Стихи
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 47, 2015
Пульчинелла
Нечестивец Везувий – что за красота!
Между бухтою и небом – хоть черту проведи.
Здесь поют мадригалы по слуху и с листа.
Словно птичка, сердечко в девичьей груди.
Любовная история забавна и проста:
Маска-Пульчинелла нос огромный впереди.
Красный нос, мясистый, висит по временам,
а порой поднимется на потеху нам,
расправляет пышный гребень, краснеет как рак.
Пульчинелла – горбун, и к тому же – дурак.
А на площади златой чудо-дерево растет.
Рядом ядом торгует старичок-еврей.
В доме слева Тарталья интриги плетет,
в доме справа Доктор вскрывает чирей.
Доктор – дрянь, а Тарталья –
мошенник еще тот,
оба растят беспутных дочерей.
Дочкам ветреным любезен Пульчинелла-баловник,
кавалеры точат ножи на горбуна.
Чтобы умереть, у Пульчинеллы есть двойник,
чтоб восстать из гроба – благодать нужна.
Карнавальная история – Господи, прости,
горбун передразнивает Твой великий путь.
Говорят, паяцы у Тебя не в чести.
Позабавься, с нами хоть немного побудь.
Погляди, как носатый обманул Врага!
Зря ему приятель сколачивал гроб!
Тут-то Пимпинелла и накажет дурака
и украсит рогами шишковатый лоб!
История Солдата
Где теперь та война?
Принцесса – исцелена.
Проданы ордена.
Пляшет черт под скрипку солдата –
не смолкает она.
Пора подвести итог:
не пустила мать на порог.
Друг узнать солдата не смог.
Черт выделывает коленца,
не покладая ног.
Друг – колхозный пастух,
сынок у него – лопух,
не сосчитает до двух.
У матери сморщилась кожа,
как у прочих старух.
По песочку течет река.
Плачет в тюрьме зека –
по зазнобе взяла тоска.
А солдат играет на скрипке,
и черт не устал пока.
В трубы трубит завод,
рабочих на труд зовет,
будто нету иных забот –
отравление атмосферы,
загрязнение вод
Я там был, а пива не пил,
на бутылку за жизнь не скопил,
свет очей – и тот мне не мил.
Все ходил, согнувшись, ни разу
спину не распрямил.
Все – навыворот, все – вверх дном.
Под проценты заложен дом.
Деньги пропиты честным трудом.
пляшет черт, а скрипка играет –
жизнь идет своим чередом.
Соловей
Императору в правое ухо щелкает механический соловей,
в левое ухо пускает трели ему соловей живой.
Почувствуй разницу, прислушайся, осоловей,
но мешает охрана и вой собаки сторожевой.
Император известен тем, что казнил пятерых сыновей,
последнего сам зарубил – ему не впервой.
Во дворце императора много механического добра,
придворные автоматы разливают зеленый чай.
Трещи, заводной соловушка из чистого серебра,
и ты, из перьев и клювика, тоже пой, не скучай.
о том, как в Китае упоительны вечера,
как милая смотрит искоса, невзначай.
К вечеру у императора появляется сильный жар,
кашель, озноб, лихоманка, падучая, корча, спазм.
Мало ли что случиться может от соловьиных чар.
Река Чей Мозг впадает в море Ма
Разм.
Палач снимает голову с плеч, как со свечи нагар.
В воздухе носится пыль и вредоносный миазм.
Хорош заводной соловей, да и живой неплох.
Щелкай себе до утра, щелкай – и всех-то дел.
Но сломалась пружинка у заводного, а живой соловей издох,
поди, узнай теперь, кто кого перепел.
Император остался единственным из перечисленных трех,
который не умер, а значит – напрасно болел.
Говорят, что пенье живого от сердца идет,
а пение механического – из дурной головы.
Кто сказал, что от сердца – безусловно не идиот,
те, кто сказал, что из головы – тоже были правы.
Лучше жить не опасаясь ни, войны, ни забот,
как неизвестная птичка средь безымянной листвы.
Игра в карты
Четыре туза легко побивают четырех дам,
чтоб не сказать – покрывают. Сладким трудам
любви обычно предшествует предварительная игра.
Хрусталь, шампанское, ананасы, икра.
Сигарный дым, как занавес, затуманивает казино.
Колода должна быть крапленой, зеленым – сукно.
Карты умеют плясать. Композитор глядит в окно
и видит Санкт Петербург, Эрмитаж, все что давно
проглочено большевиками. Как только не вспучит их!
А здесь карнавал, взлеты ракет, шутих,
балет в трех сдачах. Остановимся на второй.
Пики с пиками наперевес. Джокер – главный герой.
