее сборнику, «безотносительно к особой
судьбе автора»…
Галя не была смелой,
она была мужественной и стойкой. Кричала от страха, когда ее носили по
лестнице, распределяя всех вокруг так, чтобы 2-3 человека несли коляску, а один
держал ее голову и успокаивал. Такие люди всегда находились. Их всегда было
много. Многие гордились, что им удалось нести трон – коляску, в которой сидела
королева. Горжусь и я. Спасибо судьбе, что она свела меня с Галиной Гампер.
Не
верю я, что ничему возврата
Не может быть. Вернетесь ты и ты.
Недаром только память наша свята,
и так цветут на кладбище цветы… (Г.Г.)