Опубликовано в журнале Новый берег, номер 47, 2015
***
возьми из пламени и пыли
живое
подвижно скрепи детали
мы же не договорили
об ангелах
как легко взлетали
по одному всё равно что по сто
хрупкого не касаясь наста
как вырезать по шаблону просто
крылья их из пенопласта
***
…ляжем, погасим Капеллу и Альтаир,
а во тьме и боль – не судья…
Словно волосы ностальгии, дивный мир
перебирает сам себя:
чего не бывало – обволакивает вдоль,
чего не будет – скрепами поперёк…–
Так мы сами становимся игрой,
чтобы легче жребий перелёг
из твоей ладони в мою.
…Отпечатками по летучей влаге –
Сириус, Рас Альхаге…
***
…Олово на виду, серебро глубоко во льду –
ты говоришь, так и было в твоём саду
каждую зиму и всю небольшую жизнь…
Угли рябин зажглись,
а таперь потускнели те краски – едва звучат,
словно сквозь папиросный чад,
сизый, палевый…
–
В поле такой плывёт
веками, никто не спрашивал – где горит.
…Сад –
как закинувший голову человек: его козыри биты влёт
и ворот его открыт…
***
Екатерине Перченковой
раскрывшая вены лира
струящаяся кора
серебряный сад ювелира
ореховый столяра
вскипающая от выси
целебная кровь-пыльца
восточное слово рыси
и западное тельца
слепое кино
прокрутка
послали Я и принёс
железную клеть рассудка
и сна виноградный плёс…
***
в зеркале прокуренном покорно
поведёшься за собой-иным
идиотом трогающим горло
там
под ожерельем жестяным
южный ветер
скорая побудка
к листопаду вскинутые лбы
тёмная материя рассудка
ясная иллюзия судьбы
***
Сбегающее неизбежно
молоко времени так нежно
отлучённому от груди
говорит:
– Достаточно. Уходи.
Ручей, приподнявшийся над ложем,
ничем не утяжелён,
вот и мы по-другому с тобой не можем —
вышитые живьём,
крестиками с небесного полотенца
вымерзли птицы,
но
белое-белое моё сердце
бьётся в твоё окно…
***
левый воздух альвеол
белым ирисом отцвёл
травы скошены и сняты
словно пена с полыньи
станут земли тридесяты
всё равно
плыви
Любовник
любовник алиби
для тишины
чьи корни на небе
отражены
держась фалангами
за чернозём
ты знаешь ангелы
больших озёр
их так и бросили
лесами вниз
дыханье осени
другая жизнь
***
1.
…Переписывала в саду – любопытное до всего
Дерево укорачивало письмо:
оборачивалось при повторе,
нянчило птичку,
гибло в море,
медленно разгоралось – дымил и не грел очаг…
Перечитывала при свечах,
мотыльки у огня появлялись и пропадали,
Дерево осыпало тебя плодами
переспевшими, назначало поводырём
память, пьяную сентябрём…
2.
…идёшь – и деревья со всех сторон,
покачивая шарами крон,
словно полыми черепами,
привыкая к хаосу очертаний,
выпутываются из гнева,
обивают пороги неба –
некие пределы сочувствия и стыда.
Поглядываешь туда,
но спокойнее думать, что – сам держишь меридиан,
идёшь по своим делам…
***
— Больно тебе?
– Нет… Пыльно, и складки льна
сумеречны – для марочного вина
и разговора – как возгорания немоты…
– Помнишь меня?
– А ты?
……….
***
всему порукой человек-недуг
с кем говоришь не размыкая губ
но слышно выше сил
чей ветер тот и загребной
заведомо всему виной
как личный ад Орфей просил
— иди за мной
***
…остаёмся там же,
но верим реже
стечениям и событьям —
их и бережность не удержит,
так полотно по нитям
ночь распускает.
…Что наутро
вновь соткано – то и свято.
…Когда прикасаешься к чему-то –
меняешь своё когда-то.
***
когда-нибудь ленивое вино
перепоёт хрусталь
стекло
фаянс
себя и нас
никто не спросит как тебе оно?
ничто не окрылит
не обезглавит
спичка чирк – и снова дом не занят
и пламя стонет — так ему темно
***
нам это пообещали –
под прицелом прощаний
под ружьями подытожим
никто никому не должен
всё равно за сны и дела их
не берут с собой
отдирают
пальцы от борта шлюпки
всё равно как зарубки
как выколоты на венах
созвездия убиенных
соцветья золы и пыли –
нас этому посвятили
***
простое обо всём
– скажи ещё
– люблю
легко перенесём
приснимся февралю
что марту отдаёт
всю белизну и смоль
за старый анекдот
– скажи пароль
– пароль
***
…ты продал сад, и вишни те –
плетение по слепоте,
где густо, редко –
побеги,
боги,
огоньки,
как бы по веткам окуньки,
промёрзнув крепко,
повисли, каждый полосат,
и перезвон туда-назад
едва ли слышен:
надземный клёв,
озёрный сад
не ради вишен…