Рассказ
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 48, 2015
Было холодно. Так холодно, что казалось, воздух сгустился и стал свинцовым, и каждое его прикосновение к лицу превращалось в ледяную дверь, которую надо было открывать, напирая всем телом. Некоторое время я стоял у входа в кассовый зал и размышлял, не вернуться ли назад, но затем пересилил себя, вошел и встал в хвосте очереди. Купив билет, я посмотрел на электронное табло – сразу несколько электричек уходили в нужном направлении, и одна из них отправлялась через три минуты. Выйдя из кассового зала, я всунул в щель пропускного турникета билет и вышел на перрон. Как только я опустился на холодное вагонное сиденье у окна, поезд тронулся.
Впереди, и тоже у окна, сидел спиной ко мне парень. Больше в вагоне не было никого. Но как только я поглубже засунул руки в карманы куртки и повернул голову к окну, передо мной возникло движение и на сиденье напротив опустился человек. – Простите, – сказал он, смотря на меня с какой-то ждущей улыбкой, – вы только не подумайте, что я хочу отвлечь вас. У меня к вам совсем маленькая просьба.
Мужчина был не бомж, но выглядел все же несколько потасканно: лет сорока, в поношенном немодном пальто, с рыжими и растрепанными, чуть тронутыми сединой волосами.
«Начинается…» – подумал я, поневоле кривя лицо. Конечно, я старался сделать это незаметно, но он заметил.
– Это не то, что вы подумали, нет, – торопливо заговорил он, почему-то крутя при этом головой, словно оглядывался.
Я заметил, что слева у него нет одного зуба.
– Не то? А что же тогда? – спросил я с плохо скрываемым вызовом.
– Я хочу вам дать немного денег.
– Вы – мне?
– Да, я, – закивал рыжеволосый в ржавом пальто, – именно вам.
– Зачем?
– Ну так… Так, просто, чтобы помочь. Ведь всем же нужны деньги. Вот когда просят у вас другие, на улице, вы же даете?
– Я… да, иногда. Но…
– Понимаю, понимаю, – с жалостливой радостью мелко закивал он, – вы у меня не просите, а я вам даю. Это, конечно же, странно. Но позвольте же все-таки вручить вам… – и он полез в карман.
– Ну, хорошо, – вздохнул я.
Он вытащил руку из кармана и протянул мне мятые, с рыжим пятном, десять рублей.
«Сумасшедший», – подумал я.
Он увидел, что я замешкался, и посмотрел мне в глаза с каким-то снисходительным вызовом.
– Берите. Не смотрите, что мало так, не смотрите, ладно? У меня и нет больше, – сказал он. – То есть нет, это не последние, я вам не последние, конечно же, отдаю. Но больше дать не могу. А вы что, подумали, что я много вам дам, да? Ну, конечно, подумали…
Захотев вспылить и резко возразить ему, я через секунду передумал и только пожал плечами. Он не такой уж безобидный. Может, пересесть?
– Да вы возьмите, возьмите. Я ведь просто от чистого сердца даю, не на милость, а так, на… будущую милость… Понимаете? Вдруг вам когда-то именно эти деньги понадобятся, кто знает? Вы вот двадцатый или тридцатый уже, кому я предлагал, и никто не берет… один раз даже побить хотели, представляете? – рыжеволосый мелко засмеялся, – еле убежал. Ну почему так, почему не берут, принимают за издевательство? А если на милость – то берут…
– Так там ведь… – в каком-то окутавшем меня тумане стал зачем-то пояснять я, – там ведь из расчета берут, если за день, пока милостыню просишь, тебе дадут сто человек по десять рублей, вот и наберется много…
– Не-ет, – дернул человек лохматой грязной головой, – не надо по расчету, слышишь, не надо, – и он неприятно заглянул в глаза так, словно видел и находил во мне что-то неведомое.
Может быть, то, что он перешел со мной на «ты» (и это показалось мне до фантастичности реально), и сыграло свою роль. Я взял его замызганную десятку и положил в карман куртки.
– Спасибо, – почти вежливо сказал я.
– Ну, вот и хорошо, вот и ладно, – улыбнулся этот человек.
Он уже смотрел не в меня, а куда-то мимо с задумчивым блеском глаз, словно мы с ним стали повязаны какой-то по-детски глубокой тайной.
– Вот и хорошо… – с удовольствием повторил он, встал, с улыбкой кивнул, повернулся, и быстро, ссутулившись, ушел вперед, вошел в тамбур, и прошел через двери между вагонами.
Голова сидящего впереди парня показалась мне очень похожей на мою собственную. Точно, еще месяц назад я носил такую же прическу. Я подумал, что этот человек все слышал – ведь он сидел впереди всего через два сиденья, а мы, по крайней мере этот ненормальный, говорили достаточно громко.
Электричка ехала дальше, я сидел, смотрел в окно на тянущийся вдоль насыпи бетонный забор, на холмы и деревья за ним.
Потом мне пришла в голову смешная и неприятная мысль, что эта десятка заражена какой-то болезнью, и что микробы уже перебрались ко мне, и сейчас со смехом скачут по моим пальцам.
А потом я приехал в тот пригородный поселок, куда ехал.
В квартире белокирпичного дома на втором этаже меня встретила беременная от меня женщина, которой я вез деньги на операцию. Живота у Маши еще не было видно – она была все так же девственно стройна, как и раньше, как и всегда, и было странно представить, что внутри у нее зреет и развивается маленькая жизнь. Когда я стал доставать деньги для Марии, то обнаружил, что мой бумажник пропал.
Какие-то минуты я настойчиво думал, что вероятно, забыл деньги дома. Но потом все же вспомнил, что бумажник точно брал с собой. Но когда же его у меня смогли вытянуть? Неужели на вокзале, в той хлипкой очереди в кассу? Да-да, я вспомнил, что сзади меня вертелся какой-то подозрительный тип. Или – я его просто где-то выронил, потерял? А может… Нет, вот в это я не верил. Не мог тот рыжеволосый в электричке в поношенном пальто. Не мог.
Хотя, почему… А вдруг – он? Так же бывает: человек входит в доверие, а потом оказывается вором.
Странное дело – почему-то сейчас мне это не казалось важным. Пусть даже и он, да. Ну и ладно. Когда я шарил по карманам куртки в поисках бумажника, на стол вывалилась только та самая замызганная купюра в десять рублей. Мария с ухмылкой посмотрела на десятку, потом окинула меня взглядом и отвернулась. Весь ее вид говорил вот о чем: «Ну что еще можно было от тебя ожидать, а?»
В тот день мы с ней мало разговаривали, смотрели телевизор, потом какое-то кино на диске (кажется, «Неуместный человек»), пили чай, что-то ели. Вечером я пошел на электричку – Маша дала денег на билет (десятки-то все равно бы не хватило).
Ребенок родился летом. Мальчик, его зовут Константин. Когда он не плачет и не ест, то смотрит так, словно видит в тебе что-то дальше тебя. Впрочем, говорят, так смотрят все не разговаривающие еще дети.
Да, та десятка и сейчас где-то лежит у меня дома. Где точно лежит – не знаю, но лежит. Впрочем, может быть, я ее и потратил. Случайно, сам того не заметив. И она где-то сейчас путешествует. Да, может быть.