Джокер – тот же черт, большевик, старичок
с острой бородкой, в пенсне, фрак, как зеленый стручок.
Сапоги со шпорами. Штаны-галифе.
Пики в пику пьяны. Джокер сам – подшофе.
Переходят в атаку червы. Все станут добычей червей.
У оркестровой ямы,. немного правей
стоит печальная дама, задыхаясь от слез:
ах, Игорь, я скоро умру, сам знаешь, туберкулез.
Сам знаешь – одышка, кашель, свет мутнеет в очах.
Ах, Игорь, я скоро умру. У тебя самого – очаг.
Джокер знает, сумеешь ли выжить, но если Бог приказал,
живи и помни. Балет окончен. Пустеет зал.
Поцелуй феи
баба с ребенком бредет незнамо куда
все как положено мороз сугробы метель
эльфы ей приготовили кровать из чистого льда
из белого снега на льду постелили постель
а фея мальца поднимает на руки и прямо в лоб
целует потом платком утирает холодный рот
и укладывает ребенка в самый высокий сугроб
спит младенчик в снегу и смерть его не берет
и снятся мальчику вечные холода
вне пространства и времени площадь и башня на ней
на шпиле цветет сияет рубиновая звезда
до самых краев земли до окончания дней
и ледяные дети смеются играют в снежки
и полупрозрачный поп с двумя венцами в руках
а вот и невеста снежная а вот и ее дружки
в золоченых камзолах и напудренных париках
а вот и гости толпой и прорезая толпу
разрывая сон снежная фея метет пургой
и склоняется перед спящим и целует его стопу
ударяется оземь оборачивается каргой
и говорит малышу что она его родина мать
что он будет безмерно счастлив и бесконечно красив
а малыш упрямится и не хочет глаз поднимать
а она перед ним на коленях стоит губу закусив
Петрушка
На персидском ковре спит деревянный Арап.
В паху у арапа живет греческий бог Приап.
Далеко из спальни арапа разносится громкий храп.
Балерина пляшет, трубит труба, гремит барабан.
Балерина крутится-вертится, арап лежит как чурбан.
Честнее было бы в лоб ему залепить шелобан.
Зря Балерина выгибается перед Арапом дугой.
Зря машет над ним пластмассовой белой ногой.
Сердце и похоть Арапа отданы кукле другой.
Повернешь ее, она ресничками хлоп-хлоп!
Говорит Петрушке: пошел ты на хер,
холоп!
В эти места ведет немало нехоженых троп.
А на площади-то гуляния, играет "Разлуку" гармонь.
В бородатые головы бьет половой гормон.
Где же Петрушка, куда подевался он?
Да вот он, убитый, сидит в гнилом кабаке.
Граненая рюмочка подрагивает в тряпичной руке.
Бутафорская кровь по скатерке течет, подобно реке,
стекает на пол, лужа контуром напоминает Каспий или Азов.
Петрушка зовет Балерину, но она не идет на зов.
Балерина – Арапу, Петрушке не видать подобных призов.
Баба кровь замывает тряпкой, а ты зубы сцепи.
Зад у бабы – огромен, а ты – смотри и терпи.
По площади водят медведя, как положено, на цепи.
Гармонь играет "Разлуку", шарманка – что-то свое,
про нашу сердечную муку, про кукольное житье.
Жар-птица
Поганое царство спит, повернувшись на правый бок.
Окаменевшие витязи образуют забор.
Жар-птица клюет золотые яблоки. Это – балет-лубок,
Иван Царевич, Девица-Краса, усадьба, сосновый бор. .
Следствие разматывает злодеяний клубок.
Иван Царевич пером Жар-Птицы подписывает приговор.
Повоевали на славу. Иван совсем облысел.
Бородка клинышком, жилетка, проницательный взгляд.
Девица-краса отечна, бледна, как мел.
Щитовидка не пашет. К ночи коленки болят:
лишний вес – не радость, вот – артроз одолел.
Глаза такие, как у молочных телят..
Девица-Краса пережила Ивана на много лет.
сидит в роговых очках, в четырех стенах,
Только Жар-Птица все пляшет – не может забыть балет.
Но зал совершенно пуст, представьте, увы и ах!
Иванова кожа выдублена и натянута на скелет,
лежит в хрустальном гробу, как память о тех временах..
Но мы сокрушили поганое царство!– ему вовек не восстать,
И как так нам удалось – никто вовек не поймет.
убрали из азбуки лишнее – и с точкой, ижицу, ять.
Колосится пшеница-рожь. Текут молоко и мед.
Только Жар-Птица не устает над нами летать:
то огненны перья роняет, то известковый помет.